димость найти способ передать то, что услышала.
     Голос короля ворвался в ее мысли. Она повернулась и посмотрела на него. Голубые глаза Селара сверкали, он оживленно жестикулировал. Синяя мантия оттеняла длинные, по моде, светлые волосы, борода была аккуратно подстрижена. Самый высокий мужчина в зале, Селар властвовал и в разговоре - он любил господствовать во всем. Его жажда власти уступала лишь его решимости этой власти достичь.
     - Итак, милорд, не знаете ли вы чего-нибудь нового о тех нападениях? - Селар в насмешливом приветствии поднял чашу с вином, поданную ему Пейном. - Надо признаться, я был поражен, узнав, что среди разбойников был майеннский сержант. Какая жалость, что он погиб вместе со всей бандой. Я надеялся что-нибудь узнать от него.
     Темные глаза посланника сверкнули, но он не замедлил с ответом:
     - Я не знаю ничего конкретного, сир. Его имя нам неизвестно, а потому мы ничего не можем сказать о том, из какой он части. Полагаю, речь идет всего лишь о дезертире, который надеялся на добычу благодаря набегам на ваши земли. Уверяю вас, мой король сделает все от него зависящее, чтобы рассеять это печальное недоразумение.
     - Так, значит, я не должен верить тем слухам, что доходят до меня?
     - Слухам, сир?
     Селар сделал глоток вина.
     - Говорят, набеги - дело рук вашего короля. Ожье в замешательстве покачал головой.
     - С какой стати, сир?
     - Чтобы устроить беспорядки в моем королевстве, как это было во время Смуты пятнадцать лет назад. Именно распри и беспорядки позволили мне когда-то захватить Люсару. Возможно, Тирон хочет повторить тот же трюк со мной?
     Лицо посланника окаменело, он холодно поклонился Селару:
     - Мой король не претендует на ваш трон, сир. Цель моей миссии, как я уже говорил, в первую очередь - устранить непонимание между нашими странами. Таково желание Тирона вот уже несколько лет, но только сейчас ваше величество позволило нанести подобный визит. Уверяю вас, мой король хочет мира между нами.
     - Похвальное желание, - отрывисто кивнул Селар, но затем смягчил свои слова улыбкой. - Поэтому-то я и согласился удовлетворить просьбу Тирона принять посольство. Мы будем рады, если вы проведете у нас зиму. А весной вы сможете вернуться к Тирону и заверить его, что и мы хотим мира.
     - Мудрость вашего величества достойна самых высоких похвал... Третий раз за день Розалинда утратила дар речи: все ее мысли были полны яростного отрицания. Не может быть! Наверное, она ослышалась, что-то упустила из беседы Селара и герцога. Неужели он действительно предложил Ожье - шпиону своего брата - перезимовать в стенах Марсэя? Что на него нашло? И не было ли все это как-то связано с тем, что она случайно услышала? Почему даже...
     О боги!
     Селар в самом деле решился на такое! После тринадцати лет он наконец решил действовать. Должно быть, он сошел с ума!
     Его нужно остановить.
     Взяв себя в руки, Розалинда повернулась к придворным и стала внимательно слушать. Нужно найти кого-нибудь, с кем она сможет поговорить, кто в состоянии что-либо сделать.
     Затаив в глубине души измену, королева только надеялась, что ее мужество имеет не менее глубокие корни, чем ее страх.

     Последние молящиеся покидали зал, в часовне Гильдии воцарилась тишина. Оставшись в одиночестве, Осберт не сводил глаз с витража южного нефа; солнце, выглянувшее впервые за эту неделю, расцвечивало стекло. Прозрачная мозаика изображала житие святого Варфоломея, его заботу о сирых и убогих. Сам святой мало интересовал Осберта, но искусство, более столетия назад сотворившее эту красоту, оставалось бессмертным памятником ремесленникам Гильдии. Улыбаясь, Осберт повернулся к священнослужителю, убиравшему за алтарь последние сосуды, использовавшиеся во время церемонии.
