левой  руке было двойное обручальное кольцо - в закатолицизированной
Италии  верный  признак  того,  что он женат.  Винченца  огорчилась.  Ей так
хотелось начать строить какие-то планы. Хотя планы, конечно, можно строить и
с женатым человеком, разве обручальное кольцо может остановить чувство?
     После  пятичасовой  езды  через пол-Италии  Морони  на  своем "феррари"
благополучно привез Винченцу в  Милан, подкатил к ее дому и поцеловал  руку.
Она в  ответ приветливо, но немного грустно улыбнулась. Порция  счастья была
съедена. Надо было прощаться.
     - Мы еще увидимся, - утвердительно сказал Морони.
     -  Это  зависит  от вас,  -  ответила  Винченца  как  чужому.  Но потом
спохватилась и улыбнулась.
     Он взял ее  руку и, повернув  ладошку к  заходящему солнцу, сделал вид,
что изучает линии. Потом жестко посмотрел ей в глаза и быстро произнес:
     - Да, и очень  скоро увидимся. Вы не счастливы,  вернее, не  достаточно
счастливы, я виноват перед вами, но я помогу вам.
     Тут Винченца рассмеялась, вышла из машины, хлопнула красной дверцей,  и
каблучки ее звонко застучали по лестнице большого дома.
     Через минуту она выглянула в окно и увидела, что Морони все еще сидит в
своем "феррари" и курит. Несколько  лет назад он этим не баловался. Сигареты
были дорогими. Потом он резко рванул машину, словно почувствовал, что она за
ним наблюдает, и исчез за поворотом.
     А Винченца, отойдя от окна, забыла про свое  возобновленное знакомство.
Могла ли она думать, что эта  встреча определит в дальнейшем ее  жизнь. Папа
был  на  службе,  мама отправилась  за  покупками.  Четырехлетняя  Каролинка
привыкла оставаться дома одна.  Сейчас,  вдруг, Винченца вспомнила  про нее.
Дочь просилась на руки.
     Ночью  Винченца спала  плохо.  Воспоминания,  горькие  и  унизительные,
отгоняли сон. Дважды она для чего-то подходила к шкатулке. И вдруг нашла то,
что искала. Красивый старинный перстень. Его подарила ей мать Морони.
     А Винченца даже не спросила, как она и что с ней.
     Но зато Морони подробно расспрашивал ее, как идет  учеба в Университете
и насколько она преуспела в русском.

     Глава 3. Орден счастливых
     Корреспонденты   "Свободы"   и   работники   американского   посольства
находились на баррикадах у Дома Правительства РСФСР. Прошу объяснить, почему
люди,  находящиеся на содержании иностранного государства, принимают участие
в наших внутренних делах? Кто дал им на это право?

     (Из редакционной почты)

     -Куда вы меня ведете? - спросила Винченца, судорожно  хватаясь за рукав
Морони.
     К счастью,  друг  мой, -  холодно и даже цинично  отвечал ей ее  давний
знакомец., - к самому  настоящему счастью.  Я  ведь обещал вам его и сдержал
слово. И  оно не будет  примитивным. Оно  будет  осмысленным. И за него надо
побороться.  Сегодня начало,  если хотите,  первый урок.  У  вас будет  все:
деньги, власть,  слава, лучшие  мужчины  мира, прелестные дети,  яхты  и еще
многое  другое,  надо  только  вовремя  сказать:  "да".  И,  ради  Бога,  не
споткнитесь, здесь сейчас будут ступени.
     Винченца, у которой были  завязаны  глаза, чувствовала, что они идут по
странному, холодному туннелю. Голос  Морони гулко отдавался в подземных, как
ей казалось сводах.  Было холодно,  не  очень страшно и  в  меру  интересно.
Морони уже несколько дней  говорил ей об этом ритуале. Что поделаешь, если в
этом мире никому просто так ничего не делается.
     Набожная в  последние  дни Винченца успокоилась,  когда подумала, что в
этом  ритуале, быть может,  содержится  нечто  такое,  что приближает  ее  к
Всевышнему.  Во  всяком случае,  не  может  же  Морони  ее  вот  так  просто
бессовестно  обманывать,  ведь,  он  как-никак отец  ее  дочери,  прелестной
маленькой Каролинки.
     Нет, не может быть...
     Он предупредил ее, что где-то здесь должна быть ступенька.
     Но ощутить ступеньку Винченце не пришлось. Морони подхватил ее на руки,
она  едва успела  почувствовать его дыхание, и же опустил  на что-то мягкое.
