ам  надежные. Но ведь и смертникам  терять  нечего. Они все двадцать
четыре часа в сутки думают, как бы им лоб  зеленкой не намазали. ("Начальник
тюрьмы")
     Вот те раз!  Далась  им эта  зеленка!  Матерые преступники, убийцы  - а
боятся таких пустяков. Ну, добро бы еще йод - он хоть щиплет...
     Читатель,  разумеется, давно  уже  понял,  что  смертники  и  остальной
арестантский  люд  испытывают ужас  не перед  безобидными  каплями Зеленина.
Причина  кроется  в  другом.  Чтобы  понять  смысл  выражения  "смазать  лоб
зеленкой",  обратимся  к  мемуарам нынешнего  министра  труда  Израиля,  а в
недалеком прошлом - советского политзэка Натана Щаранского:
     - Ведь смажут лоб зеленкой!..
     - Что это значит?
     - Ну, расстреляют.
     - А зачем зеленкой?
     - Чтоб заражения крови не было! - он громко и долго смеется, довольный,
что поймал меня на старую и мрачную тюремную "покупку". ("Не убоюсь зла")
     Ага, так дело в "черном  юморе" "сидельцев"! Не только. Юмор юмором, но
он был рожден суровой действительностью ГУЛАГа. В сталинских лагерях, помимо
требования  вешать  умершему  зэку  на  ногу  бирку  с  именем  и  фамилией,
существовал  обычай писать зеленкой арестантский  номер покойника у  него на
бедре.  Вот  что  пишет  ростовский  писатель  Гавриил  Колесников  в  книге
колымских воспоминаний "Лихолетье":
     Солдат настежь раскрыл ворота.  В  сарае штабелем лежали мерзлые трупы.
Все они были почти одинаковы: худые, костлявые, почти без  ягодиц. Вспоротые
животы  их были небрежно  зашнурованы  обрывками грязных  бинтов.  На  бедре
зеленкой намалеван номер. К ноге привязана бирка. Черные вывороченные ладони
- у трупов брали отпечатки пальцев.
     Первоначально поэтому в арестантской среде возникло выражение "зеленкой
ногу намазать", так же,  как  и другое -  "на ногу  бирку  надеть" -  просто
отразившее в  языке  обыденную лагерную процедуру  похорон.  Оба эти оборота
означали,  что  арестант  умер  своей  смертью.  И  лишь  позже  гулаговские
остряки-самоучки  додумались  до того,  чтобы зеленкой  смазывать лоб  - для
"дезинфекции"...

