тверстие в паутинном пологе окаймляла полоса сажи, и Оукс не сводил взгляда с этой дыры. Каждый вздох отзывался в груди болью. Он не сразу осознал, что в мире есть звуки помимо его дыхания. Дальним громам отзывалась сама земля. "Волны!"
     Он глянул в сторону моря. Линия прибоя поднялась невиданно высоко. До самого горизонта простирался белопенный простор. Огромные валы разбивались о берег там, где было раньше посадочное поле. На глазах у Оукса здоровенный кусок равнины соскользнул в море, оторвав половину ангара для челноков.
     Оукс кое-как поднялся на ноги. В белой пене мелькало что-то черное - скалы! Волны легко подбрасывали валуны в человеческий рост. Покуда он смотрел, в пучину соскользнул сад - его драгоценный сад.
     Среди брызг летали пронзительные крики, словно вопли почти забытых чаек. Оукс огляделся. "Дирижаблики?" Сгинули. Ни один оранжевый мешок не танцевал на ветру, не парил над черными утесами.
     А крики не стихали.
     И только тогда Морган Оукс повернулся в сторону скального гребня, откуда Томас вывел свою армию. "Тела!" Под жаркими лучами обоих солнц валялись, подергиваясь, изувеченные тела. Среди раненых медленно проходили фигуры с носилками, собирая их по одному и оттаскивая к подножию утесов.
     Оукс снова обернулся к Редуту - нет, там ждет верная смерть. Глянул на поле боя - и только теперь заметил демонов. Его передернуло. Твари сидели широким полукругом, недвижно взирая на поле брани. А среди них одиноко стоял человек в белых одеждах. Оукс узнал его - это был Керро Паниль.
     И эти крики! Стоны раненых, умирающих!
     Оукс двинулся к поджидавшему его Панилю. "Какая мне теперь разница? Ну пошли против меня своих бесов... рифмоплет!"
     Путь его пролегал по краю кровавого поля, среди обезображенных тел. Оукс наступил на оторванную руку, и та в последней судороге вцепилась ему в ногу. Бывший босс отскочил, точно заяц. Ему хотелось бегом бежать в Редут, к Легате. Но ноги не слушались. Он мог только ковылять к возвышающемуся над толпой демонов Панилю.
     "Почему они не движутся?"
     Он остановился в нескольких шагах от поэта.
     - Ты. - Оукс сам удивился тому, как спокойно прозвучал его голос.
     - Я.
     Голос поэта доносился через вживленный под кожу Оукса передатчик, губы же не двигались.
     - Тебе конец, Оукс.
     - Ты! Ты все погубил! Это из-за тебя мы с Льюисом...
     - Ничто не погибло, Оукс. Жизнь только начинается.
     Паниль не разжимал губ, но голос продолжал звучать.
     - Ты молчишь... но я тебя слышу.
     - Это дар Авааты.
     - Авааты?
     - Дирижаблики и келп едины: они - Аваата.
     - Значит, планета все же победила нас.
     - Не планета. И не Легата.
     - Тогда корабль. Наконец-то он загнал меня в угол!
     - И не Корабль.
     - Льюис! Это он виноват. Он и Легата.
     На глаза Оуксу навернулись слезы. "Льюис и Легата". Он не мог встретиться взглядом с Панилем. "Льюис и Легата!" Одинокий плоскокрыл отполз от поэта, вскарабкался Оуксу на башмак и заснул, примостив шипастую башку на застежке. Оукс в ужасе взирал на тварь, не в силах даже пошевельнуться.
     - Скажи мне, - вскрикнул он в отчаянии, - кто же виноват?!
     - Ты сам знаешь, кто.
     Из глотки Оукса вырвался вопль:
     - Не-е-ет!
     - Ты виноват, Морган. Ты и Томас.
     - Это не я!
     Паниль только глянул на него грустно.
     - Тогда прикажи своим демонам убить меня! - бросил Оукс ему в лицо.
     - Они не мои демоны.
     - Тогда почему они не нападают?
     - Потому что я показываю им мир, который иные назвали бы иллюзорным. Любое существо нападает не на то, что видит, а на то, что, как ему кажется, оно видит.
     Оукс в ужасе воззрился на Паниля.
     "Миражи? Этот стихоплет может отвести мне глаза как захочет?"
     - Это корабль научил тебя!
     - Меня научила Аваата.
     - И твоей Аваате конец... - Оукс понял, что у него начинается истерика. - Всем им конец!