Кажется, это был ковер. Думая, что они пришли, Винченца собралась было снять
тугую повязку с глаз и даже потянула ее, но услышала властный голос Морони:
     - Подождите, моя девочка, - сказал он, - еще не время, но уже скоро,  -
после чего еще раз  взял ее на руки и, сделав несколько шагов, снова опустил
ее теперь  уже  на  что-то  неустойчивой,  такое,  что  под  ней  немедленно
закачалось. Винченца на секунду испугалась,  попыталась удержать равновесие,
присела,  и  тотчас же, услышав, как захлюпала вода, поняла, что  она просто
оказалась в лодке.
     Любительница приключений, она сделала над собой усилие и не испугалась,
ей все больше становился интересен этот странный ритуал, к тому же рядом был
человек, который не может причинить зла, ведь зло можно причинить ей другим,
значительно менее дорогостоящим способом.
     Лодка  плыла  довольно  долго,  и  за  все время  путешествия Морони не
произнес ни слова, не прикоснулся к ней и не выдал никак своего присутствия.
И  хотя Винченца  знала,  что он  где-то  рядом,  все  же  ей  стало немного
жутковато, и даже не от этого странного  путешествия, а от того, скорее, что
она представила себе, что плывет в полной темноте по черной воде.
     "Ну,  он же видит, куда мы плывем и, главное, знает, - почти  тотчас же
успокоила себя девушка.
     Она вдруг улыбнулась.
     Морони заговорил.
     - Вот умница, - сказал он, -  ничего страшного. Помните,  я говорил вам
про Орден счастливых?
     -  Да, -  сказала  она, нащупывая его руку, чтобы все-таки не было  так
одиноко, - говорили.
     -  Вы  участвуете  сейчас  в  ритуале  посвящения  в  этот  Орден.  Вам
интересно?
     - Да, - рассмеялась она, - очень. Но что ждет меня дальше?
     - Я уже говорил вам: счастье, деньги и власть.
     Винченца ничего не ответила. Она много лет наивно ждала чуда, и вот это
чудо, кажется,  начало свершаться. Конечно, пока еще не было ни того полного
счастья,  ни денег,  ни власти,  но ...  когда  же,  наконец, приплывет  эта
несносная лодка?
     Шум воды впереди заставил ее  представить, что  они несутся к огромному
водопаду. Она даже уперлась ногами в переднюю скамейку.
     А тут, наконец, лодка остановилась. Морони перенес  Винченцу на  берег,
который  был  устлан  чем-то  мягким, и повел по  длинному-длинному,  как ей
показалось, каменному  коридору, потому что она вдруг расставила руки, и обе
ее руки одновременно коснулись влажных стенок.
     Через  несколько минут ходьбы Морони вдруг  сорвал с ее глаз повязку, и
Винченца  тотчас  же на  секунду ослепла  от яркого света, перед  ней  пылал
огонь, а когда глаза ее привыкли к нему, увидела, что это не просто огонь, а
факел, совсем, по правде,  не  так уж ярко освещавший  этот странный коридор
под землей.
     Факел  висел  воткнутый в отверстие в  стене, которая была из  тесаного
камня. Морони взял его в руки, и они пошли дальше, пока не оказались в конце
долго  петлявшего  туннеля.  Тут  им  открылась  железная кованая  дверь, за
которой Винченца увидела томную залу, напоминавшую большую пещеру. Тотчас же
грянуло ее любимое Фламенко,  то самое,  во время  звучания которого  к  ней
несколько месяцев назад, на свадьбе подруги в городе Урбино, подошел Морони,
и душа Винченцы  успокоилась: Фламенко был танец ее мамы, а разве мама может
пожелать ей плохого?
     Музыка не смолкала, и ноги Винченцы, как когда-то, приняли танцевальную
позу.  Но  потанцевать не удалось, Фламенко  стало  удаляться и  утихать,  и
голубоватый свет, вдруг  заструившийся  неизвестно  откуда, стал становиться
ярче.
     Винченца пригляделась.  В пещерной зале  на  земляном  полу она увидела
множество  огромных  тюков,  неподвижно лежащих  в беспорядке.  И  почему-то
именно тут ей впервые стало по-настоящему страшно.
     - Поклянитесь,  что отныне  вы  будете счастливы, богаты  и властны,  -
торжественно сказал Морони.
     Но Винченца не смогла проронить ни слова, потому что показалось ей, что
один из тюков, что лежал ближе других, вдруг шевельнулся.