МАРУСЯ В ВОРОНЬЕЙ СТАЕ
     ПЛОЩАДЬ ДРУЖИННИКОВ В РОСТОВЕ аборигены  называют "площадью трех птиц".
На вопрос - "Почему?" вам сходу ответят:
     - Ну как же: "Сокол", "Чайка" и "черный ворон"!
     "Сокол" -  это кинотеатр.  "Чайка" - кафе. А "черный ворон" составил им
компанию потому, что рядом  расположено  отделение  милиции Железнодорожного
района.
     Может   быть,  для  поколения,  бегающего  сегодня  пешком  под   стол,
"пернатое" о четырех колесах  станет когда-нибудь малопонятной экзотикой.  А
пока даже нынешний "молодняк" ею не удивишь.
     Когда же и  в  чьем гнезде появилась на свет эта жуткая птица?  Француз
Жак Росси, автор двухтомного "Справочника по ГУЛАГу", утверждал, что "черные
вороны появились  в Москве, в  1927  г.  Это были полуторатонки,  выпущенные
первым советским заводом АМО. Во время ежовщины появились огромные, 5-тонные
черные вороны, окрашенные в темный цвет и ездившие только ночью".
     Росси ошибается. "Черные вороны"  появились в Москве не в 1927 году,  а
лет   на  десять   раньше.  Василий  Климентьев,  участник  белогвардейского
подполья, вспоминал, как  его  с  товарищами  в  середине  августа 1918 года
перевозили из Таганской тюрьмы в Бутырскую:
     Погрузили нас в Таганке в тяжелый грузовик-ящик - без света, без окон и
скамеек, - прозванный неизвестно кем "воронком"...
     Ехали  быстро. "Воронок" тряс и валил  нас одного на другого. Но падать
было некуда: мы плотно стояли, прижимаясь то к одной стенке грузовика, то  к
другой, как на корабле в хорошую качку. ("В большевицкой Москве")
     Самые популярные названия спецмашины для перевозки арестантов - "черный
ворон",  "ворон", "воронок".  У  старого лагерника Олега Волкова встречается
еще  одно:  "На этом дворе  непрерывное  движение машин,  громоздких  черных
"воронов" и "воронят". ("Погружение во тьму")
     Если между "вороном" и "вороненком" разница была в размерах, то "ворон"
и "воронок" подразумевали одну и ту  же машину. Автозак (еще одно  миленькое
определение  -  "автомобиль  для  перевозки  заключенных!") могли  назвать и
"черным вороном", и просто  "вороном", и "воронком"  -  от перемены названий
содержание не менялось...
     Эпитет "черный"  не  всегда  указывал  на цвет -  хотя  вначале  машины
действительно  окрашивались  в  мрачно-темные  тона.  Однако  в  конце  30-х
"воронки"  стали маскировать под  машины  для перевозки  продовольствия.  Их
красили в веселенькие  светлые цвета,  на бортах красовались надписи  "ХЛЕБ"
или  "МЯСО" (причем, как утверждает тот же России, - на русском, английском,
немецком и французском языках). Надписи могли  варьироваться - в зависимости
от фантазии чекистов.  В связи с этим "сидельцы"  сначала пытались  отличать
мрачные  автозаки  от  веселых "хлебных"  фургончиков.  Один  из  лагерников
сталинской   поры   вспоминал    о   солидном   дяде,   вконец    задуренном
"предшествующими допросами, перевозками в  "черном  вороне" (иначе: в "белой
вороне",  как мы  называли машины,  закамуфлированные надписью  "Хлеб")  (Я.
Харон.  "Злые  игры  Гийома  дю  Вентре").  Однако  -  не прижилось:  вскоре
"маскировочных"  фургонов  стало  слишком  много, и  они уже  в стае "черных
воронов" не смотрелись "белыми воронами"...
     А вот как описывал "воронок"  ростовский писатель Владимир  Фоменко, во
времена массовых репрессий - узник ростовского следственного изолятора:
     ...Спецмашина   без  окон.  Не  обязательно  черная.   Часто   светлая,
нежно-голубая.  Рядом  с водителем -  бдительный,  безулыбчивый, вооруженный
стражник. Есть вооруженный стражник и внутри самой машины...
     Размеры  воронков  разные;  возили  нас  и  в  малых, и  в крупных,  но
расположение  внутри  всегда  одно:  длинный  коридорчик, столь  узкий,  что
продвигаешься  лишь   боком.   Кабины   тоже   узюсенькие,   однако   любого
наигромоздкого арестанта... все равно всегда втискивают...
     Рассадивший  нас, захлопнувший за  нами  дверь кабины,  тихий  стражник
остается внутри, его самого запирают с улицы, снаружи, - и мы готовы.
     Добавлю лишь несколько деталей.  Кабинки в "воронке" арестантский народ
зовет "стаканами" - из-за их тесноты. Что  касается  отсутствия  окон, позже
гуманные  чекисты исправили  недоработку. Репрессированный  авиатор  Николай
Кекушев вспоминал:
     ...Нас  заперли в  фургончик с  надписью "Консервы". Таких фургончиков,
весело бегущих по Москве, я много  встречал  до ареста. Только не мог  тогда
никак понять: почему зимой сквозь в задней двери окошечко идет пар?..
     С  конца  30-х  по  нынешний  день  "черный ворон"  уже  практически не
изменялся  (разве  что  окошек  прибавилось).   Но,  возможно,  это  -  лишь
свидетельство его совершенства?
     И ВСЁ  ЖЕ -  ПОЧЕМУ "ЧЁРНЫЙ ВОРОН"?  Многие  узники  ГУЛАГа чаще  всего
вспоминают в связи со зловещим фургоном горькую народную песню:
     Черный ворон, что ты вьешься
     Над моею головой?
     Ты добычи не добьешься,
     Черный ворон, я не твой...
     Ворон в русских и славянских поверьях - птица, предвещающая несчастье и
смерть. По  преданию, ворон был  создан  дьяволом  и оттого черен. Сам  черт
может принимать вороний образ. По приметам, если ворон пролетает или каркает
над домом, над селом, садится на крышу, каркает во дворе -  значит, кто-то в
доме или в селе умрет. Ну разве можно было точнее назвать зловещий фургон? К
тому же ворон - пожиратель трупов...
     60-е - 80-е годы внесли разнообразие в "воронью" классификацию.  Теперь
"воронком", "черным вороном"  стали называть  милицейские патрульные  машины
(ГАЗ-61).  Помните, у Высоцкого  доблестные служители правопорядка угомоняют
хулиганистого джинна:

     Тут они подъехали, показали аспиду:
     Супротив милиции он ничего не смог!
     Вывели болезного, руки ему за спину -
     И с размаху кинули в "черный воронок"...