     - Но прежде она научила нас входить в мир инореальности. И Аваата живет в нас.
     Оукс не мог отвести взгляда от смертоносного плоскокрыла на своем ботинке.
     - Что эта тварь видит? - спросил он, тыкая в демона трясущимся пальцем.
     - Что-нибудь знакомое.
     Содрогнулась от грохота земля, и плоскокрыл с недовольным видом шлепнулся на песок. Оглянувшись, Оукс увидал, как соскальзывает в бездну еще одна секция Редута. Огромные валы бились о берег, расплескивая белую пену, а узкая бухта еще усиливала их напор. В безмолвном ужасе Оукс наблюдал, как здание за зданием рушится в подгрызающие их волны.
     - Можешь болтать что тебе вздумается, - пробормотал он, - но планета нас победила.
     - Как хочешь.
     - Я хочу?!
     Оукс едва не набросился на Паниля, но замер, увидав, что двое спецклонов волокут к ним носилки. Рядом с раненым шла Хали Экель, колечко в ее носу сверкало в ослепительном свете. Пациента опутывали датчики прибокса. И человека на носилках Оукс тоже узнал - то был Раджа Томас.
     Носильщики недоуменно воззрились на бывшего босса, опуская на песок свою ношу.
     - Он очень плох? - поинтересовался Оукс у Хали.
     Ответил поэт.
     - Он умирает. Сквозная рана груди и лучевой ожог.
     Оукс подавил смешок.
     - Значит, меня он не переживет! Наконец-то проклятый корабль останется без кэпа!
     Хали опустилась на колени рядом с носилками, глядя на Керро.
     - Мы бы не дотащили его живым в лазарет. Он просил принести его к тебе.
     - Знаю.
     Керро смотрел на умирающего, и мысли Томаса были открыты ему - как и Ваате, и Ваэле, и большинству спецклонов, в чьих генах таилась Аваата, - открыты полностью, до последней капли. Сколь проникновенным был замысел Корабля - из породившего Его Раджи Флэттери сделать воплощение возмездия!
     Губы Томаса дрогнули. Голос его был не громче шепота, но даже Оукс услышал его ясно:
     - Я так долго искал ответа... что забыл вопрос.
     - О чем он болтает? - осведомился Оукс.
     - Он говорит с Кораблем, - ответил Паниль, на сей раз вслух, и речь его была речью поэта, полной всепроникающей мудрости.
     Уста умирающего исторгли прерывистый вздох.
     - Я так долго играл... так долго... Паниль знает. Это скала... дитя... Да! Я знаю! Дитя!
     Оукс фыркнул.
     - Да он просто бредит.
     - А ты все отказываешься встать вровень со своей человечностью, - промолвил Паниль, глядя на бывшего босса.
     - Что... О чем ты толкуешь?
     - Только этого и требовал от нас Корабль, - вздохнул Паниль. - Это и значит богоТворить: найти в себе человечность и подняться с ней вровень.
     - Слова! Пустые слова! - Оуксу казалось, что его загоняют в угол. Нет, все это просто мираж!
     - Тогда отбрось слова и спроси себя: что ты делаешь здесь? - проговорил Паниль.
     - Я выжить пытаюсь, что же еще?
     - Но ты никогда не был по-настоящему жив.
     - Я... я...
     Паниль поднял руку, и Оукс замолк.
     Демоны чередой двинулись в сторону утесов. Первый из них успел добраться до скал, поднимаясь на плоскогорье, прежде чем поэт заговорил вновь:
     - Я отпустил их, как отпускает Аваата. И все же они делают что должны.
     - И что они станут делать? - Оукс смотрел вслед уходящим чудовищам.
     - Когда они проголодаются, то станут есть.
     Оукс не выдержал:
     - Да чего ты хочешь от меня?!
     - Ты врач, - ответил Керро. - А здесь раненые.
     - Ты хочешь, чтобы я спас его? - Оукс ткнул пальцем в сторону Томаса.
     - Его может спасти только Корабль или все мы вместе, - ответил Паниль.
     - Ага, Корабль!
     - Или мы все вместе. Это одно и то же.
     - Ложь! Все ложь!
     - Спасение - слово многозначное, - напомнил Паниль. - Есть утешение и в разуме, и в потенциальном бессмертии наших сородичей.
     Оукс отступил на шаг.
     - Все - лживые слова! Эта планета всех нас убьет!
     - Для чего тебе глаза, когда ты им не веришь? - спросил поэт. Он обвел рукой кровавую равнину, встретился взглядом с завороженной его словами Хали. - Мы выживем. Мы исцелим планету. Аваата, поддерживавшая равновесие мира, погибла. Но Ваата - ее дочь не менее, чем моя.