     - Ну, - грозно потребовал Морони.
     До этой минуты Винченца  воспринимала  все происходящее  как  шутку,  и
только  теперь   поняла,  что  эти  слова  действительно  для  чего-то  надо
произнести.
     И она их тихо сказала.
     В   туже  секунду  лежащие  на  полу   тюки  стали   шевелится,  словно
разворачивались,  и из них стали  появляться одинаковые  чернобородые  люди.
Голубоватый свет погас.
     Винченца распахнула свои огромные глаза и лишилась чувств.
     Пока  она  была  без  сознания,  ее  положили на ярко освещенное огнями
свечей красное ложе и поставили толстую свечу в изголовье.
     Сильно пахло  аммиаком, но у  людей, снующих вокруг  нее, нижняя  часть
лица была закрыта, и, наверное, запах этот не раздражал дыхание.
     Она  очнулась  и  увидела  себя лежащей  в окружении, видимо,  тех  же,
вылезших из тюков, людей. В пламени свечей были видны их черные, одинаковые,
поблескивающие глаза.
     Подул свежий теплый ветер, унося резкий запах.
     Винченца  на  секунду  закрыла  глаза, а  когда  вновь  открыла их,  то
обнаружила, что вместо лиц у окружавших ее были черепа.
     Винченца вздрогнула,  и вздрогнули свечи, погрузив  все на  секунду  во
тьму, а  когда тьма  чуть-чуть рассеялась, нечто человекообразное, но теперь
уже  с  крысиной отвратительной мордой подошло к  ней с огромным хрустальным
бокалом и повелительно произнесло:
     - Пейте.
     Винченца не посмела отказаться и, чуть привстав с  ложа, залпом выпила,
как ей показалось, настой из трав.
     На  несколько  минут ее оставили в покое. И тут  она,  и без того плохо
соображавшая  от страха,  вдруг  почувствовала,  что ей  невероятно  хочется
сделать  то,  что французы  инфантильно  называют "пи-пи".  Позыв был  такой
сильный, что она даже привстала.
     Этого сигнала, вероятно, ждали, потому  что кто-то снова ловко и быстро
завязал ей глаза, после чего помог подняться и куда-то повел.
     Винченца больше не могла терпеть, она еле шла, она готова была прервать
ритуал, рискуя остаться бедной и несчастной,  норовила присесть и,  наконец,
не выдержала, внятно сказала то, что обычно говорят в таких случаях.
     Она  ясно  ощутила  нетвердость своей  походки, как  бывает в состоянии
опьянения. Она  качнулась, ее поддержали. Ей было  уже все равно и мелькнула
мысль:  "Что  они  со мной  сделают,  если  я  сяду  прямо  здесь,  сами  же
виноваты...  мне  уже безразлично", и тотчас же  почувствовала,  что  с  нее
снимают одежду.
     Она не  сопротивлялась.  Она  дала  себя раздеть  на  ходу и  почти  не
стеснялась,  когда  с  нее  на ходу же  содрали  туфли,  колготки,  трусики,
зачем-то лифчик.
     Брошенная, растоптанная  одежда  осталась сзади,  Винченца почти теряла
сознание, а ее все вели. Как это невыносимо!
     Наконец-то  голос  Морони произнес:  "Здесь  можно",  -  она  чуть-чуть
успокоилась от  того, что это был  все-таки он, не  чужой, а  потом услышала
удаляющие шаги. Глаза ее все еще были завязаны.
     Превозмогая стыд и страх, она присела и... ей сразу стало легче. Кругом
царила полнейшая тишина.
     Раздосадованная и удовлетворенная, она сорвала с глаз повязку.
     Яркий дневной свет ударил ей в лицо.
     Она  обнаружила  себя  в  огромной  современной,  а вовсе  не  древней,
средневековой или пещерой зале, а  в центре которой был на  деревянном  полу
вкраплен мраморный  круг. На этом  кругу лежала большая красная  тряпка,  на
которой все и произошло.  По кромке круга сидели в креслах элегантно  одетые
современные люди, которые, судя по всему, и организовали всю эту комедию.
     Здесь были только мужчины.
     Никто  из  них  не  улыбался, лица  их были  бесстрастны,  они  хранили
молчание. Морони среди них не было. В двух шагах от  Винченцы  стояло пустое
кресло, к которому  она, голенькая,  и шагнула. На кресле  лежала ее одежда,
туфли,  сумочка, про  которую  она  забыла. Винченца,  молча,  глотая слезы,
оделась  и  так  же  молча направилась  к двери. Никто  не  остановил ее, не
позвал, ни одним жестом не выдал ни сочувствия, ни участия.