     А   фургоны  для   перевозки   арестантов  чаще  всего   теперь   зовут
"автозаками". Слово пошло-прозаическое, без всяких метафор. Да  и патрульные
машины все реже кличут "воронками". Нашлось много "заменителей" - "попугай",
"раколовка", "канарейка"  и  даже "ментокрылый  мусоршмидт"!  Новое время  -
новые песни.
     НАПОСЛЕДОК  НЕ  МОГУ ОБОЙТИ  МОЛЧАНИЕМ еще  одно название арестантского
фургона. Его увековечила Анна Ахматова в "Реквиеме":

     Звезды смерти стояли над нами,
     И безвинная корчилась Русь
     Под кровавыми сапогами
     И под шинами черных марусь.

     "Черная  маруся"  от  "черного  ворона"  не   отличалась  ничем,  кроме
названия. Так  городской  фольклор в  очередной  раз  увековечил  знаменитую
"Мурку в  кожаной тужурке" - мифическую чекистку, о которой  во времена нэпа
была сложена известная песенка с надрывным концом:

     Здравствуй, моя Мурка,
     Здравствуй, дорогая,
     Здравствуй, дорогая, и прощай!
     Ты зашухерила всю нашу малину,
     И теперь "маслину" получай!

     В конце 30-х легендарная Мурка-Маруся поднялась в своей  черной кожаной
куртке из могилы, чтобы потянуть за собой миллионы живых сограждан...


ЯРКО СВЕТИТ МЕСЯЦ, ТИХО СПИТ МАЛИНА...

