-нибудь...
     - Я могу поступить лучше, - сказала она. - Я могу остаться одна.
     - Это не т-требуется, - запнулся он.
     - Благодарю. - Она вдохнула аромат кофе и прищурилась. - Нам  с  вами
вовсе не обязательно быть стопроцентными аббатом  и  монахиней.  Время  от
времени капитан нуждается в приватной беседе со своим первым помощником.
     - Ээ... нет. Вы хорошая, Ингрид, но не нужно. - Теландер стал  мерять
шагами узкую каюту, туда и обратно.  -  В  такой  маленькой  и  стесненной
общине, как наша, не может быть тайн. Я не  хочу  казаться  лицемерным.  Я
бы... Я был бы счастлив иметь вас в качестве  постоянного  партнера...  но
это невозможно. Вы должны быть связной между  всеми  и  мной,  а  не  моим
непосредственным союзником. Понимаете? Реймон объяснил это лучше, чем я.
     Ее оживление прошло.
     - Мне не нравится, как он вами манипулирует.
     - У него есть опыт поведения в критических ситуациях.  Его  аргументы
весомы. Мы с вами можем обсудить их заново в деталях.
     - Так и поступим. Они могут быть логичны... каковы  бы  ни  были  его
мотивы.
     Линдгрен сделала глоток кофе, поставила чашку на колено и возбужденно
заявила:
     - Что касается меня, все в порядке. Мне и  так  надоели  эти  детские
забавы. Вы правы, моногамия  становится  популярной,  и  выбрать  женщинам
практически не из кого. Я уже думала  о  том,  чтобы  остановиться.  Ольга
Собески считает так же. Я попрошу Като поменяться с ней  половинами  кают.
Пришло время для спокойствия и здравомыслия, Ларс, возможность подумать  о
некоторых вещах, - теперь, когда мы действительно подошли к этой столетней
отметке.


     "Леонора Кристина" нацелилась основательно в сторону от Девы, но  еще
не на Стрельца. Только после того, как она пройдет  почти  полпути  вокруг
галактики, величественная спираль ее траектории устремится в его сердце. В
настоящий момент туманности Стрельца были впереди по курсу корабля, слева.
То,  что  лежало  за  ними,  только  подразумевалось.  Астрономы   ожидали
обнаружить там объем чистого пространства, с рассеянными пылью или  газом,
содержащий  скученное  сборище  древних  звезд.  Но  никакой  телескоп  не
проникал за облака, которые окружали эту область, и никто до  сих  пор  не
выбирался наружу, чтобы взглянуть.
     - Если только туда не отправилась экспедиция после нашего отбытия,  -
предположил пилот Ленкеи. - На Земле  с  тех  пор  прошли  столетия.  Они,
должно быть, творят чудеса.
     - Но  наверняка  не  посылают  зонды  к  ядру,  -  возразил  космолог
Чидамбарна. - Тридцать тысячелетий, чтобы добраться туда,  и  столько  же,
чтобы послать обратно сообщение? В этом нет смысла. Я полагаю, что человек
будет медленно распространяться от окраины к ядру, колония за колонией.
     - Если только они не создали корабль, который движется быстрее света,
- сказал Ленкеи.
     Чидамбарна нахмурился.
     - Это фантазия! Если вы хотите переписать заново все, что  мы  узнали
со времени Эйнштейна - нет, со времени Аристотеля,  принимая  во  внимание
логические  противоречия,   которые   влечет   существование   сигнала   с
неограниченной скоростью, - пожалуйста, продолжайте.
     - Не мое дело. - Стройная гибкость  борзой,  присущая  Ленкеи,  вдруг
показалась изможденностью. - В любом случае я не хочу,  чтобы  существовал
корабль быстрее света. Мысль, что другие могут летать от звезды к  звезде,
как птицы - как я из города в город, когда мы были дома, -  тогда  как  мы
заперты в этой клетке... Это было бы слишком жестоко.
     - Наша участь ничуть бы не изменилась, - ответил Чидамбарна. - Ирония
добавила бы к ней еще одну грань, бросила бы  нам  еще  один  вызов,  если
хотите.
     - У меня и так достаточно препятствий, - сказал Ленкеи.
     Звуки их шагов гулко звучали на винтовой лестнице.  Они  возвращались
из мастерской на нижнем уровне, где Нильсон консультировал  Фокс-Джеймсона
и Чидамбарны по поводу  структуры  большой  кристаллической  дифракционной
решетки.