     Дверь  распахнулась  перед  ней,  она   прошла  теперь  уже  освещенным
коридором еще к одной, и когда та отворилась, вдруг оказалась  на  улице.  И
там почти  тотчас  же перед странным  домом, где  она только  что  побывала,
Винченца увидела  Морони, который  как  ни в чем  не  бывало, курил за рулем
своего "феррари".
     Винченца взглянула на него и не знала, что сказать. Не найдя  слов, она
повернулась и пошла по улице, не задумываясь над тем,  сон с  ней только что
приключился, или это было наваждение.
     Морони  вышел  из   машины,  догнал  ее  и   взял  за  плечи.  Она   не
сопротивлялась, но  снова ничего  ему  не  сказала.  Морони  посадил  ее  на
сиденье. Сумочка вдруг стала мешать ей, она отчего-то потяжелела.
     Винченца  раскрыла  ее  и увидела  пакет.  Это  была  пачка  фотографий
ритуала,  в  котором  она  только  что  участвовала  и  в  котором,  как  ей
показалась, оскандалилась. В том же пакете она  нашла и деньги.  Денег  было
много: четыре миллиона лир.
     Как ни было ей  тоскливо, она  сообразила: Морони держит слово, на  эти
деньги уже теперь можно купить старенькую машину.
     Морони молчал. А она не заговаривала первой.  Снова достала фотографии,
чего уж там, теперь все равно, и стала рассматривать.
     На одной из них, где она присела в центре белого круга  и которую, с ее
точки  зрения, вполне можно  было и не делать, ее внимание привлекла красная
тряпка. Приглядевшись, она  увидела, что это никакая не тряпка, на тряпке не
бывает символики, а здесь она была.
     Винченца поняла, что это - Государственный флаг Советского Союза.
     -  Теперь, - наблюдая за ней, сказал Морони, - вы наша.  Не бойтесь, мы
будем вам незримо помогать, а жить, быть смелой и  умной, вы будете сами. Из
этой жизни каждый старается взять побольше. Но теперь, когда  вы знаете, что
у вас есть защитники и покровители, вы не будете бояться ваших поступков.
     И Морони резко взял с места.
     А глупенькая Винченца так и не поняла, что с ней произошло.
     И  не  хотела понимать даже  тогда,  когда Морони  расспрашивал  ее про
знакомых, или когда он с кем-то договорился, чтобы университетский диплом ей
вручили на  год раньше  положенного,  или когда он  же  сделал  ей  визу для
многократных поездок в Советский Союз.
     Да и зачем  обо всем этом  было  думать  и  понимать?  Ведь солнце было
по-прежнему ярким, зелень  все такой  же изумрудной, а каштаны в сахаре  для
Каролинки появлялись в доме чаще, - теперь были деньги, чтобы их купить.






     I. КОРАБЛЬ ШПИОНОВ
     Глава 1. Наш Герой приходит к полковнику
     Постановление о возбуждении уголовного дела
     24.12.1985г., Москва

     Генеральный  прокурор  Советского   Союза  ССР,  рассмотрев  материалы,
поступившие из МВР СССР, постановил:
     1. Возбудить уголовное дело по факту ограбления Государственного банка.
     2.   Сформировать   следственную  группу,   включающую  оперативных   и
следственных  работников  МВД  СССР,  Прокуратуры Союза ССР,  представителей
союзных республик, заинтересованных ведомств. (Приложение No1).
     3. Руководителем  назначить следователя по особо  важным делам старшего
советника юстиции, полковника внутренней службы Н.К. Нестерова.

     Генеральный прокурор Союза ССР

     В то время, когда следователь  по особо важным делам полковник Нестеров
сидел  дома  в исподнем, в  любимом  кресле,  нога  на  ногу,  как  говорят:
"накачивая черта", и  в ожидании вкусного ужина с  упоением читал вслух, ему
помешали.
     Помешал  ему не начальник телефонным  звонком, призывающим на службу, и
не дети, редко видящие  папу дома и поэтому  еле удерживающие себя, чтобы не
мешать  ему  в эти драгоценные минуты  отдыха,  и не жена,  хотя ее мешание,
выражающееся  в приготовлении очередного кулинарного шедевра,  быть может, с
удовольствием и отвлекло бы  его  от часто перечитываемой книги. Его оторвал
приятель.