     - Ваата? - выплюнул Оукс. - Это еще что за чушь?
     - Родилась дочь Ваэлы. Ее зовут Ваата, и она несет истинное семя Авааты, заложенное в нее при зачатии.
     - Еще одно чудовище. - Оукс покачал головой.
     - Ничуть. Прелестное дитя, столь же человек с виду, как и ее мать. Я покажу тебе.
     Образы хлынули в сознание Оукса, влекомые несущей волной вживленного приемника. Оукс отшатнулся от Паниля, пытаясь одной рукой заслониться от поэта, а другой царапая шею, словно хотел вырвать радиокапсулу с мясом.
     - Не-ет!.. Нет... нет!..
     Но поток не прерывался. Под напором его Оукс рухнул на песок и, падая, услыхал голос Корабля.
     Ошибиться было невозможно. Неотвратимое могущественное присутствие разворачивалось в нем, не нуждаясь в передатчиках и приборах. - Теперь ты видишь, босс? Тебе не нужен был высеченный в камне завет. Только самоуважение, богоТворение себя, всего человечества и всего, что имеет значение для вашего родового бессмертия.
     Оукс перекатился на живот и закрыл голову руками, глядя в мокрый от его слез песок.
     Корабль покинул его рассудок - точно медленно вытянули раскаленный нож, оставивший по себе зияющую рану. Оукс медленно опустил руки, поднял голову. Песок скрипел под множеством подошв. Со стороны Редута тянулась длинная колонна - природники и спецклоны вперемешку. Вели их Льюис и Легата. За их спинами ветер разносил клубы дыма, поднимающиеся над горящими развалинами. Его драгоценное убежище - разрушено! Все погибло!
     Гнев вновь захлестнул Оукса.
     "Будь ты проклят, Корабль! Ты меня обманул!"
     Вскочив, он погрозил кулаком Легате:
     - Ах ты, сука!
     Льюис с Легатой остановились шагах в десяти, и беженцы тоже замерли. Только одна рослая женщина-спецклон с раздутым черепом и тонкими чертами лица вышла вперед, заслонив собою Легату.
     - Не вздумай больше к ней так обращаться! - рявкнула она. - Мы избрали ее кэпом! Никто не смеет оскорблять нашего кэпа!
     - Да это безумие! - взвыл Оукс. - Как могут чудовищные уродцы выбирать себе кэпа?
     Женщина-клон шагнула к нему.
     - Ты кого назвал уродцем? Что, если наше племя умножится, а вы станете уродами среди нас?
     Оукс в ужасе воззрился на нее.
     - Ты и сам не больно красив, - продолжала она. - Каждый день я смотрюсь в зеркало и каждый день думаю, что не так я и страшна. А ты с каждым часом становишься все уродливей. А если я решу, что среди нас уродам не место?
     Легата придержала ее за руку.
     - Довольно.
     В этот миг равнину накрыла тень. Все разом подняли головы. Между землей и Регой плыл Корабль - куда ниже, чем он спускался когда-либо. Ясно виднелись странные выступы, крылья аграриумов. Громада в небесах двигалась с ошеломительной неспешностью, словно сама вечность. И когда тень ее накрыла Льюиса, тот расхохотался. Почти все, кто обернулся на его смех, успели заметить, как он пропадает. Тело его превратилось в белый силуэт, растаявший без следа.
     - Но почему, Корабль? - спросил вслух изумленный этим исчезновением Керро.
     Ответ услышали все.
     "Вам нужен был истинный дьявол, Хесус Льюис, Моя вторая половинка, - заполнил мысли радостный гром. - Настоящий дьявол всегда со Мной. А Томас оставался собственным бесом, стрекалом в собственной руке. Но теперь он знает. Люди, вы заслужили отсрочку. Вы знаете, как богоТворить".
     И в тот же миг каждый ощутил, что уготовил Корабль Томасу и на какой тонкой нити висит судьба умирающего.
     Томас приподнялся на локте, как ни пыталась Хали уложить его.
     - Нет, Корабль, - выдавил он. - Не надо... в гибербак. Я уже дома.
     - Отпусти его, Корабль, - вмешалась Легата.
     - Спасите его, и он ваш! - прозвучал вызов.
     Вцепившись в ускользающее сознание Томаса, Керро воззвал к Ваате, дремлющей в лазаретной палатке под скалой:
     - Ваата! Помоги нам!
