Костелло,  ни  Джустини  к  этому
исключению не принадлежат. За десять дней я хорошо их изучила  и  знаю,  что
они не трогали Келли.
   Тьерри обнял ее за плечи и покачал головой.
   - Ты отлично разбираешься в людях, Тор... Вика. Ты видишь их насквозь. Но
- видишь в них только хорошее.
   - Тут ты ошибаешься. Я вижу все - и хорошее, и плохое. Просто  хорошим  я
наслаждаюсь, а плохое стараюсь игнорировать. Как правило, мне это удается  -
и слава Богу. Иначе бы я давно застрелилась от безысходности.
   Ее последние слова вызвали у Тьерри неясное чувство тревоги.  Он  не  мог
понять,  в  чем  дело,  но  внезапно  его  охватил  страх  -   беспочвенный,
беспричинный, иррациональный. Страх не перед чем-то конкретным, а страх  сам
по  себе,  вынырнувший  из  глубин  его  подсознания  по  цепочке   каких-то
парадоксальных
   и совершенно абсурдных с точки зрения здравого смысла ассоциаций. Тем  не
менее этот страх был реален, он порождая холод в груди, сумятицу в мыслях  и
заставлял сердце болезненно ныть в предчувствии чего-то ужасного...
   Виктория резко повернулась к нему: - Что тебя беспокоит, Мишель? Что еще,
кроме неприятностей с Келли? Ты чем-то встревожен, чем-то напуган. Но чем?
   Мимоходом Тьерри поразился ее необычайному чутью на человеческие  эмоции.
Она не просто уловила его страх, но и верно догадалась, что этот страх никак
не связан с исчезновением Келли, а направлен на что-то другое... вот  только
не ясно на что.
   - Не знаю, - растерянно ответил Тьерри. - Я  не  понимаю,  что  со  мной.
Ничего не понимаю... Виктория долго смотрела  ему  в  глаза:  -  Я  тоже  не
понимаю. Не могу разобраться. И это очень, очень плохо.

   13
   Марчелло Конте, коммодор

   Прибытие в эскадру нового военного корабля, даже такого устаревшего,  как
"Отважный", стало настоящим событием для всей дамогранской базы.  Конте  мог
судить об этом хотя бы по тому, что к терминалу  орбитальной  станции,  куда
пристыковался  эсминец,  явился  сам   командующий,   адмирал   Сантини,   в
сопровождении целой толпы штабных чинов.
   Поднявшись на  борт,  Сантини  выслушал  доклад  командира  корабля  и  в
соответствии с уставом принял эсминец и весь экипаж в свое подчинение. Затем
последовал традиционный обход судна, и к его концу  Конте  выделил  в  свите
адмирала сорокалетнего офицера в командорском чине, который осматривался
   вокруг с  этаким  хозяйским  видом,  словно  "Отважный"  был  его  личной
собственностью. Эти взгляды были хорошо знакомы Конте; он и сам так  смотрел
на каждое новое свое судно.
   "Значит, эсминец  у  меня  забирают,  -  подумал  он,  чувствуя  огромное
облегчение от того, что Василов больше не будет его  старшим  помощником.  -
Интересно, что я получу взамен? Дадут бригаду? Назначат капитаном  флагмана?
Но и в том и в другом случае придется кого-то потеснить - а в  результате  я
наживу смертельного врага..."
   Ответ на этот вопрос Конте получил вскоре после прибытия  на  планету,  в
расположение штаба базы, где и состоялась его  первая  беседа  с  Сантини  с
глазу на глаз. Адмирал держался с ним очень дружелюбно, даже по-отечески,  и
в таком его отношении явственно проскальзывали нотки  искреннего  участия  -
ведь он и сам был в опале, поэтому мог понять чувства  молодого,  блестящего
офицера, чьи честолюбивые надежды в одночасье рухнули и обратились в прах.
   Вопреки ожиданиям, Сантини не походил на человека,  сломленного  судьбой,
разочарованного в жизни и в карьере. В свои пятьдесят шесть лет он  выглядел
едва ли на пятьдесят и не очень сильно отличался от того  адмирала  Сантини,
которого Конте помнил по лекциям в академии. Это по-прежнему был энергичный,
целеустремленный, уверенный в себе и в своих силах  человек,  который  знал,
чего хочет добиться, и не собирался сворачивать с намеченного пути.
