иступе удушья; из
горла вырывался жуткий  хрип... Тело корчилось словно в агонии;  Чарли будто
хотел избавиться от зонта, разжать пальцы, но они отказывались повиноваться,
ослабить свою судорожную хватку.  Макфиф конвульсивно пытался отвернуться от
гигантского Глаза, уклониться от пронизывающего взора.
     Глаз  сосредоточился  на зонте...  Зонт вспыхнул  мгновенно, как  сухая
солома.  Хлопья  горящей  ткани, обуглившаяся  палка и  двое  визжащих  гомо
сапиенс полетели вниз.
     Спуститься с той же неторопливостью, с  какой они  были вознесены, явно
не удалось.  Они ринулись вниз  со скоростью  метеорита,  едва не  теряя  от
страха сознание.  В  какой-то миг Джек своей  филейной  частью  ощутил,  что
земная твердь уже очень близко...  И тут же последовал сокрушительный  удар.
Джека подбросило вверх, как тряпичную куклу. Высоко подбросило, почти к тому
пределу, откуда он начал сумасшедшее падение.
     И опять оглушительный удар... снова  и  снова... Когда все закончилось,
физическое  "я"  Джека  лежало  неподвижно,  едва  дыша,   распростертое  на
поверхности планеты.  Рука сжимала пучок сухой травы, торчавший из глинистой
красной почвы. Превозмогая  резь  в глазах, Джек  приоткрыл веки и осторожно
осмотрелся.
     Он лежал посреди широкой  пыльной равнины. Было холодное раннее утро. В
отдалении маячили  какие-то  здания. Рядом,  подобно сломанному манекену  из
магазина для толстяков, распласталось неподвижное тело Чарли Макфифа...
     Шайен, штат Вайоминг.

     Прошло немало  времени,  прежде чем  Гамильтон сообразил,  что люди  не
только дышат, но и умеют говорить.
     --  Наверно,  надо  было  сразу  сюда  и  направляться...   --  кое-как
пробормотал Джек.
     Ответа  от  Макфифа  не  последовало.  Мозги  ему,  наверное,   отшибло
основательно.  Доносилось  лишь  чириканье  птиц  на склонившемся  дереве  в
нескольких ярдах от них.
     С трудом  поднявшись на ноги,  Гамильтон доковылял до своего  спутника.
Тот был жив  и внешних увечий не наблюдалось.  Лишь дыхание  было  частое  и
неглубокое.  По  подбородку  из полураскрытого  рта  тянулась дорожка липкой
слюны. На лице застыла маска предельного ужаса.
     Но почему именно ужаса? Разве шанс лицезреть Господа своего не вызвал у
Чарли фанатичной радости?
     Значит,  вскрылись новые факты  об окончательно свихнувшейся Вселенной.
Их весьма затруднительно увязать в рамках сколь-нибудь приемлимой концепции.
Ясно лишь  одно -- Гамильтон и  Макфиф оказались в самом центре  бахаитского
мира. В Шайене, штат Вайоминг. Бог исправил отклонение Джека  от правильного
пути. Чарли пытался задержать его, направить по ложной стезе,  но сейчас он,
несомненно, на богоугодном пути. Тиллингфорд говорил  верно: Провидение вело
его именно к пророку Хорейсу Клэмпу.
     Джек с любопытством всматривался в серые  очертания  маячившего вдалеке
города.   Над  приземистыми,  неказистыми  строениями  возвышался  одинокий,
колоссальных  размеров, шпиль, ослепительно  сверкавший  в  лучах  утреннего
солнца. Небоскреб?.. Монумент?
     Ни то ни другое. Это храм Единоправедной Веры. С расстояния в несколько
миль Джек обозревал усыпальницу Второго  Бааба.  Власть бахаизма, которую он
ощущал до сих пор, не пойдет ни в какое сравнение с тем, что предстоит.
     -- Вставай! -- толкнул он застонавшего Макфифа.
