лось в необходимых случаях наращивание
высоты до восьмисот метров.

Ярусы-кольца имели по тридцать этажей - и чего в них только не было!
Жилые квартиры и общежития, бассейны и спортзалы, мастерские и
лаборатории, библиотеки и видеосалоны, бытовые предприятия, магазины,
кафе, поликлиники, родильный дом, ясли и детсадики. Были кольцевые
бульвары с велодорожками, спиральные подъемы и спуски, эскалаторы и
лифты, оранжереи, где под лампами дневного света гидропонным или
обычным способом ускоренно выращивались ягоды, фрукты, овощи; два
стадиона - один закрытый, другой на вольном воздухе, водонапорная
трасса с накопительным шаром наверху, вычислительные комплексы,
автоматические прачечные, аэрарии. Короче, были запроектированы все
условия, позволяющие людям в Шаргороде плодотворно и с удовольствием
проводить в условиях НПВ месяцы, годы, а если пожелают, то и всю жизнь.

На самом верху находился "мозг города" - информационный и
координирующий центр, начиненный ЭВМ и телеэлектроникой. Здесь же в
самом центре крыши расположили "энергетическое сердце": АЭС с
урано-плутониевым циклом самообогащения и идеально замкнутой
циркуляцией теплоносителя. Мощность станции была умеренной - 80
мегаватт, но с учетом местоположения реально получались многие гигаватты.

Благодаря обилию энергий и замкнутым регенеративным циклам, Шаргород
приобретал независимость космического корабля. Все пищевые и бытовые
отходы, сточные воды перерабатывались, поступали удобрениями,
комбикормами и очищенной водой на воспроизводство запасов пищи. Система
вентиляции и кондиционирования очищала, увлажняла, в необходимых
случаях обогащала кислородом воздух. Словом, для жизненно важных
веществ получался замкнутый, мало зависящий от внешней среды кругооборот.

Но и проблема общения Шаргорода с планетой, доставки людей и грузов
также была решена с блеском. Магистрали извне, включая и
железнодорожную ветку, сходились, скручиваясь в спираль, под основание
башни. Оттуда автоматические подъемники, ленточные эскалаторы, лифты,
повинуясь сигналам координатора, распределяли грузы по ярусам, по
складам, по магазинам, несли вверх и разделяли по слоям потоки людей.
(Бугаев, командир грузопотока, даже руки потер, пробормотал: "Вот,
давно бы так-то!") Но венцом разрешения проблем доставки было не это, а
новаторское применение наиболее соответствующего ритмам НПВ транспорта
- авиации. Двухсотметровая внешняя полоса на крыше, которая вся имела
километровый радиус, представляла кольцевой аэродром, способный
принимать пассажирские и грузовые самолеты всех типов, кроме
сверхзвуковых. С учетом ускоренного времени (и возможности поднять
аэродром в еще более ускоренное) пропускная способность здесь
оказывалась намного большей, чем у крупнейших аэропортов мира: десятки
тысяч самолетов в сутки! В случае опасности так можно было быстро
эвакуировать весь Шаргород.

Комплекс в равной мере годился и для постоянного жительства, и для
временного обитания тех, кому требовалось поэксплуатировать НПВ и
ускоренное время. На отдельном листе Зискинд подал, как блюдо,
рациональные "маршруты жизни" в Шаргороде. Сначала человек поселялся в
верхних ярусах, что позволяло неспешно, с экономией времени освоиться
со спецификой быта и работ, осмотреться. Затем спуск - в
комфортабельное жилье на 5-м ярусе, в лаборатории, КБ, мастерские,
читальные залы 4-го и 3-го; отдых и развлечения на 2-м, приобретение
нужных вещей на 1 -м... Для командированных предполагался в среднем
шестимесячный срок проживания в Шаргороде, что соответствовало
семи-восьми часам нулевого времени: можно отлучиться из дому на обычный
рабочий день, выполнить в НПВ рассчитанную на полгода работу, вечером
вернуться и поужинать в кругу близких..

Оператор в нужные моменты нажимал кнопочки на пульте: модель удлинялась
или складывалась, от внутренних подсветок в кольцевых ярусах ее
загорались окна этажей, освещались разрезы. По рукам членов совета
ходили красиво переплетенные экземпляры проектной записки, в которой
излагались расчеты материалов, денег, затрат труда (с числами,
проводившими в оторопь), варианты перехода от нынешней башни к
Шаргороду. Зискинд, дирижируя указкой, умело пудрил мозги.