     - Вам легче, - вырвалось у пилота. - Вы делаете что-то  действительно
полезное. Мы все зависим от вашей группы. Если вы не сможете  сделать  для
нас новые инструменты... А я... Пока мы не доберемся до планеты,  где  нам
понадобятся космические паромы и воздушные аппараты, какая от меня польза?
     - Вы помогаете делать эти инструменты - или будете помогать, когда мы
сделаем чертежи, - ответил Чидамбарна.
     - Да, я вызвался в ученики  к  Садеку.  Чтобы  занять  это  проклятое
пустое время. - Ленкеи взял себя в руки. - Прошу прощения. Это  мысли,  от
которых мы должны избавляться, я знаю. Мохендас,  могу  я  у  вас  кое-что
спросить?
     - Конечно.
     - Почему вы записались в полет?  Сейчас  вы  нужны,  но  если  бы  не
столкновение - разве вы не ушли бы  дальше  по  пути  познания  вселенной,
оставаясь на Земле? Мне сказали, что вы теоретик. Почему не оставить  сбор
фактов таким, как Нильсон?
     - Я вряд ли дожил бы до рапортов с Бета Девы.  Представлялось  вполне
разумным,  чтобы  ученый  моего  типа  подверг   себя   совершенно   новым
впечатлениям и опыту. Таким образом я мог обрести  прозрение,  которое  не
придет иначе. Если же нет - потеря была бы невелика,  и  в  самом  крайнем
случае я продолжал бы рассуждать приблизительно с тем же  успехом,  что  и
дома.
     Ленкеи потер подбородок.
     - Знаете, -  сказал  он,  -  по-моему,  вам  не  нужны  сеансы  бокса
сновидений.
     - Возможно. Признаюсь, я нахожу эту процедуру, лишенной достоинства.
     - Тогда, во имя неба, почему?..
     - Устав. Мы все должны подвергаться процедуре.  Я  просил  освободить
меня. Констебль Реймон убедил первого помощника Линдгрен, что персональные
привилегии, даже обоснованные, создадут нежелательный прецедент.
     - Реймон! Снова этот сукин сын!
     - Возможно, он прав, - сказал Чидамбарна. - Мне это не  вредит,  если
не считать прерывания последовательности мысли, что происходит  достаточно
редко, чтобы считать это большой неприятностью.
     - Ха! Вы гораздо терпеливее, чем был бы я на вашем месте.
     - Я полагаю, что Реймон себя тоже загоняет в бокс насильно, - заметил
Чидамбарна. - Он тоже принимает процедуру достаточно редко. А обращали  ли
вы внимание,  что  он  иногда  выпивает  рюмочку,  но  никогда  не  бывает
навеселе? Я думаю, что он находится в постоянном напряжении, возможно,  от
скрытого страха. Он все время напряжен, чтобы контролировать ситуацию.
     - Да, это так. Знаете, что он мне сказал на прошлой неделе? Я  только
взял немного листовой меди, она бы  вернулась  обратно  в  виде  камина  и
ручной мельницы, так что я  не  позаботился  записаться.  Этот  сукин  сын
сказал...
     - Забудьте, - посоветовал Чидамбарна. - У него есть на то причины. Мы
не на планете.  То,  что  мы  тратим,  пропадает  окончательно.  Лучше  не
рисковать;  и,  несомненно,  у  нас  хватает  времени  на  бюрократические
процедуры. - Показался вход в спортзал. - Вот мы и пришли.
     Они направились в комнату гипнотерапии.
     -  Пусть  ваши  впечатления  будут  приятными,   Матиас,   -   сказал
Чидамбарна.
     - Ваши тоже. - Ленкеи  вздрогнул.  -  У  меня  здесь  было  несколько
ужасных кошмаров. - Затем просветлел. - И чертовская куча развлечений!


     Звезды были разбросаны все дальше друг от друга.  "Леонора  Кристина"
не переходила из одного спирального рукава галактики в другой -  пока  еще
нет; она всего  лишь  находилась  в  сравнительно  пустом  проходе.  Из-за
нехватки массы на вход ее ускорение понизилось.  В  течение  определенного
корабельного времени видеоэкраны по правому борту смотрели преимущественно
в черную ночь.
     Многие из команды корабля нашли эту картину  более  предпочтительной,
чем жуткие формы и цвета, ослепительно горящие слева.
     Снова настал  очередной  День  Соглашения.  Церемония  и  последующая
вечеринка прошли лучше, чем можно  было  ожидать.  Шок  и  горе  размылись
повседневностью.
