было там и  Макфифа.  Бедняга Макфиф... Джек ядовито хмыкнул. Однако
Чарли все равно выкрутится. Имени  Марши он тоже не обнаружил. Весь перечень
был на  удивление  кратким. Подумать только:  неужели из  всего человечества
только эта жалкая горстка достойна пребывать в Раю?
     Джек почувствовал, как в нем закипает волна мрачной ненависти. Он решил
поискать на доске  имена великих людей,  хоть что-нибудь значивших для него:
Эйнштейн, Альберт  Швейцер, Ганди, Линкольн, Джон Донн. Никого! Гнев  только
возрос.  Что происходит, в  конце концов? Эти души брошены  в Геенну потому,
что не принадлежали вере Второго Бааба из штата Вайоминг?
     Конечно!..  Иначе  быть не могло. Спасутся только верующие в Него. Всем
остальным -- бесчисленным миллиардам -- уготованы адские печи. Самодовольные
колонки  имен  представляли  цвет   фанатизма  и  тупости  --  основы  основ
Единоправедной  Веры.  Тривиальные личности,  банальные  посредственности из
потока истории...
     Одно  имя тем не менее  оказалось  знакомым.  Джек  долго  вглядывался,
недоумевая,  как оно могло  оказаться тут. Почему  из  всех, кого он  знал в
жизни, лишь этот деятель очутился в списке праведников:
     АРТУР СИЛЬВЕСТР.
     Старый вояка!  Тот самый  суровый  воин,  который  сейчас  находится  в
госпитале  в  Белмонте.  Он,   оказывается,   один  из  главных  подвижников
Единоправедной Веры.
     Что  ж, в этом был  определенный смысл.  Смысл настолько глубокий,  что
Гамильтон несколько минут  мог только  беззвучно  разевать рот, как  рыба на
песке.
     Он  смутно, еще не приходя к  вразумительным  выводам, начал угадывать,
как в  этой шараде свести  концы  с концами.  Наконец-то оказалось возможным
нащупать основание всей этой пирамиды.
     Предстояло возвращение  в Белмонт. И первым  делом надо  было  повидать
Артура Сильвестра.

     В шайенском аэропорту Джек выложил перед кассиром всю свою наличность и
сказал:
     -- Один билет до Сан-Франциско. В крайнем случае согласен и на багажный
отсек.
     Все  равно на  билет  не  хватало.  Срочная  телеграмма Марше  принесла
недостающие доллары... и закрыла  его банковский счет.  С денежным переводом
от Марши пришло непонятное послание:
     "МОЖЕТ НЕ СТОИТ ТЕБЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ.
     СО МНОЙ ПРОИСХОДИТ ЧТО-ТО СТРАННОЕ".
     Это  удивило,  но  не  сильно.  По  правде  говоря,  Джек  уже  неплохо
представлял себе, что могло произойти.
     Самолет прибыл в Сан-Франциско  незадолго до полудня.  Дальше Гамильтон
ехал  автобусом компании  "Грейхаунд". Парадная  дверь его дома  в  Белмонте
оказалась  запертой,  а  в широком  окне гостиной желтым  неподвижным пятном
маячила  печальная  физиономия  Прыг-Балды.  Марши  не  было видно. Но  Джек
почему-то сразу понял, что она дома.
     Отперев дверь, Джек с порога крикнул:
     -- Я приехал!
     Из глубины темной  спальни донеслось  сдавленное рыдание. -- Дорогой, я
умираю?.. -- Марша беспомощно копошилась в затемненной комнате. -- Я не могу
к тебе выйти. И не смотри на меня. Пожалуйста, не смотри!
     Гамильтон  снял трубку  телефона  и  набрал номер. --  Приезжай  ко мне
домой, -- приказал он Биллу Лоузу. -- И  всех из нашей  группы обзвони, кого
сможешь. Джоан Рейсс, женщину с сыном, Макфифа -- если он отыщется...
