отрщиком!..  Тиргей зато узнал его сразу.  Каждый
человек для  себя  единствен и  неповторим...  Аррант  отнюдь не  забыл  горную
дорогу,  слепящую боль в  раздробленной камнем ноге и блеск отточенного клинка:
"Даже если рана не воспалится, за три дня пути, что нам остались, он съест каши
на  большую сумму,  чем ты за него выручишь на руднике...  Ну так что,  хозяин?
Добить?..."
     ...Тиргей  взял  протянутое Харгеллом и  изумл„нно уставился на  добротный
боевой нож в  пот„ртых кожаных ножнах с ремешками для прист„гивания к запястью.
"Неужели тот  самый,  которым он  меня собирался?.."  Потом заметил краем глаза
недовольное лицо Церагата и то,  как слегка заметался стражник с копь„м: за кем
следить, кто сделался опасней? Лохматый дикарь или вооруж„нный ар-рант?..
     Тиргей невозмутимо застегнул маленькие пряжки:
     - Спасибо тебе, господин. Ты, верно, родственник Гвалиору?
     - Я его дядя... - Сказал бы кто Харгеллу ещ„ нынче утром, что не далее как
к  вечеру он  будет едва ли  не дружески разговаривать с  рабом!  Не орать,  не
приказывать,  а  объяснять и  почти  просить,  надеясь на  сострадание!  Совсем
недавно он  сч„л бы  подобное унижением.  И,  пожалуй,  призвал бы в  свидетели
Священный Огонь -  уж с кем с кем, а с ним подобного не случится! Он продолжал,
сам не зная зачем,  просто потому,  что говорить было легче, чем молчать: - Так
случилось, что я прин„с Гвалиору очень скверную весть...
     Тиргей кивнул.  Сплетни на руднике распространяются быстрее пожара. Однако
он промолчал.  Не дело невольнику выказывать осведомл„нность в делах господина.
Работник выколупывал застрявшую закл„пку,  торопливо снимая с напарника арранта
ручные  кандалы.  Когда  упрямая закл„пка наконец выскочила,  молодой варвар не
спеша разв„л руки и  с  наслаждением потянулся.  Впервые свободно за  несколько
лет.
     "Хорошо вс„-таки,  что это он пойд„т первым,  не я,  - подумал Тиргей. - И
что у меня при себе будет боевой нож..."
     Им дали на каждого по мотку крепкой вер„вки,  по котомке еды и  по кожаной
бутыли  с  водой.  Позволили сбросить лохмотья и  одеться более-менее  тепло  и
добротно...  Рудничные каторжники ходили по штрекам босыми,  либо в  немыслимых
опорках, связанных из лохмотьев. Двое походников всунули ноги в крепкие сапоги.
И аррант понял,  что,  оказывается,  до этого мгновения даже не подозревал, как
глубоко может  взволновать и  обрадовать столь незначительная примета достойной
человеческой жизни.  "А  что,  если мы  вправду отыщем там Гвалиора и  верн„мся
назад,  и с нас снимут ошейники?  Или,  во имя всех Богов Небесной Горы, найд„м
ход Горбатого, выводящий наружу?.."
     - Хватит чесаться, идите! - приказал Церагат. - Живо!
     Напарник  Тиргея  по-прежнему  молча  и  довольно  медлительно  подош„л  к
гладкой,  словно проплавленной в ч„рном камне-радужнике, дыре - началу Колодца.
Взялся руками за край и неожиданно быстрым движением подтянулся внутрь.  Втащил
за  собой  на  вер„вке котомку...  Легко перевернулся и  полез вверх,  упираясь
спиной и ступнями в гладкие стенки хода.  "У меня так не получится, - испугался
Тиргей.  -  Я  не смогу.  Сейчас подвед„т больная нога,  и Церагат пойм„т,  что
ошибся. Он прогонит меня, а в Колодец отправит другого..."