     -- Меня не трогай, -- просипел Макфиф. -- Иди один. Я останусь тут.
     Он сунул руку под голову и закрыл глаза.
     -- Я подожду, -- ответил Гамильтон.
     Пока длилось ожидание, Джек обдумывал  сложившуюся  ситуацию. Вот сидит
он  сейчас посреди  штата  Вайоминг,  холодным  осенним  утром, с  тридцатью
центами в  кармане...  Что ему толковал  Тиллингфорд? Джека пробрала нервная
дрожь. Может, все-таки попробовать?
     --  Господи!.. -- начал он, становясь  в традиционную  позу: коленами к
земле,  ладони  вместе,  глаза   набожно  обращены  к  небу.  --  Вознагради
смиренного раба Твоего согласно обычной тарифной сетке,  по классу  А-4  для
специалистов-электронщиков.
     Тиллингфорд упоминал о четырехстах долларах...
     Какое-то время ничего не происходило.
     Холодный  ветер по-прежнему шелестел  в сухом  бурьяне  да  перекатывал
пустые  консервные  банки  по  красной  глинистой равнине.  Но  потом воздух
дрогнул.
     -- Накрой голову! -- завопил Гамильтон в сторону Макфифа.
     На  землю обрушился  ливень из серебристых  монет. Глухо звякая, монеты
низринулись ослепляющим  потоком.  Когда поток иссяк,  Гамильтон в  восторге
начал сбор невероятного урожая. Каково же было разочарование: до  четырехсот
долларов явно не хватало. Вопрошающий получил только  на ближайшие карманные
расходы.
     Вероятно, большего он не заслуживал.
     Джек наскреб  сорок долларов и семьдесят  пять  центов. Ну,  и  на  том
спасибо!  По  крайней  мере,  с  голоду он  не умрет.  А  вот  когда  деньги
кончатся... Тогда посмотрим!
     -- Не забудь,  -- хриплым голосом заметил, приподнимаясь, Макфиф. -- Ты
мне должен десять долларов!
     Он был явно нездоров. Лицо пошло пятнами, тучное тело того и гляди, как
тесто,  выползет из одежд. Щека  дергается  от  тика.  Происшедшая  перемена
воочию свидетельствовала о  том, насколько  потрясен  Макфиф  зрелищем Бога.
Точно деморализованный солдат из разбитой армии.
     -- Ты что, не таким ожидал его увидеть? -- спросил Джек, когда они  уже
брели по направлению к шоссе.
     Проворчав что-то нечленораздельное, Макфиф  сплюнул. Слюна была красной
от  набившейся в рот  глиняной  пыли.  Сунув руки  глубоко в  карманы, Чарли
потопал дальше, тупо глядя вперед и еле передвигая ноги.
     -- Ладно, -- снизошел Гамильтон. -- Это не мое дело.
     -- Я бы не прочь глотнуть чего покрепче, -- выдавил наконец Макфиф.
     Они  взобрались на  обочину  шоссе. Макфиф принялся  изучать содержимое
своего бумажника.
     --  Увидимся в Белмонте. Верни десятку. Она  мне пригодится при покупке
авиабилета.
     Джек с неохотой отсчитал  десять  долларов,  Макфиф  принял мелочь  без
возражений.
     Они  добрались  уже до окраины  Шайена, когда  Гамильтон заметил  нечто
отвратительное на шее у  Макфифа: гроздь ужасных, красных, набухших болячек.
И эта гадость разрасталась прямо на глазах...
     -- Вот это фрукты  поспели!.. -- удивленно присвистнул Джек.  Макфиф  с
немым страданием во  взоре глянул на него. Немного погодя он показал на свою
левую щеку.
     -- И абсцесс под  зубом  мудрости...  -- сообщил он убитым  голосом. --
Фурункулы... Абсцесс... Моя кара.
     -- За что?
