вно, в этом не было никакого смысла!

     В сгущавшихся сумерках он едва видел шершавую поверхность, по которой
поднимался, за исключением небольшого круга, высвечиваемого фонарем.
Спуститься будет нетрудно: он воткнет в скалу разрывную шашку, перекинет
через нее веревку и соскользнет вниз. Можно будет даже спустить все гнездо
с его содержимым. Но подъем был опасен. Снизу он не заметил, как сильно
скала была подточена эрозией. На ее шероховатой поверхности тут и там
встречались выемки для рук и ног, но мягкий камень крошился под весом
Свободы. Фактически эта сторона была единственной, по которой еще можно
было взобраться. Со всех других сторон от скалы отвалились, раскрошившись,
целые куски, образовав кучи обломков у подножья и оставив наверху рубцы, по
которым не смог бы забраться даже лунатик. Если кусочек скалы весом в
несколько тонн оторвется под его весом, когда до вершины останется метров
десять или двадцать, то это будет конец Яна Свободы.

     А чего ради? Чтобы найти там несколько костей? Этим костям уже было
ничего не нужно, в том числе и он, Ян Свобода. Зато он был нужен Джудит и
детям. Е Г О детям, а не чьим-то подкидышам.

     Он почувствовал, что выпуклость, за которую он ухватился, ослабла под
его рукой. Он разжал пальцы и услышал, как оторвавшийся кусок, то и дело
ударяясь о скалу, полетел вниз. Под ногами была темнота.

     Пока он полз вверх, ночь поглотила основание скалы, накрыла Коффина,
затопила галечно-травяной покров земли; теперь она гналась за ним. Неужели
вершина скалы тоже погрузилась во тьму? Или так казалось из-за
подступившего головокружения?

     Свобода посмотрел на камень в нескольких сантиметрах от своего носа.
Он был покрыт рябью. Голова загудела, но Свобода продолжал взбираться
наверх только потому, что тащиться наверх было легче, чем шевелить мозгами.

     Наконец, он вздохнул с облегчением, потому что на высоте в два
человеческих роста над его головой скала немного светлела и становилась
менее отвесной.

     Возможно, до вершины отсюда оставалось не более двух-трех метров, но
могло оказаться и так, что до нее еще было не ближе, чем до Ракш. У Свободы
были как раз две шашки. Они не дадут ему свалиться в пропасть.

     Он вновь прилип к скале. Порыв ветра просвистел у него в ушах и еще
больше вдавил его в камень. Наконец, его нервы успокоились достаточно для
того, чтобы он смог открыть глаза.

     "Кажется, все обошлось..."

     Эта мысль принесла такое облегчение, что в этот момент Свобода простил
Коффина за то, что тот пригрозил ему оружием. Но дальше он уже лезть не
мог.

     Вытащив из-за пояса шашку, он тщательно выбрал место - еще раз
испытать полет со скалы, как тогда, когда на них напали птицы, Свободе не
хотелось, - и нажал кнопку.

     В этом спрессованном воздухе детонация была подобна раскату грома.
Если бы не шиповки, Свобода непременно свалился бы. Усилием воли он
перестал обращать внимание на гул в голове и крепко привязал веревку к
металлическому стержню. Сейчас он по-пожарному спустится вниз, отдохнет
пару минут, и они отправятся в долгий путь туда, где давление снижается
настолько, что человек способен там уснуть.

     О, боже! Как он будет спать! Наверное, не хватит и двадцати часов,
чтобы выспаться, как следует.

     - Отец...

     Свобода вздрогнул.

     - Нет, - быстро пробормотал он, - не может быть, чтобы дело зашло так
далеко. Мне это не показалось. Мне лишь почудилось, что показалось.

     - Отец! Отец?

     Из гнезда высовывался Дэнни.

     На фоне фиолетового неба, где обитали только птицы, его лицо казалось
поразительно белым. Луч фонаря осветил его худую, исцарапанную и грязную
фигурку, подбитый глаз, засохшую под носом кровь, лохмотья, оставшиеся от
его рубашки. И тем не менее, это был Дэнни Коффин, который смотрел вниз и
звал своего отца.

     Свобода начал кричать. Дэнни заплакал и попытался сползти вниз.
Свобода, чертыхаясь, велел ему влезть обратно.