   - Признаться, - произнес адмирал, - я сначала не  поверил  своим  глазам,
когда с "Отважного" пришел телекс за вашей подписью. Вот уж  не  думал,  что
дело дойдет до ссылки на Дамогран.
   - Вы не знали о моем назначении? - вежливо поинтересовался Конте.
   Он отрицательно покачал головой: - Я узнал об этом  лишь  сегодня  утром,
когда вы вышли на связь с  базой.  У  нас  большие  проблемы  с  оперативной
информацией. Мы получаем новости из внешнего мира не курьерами,  как  другие
базы, а обычной оказией - почтовыми, пассажирскими или грузовыми  кораблями.
В нашем случае верховное командование предпочитает не тратиться на  курьеров
-  все  равно  в  настоящее  время  дамогранская  база  не  имеет   никакого
стратегического значения. Лет через пятьдесят - да, в  этом  регионе  станет
горячо, но пока это  тихое  и  мирное  захолустье.  Тмутаракань,  как  здесь
говорят. Последние известия, которые мы получили с  Терры-Сицилии,  касаются
событий, происходивших за две недели до вашего  отлета.  Тогда  вас  еще  не
назначили капитаном "Отважного".
   - Так точно, адмирал, - подтвердил Конте. - Я получил это  назначение  за
восемь дней до старта.
   Он ожидал, что Сантини заведет с ним разговор о событиях  на  Тукумане  и
выскажет свое мнение по  поводу  предъявленных  ему  обвинений,  но  адмирал
обошел  эту  тему  молчанием,  даже  не  поинтересовавшись  итогами   работы
следственной комиссии. Впрочем, один  итог  -  перевод  на  Дамогран  -  был
очевиден и без всяких расспросов.
   - Итак, к делу, - заговорил Сантини, включив терминал на столе и  вставив
в считывающее устройство свою идентификационную карточку. - Я уже подготовил
приказ о вашем новом назначении. Оставлять вас капитаном устаревшего эсминца
я считаю нецелесообразным - это неподходящая должность для офицера  с  вашим
опытом и квалификацией. Вы согласны со мной?
   Конте кивнул: - Полагаю, адмирал, что мне по плечу и более  ответственный
пост.
   - Я тоже так думаю, коммодор. Тем не менее, передать  в  ваше  подчинение
одну из пяти бригад я не могу - их возглавляют опытные,  знающие  свое  дело
люди, которые не заслуживают понижения в  должности.  Та  же  ситуация  и  с
ведущими кораблями эскадры, к тому же только три из них  выше  классом,  чем
эсминец "Отважный". Что до штаба, то его возглавляет равный вам  по  званию,
хоть  и  не  такой  талантливый  офицер  -  коммодор  Валенти.  Он   отлично
справляется со своими обязанностями,  и  у  меня  нет  к  нему  ни  малейших
претензий. А значит... -  Сантини  выдержал  короткую  паузу,  проницательно
глядя на него, - остается сама эскадра.
   Конте был застигнут врасплох,  но  постарался  скрыть  свои  чувства  под
маской вежливого удивления.
   - Прошу прощения, адмирал, но ведь командир эскадры - вы.
   -  Совершенно  верно.  Как  начальник  дамогранской   базы,   я   являюсь
главнокомандующим  всех  дислоцированных  в  этом  секторе  вооруженных  сил
Корпуса. А поскольку  эти  силы,  если  не  считать  орбитальной  станции  и
прикрепленного к ней дивизиона планетарных заградителей,  состоят  из  одной
эскадры, то  одновременно  я  занимаю  пост  ее  командующего.  Это  обычная
практика, позволяющая устранить лишнее звено  в  командной  цепочке.  Однако
ничто не  мешает  мне  поставить  во  главе  эскадры  кого-то  другого  -  я
располагаю соответствующими полномочиями. Ваше назначение,  конечно,  должны
будут утвердить в Генеральном Штабе, но вряд ли там  станут  возражать.  Для
ваших злопыхателей все едино, командуете  вы  эсминцем  или  всей  эскадрой;
главное, что вы вдали от всех основных баз Корпуса.
   - Это адмиральская должность, - осторожно заметил Конте.
   - На Тукумане эти соображения  вас  не  остановили,  -  тотчас  парировал
Сантини. И в целом вы неплохо справились с взятыми на себя полномочиями.  На
нашей базе я единственный адмирал, так что проблем с нарушением  старшинства
не возникнет.  Верховное  командование  поставило  меня  в  весьма  неловкое
положение, прислав вас на Дамогран на этом древнем эсминце. Оно, несомненно,
понимало, что я окажусь в затруднении,  пытаясь  найти  подходящую  для  вас
должность, не ущемив при  этом  других  офицеров  базы,  и  фактически  само
подтолкнуло меня к такому решению. Еще замечания есть, коммодор?