     -- Эдит Притчет с сыном еще в больнице, -- ответствовал Лоуз. -- Только
Богу известно, где могут быть остальные. А почему так срочно?..
     Извиняющимся тоном он добавил:
     -- Я, видишь ли, с похмелья.
     -- Тогда сегодня вечером!..
     --  Давай  завтра,  а?  В   воскресенье  тоже  будет  неплохо.  А   что
случилось-то?
     --  Мне  кажется, я  разгадал  причину  наших злоключений,  --  сообщил
Гамильтон.
     -- Как раз когда мне начинает это нравиться!..
     Дальше Лоуз  заговорил, подражая сленгу негров из  гетто:  --  А завтра
здеся бальшой день. В Божье васкрисенье нам хотится много плясать.
     -- Что с тобой?
     -- Ничаво, сэр. -- Лоуз хмыкнул в трубку. -- Вааще ничаво.
     --  Значит,  увидимся в  воскресенье! --  Гамильтон  повесил  трубку  и
повернулся к спальне. -- Выходи! -- резко бросил он жене.
     --  Не  выйду! -- упрямо ответила Марша. -- Ты  не  должен  смотреть на
меня. Я уже так решила.
     Став на пороге спальни,  Джек похлопал себя по карманам,  ища сигареты.
Напрасно:  он  оставил их  у Силки. Не  сидит ли  девица по-прежнему  в  его
"форде", через дорогу от  церкви отца О'Фаррела? Вероятно, она видела  их  с
Чарли вознесение. Но  девица она ушлая, вряд ли  ее  это  удивило.  Так  что
страшного  ничего не произошло. Разве что он потратит немало времени, прежде
чем найдет свою машину.
     -- Ну, малышка, иди же! -- позвал он жену. -- Я хочу завтракать. А если
тебя пугает то, что я предполагаю...
     -- Это ужас какой-то! -- В  голосе Марши звучали отчаяние и отвращение.
-- Я  хотела  покончить с  собой. Ну  почему  это  случилось? Что  я  такого
сделала? За что мне такое наказание?!
     -- Это  не  наказание,  --  заметил  Джек  как можно мягче. --  И скоро
пройдет.
     -- Правда? Ты уверен?
     -- Если  только  мы  будем  правильно  действовать.  Я иду  с  Балдой в
гостиную. Мы ждем тебя.
     --  Он  все  уже  видел.  --  Голос  Марши опять  задрожал.  --  Я  ему
отвратительна!..
     -- Коты всегда торопятся с выводами, ты знаешь...
     В гостиной Джек плюхнулся на диван и  принялся терпеливо ждать. Наконец
из  темной спальни донеслись  звуки  осторожных  шагов. К выходу приближался
неуклюжий силуэт.
     Острая  жалость пронзила Джека. Бедняжка!..  Ей  ведь непонятна причина
случившегося!
     Толстая,  приземистая фигура  смотрела на  него с  порога. Несмотря  на
предупреждение, Джека потрясло увиденное. Сходства с Маршей у фигуры не было
почти никакого. Неужели это раздувшееся чудовище -- его жена?!.
     Слезы текли по ее шершавым щекам.
     -- Что... что мне делать? -- прошептала она.
     Вскочив с дивана, Джек подбежал к жене.
     -- Это долго  не продлится, уверяю тебя! Подобное произошло не только с
тобой. Лоуз еле волочит ноги... И говорит с негритянским акцентом.
     -- Какое мне дело до Лоуза! Ты лучше на меня посмотри!
     Происшедшие  перемены  могли изумить  кого угодно.  Прежде  шелковистые
каштановые   волосы  теперь  висели  тусклой  паклей;  кожа  стала  серой  и
угреватой. Тело невероятно расплылось вширь. Огрубели и распухли руки; ногти
расслоились и почернели. А ноги превратились в две белые колонны, пораженные
плоскостопием и  обросшие мерзкими волосами. Одета Марша  была  тоже  весьма
странно: свитер грубой вязки, заляпанная юбка из твида, теннисные туфли... с
торчащими наружу грязными носками.