     - Сумасшедший, проклятый идиот, ты что, не видишь, что это всего лишь
рубец? Ты сейчас свалишься и свернешь свою глупую башку! Что случилось,
черт побери? Как ты попал туда?

     Плач Дэнни длился недолго, потому что все слезы были давно уже
выплаканы. Начав говорить, он вскоре замолчал, сморкаясь, сопя и икая. Но
по мере того, как он продолжал свой рассказ, его пересохший слабый голос
становился отчетливее, чем голос Свободы, а его ответы были более
вразумительны, чем вопросы, на которые он отвечал.

     Как и предполагали взрослые, он спустился в Расселину с намерением
убежать из дома. Это намерение улетучилось, как только ему пришлось
спускаться сквозь слой облачности. Когда озябший, промокший и голодный он
вышел к водопаду и заметил, что наступает ночь, он был готов вернуться и
вытерпеть наказание. Но на него напали две огромные птицы, и он побежал по
уступу. По воле провидения туман, ветер и быстро подступавшая темнота
помешала птицам преследовать его после того, как ему удалось убежать от их
первых неуклюжих нападений. Но вернуться назад уже не отважился, потому что
боялся, что они караулят его у входа на уступ. Поэтому он продолжал
спускаться, продвигаясь наощупь на четвереньках, пока не иссякли все силы.
Уснув ненадолго, он затем продолжил спуск, и так, забываясь коротким сном,
просыпаясь и снова продвигаясь вперед, Дэнни через какое-то время,
показавшееся ему вечностью, вышел в лес, окружавший вершину каньона. На
рассвете, который и застал его в этом лесу, он понял, что окончательно
заблудился и что скоро умрет с голоду. Несмотря на то, что запреты отца все
еще не были забыты, он не мог удержаться, чтобы не съесть несколько плодов
и ягод, которые были непохожи на известные ему ядовитые сорта. Убедившись,
что они вполне безопасные, он решил питаться исключительно ими до тех пор,
пока отец не найдет его. Но для этого он должен был двигаться, чтобы найти
другие такие же плоды. Спал он в дуплах деревьев и в местах, где не было
колючек, а пил из ручья.

     Однажды, когда ему никак не удавалось найти воду, он пришел к этому
ущелью, надеясь, что здесь есть река. Но тут его заметило какое-то большое
животное с клыками и погналось за ним. Он подбежал к этой скале и полез
вверх. Да, она осыпалась у него под ногами; он вовремя зацепился за трещину
и лишь поэтому не упал. Отвалившиеся от скалы куски отпугнули животное, но
Дэнни оказался в ловушке. Изможденный, он уснул так крепко, что, вероятно,
не слышал ни криков, ни выстрелов внизу. Но разорвавшаяся рядом шашка
разбудила его.

     - Нет, мистер Свобода, голова у меня не болит, только немножко болит
то место, которым я ударился. Мне ужасно хочется пить, но я не заболел, и
со мной ничего не случилось. Пожалуйста, не могли бы вы помочь мне
спуститься вниз, к отцу?

     Словно во сне Свобода вспомнил, что когда-то, где-то, от кого-то он
слышал, будто Дэнни необычайно хорошо переносит углекислый газ. Видимо, это
соответствовало истине, раз он смог выжить, находясь здесь так долго -
целую земную неделю. Поначалу он сделал вполне естественную и простительную
для ребенка ошибку, но, очутившись в лесу, вел себя не хуже любого
взрослого. И даже лучше многих, окажись они на его месте.

     "Да, гораздо лучше, - думал Свобода, на которого напал какой-то
ступор. - Сознание Дэнни не помрачилось, подобно нашему сознанию".

     Конечно, во всем этом была и доля везения. К счастью Дэнни, кондора не
было в гнезде, когда он забрался туда и уснул. Счастье, что хищник не
вернулся с охоты раньше, чем люди подошли к скале и заставили его кружиться
в воздухе, изучая, что это за новые странные животные. Если бы они ушли или
если бы эта птичка решила, что они не представляют для нее опасности, она
бы опустилась в свое гнездо.

     И убила бы мальчика.

     - Пожалуйста, мистер Свобода! Отец ждет! Я знаю, что он ждет!
Пожалуйста, мне так ужасно хочется пить, помогите мне!

     Свобода стоял на крошечном скальном выступе, уцепившись за веревку.
Внезапно он вспомнил о запасной шашке. Если б ему удалось забросить ее
вверх, так чтобы она закрепилась в камне точно над первой шашкой...