...И, вполне возможно, запудрил бы, если бы перед ним сидела
партийно-государственная комиссия - из тех, что одобрили проекты
поворота северных рек, превращение Волги и Днепра в многокаскадные
море-болота или сооружения самых крупных АЭС около самых крупных
городов; люди, вознесшиеся на показухе, державшиеся посредством нее и
более всего уважавшие в проектах помпезную, масштабную, возвеличивающую
их показуху. Они утвердили бы и египетские пирамиды. Но сейчас Юрия
Акимовича слушали те, кого все это касалось непосредственно.

Частные решения в проекте командирам понравились, не могли не
понравиться. Бугаев приветствовал вихревой вход. Люся Малюта даже
зарумянилась, увидев, что координатор в Шаргороде будет выше всех:
правильно, только там ему и место! Но... по мере вникания складывалось
общее впечатление - и оно было таково: да, в далекой перспективе (до
которой в Шаре еще надо суметь дожить) проект действительно решает все
проблемы строительства, работы и жизни в НПВ; но в ближнем плане он
куда больше добавит проблем и дел, нежели решит.

- Все,- сказал Зискинд.- Прошу задавать вопросы. Сидевшие по сторонам
сотрудники его АКБ впились ожидающими взглядами в лица членов НТС.
Однако лица эти не выражали особого воодушевления.

- А что это у вас ВПП, взлетно-посадочная полоса аэродрома на крыше
вроде наклонена внутрь? - Командир вертолетчиков Иванов подошел к
модели, закинул руку, провел ею.- Или мне кажется?

- Нет, не кажется. С учетом кольцевой конфигурации и несколько
искривленного тяготения так и должно быть. Самолетам придется заходить
на посадку на вираже. И взлетать так же...- Зискинд выставил перед
грудью ладонь и, поворачиваясь, показал, как должны прибывать в
Шаргород самолеты.

- Гм!..- сделал Иванов и вернулся на место. Поднялся Шурик Иерихонский
- долговязый длинноволосый брюнет с мрачноватым лицом. Он не был членом
совета, просто сейчас дежурил в координаторе и все слышал; а задавать
вопросы не возбранялось никому.

- Юрий Акимович,- забасил он,- если помните, я в свое время сочинил
диаграмму нашей башни в эквивалентных площадях, с учетом ускорения
времени. Получилась расширяющаяся труба, которой местный фольклор
присвоил название "иерихонской". Понимаете, понятие эквивалента
применимо не только к площадям. Ваши сто десять тысяч жителей Шаргорода
при среднем ускорении времени шестьсот равнозначны шестидесяти шести
миллионам людей в земных условиях, населению довольно крупной страны.
Так ведь?

- Да,- кивнул главный архитектор. Иерихонский смотрел с вопросом, ждал,
не скажет ли Зискинд что-нибудь еще; не дождался, пожал плечами, сел.

- А... зачем? - подал голос Бугаев.- Зачем такой город в Шаре? Что там
будут делать сто десять тысяч людей, они же шестьдесят шесть миллионов
в эквиваленте?

- То же, что и нынче: исследовать, испытывать, разрабатывать. Общий
принцип: максимум информации в минимуме материала.

Многие выжидательно посматривали на Пеца и Корнева: в сущности, они
должны задать тон обсуждению. Но те оба молчали, потому что в умах и
главного инженера, и директора главенствовал один мотив: MB. Меняющаяся
Вселенная. Мимолетная, Мерцающая, Событийная... О ней, когда заказывали
проект, не знали. "И она игнорирована там,- думал Корнев.- Обыкновенно,
как во всех земных начинаниях, даже самых крупных, игнорируют
космичность нашего бытия. То, что мы на маленьком шарике-планете
мотаемся вокруг горячей звезды и мчим вместе с нею черт знает куда со
страшной скоростью. Окажись вдруг, что Земля плоская и стоит на трех
китах, у земных архитекторов не изменилась бы ни одна линия в чертежах.
А у нас можно ли так?.."