     Гамильтон оглядел жену со всех сторон.
     -- Что ж, выходит, я абсолютно прав.
     -- Это Бог, наверно...
     -- К  Богу это не имеет никакого отношения. Скорее -- наоборот. Имеется
тут  некий  ветеран  войн  по  имени  Артур Сильвестр.  Спятивший  солдафон,
фанатично уверовавший  в свои  шизоидные  религиозные фантазии. А люди вроде
тебя для него  опасные радикалы.  У старика  весьма конкретное представление
насчет того, как  должен выглядеть  радикал.  Особенно  молодая,  радикально
мыслящая дама вроде тебя.
     Грубое лицо Марши исказилось болью.
     -- Я выгляжу как... как отрицательный герой мультфильма.
     -- Ты выглядишь так, как  воображает тебя  Сильвестр. Он также  думает,
что негры  непрерывно  шаркают  подошвами.  Так что нам, я  думаю,  несладко
придется...  Если  мы   не  выберемся  из  мира  идиотских  фантазий  Артура
Сильвестра как можно скорее, то нам конец.

        Глава 8

     Воскресным утром  Джека разбудил шум и  грохот, царившие в доме.  Сразу
припомнилось  загадочное  предсказание  Лоуза о каком-то  недобром  событии,
ожидавшем  их в  начале  Божьего дня. Из  гостиной  неслись рев  и  скрежет.
Гамильтон очертя голову бросился туда и  обнаружил, что телевизор  непонятно
как  включился  и  экран  не  только  ожил,  а,  похоже,  взбесился. Картина
представляла собой сумбурную круговерть красных, синих и пурпурных пятен. Из
динамиков несся  девятый вал  убийственного  рева -- наверное,  такие  звуки
должны были нестись прямо из кругов ада.
     Постепенно  до  Джека дошло, что это скорее всего  воскресная проповедь
самого Тетраграмматона.
     Выключив телевизор,  он прошлепал  обратно в спальню. Несчастная  Марша
свернулась  в  кровати бесформенной грудой,  уклоняясь от  солнечного света,
бившего в окно.
     -- Пора  вставать,  --  сказал  ей Джек. --  Разве  ты  не слышишь, как
Всевышний вопит в гостиной?
     -- О чем? -- недовольно пробормотала Марша.
     -- Да  ничего  особенного.  Покайтесь --  или  будете  вечно  прокляты.
Красноречие для улицы.
     -- Не  смотри  на меня!  --  взмолилась  Марша. --  Отвернись,  пока  я
одеваюсь. Господи, какая я теперь уродина!
     В гостиной  снова  на  полную  мощность включился  телевизор.  Никто не
пытался больше  прерывать  эту вселенскую ругань. Стараясь не слушать  и  не
слышать, Джек ушел в ванную и занялся бесконечным умыванием и бритьем.
     Когда он вернулся в спальню и стал одеваться, у входа раздался звонок.
     -- Они уже здесь, -- напомнил Джек Марше.
     Жена, отчаянно пытаясь привести в порядок волосы, простонала:
     -- Не могу их видеть. Пусть они уйдут.
     -- Милая,  --  решительно  сказал  Джек, шнуруя ботинки, если ты хочешь
вернуть свой настоящий облик...
     --  Вы  дома аль нет?  -- раздался голос Билла Лоуза. --  А, понял, щас
дверь толкну...
     Гамильтон  поспешил  в  гостиную.  Там  уже  топтался  Лоуз.  Руки  его
болтались  как  плети,  глазные  яблоки  почти   вылезли  из  орбит,  колени
полусогнуты. Он комично дернулся навстречу Гамильтону.
     -- Видок  у  тя в  порядке,  --  заметил  он  Джеку. --  Глянь-ка, миня
доконало... Этот ваш долбаный мир миня в хлам привратил.