     Нет. Отсюда такой бросок не получится, ведь у него нет даже
возможности размахнуться как следует. Еще меньше шансов забросить шашку,
лассо или что-либо другое, опустившись на землю.

     Может быть, арбалет или катапульта? Нет. Где он возьмет материалы,
чтобы изготовить эти приспособления за срок более короткий, чем тот,
который потребуется на обратную дорогу домой за помощью? Ведь подходящая
веревка не растет в готовом виде в лесу.

     Кондор теперь летал гораздо ниже.

     Свобода почувствовал, как внутри наподобие рвоты поднимается сознание
полной беспомощности и поражения. Внутренний голос снова и снова повторял
что-то похожее на молитву, обращенную к злорадному богу, который подстроил
все таким образом.

     Конечно, можно притаиться и подождать, когда птица приблизится на
расстояние выстрела. Но что потом? Мы все равно не сможем достать
мальчишку.

     Даже если бы мы немедленно отправились домой, шли всю ночь без
передышки - что физически невозможно - и вернулись бы на каком-нибудь
летательном аппарате, сумев не разбиться на нем о скалы, даже если бы все
это им удалось, прошло бы не меньше пятидесяти часов. А ребенок и так уже
страдает от жажды. Вон какой у него голос сиплый.

     Так что же лучше: смерть в когтях кондора или смерть от жажды?

     - Пожалуйста, пожалуйста! Я жалею о том, что убежал. Я больше не буду
так делать. Где мой отец?

     Слова Дэнни перешли в сухой шелест. Мальчик свесился через край
гнезда. Ветер развевал его волосы и клочки рубашки наподобие каких-то
странных флагов.

     Свободе казалось, что в голове у него кто-то крутит ручную мельницу,
но сквозь ее шум он слышал царапанье, доносившееся снизу, и крики Коффина:

     - Дэнни! Дэнни! - в приступе явного помешательства ему на ум теперь
почему-то пришло имя "Абессалом".

     Коффин не мог подняться - у него не было сил. Свобода тоже не мог
больше подниматься. Дэнни не мог спуститься. Единственный, кто способен был
двигаться - это кондор. Охваченный нетерпением, он все больше приближался к
скале, выписывая длинные спирали, в нижней точке которых можно было
разглядеть его клюв и серо-стальные крылья и услышать, как свистит в них
воздух. Свобода слышал этот свист даже сквозь завывание ветра.

     Наконец он понял, что надо делать. Возможно, существовал какой-нибудь
более рациональный выход, более легкое средство спасения, но мозг Свободы
был слишком затуманен, чтобы найти такое решение. Дэнни лежал неподвижно.
Сейчас, когда последние лучи солнца погасли, его фигура напоминала темный
бугор на фоне чуть более светлого силуэта скалы. Свободной рукой Свобода
нащупал пистолет, возвращенный ему Коффином. Еще не успев его вытащить, он
как-будто ощутил холодную тяжесть металла. Один короткий выстрел, одна
милосердная пуля в этот бугор. И больше уже ничего будет не нужно. Их поиск
будет окончен. Свобода сможет спуститься вниз.

     Внизу, под ногами, была непроглядная тьма.

     - Дэнни, - снова позвал Коффин. Галька у подножья скалы загремела,
когда он снова сорвался вниз. - Ян, что же нам делать?

     Свобода снял оружие с предохранителя, но все еще не стрелял. Он стоял,
подставив лицо ветру и надеясь, что ядовитый дым выветрится из головы, но
ему лишь засыпало пылью глаза - и больше ничего. Он слышал, как кондор
подлетает все ближе. Вдруг огромная птица крикнула, и этот крик, похожий на
звук охотничьего рога, отозвался в черных скалах эхом.

     Свобода открыл глаза и увидел, что могучие крылья все еще высоко парят
над каньоном.

     "Почему птица все еще не убивает его? - дико подумал Свобода. - Почему
бы вообще ей не убить всех нас? Она - частица этой гармонии, она сильная и
красивая, а мы - монстры, чужеземцы, пытающиеся отнять у нее дом. Лети
сюда, вниз, хищнокрылый бог. Я отдам его тебе."

     И вдруг Свобода нашел решение.