     МНОГО НАЗВАНИЙ НА  ЖАРГОНЕ У ВОРОВСКОГО  ПРИТОНА: "блатхата", "шалман",
"хаза",  "хавира"...  Но  самым  популярным  было  и  остается  -  "малина".
Упомянутая  уже  песня  про  Мурку-чекистку,  к  примеру,  начинается  милой
зарисовкой:
     Ярко светит месяц, тихо спит малина,
     А в малине собрался совет:
     Это уркаганы, злые хулиганы,
     Собирали местный комитет...
     А спроси любого  уркагана, откуда пошло название веселого местечка, где
любит "гужеваться"  "братва",  -  не ответит.  Между  тем история  воровской
"малины" чрезвычайно интересна.
     Происхождение слова  связано  с известнейшим  притоном Санкт-Петербурга
середины ХIХ. Вот что  о нем рассказал автор "Петербургских трущоб" Всеволод
Крестовский:
     На   Сенной  площади,  позади  гауптвахты,   между  Конным  и  Спасским
переулками есть дом No3... Трехэтажный корпус его и восемь окон по фасаду, с
высокой  почернелой крышей... имеют довольно первобытный и  весьма неуклюжий
вид...
     Этот самый дом и есть знаменитый Малинник.
     Под  специальным именем Малинника он  известен  всей Сенной площади,  с
местами  окрест лежащими, и всему  Петербургу,  имеющему хотя  бы  некоторое
представление  о  своих  петербургских  трущобах.  Малинник  - это есть  его
главное общее  название, что,  однако же,  не мешает ему носить  еще другое,
честное, но несравненно менее распространенное имя Садка.
     Почему же дом этот называется Малинник или Садок?
     И  то,  и другое  имя дано  в  ироническом смысле и  представляет собою
необыкновенно   меткое,   характеристичное   произведение  местного,   чисто
народного юмора...
     Верхний этаж над трактиром и три остальных надворных флигеля - все это,
разделенное на  четырнадцать квартир,  занято тринадцатью  притонами  самого
мрачного, ужасающего разврата. Смрад, удушливая прелость, отсутствие света и
убийственная сырость наполняют эти норы..., [где] по ночам гнездится не один
десяток  бродячего  народу,  который  заводят  сюда  разврат  и  непросыпное
пьянство. И  каждая  из  подобных  нор  непременно  вмещает  в себе  еще  по
нескольку закоулочных каморок, отделенных одна от другой тонкими деревянными
перегородками...
     Эти-то притоны с  населяющими их париями и послужили причиной тому, что
весь дом, невесть еще с коих пор, назван Садком или Малинником.
     Крестовский  не  вдается  в более подробные  разъяснения.  Мне  же  это
представляется необходимым. Итак, Садок. По  Далю, садком называется "всякое
устройство для  содержания в неволе животных" ("Толковый словарь"). Малинник
-  "малинный  куст;  малина в кустах",  то есть  большое  скопление ягод  на
небольшом пространстве.  Потому-то  писатель и  назвал  сравнение ночлежного
притона с садком и малинником "метким произведением народного юмора".
     Однако не только своими тесными ночлежками был знаменит Малинник. Здесь
же на первом этаже располагался кабак:
     И, боже мой, какого тут только нет народа!..
     Но  главную  публику мужской  половины человеческого  рода  -  публику,
задающую тут "форсу" и  чувствующую себя в  этом злачном месте словно рыба в
водяном  просторе,  составляют мошенники  средней руки и,  по  преимуществу,
мазурики последнего, низшего разряда. Это наиболее сильная, наиболее кутящая
и потому наиболее уважаемая публика Малинника, коей тут всегда  и услужливый
почет,  и готовое  место... Они здесь уже  полные господа... Тут они удобнее
всего сбывают "темный товар", тут идут у них важные совещания, обсуждаются в
маленьких кружках проекты и планы на какой-нибудь предстоящий  выгодный клей
(к л е й - в смысле воровского дела. - примеч. Крестовского ), критикуются и
подвергаются  общей  похвале   или  общему  порицанию  дела   выгоревшие   и
невыгоревшие, то есть удачные  или  неудачные: но  главное,  появляется сюда
этот народ затем, чтобы угарно пропить и проюрдонить (п р о ю р д о н и т ь-
прокутить,  промотать.  -  примеч.  Крестовского)  вырученный  слам в  кругу
приятелей и приятельниц.
     Малинник  - это  в  некотором роде  главный и общий  клуб петербургских
мазуриков, центральное место для их сборищ, представляющее для  таковой цели
всевозможные удобства...
     "Место  для   сборищ   мазуриков,   представляющее  для  таковой   цели
всевозможные  удобства"  -  блестящее   определение  современной   уголовной
"малины"!
     Роман  Крестовского  пользовался  в  середине  прошлого  века  огромной
популярностью.   Именно  он  сыграл  основную  роль  в  том,   что  название
петербургского   притона  и   кабака  в  несколько  измененной  форме  стало
нарицательным.
     КОГДА  СЛОВО ПОШЛО ГУЛЯТЬ ПО УГОЛОВНЫМ  ПРИТОНАМ  СТРАНЫ, оно неминуемо
должно было подвергнуться изменениям. Прежде всего потому, что представление
о сладкой, беспечной, беззаботной жизни у русского человека связано напрямую
именно с малиной. Вот что пишет по этому поводу наш языковед В. Мокиенко:
     Для  иностранца,  не  искушенного  в  нашем  фольклоре,  и  малина,   и
смородина, и тем более почти неизвестная и не испробованная на вкус калина -
ничего  более,  чем  лесные  ягоды...  Для русского  же  -  это  поэтические
национальные символы...
     Оптимистическая   тональность  "малиновой"   символики  звучнее   всего
передается русским выражением,  вошедшим в  литературный язык  - не жизнь, а
малина!  Оно  почерпнуто   из  фольклорных  родников,   где   известны   его
фразеологические  побратимы  -  малиновая  жизнь  (тамб.,  ленингр.)"хорошая
жизнь"  и  проч...   На  первый  взгляд  это  выражение  -   прямой  двойник
итальянского dolce vita "сладкая жизнь".  На самом деле русские вкладывают в
это выражение о сладкой, как малина, жизни  совершенно иной смысл. Это точно
выразил  в  своем  словаре  В.И.  Даль,  определивший  фразу "Да  это просто
малина!" как "раздолье, приволье"...
     Действительно...,  "малиновая жизнь"  -  это  прежде  всего приволье  и
широкий размах...  Представление  о хорошей, "настоящей" жизни  для  русских
нераздельно  связано  именно  с волей, со  свободой,  с широким  и  открытым
пространством, которому нет конца и края. ("Образы русской речи")
     Теперь ясно, почему в языке  преступников  (для которых воля - одна  из
самых  больших ценностей)  особенно популярным стало  сравнение довольной  и
беспечной жизни именно с малиной. Это - еще одно доказательство тесной связи
блатного языка с образами живой русской речи.
     Наглядно продемонстрировано это единение  в  известной  песне Владимира
Высоцкого о райских  яблоках, где поэт рассказал о пребывании перед райскими
вратами, сравнив его с доставкой этапа зэков в тюрьму:

     И измученный люд не издал ни единого стона,
     Лишь на корточки вдруг с занемевших колен пересел.
     "Здесь малина, братва, - нас встречают малиновым звоном!"
     Все вернулось на круг, и Распятый над кругом висел.
     Седовласый старик, он на стражу кричал, комиссарил,
     Прибежали с ключом и затеяли вновь отворять;
     Кто-то ржавым болтом, поднатужась, о рельсу ударил -
     И как ринутся все в распрекрасную ту благодать!