     Ответа  не  последовало.  Макфиф  погрузился   в  безмолвную  борьбу  с
угрызениями совести.
     Гамильтон вдруг подумал, что может считать себя счастливчиком, если так
легко отделался после встречи с Богом. Конечно, существует какой-то механизм
отпущения грехов. Макфиф, если поведет жизнь праведную, сумеет избавиться от
болячек. Проходимец от рождения, он наверняка найдет верный способ.
     У  первой же остановки автобуса они тяжело опустились на холодную сырую
скамью. Прохожие,  спешившие в город за субботними покупками, с любопытством
оглядывались.
     --  Мы  -- паломники,  --  ледяным тоном сообщил  Джек в ответ  на один
слишком   уж  бесцеремонный  взгляд.  --  Да-да,  на  коленях  приползли  из
Бэттл-Крик, штат Мичиган.
     Как  ни странно,  на сей  раз никакого  наказания свыше не последовало.
Тяжело вздохнув,  Гамильтон почти пожалел об этом. Капризная стихия личности
Вседержителя  вызывала  все большее  недоумение. Слишком  плохо соотносились
между собой злополучные "преступление и наказание". Может, молния праведного
гнева  поразила  сейчас  какого-нибудь  невинного  шайенца  на  другом конце
города.
     --  Ну,  вот  и автобус!.. -- с благодарной дрожью в  голосе проговорил
Макфиф, тяжело подымаясь на ноги. -- Доставай свои пятицентовики.
     Когда  автобус сделал остановку возле аэропорта, Макфиф выбрался наружу
и заковылял к административному зданию. Джек остался сидеть: его путь  лежал
к  сияющему  шпилю,  обелиску  или  башне,  а  точнее  --  к  Единоправедной
Усыпальнице.

     Пророк  Хорейс   Клэмп  встретил  Джека  в   огромном,  давящем   своей
величественностью  вестибюле.   Внушительных   размеров  мраморные   колонны
обступали со всех сторон. Усыпальница  являла  собой откровенное  подражание
традиционным мавзолеям античности. Несмотря на всю импозантность сооружения,
здесь так и витал изрядный налет дешевой пошлости. Громадная, грозная мечеть
шокировала   уродством.  Подобные  архитектурные  монстры  обычно  создаются
людьми, начисто лишенными художественного вкуса.  К примеру, коммунистами  в
Советском Союзе. Но,  в отличие от советских учрежденческих "шедевров",  это
блюдо  было  приправлено   еще  и  всевозможными  наличниками,  панелями   и
шпалерами,  бронзовыми  завитушками   и   шарами.  Монументальные  барельефы
изображали  пасторальные сценки из  жизни  Ближнего Востока:  фигуры, все до
единой,  --  с  благообразными  постными   физиями,   тщательно  одеты   или
задрапированы.
     --  Приветствую! -- возгласил пророк, в  благословляющем жесте поднимая
пухлую ручку.
     Хорейс  Клэмп  будто сошел  с  плаката  воскресной школы:  кругленький,
семенящий  вперевалку,   в   мантии  с   капюшоном,  с  благодушно-идиотским
выражением  лица.  Мягким жестом он  пригласил  Джека подняться  на  верхнюю
ступеньку  и  легонько  подтолкнул его  вперед.  Внешне  Клэмп  был  вылитый
вождь-исламит.  Когда  они  вошли  в   богато  обставленный  кабинет  вождя,
Гамильтон в ужасе  и отчаянии спросил себя, зачем он здесь. Действительно ли
все это имеет хоть долю смысла?
     --  Я ждал вас, -- деловито сообщил  Клэмп. --  Меня  известили о вашем
прибытии.
     -- Известили? -- спросил озадаченный Гамильтон. -- Кто?
     -- Как это кто? Конечно же сам Тетраграмматон.
     -- Вы хотите  сказать, -- Джек обескуражено моргнул,  -- что  являетесь
пророком бога по имени...