     Он оставался стоять на прежнем месте в окружении тьмы и ветра,
перемалывая эту идею. Мысли были тяжелыми, как жернова. Он проворачивал и
проворачивал их до тех пор, пока шум ветра не превратился в хлопание
огромных крыльев, а мельница не погрузилась в океан, полный соли. Когда он
заговорил, ему показалось, что кто-то вторит ему шепотом среди крутящихся и
мелющих жерновов.

     - Дэнни! Дэнни, ты меня слышишь? Слушай! Ты не спишь? Я могу снять
тебя вниз!

     Луч фонаря выхватил из темноты маленькое исцарапанное лицо. Дэнни с
трудом очнулся от полуобморока, вызванного истощением и отчаянием.

     - Конечно, - пробормотал он. Потом добавил уже более отчетливо: - Вот
здорово, вы наверху, сэр. Что мне надо делать?

     - Слушай. Оба слушайте! - крикнул Свобода вниз.
- Дэнни, ты должен быть храбрым. Ты ведь до сих пор вел себя как настоящий
храбрец. Осталось еще немного, одна небольшая игра. Притворись мертвым. Вот
что ты сделаешь. Притворись мертвым и дождись, когда кондор сядет около
тебя на гнездо. Тогда хватай его за ноги. Хватай крепче и держись, пока он
будет взлетать. Ты меня понял, Дэнни? Ты сможешь это сделать? - жернова
застонали и лопнули.

     Свободе показалось, что мальчик что-то ответил, но он не был в этом
уверен. Он даже не мог сказать наверняка, понял ли его Коффин. Он погасил
фонарь и застыл на месте в полной неподвижности.

     Теперь птица снизилась настолько, что последние оставшиеся в вышине
лучи уже не касались ее. На темно-пурпурном фоне неба крылья, которые,
казалось, закрыли его целиком, были такими же темными, как и очертания
скал. Неразличимый среди теней, Свобода вытащил пистолет. Он и сам едва
видел оружие.

     Птица издала крик вызова. Ответа не последовало.

     Только сейчас, когда уже было слишком поздно, Свобода понял, что
должен был объяснить свою идею более подробно. Теперь времени на это уже не
было.

     Птица опустилась на край гнезда, сложив крылья. Ее тень надвинулась на
Дэнни, как тень какого-то гигантского горбуна.

     Мальчик бросился вперед и схватился за когтистые лапы.

     Когда птица вскрикнула и снялась с гнезда, Свобода выстрелил, не
целясь. Но птица снова вскрикнула. Дэнни повис поперек неба, качаясь, как
язык колокола на ветру. По нему ручьем струилась кровь кондора.

     Птица в последний раз попыталась подняться и сумела взлететь так
высоко, что Свобода снова увидел отблеск света на ее крыльях. Но теперь их
взмахи были гораздо слабее.

     Прекратив сопротивление, кондор начал снижаться, погружаясь в темноту,
чтобы сразиться с неведомым чудовищем.

     Свобода заскользил по веревке вниз так быстро, что ободрал себе руки.

     Снизу послышалось два выстрела. Когда Свобода спустился, кондор был
уже мертв. Коффин отбросил в сторону пистолет и фонарь.

     - Дэнни, - простонал он. - Дэнни, сынок.

     И они бросились друг другу в объятия.



     9.

     Солнце пробивалось сквозь белые накрахмаленные занавески, отражалось в
чаше с водой и плясало волнообразными отсветами на противоположной стене. В
спальню проникал поток прохладного воздуха. Лужайка снаружи все еще
оставалась зеленой, но деревья уже сменили свой наряд на алый с золотом, и
Геркулесовы горы казались голубовато-туманными сквозь дымку, напоминавшую о
земном бабьем лете.

     На звонок Терона Вульфа дверь открыла Джудит. Свобода положил книгу на
одеяло, увидев, что в спальню вошел мэр.

     - Ну, - спросил Вульф. - как ты себя чувствуешь сегодня?

     - Прекрасно, - буркнул Свобода. - Не понимаю, почему я должен здесь
торчать. Мне ведь есть, чем заняться, черт побери!

     - Врач ясно сказал: постельный режим вплоть до завтрашнего дня, -
строго напомнила ему Джудит. - От истощения не отделаешься смехом,

     - Если тебя это утешит, я могу сообщить, что Джошуа прописали на целый
день больше, чем тебе, да и то он не так расстраивается по этому поводу, -
сказал Вульф, придавив своим широким задом стул и достав из кармана рубашки
сигарету.