     Дьякон Годфри был одним из немногих священников, которых Осберт уважал. Благодаря своей незаурядности и редкому трудолюбию к тридцати годам Годфри добился завидных успехов в духовной карьере. Его острый трезвый ум, как и его проницательность, были широко известны. Он служил церкви с преданностью, какую теперь не часто удавалось встретить; его высокую стройную фигуру нередко можно было видеть рядом с престарелым епископом Даунхоллом. Однако при всем своем восхищении священником Осберту никак не удавалось узнать Годфри поближе. Как и многие церковники в последние годы, дьякон старался держаться подальше от Гильдии.
     Осберт вздохнул, кинул последний взгляд на витраж, посвященный святому Варфоломею, и повернулся к алтарю.
     - Каждый раз заново поражаюсь, как изумительно выглядит эта картина в лучах солнца. Жаль, нельзя заставить светило сиять все время.
     Годфри мельком взглянул на стекло, затем перевел глаза на Осберта.
     - Боюсь, если бы вам это удалось, советник, вы быстро привыкли бы к ее красоте и перестали ее замечать.
     Осберт дружелюбно рассмеялся, закутываясь в желтую мантию.
     - Да, вы, конечно, правы. И все же как было бы чудесно - хотя бы на некоторое время.
     - Что ж, некоторое время мы и наслаждаемся солнечным светом, - отозвался дьякон, складывая вещи и собираясь уходить. - Такая пора называется лето.
     Осберт с улыбкой кивнул, затем поднял руку.
     - Я слышал, епископу Даунхоллу нездоровится. Пожалуйста, передайте ему мое пожелание скорейшего выздоровления.
     Брови дьякона высоко взлетели над темными глазами. Гримаса недоверия исказила его вытянутое сумрачное лицо. Впрочем, ответил он вежливо:
     - Конечно, советник. Прошу простить меня - мне нужно идти. Осберт проследил за удаляющейся фигурой священника; когда дверь за ним закрылась, он повернулся влево.
     - Итак, Геллатли, с чем ты пришел?
     Из тени выскользнули двое в серых повседневных одеждах гильдийцев. Один из них, телосложением напоминавший кузнеца, поклонился Осберту. Второй мужчина, обладатель блестящих черных волос, был выше и моложе своего спутника. Он остался позади; молча скрестив руки на груди, он предоставил Геллатли возможность рассказывать.
     - К сожалению, господин, нам удалось узнать очень немного. Если что-то и происходит, то в глубочайшей тайне. - Геллатли пожал могучими плечами. - Нэш придерживается иной точки зрения, но я сомневаюсь, что мы сможем собрать что-то определенное до весны.
     - До весны! - нахмурился Осберт. Жестом приказав подчиненным следовать за собой, советник пересек часовню и оказался у двери в противоположном конце зала. - Ты представляешь, что скажет проктор, если я передам ему это? Во имя богов, Геллатли, да Вогн убьет тебя на месте, если ты ничего не найдешь. Я не приму никаких отговорок, слышишь?
     - Да, господин, - проворчал Геллатли; Осберт повернулся и посмотрел ему в лицо.
     - И я не желаю больше слышать о твоем неудовольствии по поводу короля. Меня не волнует, Геллатли, что ты его ненавидишь. Не забывай: мы по-прежнему служим Селару.
     Гильдиец выпятил челюсть.
     - Меня всегда учили, что священное назначение Гильдии - служить богам.
     - Слушай, ты, прекрати эти семантические разглагольствования, или я сам тебя высеку! - оборвал его Осберт; его хорошее настроение мгновенно улетучилось. - Мне не нужны люди, которые не выполняют моих приказов. Любишь ты короля или нет, дело касается будущего Люсары; хорошо бы, чтобы ты об этом помнил.
     Нэш положил руку на плечо Геллатли, предупреждая дальнейшие возражения. С достоинством поклонившись, он произнес:
     - Мы не забываем этого, господин советник. Мой друг просто беспокоится о безопасности Люсары, потому и говорит так. Он не хотел быть непочтительным.
     Глаза Осберта сузились; он перевел взгляд на второго гильдийца. Нэшу можно доверять, а вот Геллатли становится проблемой. Возможно, пора его заменить. Осберт кивнул.
     - Позаботься о том, чтобы так оно и было. Я хочу от вас еще кое-чего. Ожье из Майенны. Он собирается на зиму остаться при дворе. Селар формально разрешил это. Но вы должны знать - король предпочел бы, чтобы Ожье оказался где-нибудь в другом месте, но - по собственному желанию. Король не может отослать его прочь.