     "МАЛИНА"  ОБОЗНАЧАЛА НЕ ТОЛЬКО  ВОРОВСКОЙ ПРИТОН.  Так  называли  любой
многоквартирный дом - возможно, тоже по аналогии с петербургским Малинником.
А квартирных воров  звали -  малинниками! Значения эти  фиксирует и  "Список
слов  босяцкого  языка,  известный   полицейским  чинам  Ростовского-на-Дону
округа"  1914 года,  и  словарь  "Из лексикона  ростовских беспризорников  и
босяков" 1929 года. "Малиной" звалось и преступное сообщество, кодла. Но  до
наших дней дожила лишь "малина" как синоним уголовной блатхаты...









СВЯТО МЕСТО
     "КЛЮКВОЙ" НАЗЫВАЮТ
     С ДАВНИХ  ВРЕМЁН СУЩЕСТВОВАЛА НА РУСИ "специальность" "клюквенник". Так
называли карманников, которые обчищали своих жертв... в церкви. Чаще всего -
во время  больших торжеств: крестных  ходов, свадеб, отпеваний,  религиозных
праздников, которым не было числа... Народ на матушке-Руси издревле славился
богобоязненностью и  религиозным  усердием; в  святом месте ему  было не  до
того, чтобы  за кошельком следить. Да и толчея изрядная,  одно  удовольствие
"мальцы в кише/ню запустить" (то есть залезть пальцами в карман).
     "Клюквенниками" церковные воришки назывались от слова "клюква":  так на
блатном  жаргоне  именуется   храм,  церковь.  Почему  "клюква"?   С  полной
определенностью  проследить  происхождение  этого  слова  трудно.  Возможно,
обилие  куполов отдаленно напоминало обилие клюквенных  ягод  на  кусте?  Во
всяком случае,  как  мы уже убедились, примерно таким же образом появилось в
босяцком  языке словечко  "малина", первоначально звучавшее как "малинник" -
куст, щедро усыпанный малиной-ягодой.
     Есть у  меня, правда,  и другая версия - не менее смелая,  чем версия о
происхождении   слова   "амбал"  (см.  очерк   "Был  ли  амбалом  пушкинский
прадедушка?").  Согласно  ей, "клюква"  перекочевала  в воровской  жаргон  в
начале ХIХ  века через  разговорную  городскую речь  из языка высшего света,
дворянства. В 1797 году императором Павлом I  был учрежден орден Святой Анны
для награждения военных и  гражданских  лиц, находящихся на  государственной
службе. Орден подразделялся на четыре степени. Так вот, четвертая, низшая (и
самая распространенная) степень обозначалась красным финифтевым медальоном с
крестом и короной.  Медальон прикреплялся на рукоять  холодного оружия, и  в
обществе  его  иронически  прозвали "клюква"(по  цвету). Поскольку  медальон
крепился на  кончик эфеса  (как бы на "маковку") и был украшен крестом, есть
основания  предполагать,  что по ассоциации острый на язык городской люд так
же стал называть и церковные храмы.
     "Клюквенников" кликали еще и "марушниками": от слова  "маруха", то есть
девка, баба. Женщины, как правило, составляли большинство прихожанок, к тому
же  церковь  являлась своеобразным общественным центром, где можно  показать
себя, поглядеть  на других -  словом,  как  нынче  говорят,  "порисоваться".
Поэтому женщины чаще всего становились жертвами церковных воришек.
     Здесь  будет кстати сказать пару  слов о происхождении  слов  "маруха",
"мара", "шмара", которые  большая  часть нашей  почтенной публики  почему-то
считает  "низкими"  и  "блатными" лишь  на  том основании, что они  вошли  в
лексику  уголовно-арестантского  жаргона.  "Марухой",  "марой"  в славянской
мифологии  зовут кикимору - злой дух дома, жену домового (в Сибири - также и
жену  лешего), нечисть.  Согласно  поверьям, кикимора,  маруха  беспокоит по
ночам  маленьких детей, путает пряжу, вредит домашней птице, особенно курам.
Маруха враждебно настроена по отношению к мужчинам.  Русские мужики называли
жен  "марами", "марухами" в  шутку или  со  злой  издевк