     На  самом  деле  он  подош„л  к  отверстию,  почти  не  хромая.  И  дерзко
проговорил, обернувшись:
     - Спасибо за ножик, Харгелл! Чего доброго, действительно пригодится!
     Подпрыгнул и забрался в дыру почти так же ловко,  как напарник,  лишь один
раз взбрыкнув в воздухе ногами,  чтобы помочь телу перенести тяжесть за край. И
тоже  принялся карабкаться вверх  по  отвесной ч„рной трубе.  "Уж  не  этот  ли
радужник  я  буду  вспоминать,   думая  про  Истовик-камень?.."  Луч  налобного
светильничка зажигал в скале мимол„тные мерцающие переливы...

     Когда я умру, я не сгину, как искра во тьме.
     Когда я умру, я очнусь на высоком холме.
     Там, где не бывает ни горестно, ни одиноко,
     Очнусь оттого, что большая собака лизн„т меня в щ„ку.

     И я потянусь, просыпаясь, и на ноги встану,
     И вдаль посмотрю сквозь жемчужные нити тумана.
     Умытым глазам не помеха рассветная дымка -
     Свой путь разгляжу до конца, до заветной заимки.

     Тропой через лес, где тяж„лые ветви - как полог,
     Где голову гладят зел„ные лапищи „лок,
     А если решу отдохнуть на пеньке у дорожки,
     Тотчас на колени запрыгнут пушистые кошки,
     И там, где траву водяную течение клонит,
     Без страха ко мне подойдут любопытные кони...
     Чего им бояться - созданиям доброго мира,
     Где только сухие поленья и рубит секира?

     И вот наконец сквозь прогалину леса - увижу
     Дымы. очагов и дерновые низкие крыши:
     Там встретить готовы, меня без большой укоризны.
     Все те, кто был мною любим в завершившейся жизни,

     Готовы принять и судить не особенно строго
     Все те, кто меня обогнал на небесных дорогах.
     Обиды и гнева не будет во взглядах знакомых...
     И я улыбнусь. И почувствую сердцем: я дома.

     8. БЕЗДОННЫЙ КОЛОДЕЦ

     Двое походников стояли в относительно небольшой, величиной с обычный жилой
покой аррантского городского дома, пещере.
     - Во  имя  десяти когтей Кромешника,  затупившихся о  подножие ут„са,  где
радовалась солнцу Прекраснейшая!..  -  вырвалось у Тиргея.  -  Ни один рудокоп,
Горбатый или без горба, здесь отродясь не работал!..
     Он-то  уж  мог  определить разницу между  старой выработкой,  пусть  сколь
угодно заплывшей каменными сосульками,  и природным творением. Зря ли он ползал
на  брюхе в  опасных пропастях Карийского хребта,  изучая подземные воды  и  их
сокрытую жизнь!.. Ни одна человеческая рука не смогла бы так тщательно обнажить
стволы древних деревьев,  окаменевших,  неведомо как оказавшихся погреб„нными в
толще торы  и  превратившихся за  века в  столбы серовато-белого ногата!..  Вс„
сохранилось, уже неподвластное времени: рисунок коры, созревшие шишки... кольца
на  изломе высохшей ветки...  лишь  стало каменным,  а  после пришла вода.  Она
проточила рыхлые слои и  унесла их с собой,  но не совладала с тв„рдым ногатом.
Возникла пещера -  и стоял в ней тысячелетней давности лес, когда-то засыпанный
пеплом и  золой  и  теперь вновь открытый для  взора...  Открытый безо  всякого
участия зубила или резца.  Горбатый Рудокоп здесь если и побывал, то только как
равнодушный  или  восторженный  зритель.   Пещеру  эту  он  не  прорубал  и   с
проходчиками тогдашнего распорядителя в ней не состязался!..
     Пол,  обточенный подземным ручь„м,  был достаточно гладок, Тиргей бегал от
стены к стене и,  по разбуженной привычке, говорил И говорил вслух. Так, словно
его  внимательно слушали  уч„ные  спорщики,  облач„нные в  бело-зел„ные  одежды
познания.