Александру Ивановичу в общем-то, нравился проект. Он был созвучен его
натуре своим размахом, лихой экстраполяцией того, как можно
раскочегарить дела в Шаре на основе достигнутого. Он понял и то, что
Зискинд рассказал, и то, о чем тот предпочел умолчать. Но... в
сущности, и от проекта, от сегодняшнего доклада Корнев ждал-надеялся,
что подскажется ему некая идея, как лучше, глубже внедриться в MB,
забрезжит что-то от увиденного и услышанного, заискрит... Нет, ничего
не забрезжило и не заискрило. Да, разумеется, и на крыше Шаргорода была
стартовая площадка с аэростатными кабинами, станция зарядки баллонов,
лебедки - странно, если бы этого не было! Но все это не то, не то, не то!..

А Валерьян Вениаминович и вовсе чувствовал себя неловко, избегал
встречаться взглядом с Зискиндом. Ведь это он, если и не инициировал,
то во всяком случае понукал главного архитектора проекта Шаргорода - и
чтоб на всю катушку, на полный разворот возможностей. Более того, это
он, Пец, в своей "тронной речи" высказал великий тезис, что именно
неоднородное пространство-время нормально во Вселенной, а
следовательно, и жизнь в нем. Вот Юрий Акимович и разворачивает - в
соответствии с его, Пеца, идеями и понуканиями - картину нормального
бытия в Шаргороде. Ну, ясно, что бросать все и приниматься за
реализацию проекта - невозможно в любых случаях; но если до открытия MB
можно было хоть рассматривать это как перспективу, намечать пути
перехода, то теперь... проект просто надо топить. Удушить подушками.
Хорошо еще, что он пока на бумаге, не в бетоне. Нельзя дать этой
"ереси" завладеть мыслями, пока не разобрались с MB.

"Не с MB,- поправил себя Валерьян Вениаминович,- а с местом в ней всех
наших работ и дел, нас самих. Как ни мало мы в нее пока проникли, но
увидели что-то такое... Как тогда Александр-то Иванович воскликнул:
"Если все так страшно просто, так ведь это же просто страшно!" А еще
этот доклад Любарского о турбуленции... Проект Зискинда всем хорош,
кроме одного: он построен - как и почти все в нашей жизни - на
абсолютизации человеческой выгоды, человеческого счастья. Что хорошо и
выгодно людям, то хорошо вообще. Вот с этим как раз и надо разобраться..."

- Максимум информации в минимуме материала...- повторил, поднимаясь с
блокнотом в руке, начплана Документгура.- То есть потребуются работники
высокой квалификации, так, Юрий Акимович? А я вот что прикинул. Пусть в
вашем Шаргороде половина - гости, командированные, а половина, так
сказать, долгожители. Контингент первых сменяется примерно трижды в
сутки - и прежде, чем снова забраться в Шар на полгода, люди эти хоть
несколько дней проведут на земле. Многие и вовсе не вернутся. Для
долгожителей, как ни странно, получается похоже: современный горожанин
ежегодно покидает свой город на несколько недель. То есть как бы люди
ни были привязаны к Шаргороду и НПВ, по земному счету они куда больше
времени проживут не там. А это значит, что для загрузки Шаргорода
стотысячным населением надо иметь в штате несколько миллионов
работников высокой квалификации. Не объясните ли, где их взять? - И он сел.

- И как доставлять в наши места ежесуточно от трехсот до четырехсот
тысяч человек? - снова включился Бугаев.- Да столько же вывозить? Нет,
ввод в башню у вас прекрасный и все это пропустит - но Катагань?! Ведь
это, я извиняюсь, побольше,, чем осиливает Москва посредством восьми
вокзалов, четырех мощнейших аэропортов и десятка автостанций. А, Юрий
Акимович?

- Послушайте! - Зискинд начал терять терпение.- Я же говорил, что мы
исследовали и доказывали возможность. Ваши вопросы выходят за пределы
обсуждения проекта. В принципе, можно перепроектировать и Катагань.

- Ну, ясно,- сказала Люся,- товарищи нулевой месяц занимались в свое
удовольствие 'архитектурной фантастикой. Я так и предчувствовала.

- Нет, почему же, здесь есть выход, и я не понимаю, почему вы, Юра,
темните,- сказал Корнев.- Атомное горючее регенерируется, стоки и
отходы тоже... а демографические процессы в Шаргороде разве нельзя
пустить на замкнутый цикл? Есть родовспомогательное отделение, ясли,
детсады, школы... Нет проблем для организации техникумов и институтов -
и при среднем ускорении 600 те миллионы специалистов, которые волнуют
нашего начплана, можно наплодить, вырастить и обучить за земные месяцы..