     --  Никто  не  может  называть его  по  имени, -- с лукавым проворством
перебил Клэмп. -- Имя  его  слишком священно. Он предпочитает,  чтобы  о нем
упоминали,  пользуясь термином  Тетраграмматон[*'Тетраграмматон  (греч.)  --
букв.: "слово из четырех  букв". Употреблялось  для обозначения имени "Яхве"
(в древнееврейской  транскрипции  JHVH].  Я даже удивлен,  что  вы этого  не
знаете. Это общеизвестно!
     -- Видимо, я кое в чем еще профан, -- признался Гамильтон.
     -- Как я понимаю, недавно вы удостоились видения?
     -- Если вы спрашиваете, видел ли я -- мой ответ утвердительный.
     Джек поймал себя на мысли, что, едва успев познакомиться с пророком, он
уже испытывает чувство некоторой брезгливости, если не отвращения.
     -- Как Он там?
     -- По-моему, в добром здравии.  -- Гамильтон не сдержался и добавил: --
Если учесть Его возраст.
     Клэмп сосредоточенно прохаживался по кабинету, сверкая абсолютно лысым,
как бильярдный шар,  черепом. По  идее  пророк  должен олицетворять духовную
мудрость,  излучать  достоинство  иерарха,  но  выглядел  он  на самом  деле
форменной карикатурой. Конечно, все стереотипные представления о  священнике
высокого ранга  налицо...  Для того  чтобы  быть  убедительным,  он  слишком
величав.
     Как  чье-то  уродливое представление о том, каким должен  быть духовный
глава Единоправедной Веры.
     -- Отче, -- без  обиняков начал Гамильтон, -- думается, мне лучше сразу
все выложить... В этом мире я нахожусь около двух суток, никак не больше. И,
откровенно говоря,  полностью  сбит с толку. Это абсолютно  безумный мир для
меня. Луна величиной с горошину -- это абсурд. Геоцентризм  -- когда  Солнце
вращается вокруг Земли!  -- явный  примитив. И архаичная, чуждая Западу идея
Бога: капризный старец, осыпающий  человечество  то монетами, то змеями,  то
болячками...
     Клэмп колюче взглянул на Гамильтона:
     -- Но, простите, таков порядок вещей! Все это -- Его творение!..
     -- Это творение --  может быть.  Но не то, которому  принадлежу я. Мир,
откуда я...
     -- Вероятно, -- перебил Клэмп, --  вам  бы следовало рассказать, откуда
вы.  С таким  поворотом  дел  Тетраграмматон меня не  ознакомил.  Он  просто
известил, что сюда держит путь заблудшая душа.
     Без особого энтузиазма Джек кратко изложил свои приключения.
     --   Ох!  --   только  и  смог   вначале  выдавить  Клэмп.   Пророк  со
скептически-огорченным  видом  заходил по  кабинету взад-вперед.  -- Нет!  Я
никак не возьму в толк!.. Хотя  случиться подобное могло, вероятно, могло...
Вы,  стоя здесь, передо  мной, заявляете, будто вплоть до  прошлого четверга
существовали в мире, не осененном Его присутствием?
     --  Я этого не утверждал.  Будучи из мира, который не  был осенен столь
грубым  и напыщенным  Его присутствием.  В  моем мире,  в  моей жизни ничего
похожего на племенные культы не было, как не было ни молний, ни грома. И тем
не менее Он в моем мире вполне присутствовал. Я всегда исходил из  того, что
Он существует. Но Его  присутствие было возвышенно и ненавязчиво.  Если  так
можно выразиться,  Он вечно за  кулисами и не  меняет  декораций всякий раз,
стоит лишь кому-то выйти из роли.
     Пророк ошеломленно внимал откровениям Гамильтона.
     --  Это  неслыханно...  Я  не  мог  даже  мысли допустить,  что  где-то
существуют целые миры неверных.