     - И таким образом я полагаю, что легенды, связывающие Горбатого Рудокопа с
этой системой пещер,  следует если не признать полным и окончательным вымыслом,
то уж по крайней мере подвергнуть весьма пристрастной проверке...
     О,  это  была  великолепная речь.  Не  утесн„нная страхом перед  внезапным
появлением  надсмотрщика...  или  трусливым  коварством придворного звездоч„та.
Выговорившись,   Тиргей  наконец  вспомнил,   перед  кем  блистал  уч„ностью  и
красноречием.  И  запоздало подумал,  что этот человек,  пожалуй,  способен был
наплевать на  все доводы разума и  попросту вышибить зубы оскорбителю рудничной
легенды.  Он оглянулся на варвара.  Тот сидел,  откинувшись спиной к  каменному
стволу, и невозмутимо ел.
     Маленькими  кусками,   смакуя,   жевал  сухую  леп„шку.   Тиргей  успел  с
облегчением решить, что напарник его просто не слушал, но тут молчаливый варвар
вдруг подал голос - едва ли не в первый раз за вс„ время похода:
     - Эта ваша Прекраснейшая...  "Конечно.  Что он,  бедняга,  мог воспринять,
кроме упоминания о Богине любви и радостей плоти..."
     - Люди говорят,  -  продолжал варвар,  -  будто Ей поклоняются с кровавыми
жертвами... Он говорил по-аррантски плохо и слишком старательно.
     - Что?!  -  искренне возмутился Тиргей.  -  Да  какой выродок тебе  напл„л
подобную чушь?!
     Напарник враждебно посмотрел на него и вновь намертво замолчал,  занявшись
едой.
     Из маленького зала,  где остался дремать в темноте каменный лес,  дальше в
глубину горы в„л  всего один узенький лаз.  Рассмотрев его,  Тиргей не  отказал
себе в  удовольствии мысленно поторжествовать:  ещ„  один камешек на  его  чашу
весов в  споре,  бывал или не бывал здесь Горбатый!..  Торжествовать,  впрочем,
пришлось недолго.  Варвар скинул рубаху и  штаны и  ужом нырнул в  лаз.  Тиргей
пополз следом за  ним,  выпростав правую руку впер„д,  изо  всех сил  перекосив
плечи и без конца застревая.  Подобные ходы в Карийских горах называли,  прич„м
очень заслуженно, шкурод„рами. Как бесстрашно он их исследовал в одиночку, даже
думать не  думая,  что может не  суметь вылезти обратно и  останется под земл„й
навсегда!..  И почему он так верил, будто пещеры окажутся благосклонны к нему и
не  захотят погубить?..  Что ж  -  самое скверное с  ним вправду случилось не в
отвесных колодцах и  шкурод„рах,  а  при  ясном свете дня,  наверху,  где он  и
опасности-то  не  ждал...  "Как же  Гвалиор здесь прош„л?  Он ведь куда крупнее
меня..."
     Тиргей распластался,  повернув голову набок,  и выдохнул,  чтобы сделаться
совсем плоским.
     "И не такой тощий, как мой варвар..."
     Правая рука цеплялась за неровности камня и тянула впер„д, пальцы здоровой
ноги толкали, оскальзываясь и срываясь.
     "Ну да,  он  же  выкинул аметист и  осушил целую фляжку,  то есть пьян был
мертвецки. А пьяному, как известно, вс„ нипоч„м..."
     Ему показалось, что камень, больно царапавший спину, был ощутимо горячим.
     "Гвалиор, Гвалиор, да покарает тебя Владычица Сновидений!.. И чего ради ты
не ул„гся да не заснул под ногатовыми деревьями,  а пополз дальше,  в эту лисью
нору?  Или духи подземелья давно похитили тебя и увели к себе в камень,  а мы с
варваром сейчас упр„мся в тупик и найд„м себе здесь могилу..."