     Геллатли кивнул.
     - И что вы хотите, чтобы мы сделали?
     - Проявите фантазию, если она у вас есть! - рявкнул Осберт. - Понаблюдайте за ним, узнайте как можно больше о его истинных намерениях. Доложите мне обо всем через два дня. Я должен знать, как можно избавиться от посланника. Но будьте осторожны, предупреждаю вас. Я был прежде знаком с Ожье - он не дурак. Если он обнаружит, что за ним следят, он не преминет этим воспользоваться.
     Гилъдийцы покорно поклонились; Осберт повернулся к двери. Ему была назначена встреча с Вогном, и он не хотел опаздывать.

***

     Годфри вернулся в базилику; несколько минут он раскладывал утварь, принесенную из часовни Гильдии. Он не торопился - еще оставалось время до того момента, когда появятся остальные; отец Джон наверняка прикажет подать обед в кабинет Хильдерика. Годфри успеет переодеться и явиться к Хильдерику раньше, чем начнут собираться первые гости.
     Дьякон поставил блюдо и потир в шкаф в ризнице и запер дверцы ключом, висящим у него на поясе.
     Годфри зажег от принесенной с собой маленькой свечки две свечи, чтобы разогнать надвигающиеся сумерки, и поставил их на стол для облачений. Он уже собирался снять с себя расшитую епитрахиль, когда в дверь тихонько постучали.
     - Войдите. - Годфри в ожидании повернулся к двери, но ничего не произошло. - Кто там?
     Дверь открылась, и в комнату вошла женщина, закутанная в темный плащ, скрывавший ее лицо. Она сделала шаг вперед, чтобы можно было закрыть за собой дверь, и застыла, в молчании сложив руки под накидкой.
     Терпение Годфри было на исходе, он глубоко вздохнул и произнес:
     - Чем я могу помочь вам, дочь моя? Капюшон приглушал голос женщины.
     - Я хотела бы исповедаться, святой отец. - Посетительница выпростала руку и откинула капюшон. Когда она подняла голову, Годфри упал на колени.
     - Ваше величество! Я не мог и подумать! Но почему вы...
     - Простите меня, отец мой, - прошептала Розалинда, нерешительно делая еще шаг вперед. - У меня очень мало времени: меня скоро хватятся. Вы - единственный, кому я могу доверять.
     - Но разве ваш духовник не обязан помочь вам?
     Розалинда покачала головой. Она взглянула на дверь, и дьякон, поняв намек, поднялся, обошел королеву и задвинул засов. В глазах Розалинды мелькнула благодарная улыбка, но то, как она стиснула руки, говорило о волнении. Королева несколько раз прошлась по комнате, затем вновь остановилась перед дьяконом. Не нужно было быть священником, чтобы заметить, насколько она глубоко встревожена.
     - Я видела на вас епитрахиль. - Розалинда замялась. - Могу я попросить... можете ли вы выслушать мою исповедь без нее?
     - Конечно. Епитрахиль просто символизирует тайну исповеди.
     - А если я не хочу, чтобы моя исповедь осталась в тайне? Она пыталась поймать его взгляд. Чего она хочет? Может быть, это ловушка, расставленная королем? Нет, Розалинда - пленница Селара, но не пешка в его игре.
     Годфри медленно кивнул и пересек комнату. Он остановился перед королевой, нетерпение его исчезло.
     - Я сохраню вашу исповедь в тайне настолько, насколько вы этого захотите. Если вы пожелаете, чтобы я что-то обсудил со своими братьями, - вам достаточно лишь сказать об этом.
     - Да, я хочу, чтобы было именно так, - с чувством произнесла Розалинда. - Я боюсь, что...
     Розалинда умолкла; Годфри взял ее руки в свои, пытаясь успокоить:
     - Расскажите мне обо всем, дочь моя. Что вас тревожит?
     - Я... Извините меня, святой отец, но это так трудно. Я не знаю, правильно ли поступаю, обращаясь к вам с подобными вещами. Если только король узнает... - Она вновь умолкла и тяжело вздохнула. Когда наконец она заговорила, ее голос звучал твердо, как у человека, принявшего определенное решение. - Я услышала нечто, святой отец, о чем вам необходимо знать, но выводы, которые я сделала, наполняют меня страхом. Надеюсь, я ошибаюсь.