     Пришли не все. Элоф Нильсон, например, остался в  каюте,  которую  он
делил с  Джейн  Сэдлер.  Он  коротал  время,  набрасывая  эскизы  и  делая
предварительные подсчеты для своего внешнего  телескопа.  Когда  его  мозг
утомился, он набрал библиотечный индекс беллетристики. Роман,  который  он
выбрал наугад из тысяч названий, оказался увлекательным. Он еще не дочитал
его, когда вернулась Джейн.
     Он поднял на нее  глаза,  опухшие  от  усталости.  Не  считая  экрана
сканера, комната  была  не  освещена.  Джейн  стояла  в  тени  -  большая,
вульгарная. Она не вполне твердо держалась на ногах.
     - Бог мой! - вскричал он. - Пять утра!
     - Ты только заметил? - она усмехнулась. Исходящие от нее запахи виски
и мускуса достигли его обоняния.
     Нильсон взял щепотку табака - роскошь, которая занимала большую часть
его дозволенного багажа.
     - Мне не нужно быть на рабочем месте через три часа, - сказал он.
     - Мне тоже. Я сказала шефу, что хочу отдохнуть неделю. Он согласился.
Что он мог поделать? Кто у него еще есть, кроме меня?
     - Что это за отношение к делу? А если  бы  другие,  от  кого  зависит
корабль, так себя вели?
     - Т-тетсуо Ивамото... на самом деле, Ивамото Т-тетсуо - японцы ставят
фамилию на первое место, как китайцы... как венгры, ты  знал  об  этом?  -
кроме тех случаев, когда они проявляют  вежливость  по  отношению  к  нам,
западным невеждам... - Сэдлер поймала ускользающую мысль. -  Да.  Вот.  На
него хорошо работать. И он может некоторое время обойтись  без  меня.  Так
п'чему нет?
     - Тем не менее...
     Она подняла палец.
     - П-прекрати бранить меня, Элоф! Слыш'шь? Я  возилась  с  этим  твоим
чрезмерно  компенсированным   комплексом   неполноценности   больше,   чем
следовало. И еще много всего. С меня хватит. С-срывайте ваши розы,  па-ака
вы молоды!..
     - Ты пьяна.
     - Типа того. - Задумчиво: - Тебе следовало пойти со мной.
     - Зачем? Почему не признаться, как я устал от все тех же лиц, тех  же
действий, тех же пустых разговоров. И я в этом далеко не одинок.
     Она спросила упавшим голосом:
     - От меня ты тоже устал?
     - С чего ты... - Нильсон с трудом поднялся на ноги.  -  В  чем  дело,
дорогая?
     - Ты не очень-то баловал меня вниманием в последние месяцы.
     - Что? Наверное, ты права. - Он  побарабанил  пальцами  по  кухонному
шкафчику. - Я был слишком занят.
     Она сделала глубокий вдох.
     - Я скажу напрямик. Я была сегодня с Иоганном.
     - Фрайвальд? Механик?
     В течение минуты Нильсон стоял, лишенный дара речи. Она ждала.  Хмель
слетел с нее. Наконец он произнес  с  трудом,  разглядывая  рисунок  своих
ногтей.
     - Что ж, у тебя есть законное и, без сомнения, моральное право.  Я  -
не симпатичное молодое животное. Я так горд и счастлив... был так  горд  и
счастлив... больше, чем я мог выразить, когда ты  согласилась  стать  моим
партнером. Я позволил тебе научить меня множеству вещей, которых я  прежде
не понимал. Быть может, я был не самым способным учеником.
     - О, Элоф!
     - Ты бросаешь меня, так ведь?
     - Мы любим друг друга, он и я. - Ее взгляд затуманился. -  Я  думала,
это будет легче - сказать тебе. Я не знала, что для  тебя  это  так  много
значит.
     - Ты не думала о том, чтобы не афишируя... Нет, здесь  ничего  нельзя
скрыть. Кроме того, ты бы и не захотела. И у меня тоже  есть  гордость.  -
Нильсон сел и потянулся к табакерке.  -  Тебе  лучше  уйти.  Вещи  сможешь
забрать потом.
     - Так сразу?
     - Убирайся! - взвизгнул он.
     Она исчезла - всхлипывая, но не пререкаясь.


     "Леонора  Кристина"  снова  вошла  в  населенную  область.  Пройдя  в
пределах пятидесяти световых лет от гигантского новорожденного солнца, она
пересекла окружавшую его газовую оболочку. Будучи  ионизированными,  атомы
были доступны захвату с  максимальной  эффективностью.  Тау  корабля  упал
почти до асимптотического нуля: а вместе с ним и коэффициент времени.