     Горячая глыба над спиной у Тиргея ПОШЕВЕЛИЛАСЬ. Ему не почудилось: в толще
что-то  произошло.  Налитая  внутренним жаром  скала  пошевелилась и  просела -
скорее всего,  едва заметно для  глаза.  Но  зажатый под  ней  человек взвыл от
ужаса,  как смертельно раненное животное,  и  рванулся что было сил.  Сейчас он
будет  раздавлен  -   медленно,  словно  в  пыточной  под  грузом,  сокрушающим
внутренности и р„бра... будет задушен... изжарен живь„м...
     Его схватили за  вытянутую правую руку и  так поволокли впер„д,  что плечо
едва  не  выскочило из  сустава.  На  шершавинах камня  остались лепестки кожи.
Взмокший и  исцарапанный аррант кувырком выкатился из  узкого хода под  высокие
своды.  Он  всхлипывал и  никак  не  мог  отдышаться.  Налобный фонарик варвара
мелькал над ним в  темноте,  полосуя витавшую в воздухе муть.  "Это что,  пыль?
Откуда?"   Напарник  Тиргея  вдвигал  под  ненад„жную  глыбу  плоский  обломок,
поставленный на ребро.  "Значит,  не померещилось..."  Тряские руки натянули на
голову тугой кожаный обруч со  светильничком.  Пламя за прочным стеклом мерцало
тускло и неохотно,  грозя вовсе угаснуть.  "Чем это здесь пахнет? Какая мерзкая
вонь... И почему воздуху не хватает?.."
     - Огневец горит! - сказал варвар. - Вставай, не сиди!
     Они  нашли Гвалиора в  дальнем конце той  же  пещеры,  где  тлел подземный
пожар.  Нашли  по  несусветному  храпу,  эхом  отдававшемуся от  стен.  Молодой
надсмотрщик лежал возле стены, подтянув к животу колени ("Даже штанов не порвал
в шкурод„ре!" -  зло восхитился Тиргей) и спал,  по-детски сунув руку под щ„ку.
Доброе  хмельное вино,  дар  солнца,  вс„  же  сотворило доброе дело.  Нардарец
отправился в Колодец за избавлением от опостылевшей жизни. А вместо этого - без
ущерба одолел страшный лаз,  мало не сгубивший двух опытных подземельщиков.  Не
задохся в дыму.  Не иначе как молитвами матери перешагнул, вряд ли заметив, две
очень коварные трещины,  прол„гшие попер„к подземного зала...  (А  что  ему  их
замечать:  он  ещ„ по дороге к  Колодцу умудрился где-то оставить свой налобный
светильник  и  ш„л  в  темноте,  не  смущаемый  видом  смертельных опасностей.)
Бездонный Колодец оказался пьяному по  колено!  Даже  когда  ноги  окончательно
перестали его держать,  Гвалиор выбрал,  чтобы свалиться,  самое удачное место.
Возле широкой дыры уходившей отвесно вниз.  Оттуда с гудением вырывался сильный
холодный ветер  и  раздавался шум  падающей воды.  Ветер  отгонял сочившийся из
трещин угар и запах пожара, но если бы Гвалиор сделал ещ„ хоть один шаг впер„д,
он  бы сорвался.  Слабые фонарики двоих рабов мало что смогли осветить за краем
пропасти.  Тиргей бросил камешек и долго слушал,  как тот с цоканьем отлетал от
уступов.  Распознать,  где находилось дно, ему так и не удалось. "Был здесь или
не  был  Горбатый...  Что,  если  россказни о  проходе  наружу  -  вс„-таки  не
врань„?!.."
     Они с варваром сидели возле спящего Гвалиора,  погасив светильнички, чтобы
зря не жечь масло, и разговаривали под невнятное бормотание ветра.
     - Я  вырос около Арра,  нашей столицы...  если  е„  название что-либо тебе
говорит. Я был наставником детей Управителя города. А потом...