     - Как Дэнни? - спросил Свобода.

     - О, он вполне выздоровел и сейчас наслаждается лучшим периодом в
своей жизни, - сказала Джудит. - Тереза постоянно извещает меня по почте,
как у них дела. Прошу прощения, мэр, но я должна вернуться к своим заботам.
Мы положительно намерены назначить эту пресловутую свадьбу на послезавтра,
к тому времени, как Джош выздоровеет.

     Когда дверь за ней закрылась, Вульф вытащил из-под пиджака плоскую
бутылочку.

     - Выдержано в деревянной бочке, - хрипло прошептал он. - Пока это -
лучшее мое изделие.

     Свобода принял подарок, не испытывая чрезмерного чувства
благодарности. Он сказал:

     - Я полагаю, ты явился, чтобы дать некоторые объяснения.

     - Гм! Как пожелаешь. Хотя я не совсем понимаю, что именно надо
объяснять. Ты и Джош вернули ребенка домой. Так что вы оба - герои. И, хотя
это не мое дело, мне кажется, что за время вашего похода Джош разрешил
несколько личных проблем.

     До сего дня я никогда не видел его по-настоящему счастливым, - Вульф
зажег сигарету и пустил нарочито большой клуб дыма, прежде чем добавить: -
Тебя наверняка заинтересует медицинское заключение на основании
обследования Дэнни.

     - У? - Свобода сел в кровати. - Ты говорил, что с ним все в порядке.

     - Да, да. Он прошел тщательное обследование, и в результате оказалось,
что его терпимость к большому воздушному давлению гораздо выше обычной. Это
фантастика. О, здесь нет ничего общего с этой чепухой о мутантах и
суперменах. Просто он находится на одном из крайних концов нормальной
кривой распределения. Но если он захочет, он вполне спокойно может жить на
уровне моря. Мне кажется, - задумчиво продолжал Вульф, - именно поэтому он
всегда так любил предаваться ярким мечтам о заоблачном мире. Спуск никогда
не ассоциировался у него с дискомфортом, даже на уровне подсознания, в
отличие от тех, кто когда-либо пытался спуститься с этого плато... Он,
должно быть, заметил, что другие дети чувствовали себя плохо, когда
заходили слишком далеко вниз по северному склону высокогорья.

     А поскольку они сделали его отшельником, его воображение невольно
обратилось к тому месту, которое было им недоступно.

     Свобода сделал глоток из бутылки и передал ее Вульфу.

     - Мне бы хотелось, чтобы на отношение детей к мальчику было оказано
какое-то влияние. У него слишком много выдержки и ума, чтобы самому дать
сдачи или огрызаться в ответ на оскорбления.

     - О, это уже не проблема, - сказал Вульф. - Поскольку он выступил в
роли Робинзона Крузо и сумел выжить там, где больше никто не выжил бы,
Тереза говорит, что его одноклассники, затаив дыхание, слушают его каждое
слово. Более того, я намерен оповестить всех о его неоспоримых
достоинствах. Сейчас на всем Растуме нет человека, более значимого, чем он.
Будем надеяться, что это не вскружит ему голову.

     - Что ты имеешь в виду?

     - Пошевели мозгами, старик. Дэнни - первый уроженец Растума. Когда он
вырастет, он сможет отправиться, куда захочет, и делать все, что захочет,
на всей этой чертовой планете.

     Его потомки превзойдут численностью потомков любого из нас, поскольку
они будут обладать гораздо большей приспособляемостью к окружающей среде. Я
надеюсь и жду, что среди других экзогенов окажется хотя бы несколько,
подобных ему. Спермо и яйцедоноры подбирались, учитывая такую возможность.
Но даже если никто в этом поколении не сможет сравниться с Дэнни, он
возьмет инициативу в свои руки. Задолго до того, как Высокогорье Америки
будет перенаселено, появятся люди, осваивающие нижнеземелье. От имени всех
остальных они не дадут умереть духу свободы.

     Свобода медленно закивал.

     - Понимаю. Если б не было столько других вопросов для размышления, я
мог бы и сам догадаться об этом.

     Вульф похлопал его по плечу.

     - И ты, Ян, спас для нас это бесценное сокровище, - объявил о