     Вчера я случайно оказалась рядом во время некоего разговора; он непосредственно касался церкви.
     - Чей разговор?
     - Вогна и... короля.
     Годфри почувствовал, что ему не хватает воздуха. Подобное признание Розалинды было изменой с ее стороны - и с его тоже, раз он его слушал. Но дьякон не остановил королеву. Ей было нелегко решиться прийти сюда.
     - И что вы услышали?
     - В благодарность за что-то король согласился поддержать Вогна в его новом начинании. Проктор... собирается забрать приюты из-под попечительства церкви. Он заявил, что заботиться о больных - дело Гильдии, а священники тут ни при чем. Вогн был настроен очень решительно, отец мой, и это пугает меня. Если они...
     - Если Гильдия наложит руку на приюты, они станут недоступны бедным - у тех нет денег, чтобы платить гильдийцам. Да, я понимаю. Кроме того, при этом Гильдия захватит немало церковных земель. - Годфри отвернулся, у него голова шла кругом. Куда подевались братские отношения, издревле связывавшие Гильдию и церковь? На протяжении тысячи лет они трудились рука об руку во имя общего блага. А теперь, похоже, Вогн хочет пожертвовать этими древними узами ради собственных целей. Ужасно!
     - Вы не знаете, чем Вогн заслужил такую милость? Чего король хочет от проктора в обмен на поддержку его требований?
     - Мне было плохо слышно, но, боюсь, дело касается посольства Майенны. Вы знаете, что герцог собирается провести зиму в Марсэе? Я не верю в простодушие короля, отец мой. Это мало кому известно, но Селар всегда втайне мечтал вернуть себе трон, надежды на который его лишили, натравив на Люсару, - трон Майенны. Я... я уверена, решение короля гостеприимно принять Ожье имеет целью успокоить Тирона относительно взаимоотношений братьев - так Селар сможет лучше подготовиться к войне.
     Годфри посмотрел королеве в глаза. Она говорила серьезно. Она верила в то, что говорила, всем сердцем. Но хуже всего - ее слова были похожи на правду. Слишком печальную правду... Если Селар замышляет войну против Майенны, оставить в столице Ожье, принять его со всевозможными почестями - самый естественный первый шаг. Внушить Тирону ложное чувство полной безопасности, а потом, когда настанет подходящий момент, ударить...
     - Но король должен понимать: народ Люсары никогда не поднимется на войну на его стороне. - Годфри ухватился за первую логичную мысль, пришедшую ему в голову. - И уж подавно для завоевания Майенны.
     Помедлив, Розалинда кивнула:
     - Да, должно быть, вы правы. Я что-то не так поняла. Было бы роковой ошибкой полагаться на преданность люсарцев, когда так много поставлено на карту, - король не пойдет на это. Но все равно Вогн не отступится от своего замысла насчет приютов. Умоляю вас, расскажите обо всем епископу Даунхоллу. Он - единственный, кто может остановить проктора.
     - Я не стану упоминать вашего имени, ваше величество. Вы уже и так слишком сильно рисковали, передавая мне то, что услышали. А теперь вам надо идти, пока вас не хватились.
     Розалинда улыбнулась. На какой-то момент перед Годфри появилась юная беззаботная девушка, которая не страшится своей судьбы, не боится за будущее. Затем мимолетное видение исчезло, капюшон вновь скрыл лицо королевы. Годфри открыл дверь и убедился, что коридор за нею пуст. Мгновение - и Розалинда исчезла, лишь слабый аромат напоминал о том, что она побывала здесь.
     Через несколько минут Годфри уже входил в кабинет Хильдерика.
     Дьякон опоздал, и старик встретил его сердитым бурчанием. Все остальные были уже в сборе: МакГлашен, Пейн и бессменная аббатиса монастыря Святой Хилари Элунед. Пробормотав извинения, Годфри отозвал архидьякона в угол и в двух словах передал ему то, о чем поведала Розалинда.
     Хильдерик поднял брови:
     - Вы серьезно? Проклятие, Годфри, если это опять ваши шуточки...
     - Это не шутка, брат мой, - прошептал Годфри, украдкой бросая взгляд на присутствующих. Элунед можно доверять, а вот придворным? Знают ли они уже? Станут ли помогать? - По крайней мере выводы моего друга относительно войны ошибочны. Не стоит обращать на них внимания.