     - Я знаю.
     - Откуда?..
     Напарник арранта усмехнулся в темноте, Будь у них свет, Тиргей бы заметил,
что у его не очень-то словоохотливого товарища отсутствовал передний зуб.
     - Ты меня не помнишь. Я изменился.
     - Погоди... как...
     - Тебе сломало ногу, когда погиб Корноухий.
     - - А ты... Не может быть! Неужели... Щенок?!
     - Теперь люди чаще зовут меня Псом, потому что я вырос.
     - Мне иногда кажется, что прошла целая жизнь...
     - Тебя отправили в Колодец за то, что очень ум„н?
     - Ну- я смыслю кое-что в горном деле и подземельях...
     - Да. Я слышал, как ты рассуждал возле деревьев. Я только понял не вс„.
     - Спрашивай, друг мой. Я попробую объяснить.
     - Зачем ты размахивал руками, когда говорил?
     - Это очень просто.  -  Тиргей положил больную ногу поверх здоровой и стал
е„ растирать.  Неправильно сросшаяся ступня от ходьбы и  работы быстро начинала
неметь.  -  Мудрые люди,  чьи книги я читал дома, подметили, что всякий человек
одновременно вед„т две беседы.  Одну -  словами,  а другую -  малыми движениями
тела,  И бывает так,  что тело очень внятно глаголет о сокровенном,  даже когда
уста по какой-то причине вынуждены молчать...
     - Ещ„ как внятно, - фыркнул венн.
     - Я говорю не об ударе кулаком по зубам!.. - возмутился бывший учитель.
     - Я тоже. Ты что, никогда не любовался красотой женщин, аррант?..
     - Погоди!..  -  Тиргей  ощутил  укол  любопытства.  -  Я  вычитал в  одной
уч„нейшей книге,  будто вашим племенем правят женщины.  А  мужчины,  как это ни
противоестественно,  рады им  подчиняться.  Неужели мог  ошибиться великолепный
Зелхат?..
     - Мы  находим противоестественным,  когда  мужчина бреет  честную бороду и
ходит без  штанов,  как  делаете вы,  арранты.  Нашим женщинам вправду дарована
справедливая мудрость,  но  это не  мешает им быть влекущими и  прекрасными.  И
рожать мужчин, а не сопляков!
     На миг воцарилось молчание.
     - ...В  других случаях легко изобличить словесную ложь,  если знаешь,  как
употребить свои глаза,  -  строго продолжал Тиргей.  -  Разным народам в разной
степени свойственно прибегать к  зримой речи.  Вероятно,  это  оттого,  что вы,
северяне,   вечно  кутаетесь  в  меха,  у  нас  же,  в  Аррантиаде,  прекрасное
человеческое тело гораздо меньше прячут от  солнца.  Мы  позволяем ему свободно
говорить...
     - Вот как ты сейчас. Опять руками размахиваешь.
     - Я не разма... Постой, как ты догадался?
     - Я вижу в темноте.
     - Каким образом?.. Это у тебя от рождения?
     - Нет. Здесь научился.
     - Сколько встречал невольников,  которые,  наоборот,  начинают в  сумерках
слепнуть! Благородный Аледан связывает их болезнь с плохой пищей. Но ты...
     - Люди называли нас Серыми Псами. Предок посылает мне свои качества, чтобы
я выжил.
     Тиргей рассмеялся:
     - Ты вправду веришь, будто твой предок был собакой?..
     Венн промолчал.  Как-то  так  промолчал,  что Тиргей и  без ночного зрения
понял - вопрос обидел его. Аррант вздохнул, задумался и сказал:
     - Многие верят,  будто Корноухий на самом деле остался жив и сбежал... Мне
однажды вторую ногу чуть не сломали, когда я попробовал разубеждать. Не следует
отнимать у людей то,  во что они верят.  Даже если тебе ведома истина.  А всего
тщательней надо  избегать навязывать сво„  мнение,  когда речь  ид„т о  ч„м-то,
изменяющемся от народа к народу. Пресные пшеничные леп„шки не пойдут впрок тем,
кто привык к кислому ржаному тесту,  и наоборот. Поэтому нельзя утверждать, что
один хлеб во всех отношениях лучше другого.  Так же и  с  верованиями,  которые
суть пища души. Не сердись, венн.