     Джек почувствовал, что терпение его с каждой секундой испаряется.
     --  Неужто до вас не  доходит, о чем я?..  Ваша убогая  Вселенная, этот
Бааб, или как там его...
     -- Второй Бааб! -- перебил его Клэмп.
     -- Что такое -- "Бааб"? И где тогда Первый? Откуда вся эта ерунда?
     Наступила пауза презрительного (со стороны  пророка) молчания.  Наконец
Хорейс Клэмп усмирил свой праведный гнев и заговорил:
     -- Девятого июля  1850 года Первый Бааб  был казнен в Табизе.  Двадцать
тысяч его последователей, бахаитов, были  зверски умерщвлены. Первый Бааб --
истинный  пророк Господа. Он умер, явив людям множество чудес. Его тюремщики
рыдали,  словно  дети,  когда  он  умирал.  В  1909  году  его останки  были
перенесены на гору Кармель.
     Клэмп умолк.  На минуту повисла драматическая  тишина, а взгляд  Клэмпа
наполнился огнем истовой веры.
     -- В  1915  году, через  шестьдесят пять  лет после своей кончины, Бааб
вновь  появился на Земле. В Чикаго,  в восемь часов утра четвертого августа,
свидетелями этого стали посетители одного ресторана.  И это  несмотря на тот
неоспоримый факт, что его физические останки на горе Кармель неприкосновенны
до сих пор.
     -- Понимаю, -- кивнул Джек.
     В священном порыве подняв обе руки, Клэмп продолжал:
     --  Какие еще  нужны доказательства? Видел ли  мир  когда-либо  большее
чудо? Первый Бааб был только пророком Единосущного Бога...
     Дрожащим от волнения голосом Клэмп закончил:
     -- ...тогда как Бааб Второй -- это... Он!
     -- А почему именно Шайен?
     --  Бааб Второй окончил  свои дни на Земле именно в  этом месте. 21 мая
1939 года Он вознесся в Рай, уносимый пятью ангелами, на глазах у верующих в
Него. Это был момент божественного  потрясения.  Я лично... -- Тут в горле у
пророка  что-то булькнуло, наверное, пузырь благоговейного экстаза. -- Я сам
получил  от  Второго  Бааба, в  Его последний час  на  Земле,  Его личные...
Патетическим  жестом  он  указал на  нишу в  стене  кабинета. -- Вот  в этом
михрабе хранятся часы  Второго Бааба, его авторучка,  бумажник и один зубной
протез. Остальные зубы, будучи природными,  вместе  с  ним вознеслись в Рай!
Сам я, в период земного бытия Второго Бааба, был его хронистом. Я и  записал
большую часть текстов "Байяна" вот на этой пишущей машинке...
     Он прикоснулся к стеклянному колпаку, под которым стоял старый разбитый
"ундервуд", пятая модель в фирменном исполнении.
     --  А  теперь,  --  заявил Клэмп,  --  давайте-ка  поразмыслим над  той
картиной, которую вы только что описали.  Подумать только, чтобы  целый мир,
миллиарды  людей  проживали  свои жизни  напрасно -- в отлучении от светлого
лика Единосущного Бога!
     Рвение  проповедника  полыхнуло огнем  в  его  глазах,  и  жуткое слово
сорвалось с его уст:
     -- Джихад!
     -- Подождите!.. --  вздрогнул  Гамильтон. Но  Клэмп  решительно оборвал
его.
     -- Джихад!  -- возбужденно  возопил он. -- Мы  возьмемся  за полковника
Эдвардса  в "Калифорния мэйнтэнанс"... Немедленно перестроим производство на
ракеты дальнего  радиуса...  Но прежде всего  бомбардируем  этот  пораженный
безверием  район  литературой  священного содержания. Затем,  когда  во тьме
забрезжат  огоньки духовности,  мы пошлем бригады  инструкторов...  Затем --
концентрация  специальных  сил   странствующих  дервишей,   пропагандирующих
истинную веру  через средства массовой информации. Телевидение, кино, книги,
аудиокассеты... Я склонен думать,  что Тетраграмматона можно будет уговорить
на   пятнадцатиминутный  рекламный  ролик.  Или  даже  записать  полновесное
послание во спасение неверующих.