     --  Ты специально так болтаешь? -- строго спросил  его  Джек, не  зная,
забавляться или злиться.
     --  Спе... сьяльно?.. -- Негр остолбенело  уставился на Джека. --  Чаво
изволите, масса Гамильтон?
     -- Либо ты полностью в руках у Сильвестра, либо ты самый большой циник,
какого я знаю.
     Глаза Лоуза неожиданно сверкнули.
     -- В руках у Сильвестра? Что ты имеешь в  виду? -- Акцент его исчез. --
А я-то думал, что это само Его Непреходящее Величество.
     -- Значит, акцент -- только игра?
     У Лоуза в глазах блеснула усмешка.
     -- Я сильнее, чем он, Гамильтон... Он здорово давит, чистое наваждение,
но в счете веду я.
     Он заметил Маршу:
     -- Кто это?
     Джек смутился:
     -- Моя жена. Напасть ее просто одолела.
     -- Господи Иисусе, -- прошептал Лоуз. -- Что будем делать?
     Звонок  в  двери  вновь  вывел  резкую трель. Марша  с громким рыданием
бросилась в  спальню. Теперь  появилась мисс Рейсс.  Строгая, уверенная, она
прошагала  в гостиную;  на  ней  был серый деловой  костюм, туфли на  низком
каблуке и очки в роговой оправе.
     -- Доброе утро! --  возгласила она быстрым стаккато. -- Мистер Лоуз мне
сообщил...
     Вдруг она удивленно оглянулась на телевизор:
     -- У вас тоже?
     -- Конечно. Он всем жару задает.
     Мисс Рейсс явно испытала облегчение.
     -- А я подумала, что он меня одну избрал.
     В приоткрытую дверь неожиданно вполз, скрючившись от боли, Макфиф.
     --  Всем  привет, -- пробормотал он. Еще более вздувшаяся его щека была
забинтована. Шея обернута белой повязкой, концы  которой засунуты  под ворот
рубашки. Осторожно ступая через гостиную, Чарли подошел к Гамильтону.
     -- По-прежнему плохо?.. -- сочувственно спросил его Джек.
     -- По-прежнему, -- печально опустил голову Макфиф.
     -- Итак,  в чем  дело?  --  повысила голос  мисс Рейсс.  -- Мистер Лоуз
сказал, что вы  собираетесь нам нечто сообщить. Что-то об этом странном, все
еще продолжающемся заговоре...
     -- Заговоре? -- переспросил с  беспокойством Джек. -- Вряд ли  подобное
слово здесь уместно.
     -- Согласна! --  с  жаром поддержала его мисс Рейсс. --  Обстоятельства
далеко превосходят рамки обычного заговора.
     Гамильтон не стал спорить. Подойдя к спальне, где  заперлась  Марша, он
нетерпеливо постучал:
     -- Выходи, дорогая. Пора ехать в госпиталь.
     После томительной паузы Марша появилась в дверях. Она надела просторную
пелерину и  джинсы, а волосы,  в попытке хоть как-то прикрыть их безобразие,
собрала  в узел  под  красной косынкой.  Косметикой  она  пренебрегла  --  в
теперешнем положении это было бы глупо.
     -- Я готова, -- грустно сказала она.

     Гамильтон  припарковал "плимут" Макфифа  на  госпитальной  автостоянке.
Когда все вышли и направились к подъезду, Билл Лоуз спросил:
     -- Значит, ключ ко всему -- вояка Артур Сильвестр?
     -- Артур Сильвестр -- сам мир вокруг нас, -- ответил Джек. -- А ключ ко
всему -- сон,  который  видели  ты и Марша. И  много  еще  другого.  Вот ты,
например,  волочишь  ноги. А бедную Маршу изувечили  самым мерзким  образом.
Кроме  того, идиотский  кодекс бахаитов. Нелепая модель  Вселенной... У меня
такое ощущение, будто  я изучил Артура Сильвестра как внешне, так и изнутри.
В основном -- изнутри.
     -- Ты уверен?