     - В самом деле? - пробормотал Хильдерик; его могучий ум уже был поглощен новой задачей. - МакГлашен как раз только что рассказывал мне об этих разбойниках, которые стали досаждать жителям на западе. Говорят, они явились из Майенны, но никаких доказательств нет. Если Селар задумал воевать с братом, подобные набеги - неплохой способ заручиться поддержкой народа. Годфри задумался, но потом покачал головой
     - Все это спекуляции, не больше, брат мой. Возможно, мы неправильно оцениваем ситуацию в целом. Нет никаких свидетельств...
     - Никаких? Подумайте, Годфри. Был только один человек, который хорошо влиял на Селара, но он покинул Люсару и вряд ли когда-нибудь вернется. Если Селар жаждет войны, лучшего помощника, чем Вогн, не придумаешь. Проктор честолюбив, жаден и потрясающе эгоистичен. Он вполне мог организовать набеги, чтобы напомнить о том, что происходило во времена Смуты. По словам МакГлашена, налеты очень похожи на бесчинства пятнадцатилетней давности. В Люсаре нет практически ни одного Великого Дома, который не пострадал бы тогда. Налеты да еще те гнусные похищения. Дети из Великих Домов были захвачены, и больше их никто никогда не видел. Среди похищенных детей был и кузен МакГлашена Петер - мальчика украли, когда ему было всего четыре года. Отец ребенка погиб в битве при Нанмуре, сражаясь с Селаром. Мать через несколько месяцев умерла во время родов. И не говорите мне, что за этим не может стоять Селар.
     - Что мы в таком случае будем делать?
     - Пока ничего - и ни слова здесь присутствующим. Нельзя компрометировать МакГлашена и Пейна. Их присутствие в совете слишком важно. Наш народ уже потерял своего любимого предводителя, нельзя рисковать оставшимися. Когда трапеза закончится, я отправлюсь к Даунхоллу. После этого... - Пожав плечами, Хильдерик повернулся к гостям и пригласил их к столу.
     Годфри подошел к буфету и налил себе вина. Он уже поднес кубок к губам, когда в дверь настойчиво постучали. В комнату, запыхавшись, вошел секретарь Хильдерика отец Джон; он внимательно оглядел комнату.
     - Архидьякон, - выдохнул он, едва поклонившись гостям, - доктор попросил меня прислать вас. Епископ Даунхолл сильно занемог.

***

     Завернувшись в старый шерстяной плащ, Нэш ждал, притаившись во внутреннем дворе. Он знал, что в темноте его практически невозможно разглядеть, если только не столкнешься лицом к лицу. Да никого поблизости и не было. Ночь выдалась холодная, несколько часов шел мокрый снег - в такую погоду никто и носа не высунет. Это был первый снег в Марсэе в этом году, предвестник надвигающейся зимы. Не отрывая взгляда от маленькой разукрашенной двери напротив его темного утла, Нэш задумался. Непроизвольно его мысли обратились к Геллатли - и Осберту.
     Нэш столкнулся с проблемой. Не то чтобы она была неразрешима, но тем не менее требовала тонкого подхода и удачного выбора момента. Вечером Геллатли снова вызвал неудовольствие Осберта своей ненавистью к королю. Советник и сам был жестким человеком, но все же его взгляды были более терпимы, чем официальное отношение Гильдии к неподчинению приказу. Геллатли упорно не хотел ни на йоту отступить от своих строгих моральных принципов, навлекая тем самым на себя гнев Осберта - и предоставляя Нашу уникальную возможность.
     Чтобы осуществить свои честолюбивые замыслы, Нэшу нужно было сделать карьеру. Не надо спешить, во всяком случае - чересчур спешить. Чтобы добиться расположения Осберта, а в дальнейшем и Вогна, требуется убрать Геллатли. Вероятно, это лишь маленький шаг к достижению цели, маленький, но необходимый. Но тут возникали трудности. С одной стороны, нельзя скомпрометировать себя в глазах Гильдии, так что придется действовать тайно. С другой - конечно, необходимо убедиться, что королю на самом деле ничто не угрожает. Не годится, чтобы после стольких лет работы что-то произошло с человеком, который нужен Нэшу больше всего, - особенно в результате несчастного случая. Особенно если.