- Ну, знаете, товарищи! - нервно воскликнул Альтер Абрамович.- Так мы
договоримся...

- И опять вопрос: куда потом эти миллионы деть? - не унимался
Документгура.- Как в те же несколько месяцев обеспечить их жильем и работой?

- Никуда не девать,- вел свое Корнев,- в Шаре идеальные условия
регуляции населения. Чем старше обитатели, тем их перемещать на
жительство выше, где жизнь летит все быстрее... И так до крематория при
АЭС на крыше. С выдачей пепла на оранжереи. Пятое поколение, десятое,
...надцатое - а далее людям Шаргорода и вовсе покажется диким, ненужным
появляться на земле, в однородном мире, где все будто застыло, никакого
движения мысли, где живы и здоровы друзья и родичи их прапрапрапра... и
так далее. - бабушек и дедов. Какой интерес с ними общаться?! Ведь так,
Юрий Акимович?

- В конкретных аспектах не совсем,- ответил главный архитектор.- Но в
целом... логика освоения НПВ неизбежно приводит нас к нужде в людях,
для которых Шар - нормальная среда обитания, а мир вне его пустыня.
Уверен, что вы, Александр Иванович, понимаете это не хуже меня.

- .Да нет, бодяга какая-то! - главприборист Буров замотал головой,
будто отгоняя мух.- Это же социально непредсказуемая ситуация. Они ведь
после десятого поколения, а то и раньше, станут на нас смотреть, как на
троглодитов!

- Н-да, действительно, Людмила Сергеевна, вы правы,- сказал начплана.-
Сады Семирамиды. Нулевой месяц работы АКБ! - Он взялся за голову.- Тут
распекаешь людей за потерянные часы...

- Это называется оторваться от жизни,- сказал Бугаев.- И людей за собой
повели, Юрий Акимович!

- Не я ли говорила вам, Валерьян Вениаминович,- торжествующе
повернулась к директору Люся,- что не следует так высоко помещать
архитекторов. Ведь это действительно не проектирование, а научное
рвачество какое-то: сотворить на чужих спинах роскошный проект - а там
хоть трава не расти!

Это уже был перебор. Сотрудники АКБ возмущенно зашумели. Зискинд
выпрямил спину, закинул голову, несколько секунд рассматривал
собравшихся - будто впервые увидел.

- Если угодно знать,- сказал он, чеканя звенящим голосом слова,- если
угодно знать, то данный проект сохранит свою непреходящую
научно-художественную ценность независимо от того, хватит ли у вас
таланта его понять и смелости и умения его реализовать! - Он дал знак
помощникам снимать листы, затем бросил в аудиторию последнее слово: -
Дел-ляги!..

Юрий Акимович никогда не ругался, не умел, но интонации, - с какими он
произнес это слово, соответствовали, по крайней мере, трехэтажному мату.

Так тоже не следовало говорить. Теперь завелся и Корнев. Он встал,
держась за спинку стула:

- Юра, вы. считаете, что вы один у нас умеющий и любящий творить,- а
другие так, исполнители, на подхвате? Мы здесь все такие, каждый при
своем деле. Иные в Шаре и не удерживаются. И если дела у нас идут
трудно, то не из-за отсутствия творческой инициативы, а может, скорее,
из-за ее избытка. И еще из-за того, что вот такие, как вы, милый
"катаганский Корбюзье", считают, что их идеи должны немедленно
подхватывать и реализовать другие. Вам не кажется, что это не
по-товарищески?

Затем и Пец поднял руку. Все стихли.