     -- Все мы угодили под жуткий луч в "Мегатроне". В течение этого времени
работало только одно сознание, одна система  логических связей для всех. Это
-- внутренний мир Сильвестра, ни на секунду не терявшего память.
     --  Тогда, --  сделал  вывод рассудительный Лоуз, --  мы на самом  деле
находимся не здесь...
     -- Да,  физически мы  по-прежнему валяемся в развороченном "Мегатроне".
Но  в плане  ментальном --  мы здесь.  Избыточная  энергия  луча  превратила
бесплотную начинку  черепа Сильвестра  в некое подобие Вселенной. Мы  теперь
полностью  подвластны логике  безумца, измыслившего  еще в тридцатых годах в
Чикаго  нелепый религиозный культ.  Мы пойманы в его бредовой реальности, мы
все -- лишь смутные тени его невежественного и фанатичного сознания. Мы -- в
голове у этого человека.
     Гамильтон жестом показал вокруг:
     --  Этот пейзаж... рельеф... это  его  мозговые извилины, так  сказать.
Холмы и долины рассудка Артура Сильвестра.
     -- О Господи!.. -- прошептала мисс Рейсс.  -- Мы в его власти! Он хочет
уничтожить нас...
     --  Сомневаюсь,  понимает ли  он  сам,  что  произошло.  Горькая ирония
происходящего.  Сильвестр,  вероятно,  чувствует  себя  вполне  нормально  в
свихнутом мире, не находя ничего  странного и необычного. Да и может ли быть
иначе? В болоте таких фантазий он прожил всю жизнь.
     Они  переступили порог  госпиталя.  Вокруг -- ни души. Лишь был  слышен
несущийся из динамиков надсадный рев Тетраграмматона.
     -- Я чуть не забыл об этом, -- признался Гамильтон. -- Будем осторожны!
     В справочном столе персонал  тоже отсутствовал. Очевидно, все собрались
на проповедь. Обратившись к справочному автомату, Джек вызвал на табло номер
палаты Артура Сильвестра. Через минуту они поднимались в лифте.
     Дверь  в палату  Сильвестра была  нараспашку.  В  кресле  сидел  тощий,
похожий  на  жердь  старик.  Он  не  отрывал  взгляд  от  телеэкрана.  Рядом
расположились миссис Эдит Притчет и ее сын Дэвид. Миссис  Притчет беспокойно
ерзала. При виде посетителей она издала вздох облегчения. Сам  Сильвестр  не
шелохнулся.  С  непреклонностью фанатика он слушал  и лицезрел своего  бога,
целиком погрузившись в воинственные завывания гремящей проповеди.
     Сильвестра явно  не  смущало прямое обращение  к  нему  Создателя. Так,
обычная  воскресная  процедура.  Старый вояка сейчас  потреблял еженедельную
порцию духовной пищи.
     Раздраженный Дэвид подошел к Гамильтону.
     -- Что это за чертовщина? -- сердито спросил он, показывая на экран. --
Этого нельзя вынести!
     Его  мать сидела,  деликатно  надкусывая очищенное яблоко. На лице дамы
отражалась разве что досада на слишком громкий звук.
     -- Трудно прямо вот так с ходу объяснить, -- заметил парнишке Джек.  --
Вы, вероятно, раньше не встречались со Вседержителем.
     Обтянутый  бесцветной  кожей  череп  Сильвестра  повернулся  в  сторону
вошедших. Колючие серые глазки остановились на Гамильтоне:
     -- Прекратить разговоры!
     От интонации этого голоса Джека пробрал озноб. Старик, не говоря больше
ни слова, отвернулся к телевизору.
     Они  крепко увязли в мире старого маразматика. Впервые с момента аварии
Джек ощутил неподдельный страх.
     -- Я  думаю...  -- уголком  рта пробормотал Лоуз, -- эту речь  нам всем
придется послушать.
     Похоже, Лоуз прав. Интересно, сколько положено длиться проповеди, каков
на этот счет Его обычай?