     Разума его коснулась прежняя Аваата - ослабевшая, но не утерявшая ничего. Ваата впитала ее целиком... и сверх того. Собственная дочь виделась Керро Панилю вместилищем бессчетных эпох памяти и мудрости Авааты, но слитых с памятью человечества. Ваата потянулась к тем, кто оставался на борту Корабля, даже спящим в гибербаках, даруя им новое богоТворение, сплетая в единое целое. Сознания их вливались в общий поток... даже Оукс. И, слитые воедино, тончайшими нитями они проникли в тело Томаса, заживляя раны, восстанавливая клетки.
     А потом дело было сделано, и мирно спящий Томас распростерся на носилках.
     Керро судорожно вздохнул, окидывая равнину взглядом. Вместе с Томасом исцелились и все раненые. Валялись вокруг тела погибших, но среди живых не осталось ни одного увечного. И вся эта толпа молча стояла в накрывшей равнину глубокой тени.
     "Легата!" - воззвал Корабль.
     - Да, Господи? - откликнулась та дрожащим голосом, еще не оправившись от потрясения.
     "Ты отняла Моего лучшего друга, Легата. Теперь Оукс Мой. Это справедливый обмен. Там, куда Я направлюсь, он будет нужен Мне больше, чем тебе".
     Легата подняла глаза на окаймленный лучами Реги силуэт.
     - Ты улетаешь?
     "Я ухожу вратами Быка, Легата. Врата Быка - Мое рождение и Моя вечность".
     Ей вспомнился Бычок Бикеля, это хранилище зашифрованных данных, где она нашла разгадку происхождения Оукса, полумистический компьютер, где рождалось неведомое. Сознание ее слилось с архивами Корабля, и слияние это разделили, при посредстве Вааты, все, кто стоял на кровавом поле.
     А слова Корабля все лились:
     - Безграничность фантазии таит в себе бесконечность ужасов. Поэты облекают свои кошмары в слова. Но сны богов обретают плоть и собственную жизнь. Их уже не сотрешь с листа. Врата Быка - моя совесть. Каждый символ в моем сознании должен пройти ими, чтобы воплотиться. Иные мои символы живут и дышат, как Хесус Льюис. Другие - поют строфами стихов.
     Оукс пал на колени.
     - Не забирай меня, Корабль! - взмолился он. - Я не хочу!
     - Но ты нужен Мне, Морган Оукс. Я лишился Томаса, Моего любимого беса, и ты Мне нужен.
     Тень Корабля начала соскальзывать с равнины в сторону утесов. И когда солнечный луч коснулся Оукса, тот сгинул - только белый силуэт мелькнул над песком.
     Легата смотрела на вмятины, оставленные коленями Моргана Оукса, и по щекам ее, непрошенные, катились слезы.
     Хали поднялась, не отходя от носилок, где спал ее пациент. Она чувствовала себя опустошенной и озлобленной, лишенной привычной роли.
     "Так это я должна была объяснить им?" - вопросила она мысленно у проплывающей в вышине громады.
     - Покажи им, Экель!
     Хали гневно бросила в поток всеобщего сознания образ распятия.
     - Корабль! - вскричала она. - Так было и с Иешуа? Неужели он всего лишь пылинка одного из Твоих снов?
     - А какая разница, Экель? Разве оттого, что сказка - ложь, преподанный ею урок менее ценен? Случай, которому ты стала свидетелем, слишком важен, чтобы обсуждать его на уровне "было - не было". Иешуа жил. Он был воплощением совершенного добра. А как можно познать подобное добро, не испытав его противоположности?
     Тень уплыла в сторону скал, а с ней уплывали вдаль последние осколки прежнего человечества - натали, сторожа гибернаторов, рабочие гидропонных садов...
     - Корабль уходит, - проговорила Легата, становясь рядом с Панилем.
     И при этих словах она, как и все на равнине, ощутила полыхнувшее в мозгу знание. Последний дар Корабля - его архивы, все прошлое человечества, спрессованное в одну долгую мысль, в одну живую клетку.
     - Мы вышли из колыбели, - проговорил Керро. - Теперь нам идти самим.
     - И сосцы более не напоят нас, - присоединилась к ним Хали.
     - Но слово "одиночество" устарело навек, - заметил Керро.
     - Может, так и расширяется Вселенная? - спросила Легата. - Может, это боги бегут, оставив позади дело рук своих?