   - Нет, адмирал, - с бесстрастным выражением лица ответил Конте. - Я готов
подчиниться вашему приказу.
   - Значит, вопрос решен. - С этими  словами  Сантини  активировал  речевой
интерфейс терминала, назвал дату  и  точное  время,  после  чего  подтвердил
вступление приказа в силу. - Поздравляю,  коммодор.  Теперь  вы  командующий
дамогранской эскадрой.
   Конте хотел было подняться с кресла и по уставу отдать честь, но  адмирал
взмахом руки остановил его.
   - Погодите  до  официального  представления,  сейчас  мы  с  вами  просто
беседуем. Я уже отдал  распоряжение  собрать  весь  присутствующий  на  базе
командный  состав  эскадры,  через  час  вы  будете  введены  в  свою  новую
должность. А пока суд да дело я  хотел  бы  услышать,  что  за  неприятности
случились у вас во время остановок на Нью-Джорджии и Эль-Парадисо. С  вашими
письменными  рапортами,  которые  вы  прислали  по  телексу,  я  уже   успел
ознакомиться. Теперь расскажите об этом подробнее.
   Конте в деталях поведал адмиралу о двух происшествиях  в  пути  -  как  о
трупе незнакомца в машинном отделении, так и об исчезновении Келли  Симпеон.
Он сообщил все, что знал, кроме одного крайне важного  момента  -  признания
Василова. После длительных размышлений  Конте  решил  утаить  эти  сведения,
поскольку Сантини был одним из подозреваемых в  организации  диверсии,  а  в
таком случае жизнь Виктории Ковалевской, невесть откуда прознавшей о  бомбе,
оказывалась под угрозой. Вместе с ней мог пострадать и Василов - просто так,
за компанию. Поэтому ближе к  концу  полета  Конте  сказал  своему  старшему
помощнику, что передаст его отчет  в  Службу  Безопасности  (что,  в  общем,
соответствовало действительности) и приказал держать язык за зубами. Василов
с радостью согласился - он понимал, что если дело засекретили, то он, скорее
всего, не заработает даже взыскания.
   Правда, Джустини предлагала ничего не скрывать от  Сантини  и  тем  самым
спровоцировать его на решительные действия. В принципе Конте соглашался, что
это было бы разумно, однако, будучи военным, а не сотрудником спецслужб,  он
испытывал стойкое отвращение к подобной "ловле  на  живца"  и  отказался  от
соблазнительной  идеи  устроить  для   адмирала   западню.   Джустини   была
недовольна, но перечить  ему  не  посмела.  Зато  Бруно  Костелло  полностью
поддержал своего командира. Как и все мужчины на корабле, он  быстро  подпал
под действие чар Виктории и не хотел подвергать ее смертельному риску.  Хотя
она не давала оснований для столь трогательной заботы о ее безопасности. Кем
бы она ни была и откуда бы ни узнала о готовящейся диверсии, предупредила  о
ней Виктория очень странным способом. Она откровенно играла их жизнями  -  и
вполне заслуживала такой же жесткой ответной игры...
   Как ни странно, Сантини куда больше заинтересовался случаем с  помощницей
посланника, чем обнаруженным Костелло трупом. Под конец  разговора  у  Конте
создалось впечатление, что адмирал был лично знаком с Келли Симпсон или,  по
крайней мере, кое-что знал  о  ней  и  ожидал  ее  прибытия.  Он  был  очень
обеспокоен ее исчезновением, хотя пытался это скрыть, и,  похоже,  нисколько
не сомневался, что с ней произошли крупные неприятности.
   "Черт возьми, кто же она? -думал Конте. - Кем она была? Явно не  киллером
Маццарино. И вряд ли агентом иностранной разведки... А впрочем,  кто  знает.
Возможно, дела обстоят еще хуже,  чем  подозревает  Ваккаро,  и  Сантини  не
просто заговорщик, а предатель, вступивший в сговор с врагами  Протектората.