                                    12

     Реймон остановился у входа в спортзал. Там было пусто и  тихо.  После
первоначальной волны интереса атлетика  и  другие  становились  все  менее
популярны. Если не считать трапез, научному  персоналу  и  членам  экипажа
осталось только собираться небольшими компаниями или вообще погрузиться  в
чтение, просмотр видеолент и как можно больше спать. Максимум, что он  мог
заставить их выполнять, - это предписанное количество упражнений. Но он не
нашел способа восстановить бодрость духа, которая со временем исчезла.  Он
был беспомощным,  поскольку  его  несгибаемая  настойчивость  в  отношении
соблюдения основных правил сделала его врагом для всех.
     Что касается правил... Он прошагал по коридору к комнате сновидений и
открыл дверь. Лампочка над каждым из трех  боксов  свидетельствовала,  что
все они заняты. Он выудил из  кармана  универсальный  ключ  и  по  очереди
открыл кабины. Из них повеяло воздухом, но они были не  освещены.  Две  он
закрыл снова. Открыв третью, он выругался. Вытянувшееся тело  и  лицо  под
сонношлемом принадлежали Эмме Глассгольд.
     Некоторое время он стоял, глядя сверху вниз на маленькую женщину.  Ее
улыбка дышала покоем. Без сомнения она, как и все на корабле, обязана была
своим душевным  здоровьем  этому  аппарату.  Несмотря  на  все  усилия  по
декорации, по созданию желаемого интерьера помещений, корабль был  слишком
стерильной  средой.  Абсолютное  сенсорное  голодание  быстро   заставляет
человеческий мозг терять связь  с  реальностью.  Лишенный  потока  данных,
которые  он  предназначен  обрабатывать,   мозг   изрыгает   галлюцинации,
становится иррациональным и, наконец, впадает  в  помешательство.  Эффекты
продолжительной сенсорной недостаточности сказываются  медленнее,  слабее,
но  во  многих  отношениях  они  более   разрушительны.   Непосредственная
электронная   стимуляция   соответствующих   центров   мозга    становится
необходимой. Это говоря в терминах неврологии. В терминах  непосредственно
эмоций, необычно интенсивные и продолжительные сны, генерируемые  извне  -
приятные или нет - стали заменой действительных переживаний.
     И все же...
     Кожа  Глассгольд  отвисла   и   имела   нездоровый   оттенок.   Экран
электрокардиограммы позади шлема говорил, что она  находится  в  спокойном
состоянии. Это означало, что  ее  можно  разбудить  быстро,  не  подвергая
риску. Реймон перекинул вниз переключатель таймера. След проходящих  через
ее голову индуктивных импульсов на осциллографе уплощился и потемнел.
     Она пошевелилась.
     - Шалом, Мойша, - услышал он ее шепот. Поблизости не  было  никого  с
таким именем. Он  сорвал  с  нее  шлем.  Она  сжала  веки  еще  плотнее  и
попыталась повернуться на кушетке.
     - Проснись, - Реймон потряс ее.
     Эмма заморгала. Дыхание вернулось к ней. Она села,  выпрямившись.  Он
почти видел, как сон покидает ее.
     - Иди сюда, -  сказал  он,  предлагая  свою  руку  для  поддержки,  -
выбирайся из этого проклятого гроба.
     - Ох нет, нет, - невнятно пробормотала она. - Я была с Мойшей.
     - Прошу прощения, но...
     Она скорчилась и заплакала. Реймон хлопнул по стенке - резкий звук на
фоне бормотания корабля.
     - Ладно, - сказал он. - Я отдам прямой приказ.  Выйти!  И  явиться  к
доктору Латвале.
     - Что, черт побери, здесь происходит?
     Реймон обернулся. Норберт Вильямс, должно быть, услышал их,  так  как
дверь была открыта настежь, и пришел прямо из бассейна. Он был разъярен.
     - Ты, значит, принялся стращать женщин? - сказал он. - Убирайся.
     Реймон продолжал стоять.
     - Есть правила пользования этими боксами, - сказал он. - Если человек
не обладает самодисциплиной, чтобы их придерживаться,  в  мои  обязанности
входит его принудить.
     - Ха! Совать нос в чужие дела, подглядывать, шпионить за нашей личной
жизнью. - Богом клянусь, я не собираюсь это больше сносить!
     - Не надо! - взмолилась Глассгольд. - Не деритесь. Прошу прощения.  Я
уйду.