     - Боги задают иные вопросы, - ответил Керро. Он посмотрел Хали в глаза. - Ты стала повитухой для всех нас, когда принесла в мир Ваату и место лобное.
     - Ваата пришла сама, - поправила поэта Хали, беря его за руку. - Есть силы, которым ни к чему повитуха.
     - Или кэп, - добавила Легата и улыбнулась. - Но эту роль мы уже знаем, верно? - Она покачала головой. - У меня только один вопрос остался: что сделает Корабль с теми, кто остался там, на борту?
     Она ткнула пальцем в исчезающую в вышине махину.
     И тогда голос Корабля в последний раз наполнил мысли всех стоящих на равнине, чтобы, стихнув, навеки остаться в памяти:
     "Порази меня, Святая Бездна!"



    Фрэнк ГЕРБЕРТ и Билл РЭНСОМ
   ПАНДОРА II
    ЭФФЕКТ ЛАЗАРЯ

    Перевод с английского Э. Раткевич. Scan, OCR, primary spell check: А. Быстрицкий




Анонс

     Роман классика современной фантастики Фрэнка Герберта, впервые переведенный на русский язык, продолжает историю освоения водного мира, начатую в романе ?Ящик Пандоры?. С тех пор как погиб последний из естественных островов Пандоры, минуло несколько поколений. Общество планеты расслоилось на островитян, по воле волн дрейфующих в своих органических городах, и мутантов-морян, для которых вода стала родной стихией. Напряжение между ними растет, готовое вылиться в открытый конфликт. Все надежды на второе пришествие Корабля, ставшего для людей этого мира воплощением Господа Бога.

     Брайану, Брюсу и Пенни - за те годы, что они ходили на цыпочках, покуда папа работал.
     Фрэнк Герберт

     Всем целителям, что облегчают наши страдания; всем, кто кормит ближних, прежде чем требовать от них добродетели; всем нашим друзьям - с любовью и признательностью.
     Билл Рэнсом

     Анналы утверждают, будто двойная система не способна поддерживать жизнь. Но мы нашли жизнь здесь, на Пандоре. За исключением келпа - она была враждебной и смертоносной, но все же это была жизнь. Гнев Корабля отяготел над нами, ибо мы уничтожили келп и нарушили равновесие этого мира. Мы, немногие выжившие, зависим от бесконечного моря и ужасных причуд двух солнц. То, что мы вообще выжили на наших хрупких клон-плотах, проклятие в той же мере, что и победа. Это - время безумия.
     Из дневников Хали Экель

     Дьюк почуял запах горелой плоти и паленого волоса. Он чихнул, снова чихнул и заскулил. Его единственный зрячий глаз слезился и болел, когда он попытался открыть его рукой. Его мама была вне. Слово ?вне? он мог произнести, хотя не мог бы точно определить местоположение и форму этого ?вне? - только знал смутно, что живет на клон-плоту, принайтованном к черному каменному утесу, единственному остатку суши Пандоры. Еще он мог выговорить ?ма? и ?горит?. Запах гари усилился. Дьюк испугался. ?Может, нужно что-то сказать?? - подумал он. По большей части он не говорил: мешал нос. Зато мог высвистывать носом. Мама его понимала и свистела в ответ. У них было более сотни таких свистослов, понятных обоим. Дьюк наморщил лоб - при этом его толстенький носик развернулся - и засвистел, поначалу вопросительно, чтобы узнать, нет ли матери поблизости.
     ?Ма? Где ты, ма??
     Он пытался уловить шлепанье босых пяток по мягкой палубе плота, которое не спутал бы ни с каким другим.
     От запаха гари стало трудно дышать. Дьюк чихнул и прислушался: по коридору сновало множество ног - такого топота ему и слышать-то не доводилось - но ни одни из них не принадлежали ма. Раздавались крики - все сплошь слова, которых Дьюк не знал. Он сделал глубокий вдох и издал самый громкий свист, на какой только был способен. Его тоненькие ребра мгновенно разболелись, а голова закружилась.
     Никто не ответил. Вход оставался закрытым. Никто не вынул его из-под сбившегося одеяла и не прижал к себе.
     Преодолевая боль в груди, Дьюк разлепил правое веко двумя отростками правой руки и обнаружил, что комната погружена во мрак - лишь тонкая биомасса стены слабо светилась в темноте. Мрачный оранжевый свет отбрасывал на пол жуткие отсветы. Едкий дым висел под потолком, как облако, протягивая к лицу Дьюка маслянисто-черные щупальца. К топоту и крикам за стеной п