     - Что такое Истовик-камень, аррант?
     - Он...  как бы тебе объяснить... Понимаешь, он есть, но в то же время его
нет.  В  том смысле,  что его вещественность -  не  как у  рубина,  играющего в
перстне.  Это камень камней,  высший, содержащий в себе все самоцветы земли. Он
является ими всеми - и ни одним...
     Тиргей не  был уверен,  что Серый П„с хоть что-то  пойм„т из  его довольно
путаных объяснений, но венн медленно проговорил:
     - Мы знаем Древо,  соединяющее миры. Оно - не дуб, не ясень и не сосна. Но
оно порождает семена всех деревьев и трав, ибо вмещает их сути...
     - Именно так, - обрадовался Тиргей. - То же можно сказать о Небесной Горе,
седалище и святыне Богов...  я имею в виду,  наших аррантских Богов...  Спроси,
какая она,  и  один  человек опишет тебе  благодатный зел„ный холм,  украшенный
дворцами  небожителей.   Другой   уподобит  Гору   сверкающему  снежному  пику,
застывшему в  недоступной смертному красоте.  А  третий осмыслит е„  просто как
собрание всего светлого и  высокого,  что  есть  в  самом человеке.  Ты  можешь
взобраться на  любую гору  земли,  но  потом прид„тся спускаться,  и  мгновение
торжества останется в  прошлом.  А к Небесной Горе можно подниматься всю жизнь,
что-то обретая в пути.  Так и с Истовиком-камнем, друг мой. Найди прекраснейший
алмаз, и тебя за него убьют в переулке. А Самоцвет самоцветов ты не повесишь на
цепочку и  не вправишь в браслет.  Ты просто будешь искать его,  находя по пути
гораздо больше, чем предполагал...
     - Я не люблю камни,  -  хмуро сказал венн. - И горы не люблю. Я что-нибудь
другое лучше буду искать!
     - Если я не ослышался, ты надеешься выжить...
     - А ты нет?
     - Я - не особенно.
     - Зачем же сюда полез?
     - Потому что  надоело просто так  гнить в  забое и  ждать,  пока оттащат в
отвал. Тебе тоже, наверное?
     - Я выйду отсюда.
     - Ты ещ„ очень молод,  венн. Я завидую тебе. У тебя есть надежда исполнить
то,  что не удавалось ещ„ никому.  Ты видишь перед собой жизнь,  которую мог бы
прожить...
     - Нет. Я вижу смерть.
     - ?
     - Моя  семья  осталась неотомщ„нной.  Дети  Серого  Пса  не  вольны  снова
родиться. У меня есть враг. Я убью его. И больше мне жить незачем.

     Гвалиор,  наверное,  мог  бы  проспать ещ„ неведомо сколько.  Но  ветер из
колодца дышал сущим льдом -  у  двоих рабов,  одетых куда  менее тепло,  вскоре
перестал попадать зуб на  зуб.  Тогда Тиргей взял надсмотрщика за  уши и  начал
драть  безо  всякой  пощады,  зная,  что  таким  образом можно  достичь скорого
протрезвления.  Действительно,  Гвалиор зашевелился,  потом  начал ругаться.  И
наконец  разлепил  опухшие  веки...   чтобы   увидеть  лучи   двух   фонариков,
направленные ему  прямо в  лицо.  С  похмелья они  показались ему  ослепительно
яркими, он не признал язычков пламени, знакомо плясавших за выпуклыми ст„клами.
Два страшных глаза во мраке!
     - Кто здесь?  -  заслоняясь ладонью,  спросил он хрипло и  с пло