     - Черта с два ты уйдешь, - ответил американец. - Останься.  Настаивай
на своих правах. - Его лицо побагровело. - Я сыт по  горло  нашим  местным
диктаторишкой. Настало время что-то с ним сделать.
     Реймон сказал с расстановкой:
     -  Ограничительные  правила  были  написаны  не  для  забавы,  доктор
Вильямс. Слишком много - хуже, чем ничего. Это входит в привычку. Конечный
результат - безумие.
     - Послушай. - Химик сделал явное усилие, чтобы сдержать гнев. -  Люди
не одинаковы. Ты, конечно, думаешь, что  всех  можно  подстричь  под  одну
гребенку,  чтобы  мы   соответствовали   твоему   образцу   -   занимались
художественной гимнастикой, организацией работ, которые - ребенку  ясно  -
не служат ничему, кроме того, чтобы занять нас на несколько часов в  день,
уничтожили перегонный куб, который сделал  Педро  Барриос.  Всем  этим  мы
занимались с тех пор, как поменяли  направление  на  этот  полет  Летучего
Голландца... - он понизил голос. - Послушай, - сказал он. - Эти правила...
В данном случае они написаны, чтобы удостовериться, что никто  не  получит
слишком большую дозу. Конечно. Но откуда ты знаешь, что некоторые  из  нас
получают достаточно?  Нам  всем  приходится  проводить  какое-то  время  в
боксах. Тебе тоже, констебль Железный Человек. Тебе тоже.
     - Конечно... - сказал Реймон, но Вильямс прервал его.
     - Откуда тебе знать, сколько  нужно  другому  человеку?  У  тебя  нет
чувствительности, которой Господь наделил таракана. Знаешь ли ты хоть одну
чертову подробность про Эмму? Я  знаю.  Я  знаю,  что  она  замечательная,
храбрая  женщина...  которая  прекрасно   может   судить   о   собственных
потребностях и руководить своими поступками... она  не  нуждается  в  том,
чтобы ты руководил ее жизнью вместо нее. - Вильямс показал пальцем. -  Вот
дверь. Воспользуйся ею.
     - Норберт, не надо. - Глассгольд выбралась  из  "гроба"  и  старалась
протиснуться между мужчинами. Реймон отодвинул  ее  в  сторону  и  ответил
Вильямсу:
     - Если делать исключения, то это должен решать корабельный  врач.  Не
вы. После этого случая ей в любом случае  придется  увидеться  с  доктором
Латвалой. Она может попросить его о медицинском заключении, позволяющем ей
так поступать.
     -   От   него   ничего   не   допросишься.   Этот   бездельник   даже
транквилизаторов не прописывает.
     - У нас впереди годы пути. Непредвиденные  неприятности,  которые  мы
должны  будем  пережить.  Если  мы  начнем  зависеть   от   успокоительных
средств...
     -  Ты  что,  действительно  воображаешь,  что   если   за   нами   не
присматривать, мы все рехнемся и умрем? Большое спасибо, мы сами  способны
принимать решения. Убирайся, я сказал!
     Глассгольд снова попыталась вмешаться. Реймону пришлось  схватить  ее
за руки.
     - Убери руки, скотина! - Вильямс бросился на него, сжав кулаки.
     Реймон отпустил Глассгольд и отступил назад, в зал, где  было  место,
чтобы развернуться. Вильямс взвыл и  бросился  за  ним.  Реймон  некоторое
время защищался от неумелой атаки, затем  развернулся  и  нанес  несколько
сильных ударов. Вильямс полетел на пол.  Он  рухнул  бесформенной  грудой,
икая. Из носа у него текла кровь. Глассгольд с  причитаниями  бросилась  к
нему. Она опустилась на колени, прижала его к себе и  подняла  на  Реймона
гневный взгляд.
     - Храбрец! - презрительно бросила она.
     Констебль развел руками.
     - Я должен был позволить ему меня ударить?
     - Вы м-могли бы уйти.
     - Невозможно. Моя обязанность - поддерживать порядок на корабле. Пока
капитан Теландер не освободит меня от моих обязанностей, я буду  выполнять
их.
     - Прекрасно, - сквозь зубы сказала Глассгольд. - Мы идем  к  нему.  Я
подам официальную жалобу.
     Реймон покачал головой.
     - Всем было объявлено, и все согласились,  что  капитана  не  следует
беспокоить из-за наших ссор. Ему нужно думать о корабле.
     Вильямс застонал, окончательно придя в себя.
     - Мы пойдем к пе