- Я согласен с Юрием Акимовичем, что проект Шаргорода будет иметь
непреходящую ценность, ибо он не только квалифицированно, но и
талантливо исполнен. Мне лично особенно понравилось решение ввода и
въезда и, само собой, регенеративный цикл, автономная энергетика. Думаю
также, что все мы должны быть благодарны разработчикам за то, что они
показали нам полную и далекую перспективу нормального развития работ в
Шаре. Не знаю, как другие, но я лично ее плохо представлял...- Он
помолчал, взглянул на Бурова.- Лично меня не очень пугает встреча' с
представителями десятого или даже двадцатого поколения шаргородцев.
Во-первых, как вы знаете, среди нынешних тенденций развития есть и
идущие под девизом "Вперед, к троглодитам, вперед, к обезьянам!" - у
определенной части молодежи. Они могут проявиться и в Шаре, так что это
еще бабушка надвое сказала, кто на кого как будет смотреть. (Оживление.
Зискинд глядел на Валерьяна Вениаминовича с теплой надеждой).
Во-вторых, в любом случае интересно бы встретиться и поговорить. Но
дело не в том. Я подчеркнул, что это перспектива нормального развития:
на основе нынешнего уровня знаний, представлений и идей. Но все вы
знаете, что такого развития у нас ни одного дня здесь не было, нет и не
предвидится - все время новые открытия, факты и идеи отменяют,
перечеркивают предшествующие им проекты и начинания. И не только те,
что на бумаге, но и воплощенные. А сейчас, когда мы обнаружили над
своими головами в Шаре Меняющуюся Вселенную,- Пец указал рукой,- было
бы крайне наивно полагать, что оттуда ничего такого к нам не придет и
не изменит...- Он снова помолчал, взглянул в упор на Зискинда.- Так
что, если бы у нас было два Шара, я был бы целиком "за", чтобы в одном
из них построить ваш Шаргород. Юрий Акимович. Но поскольку он один, то
связывать этим проектом - пусть даже усеченным! - себе руки и головы,
вкладывать в него силы и средства, лишать себя возможности исследовать;
маневра... это, поймите, нереально. Кроме того полагаю, вам стоит
подумать над упреками и недоумениями, которые здесь высказаны,-
независимо от формы их выражения.

Последний и, пожалуй, самый чувствительный удар нанес Зискинду пилот
Иванов. Когда совещание кончилось и все потянулись к выходу из
координатора, он встал возле модели, выставил перед грудью ладонь,
повернулся вокруг оси, изображая вираж, сделал губами: "Бжж-ж-ж..." -
потом недоуменно поднял богатырские плечи почти к ушам. Все так и
покатились. Юрий Акимович не произносил "Бжж-ж..." - просто показал;
тем не менее именно это "Бжж-ж..." с соответствующим жестом и поворотом
долго потом служило предметом веселья в Шаре.



IV



Столь сокрушительного разгрома Зискинд не ждал и перенести не мог.
Самым неприятным было, что его не поняли и не поддержали Пец и Корнев,
люди, которых он ставил наравне с собой.

В последующие два дня Юрий Акимович развил бурную деятельность: побывал
на площадках, во всех бригадах монтажников и отделочников, разрешил -
даже с походцем на будущее - их вопросы, недоумения, претензии. Он
вникал и в другое: часами просиживал в кинозале лаборатории Любарского,
где прокручивали первые ленты о Меняющейся Вселенной, разок поднялся с
Варфоломеем Дормидонтовичем в аэростатной кабине, рассматривал в
телескоп и на экранах колышущуюся сизую муть, которая порождала, а
затем вбирала в себя галактические вихри и звездные фейерверки; прочел
рукопись гипотезы Любарского и долго ходил задумчивый. А утром 27
апреля явился к директору и положил на стол заявление: "Ввиду
расхождения во взглядах на развитие работ в Шаре, из-за чего был
отвергнут мой последний, самый серьезный проект, не считаю возможным
продолжать здесь работу. Прошу с 3 мая перевести меня на прежнюю
должность заместителя главного архитектора города Катагани. Письмо
главного архитектора с просьбой о переводе прилагаю".

Пец был неприятно поражен:

- Послушайте, Юра, это мальчишество. Поклевали вас на совете, вы и
обиделись.

- Это не мальчишество, и я не обиделся,- возразил тот.

- Так зачем уходить? Ваш проект не отвергнут начисто. Я ведь говорил,
что мне нравятся циклы регенерации, энергетика, вихревой ввод... Там
куча интересных решений, дойдет дело и до них, дайте срок!

- Не дойдет дело до них, Валерьян Вениаминович, не будете вы ни АЭС
наверху строить, ни зону реконструировать. И вообще, архитектор - во
всяком случае такой, как я,- вам теперь ни к чему.

- Это почему? - поднял брови Пец.

- Потому что... видите ли, я в самом деле, увлекшись проектом,
оторвался от нашей быстротекущей жизни, много проглядел, а теперь