Правда, Земля к таковым не относится, но  мисс  Симпсон  вполне  могла  быть
внедренным  в  земной  дип-корпус   агентом   Империи   Зулу,   Поднебесной,
Православного Союза или Четвертого Рейха. И вероятнее всего  первое  -  ведь
она негритянка..." - Ну, ладно, - произнес адмирал,  подводя  черту  под  их
длительным разговором. - Командный состав эскадры уже собрался, пора идти на
представление. К исполнению своих новых обязанностей вы  приступите  завтра.
Сегодня отдохните, займитесь обустройством своей новой  квартиры.  Если  она
вам не понравится, можете заказать  себе  отдельный  дом  -  его  соберут  и
установят максимум за неделю. А вечером я приглашаю вас на ужин;  отметим  в
узком кругу ваше назначение.
   Наземная инфраструктура местной базы Корпуса  состояла  всего  из  одного
военного  городка,  расположенного  в  полусотне   километров   от   столицы
Дамограна, Нью-Монреаля, вблизи единственного на планете космопорта, который
использовался как в оборонных, так и в сугубо гражданских целях. Большинство
штатных сотрудников базы проживали в  специальном  поселке  на  берегу  реки
Оттавы, состоявшем из шести  многоквартирных  домов  и  нескольких  десятков
небольших особняков для семейных офицеров и специалистов.
   Поскольку у Конте не было семьи, да и все особняки в поселке были заняты,
ему предоставили свободную трехкомнатную квартиру в одном из многоквартирных
домов. Своим новым жильем он остался полностью доволен и решил его не менять
все равно в качестве  командира  эскадры  он  большую  часть  времени  будет
проводить либо на орбитальной станции, либо на флагмане.
   Раскладывая  в  квартире  свои  небогатые  пожитки,  Конте  размышлял   о
сегодняшних событиях и вскоре пришел к выводу, что адмирал Сантини не был  с
ним откровенным. А если называть вещи своими именами, то он попросту солгал,
утверждая, что лишь утром узнал о его переводе  на  Дамогран.  Такое  важное
решение, как передача командования эскадрой, не принимается  впопыхах  между
завтраком и обедом, адмирал должен был тщательно обдумать его, взвесить  все
"за" и "против" - а на это потребовалось  бы  как  минимум  несколько  дней.
Следовательно, прибытие Конте не явилось для него сюрпризом,  но  информацию
об  этом  он  получил  не  по  официальным  каналам,  а  по  своим   личным,
существование которых держал в строжайшем секрете.  Подобная  таинственность
могла иметь только одно разумное объяснение - эти каналы он использовал  для
контактов, неподобающих адмиралу сицилианского флота.
   Да и сам факт назначения командиром  эскадры  очень  настораживал  Конте.
Сантини, конечно, объяснил причины своего  решения,  и  звучали  они  вполне
убедительно. Но также это мог быть  и  ловкий,  тонко  рассчитанный  ход  со
стороны адмирала: он догадывался (или даже знал!) об  истинной  причине  его
перевода на Дамогран и специально навязал ему эту  ответственную  должность,
чтобы по горло завалить его работой и лишить возможности что-то вынюхивать.
   "Хотя с другой стороны, - внезапно понял Конте, - адмирал Ваккаро еще три
месяца назад допускал возможность такого назначения. Да, верно - в том нашем
разговоре он вскользь заметил, что я буду занимать значительное положение  в
руководстве базы. Вряд ли он имел в виду командование бригадой..."
   Разобрав  свои  вещи,  Конте  пару  часов  отдохнул,  затем  принял  душ,
побрился, надел парадный  мундир,  накинул  поверх  него  утепленный  китель
(здесь уже начиналась зима) и отправился на званый ужин к адмиралу  Сантини.
К вечеру поселок заметно ожил, и по  пути  к  особняку  начальника  базы  он
познакомился с дюжиной своих новых подчиненных; в основном это  были  совсем
молодые офицеры, которые смотрели на него с нескрываемым восхищением.
   За четыре с лишним года, прошедших со времени Сейшейского кризиса,  Конте
привык, что его считают героем, но так и не смог  полностью  вжиться  в  эту
роль - то  ли  из-за  привитой  в  детстве  скромности,  то  ли  по  причине
врожденной застенчивости, которую не искоренили даже годы армейской  муштры.
С одной  стороны,  это  было  хорошо,  так  как  не  позволяло  ему  излишне
зазнаваться и терять чувство реальности, а с другой - плохо,  ибо  порой  он
недооценивал степень своего влияния на окружающих. Так, например,  во  время
тукуманского  инцидента  он  не  сразу  решился  арестовать   контр-адмирала
Эспинозу,  сомневаясь  в  поддержке  личного  состава  эскадры.  Из-за   его
нерешительности  было  потеряно  драгоценное  время,  и  это  стоило   сотен
человеческих жизней. Настоящий же герой, считал  Конте,  действовал  бы  без
малейших колебаний...