     "Боже, -- подумал Гамильтон, -- неужели для этого я сброшен в Шайен?.."
Слушая  истеричные  завывания пророка Клэмпа, Джек чувствовал, как его вновь
покидают  сила  воли и уверенность  в  себе. Может,  он  всего  лишь  слепой
исполнитель   чужих  замыслов?   Может   быть,  мир,  прильнувший   к  груди
Тетраграмматона, и есть единственно реальный мир?
     --  Могу  ли я  побродить  вокруг  усыпальницы?  --  слабеющим  голосом
попросил Джек пророка. -- Хочется посмотреть, что представляет собой святыня
бахаизма.
     Клэмп, погруженный в свои мысли, поднял на него невидящий взор:
     -- Что?.. Да-да, разумеется.
     Он нажал на кнопку селектора:
     -- Немедленно выхожу на связь с Тетраграмматоном...
     Здесь он осекся, наклонился  к Гамильтону и, подняв вопросительно вверх
руку, проговорил:
     -- Как  вы думаете, почему  Он  не сообщал нам  о  странном мире тьмы и
безверия?
     Гладкое и сытое лицо пророка Второго Бааба омрачилось сомнением.
     -- Я чуть  было  не  решил... -- Он покачал  головой. -- Действительно,
пути Господни неисповедимы.
     --  Весьма даже! -- поддакнул Джек и, выскочив из кабинета, зашагал  по
гулкому мраморному коридору.
     Даже  в столь  ранний  час  тут  и  там  бродили  набожные  посетители,
прикасаясь к святыням  и разглядывая все вокруг. В одном из притворов группа
хорошо одетых мужчин и женщин  распевала  гимны.  Джек собирался прошмыгнуть
мимо, но передумал...
     В воздухе над верующими парило  слабо светившееся видение, божественный
образ, показавшийся Гамильтону даже немного ревнивым, если не завистливым...
И Джек решил, что присоединиться к этим людям -- неплохая мысль.
     Нерешительно приблизившись, он примкнул к поющим и стал, не без насилия
над  собой,  неуверенно  подпевать. Гимны были ему неизвестны, но  он быстро
усвоил их стиль и ритм. Предельно простые фразы повторялись опять и опять, с
бесконечной монотонностью.  Очевидно, Тетраграмматон был воистину ненасытен.
По-детски эгоистическая личность,  постоянно требовавшая хвалы и славословий
--   самых  примитивных  и  грубых.  Скорый   на  расправу,  Тетраграмматон,
по-видимому,  с такой же легкостью впадал в  эйфорию, страстно желая лести и
упиваясь ею.
     Обеспечивать равновесие  двух крайностей -- дело весьма деликатное... И
опасное.  Легко  возбудимое  Божественное  Присутствие  было  всегда  рядом,
ревниво подстерегая любой неверный шаг верующего.
     Исполнив  свой  религиозный  долг, Гамильтон  мрачно отправился дальше.
Здание и  люди в  равной  мере  были полны  напряженным  ощущением  близости
Тетраграмматона. Джек ощущал Его  повсюду. Подобно густому  смогу, исламский
Бог проникал в каждую щелку и царил везде.
     С  тягостным  удивлением  Джек  увидел  громадную  мемориальную  доску,
освещенную прожекторами. Он принялся изучать ее.
     "ЕСТЬ ЛИ ТВОЕ ИМЯ В ЭТОМ ПЕРЕЧНЕ?" -- гласила крупная надпись вверху.
     Список был  составлен в  алфавитном порядке.  Гамильтон не нашел себя в
нем. Не