     -  Привет, родной,  - стараясь придать своему  лицу выражение  возможно
большой  приязни,  открыв   дверь   и  отступая  в  глубь  квартиры,  сказал
следователь и добавил никчемное:
     - Как жизнь?
     -  Спасибо, неплохо, -  заявил гость,  не в  шутку раздеваясь и  снимая
обувь,  что свидетельствовало о  его  серьезных  намерениях  провести  вечер
вместе  с  семьей  полковника,  -  вот  зашел  к вам...-  тут  ему,  видимо,
показалось что-то особенное в лице супруги Нестерова, хозяйки дома, вышедшей
в прихожую, и он счел своим долгом добавить: "Но  я могу и в другой раз",  -
однако, смалодушничал, надел тапочки.
     За столом добрейшая  Анна Михайловна, приготовившая любимые блюда столь
редкого гостя в  доме -  мужа, не обошла вниманием  и пришельца,  а читателю
следовало бы знать, что именно он  является Нашим Героем (НГ), объяснил свое
появление не дежурной  фразой о смертной скуке вдали от  старых друзей  и не
тем, что жизнь закрутила, и  не возрастом, который уже почти подкрался, и он
поэтому плохо переносит одиночество, а самым простым:
     - У меня к тебе дело.
     И  Николай Константинович  вынужден был,  печально поглядев  на жену  и
детей, сына Вовку и восьмиклассницу  Верочку, на зеленевший экран телевизора
и   недочитанную  книгу,  автоматически  повинуясь  своей  природе  человека
отдающего, уединиться с гостем в кабинете.
     -  Слушай, старик  дружески сказал  ему  Нестеров,  -  неужели  не  мог
позвонить, что за фокусы, я сегодня только приехал.
     - Ну, извини, - ответил  ему лениво журналист, - виноват, но я пришел к
тебе сегодня потому,  что потом тебя уже не достанешь.  Ты ведь вел  дело по
ограблению банка.
     Дальше,  -  с неудовольствием  сказал  Нестеров, давая  понять, что  не
выносит, когда лезут в его работу, пусть даже и близкие друзья, даже коллеги
из  отдела... того  самого,  который несколько лет  спустя,  после  разгрома
Политического управления  стал именоваться Отделом общественных связей МВД и
на базе которого  была открыта  газета "Всероссийские юридические вести",  в
которой, кроме НГ, еще обретался уже знакомый читателю Моисеев.
     - Старик, я первый на очереди, добро? Мы ведь тебя всегда поддерживали.
     - А что же ты хочешь?
     - Конечно же, написать обо всем этом, тебя ведь прославлю, забыл, что я
не  раз  уже тебе  доказал,  что  имею право быть возле  великого  Нестерова
скромным доктором Ватсоном.
     - И что же я должен сделать?
     - Рассказать, и как всегда, чуть-чуть, остальное я придумаю.
     - Ты сперва сам мне скажи две вещи.
     - Как матушка и не женился ли я?
     - Конечно Друзья давно понимали друг друга с полуслова.
     - Не женился, А матушка ...  с ней все хорошо. Для  этого живу.  Сейчас
она в Париже, Еле достал билеты, но ведь достал. Пусть погуляет.
     Нестеров хорошо знал матушку  НГ, и  если  можно было  представить себе
абсолютные  отношения  матери  и  сына,  то  моделью  мог  служить такой вот
контакт. Да, Нестеров и сам восторгался этой  удивительно обаятельной и даже
юной дамой, и не уставал ставить ее в пример всем, кому только возможно. Эти
самым он заслужил полное расположение НГ.
     -Ну так давай про дело, - сказал Наш Герой.
     Нестеров посмотрел на  приятеля с  улыбкой. Тот тоже улыбался, и была в
улыбке   журналиста   такая   наивность,  что   Нестеров   не  удержался  и,
рассмеявшись, сначала  сказал полфразы,  потом поговорил о деле пять  минут,
потом еще полчаса, но рассказал, конечно, не все.
     - Когда выезжаешь из Москвы в Ригу, - начал Нестеров, - через некоторое
время за вагонными окнами показывается станция  Ново- Иерусалимская  и виден
темный  массивный  монастырь, вот как раз  настоятелем этого монастыря и был
дед преступника отец Аркадий.
     С  этими  словами Нестеров подошел  к  двери  кабинета,  оглянулся  для
чего-то  на приятеля, решите