   Дверь в доме Сантини ему открыла Ева.
   - Добрый вечер, коммодор, -  как  всегда  сдержанно,  с  обычной  для  их
отношений прохладцей, произнесла она. - Проходите, пожалуйста. Отчим  сейчас
занят, но к ужину освободится. Он беседует с посланником.
   - С господином Тьерри? - на всякий случай уточнил Конте. - Да, с Мишелем,
- ответила Ева, вешая его китель в шкаф. - Он тоже приглашен на ужин.
   "Так-так-так, - подумал Конте. - Очень интересно. Значит, и  посланник  в
этом замешан. Вот уж не ожидал..." - На самом деле, - между  тем  продолжала
Ева, - у нас будет не ужин, а обед. Ужинают на Дамогране примерно  в  десять
вечера,  а  спать  ложатся  после  тринадцати.  Вам  придется  привыкать   к
длительности здешних суток.
   Девушка  провела  его  в  гостиную,  где  сидела  на  диване  Виктория  с
электронной книгой  в  руках.  Увидев  их,  она  отложила  книгу,  встала  и
ослепительно улыбнулась: - Здравствуйте, коммодор. Сегодня с  утра  вы  были
так заняты, что я не успела поблагодарить вас.  С  удовольствием  делаю  это
сейчас.
   - Простите, синьорина? - не понял Конте. - За что?
   - Ну, за то, что вы подвезли меня до Дамограна, -  объяснила  она,  вновь
устраиваясь на диване. - Это было очень мило с вашей стороны.
   - Не  стоит  благодарности,  -  вежливо  ответил  он.  -  Вы  уже  сполна
отблагодарили меня и весь экипаж одним своим присутствием  на  корабле.  Это
заметно скрасило наши серые будни.
   Улыбка Виктории из приветливой сделалась чуточку лукавой: -  Держу  пари,
иногда вам казалось, что я их чересчур  скрашиваю.  Временами,  особенно  на
первых порах, вы вообще жалели, что взяли меня на корабль.
   - Ладно, - отозвалась Ева. - Вы тут развлекайте друг друга, а я  побежала
на кухню помогать маме. Скоро придут остальные  гости,  пора  уже  накрывать
стол.
   Конте проводил ее долгим взглядом, пока она не скрылась за дверью,  затем
снова повернулся к Виктории.
   - Вы поселились у Евы? - спросил он, усевшись в соседнее кресло.
   - Да. Мы с вами будем часто видеться.
   В ее голосе явственно прозвучали кокетливые нотки, и Конте уже в  который
раз задумался о том магическом действии, которое оказывает на мужчин женская
красота, особенно такая утонченная, как у Виктории. Как и все члены экипажа,
он тоже не остался равнодушен к ней, и, если бы она остановила свой выбор на
нем, а не на Мишеле Тьерри, у него вряд ли хватило бы сил  противостоять  ее
чарам. И это при том, что он вовсе не был влюблен в  нее,  да  и  вообще  не
питал к ней каких-либо глубоких чувств. Она просто вызывала в нем желание  -
банальное  и  естественное  желание,  целиком  и  полностью   продиктованное
инстинктами.
   "Все-таки мы, мужчины, похотливые животные,  -  размышлял  Конте.  -  Нам
следует брать пример с женщин - с их требовательностью, с их разборчивостью,
с их глубиной чувств. Если бы в этом отношении мы были похожи  на  них,  мир
был бы гораздо лучше... Хотя нет - тогда бы человеческий род прекратил  свое
существование. А если бы, не дай Бог, женщины реагировали на мужчин так  же,
как мы на них, то у человечества, всецело поглощенного сексом, не оставалось
бы ни сил, ни времени, ни желания развивать цивилизацию..."
   Виктория проницательно смотрела на него,  словно  читая  все  его  мысли.
Наконец она произнесла: - Извините,  что  вторгаюсь  в  вашу  личную  жизнь,
коммодор, но мне кажется, что в последнее время вы слишком озабочены.
   - Чем? - Мной. С некоторых пор вас неотступно преследует желание завалить
меня в постель. Только не говорите, что я ошибаюсь.
   Конте почувствовал, как  на  его  лицо  набегает  краска.