     Минут через десять иссякло терпение миссис Притчет. Со вздохом отчаяния
она поднялась и прошла  к дальней стене  комнаты,  где сгрудились все, кроме
старика.
     --  Боже милостивый! -- пожаловалась она.  -- Я всегда терпеть не могла
крикливых евангелистов. Но такого за всю жизнь не слыхала.
     --  Скоро он скиснет, -- посмеиваясь, обещал Джек. -- Он тоже  ведь  не
железный.
     --  В госпитале все вечно сидят у  телевизоров, --  надула губы  миссис
Притчет. -- Это вредно отразится на мальчике. Я всегда старалась воспитывать
в нем рациональное отношение к миру. И это место явно ему не подходит.
     -- Разумеется, все это не для него, -- согласился Джек.
     -- Мой сын должен получить хорошее образование, -- доверительно  и в то
же время чопорно поведала миссис Притчет. При этом  поля ее широченной шляпы
колыхались, как крылья у курицы-наседки, заметившей коршуна. -- Я хочу, чтоб
он узнал величайших классиков,  испытал  все красоты жизни. Отца  его  звали
Элфрид   Притчет.  Это  он  осуществил  замечательный   рифмованный  перевод
"Илиады".  Я считаю,  что и  в  жизни  обычного  человека  искусство  должно
занимать  не  последнее место. Вы  согласны?.. Жизнь юноши от  этого  станет
богаче и содержательней.
     Миссис Притчет казалась почти столь же несносной, как и Тетраграмматон.
     Мисс Рейсс простонала, повернувшись спиной к экрану:
     -- Я больше не могу!.. Этот скверный старикашка с его бредом...
     Лицо ее нервно задергалось.
     -- Хочется схватить что потяжелее и запустить ему в голову!
     --  Мэм, -- промямлил ей  Лоуз. -- Этот старый  хрен  вам устроит такую
жисть, как вам и не снилось. Хоть вы што угодно делайте!..
     Миссис Притчет жадно вслушивалась в акцент Лоуза.
     -- Региональные  говоры так ласкают слух! -- нежно проворковала она. --
Откуда вы родом, мистер Лоуз?
     --  Из  Клинтона,  штат Огайо, -- ответил безо  всякого  акцента  Лоуз.
Реакция  миссис Притчет оказалась  для  него  неожиданной.  Он бросил  в  ее
сторону яростный взгляд.
     -- Клинтон!  Огайо!  --  не  замечая красноречивых взоров, повторила  в
бессмысленном восторге миссис Притчет.  -- Я там  была  проездом! В Клинтоне
очень милый оперный театр, не правда ли?
     И она принялась перечислять свои любимые оперы..
     --  Вот это  женщина! -- обернулся Гамильтон к Марше. -- Такая и глазом
не моргнет, если даже весь мир провалится в тартарары.
     Говорил Джек негромко. Но именно в этот момент закончилась громогласная
проповедь:  гнев  и  ярость   отбушевали  на  экране  и   комната  мгновенно
погрузилась в  тишину.  Джек  смутился.  Ведь  его последняя фраза отчетливо
прозвучала в наступившей тишине.
     Сильвестр медленно повернул свою голову на тонкой индюшачьей шее.
     -- Прошу прощения?.. -- прошипел его ледяной голос. -- Вы хотели что-то
сказать?
     --  Совершенно  верно.  -- Отступать  Джеку  было  некуда.  --  Я  хочу
поговорить с вами,  Сильвестр.  Нас семеро, каждому  хочется  схватить  одну
кость... А вы держите ее у себя в зубах!

     Телевизор  в  углу  показывал  стайку  ангелов,  распевающих популярные
шлягеры. Лица у всех напоминали чистые листы писчей  бумаги. Ангелы блаженно
раскачивались  в  такт,  придавая   исполнению  скорбных  литаний  несколько
джазовый оттенок.
     -- У нас одна общая проблема, -- гля