ставляла проблему. Девушка ходила лучше, но все же заметно прихрамывала.
   Съемки закончились в декабре. Майк предоставил  режиссеру  монтировать  и
озвучивать ленту. Он провел длительное совещание со своим  консультантом  по
бизнесу. Продал личный самолет и часть  ценных  бумаг.  Но  отказался  сдать
"люкс" в "Плазе".
   В канун рождества он полетел в  Швейцарию,  доплатив  за  избыток  багажа
пятьсот долларов. Три чемодана были набиты игрушками для детей.  Он  подарил
Дженюари стереопроигрыватель и комплект пластинок с мелодиями из кинофильмов
последнего десятилетия.
   Они  отпраздновали  ее  девятнадцатилетие  в  маленьком   ресторане   при
гостинице. Она говорила о  грамзаписях,  о  том,  как  они  понравились  ей,
сожалела о пропущенных ею за последний год спектаклях. Потом ее  лицо  стало
серьезным; она взяла отца за руку.
   - Вот что, папа. В твой следующий приезд я смогу танцевать с  тобой.  Это
обещание.
   - Не спеши. Он засмеялся:
   - Я уже давно не танцевал.
   - Тогда восстанови форму. Я буду ждать. Она улыбнулась.
   - Я не имею в виду то, что  танцуют  в  дискотеках.  Возможно,  медленный
вальс.
   Кивнув, он заставил себя улыбнуться. Как раз в этот день он  беседовал  с
доктором Петерсоном, которого беспокоило отсутствие прогресса с ногой.  Врач
предложил пригласить из Лондона ведущего ортопеда для консультации.
   Через несколько дней Майк встретился  с  доктором  Петерсоном  и  Артуром
Райлендером, английским хирургом.  Изучив  рентгеновские  снимки,  Райлендер
заявил, что кость срослась не правильно. Ее следовало сломать  и  установить
заново.
   Когда Майк сообщил новость Дженюари, девушка решительно сказала:
   - Мы это сделаем. Я всегда считала, что гипс в  Альпах  -  это  модно.  В
одной твоей картине героиня сидит с гипсом на фоне гор и выглядит прекрасно.
   - Это было даже в трех моих картинах, -  засмеялся  Майк.  -  И  все  мои
героини поправлялись. Помни это.
   Операцию сделали в Цюрихе. Через две недели девушка вернулась в  "Клинику
чудес".  Воодушевленный  мужеством  дочери,  Майк  вернулся  в  Штаты.   Она
заслуживала, чтобы по возвращении ее ждало царство. Теперь  ничто  не  могло
остановить Майка Уэйна.
   Прибыв на Западное побережье, он очистил свой кабинет в "Сенчери пикчерс"
и отправился на скачки в Санта-Аниту. Сделал ставку  наугад.  Лошадь  пришла
первой. Он выиграл пять тысяч и не удивился этому -  он  знал,  что  фортуна
снова повернулась к нему лицом. Вечером он  прочитал  сценарий  неизвестного
автора и понял,  что  нашел  свою  пьесу.  Он  решил  вложить  в  постановку
собственные  средства.  Отправился  в  Нью-Йорк,  установил   дополнительные
телефоны в своем "люксе", арендовал роскошный офис в здании Гетти  и  провел
пресс-конференцию. Майк Уэйн возвращается на Бродвей!
   В течение нескольких  следующих  месяцев  он  был  сгустком  неиссякаемой
энергии.  Обсуждения  с  театральными  художниками,  режиссерами,  актерами,
интервью в "Сарди", выступления на телевидении, обеды в "Пристанище  Дэнни",
знакомства с комедиантами, полночи, проведенных с Джоном Нибелом на радио  у
микрофона. Его возвращение  будоражило  всех.  Пресса  любила  Майка...  его
энтузиазм  и  грубоватое  обаяние  заражали   окружающих.   Когда   начались
репетиции, он стал посылать  Дженюари  ежедневные  отчеты.  Он  отправил  ей
сценарий, газетные статьи,  описывал  репетиции.  Информировал  о  том,  как
осуществляется "их" проект. Он скрыл от дочери лишь  то,  что  после  первой
недели репетиций одна молоденькая инженю перебралась в его "люкс".
   Премьера состоялась в октябре в Филадельфии. Спектакль получил  различные
оценки. Его доработали, инженю лишилась двух своих лучших сцен  и  перестала
разговаривать с Майком. В Бостоне рецензии были  великолепными.  Спустя  две
недели спектакль показали в Нью-Йорке.  Зрители  неистово  аплодировали,  но
отклики в прессе оказались убийственными.  Мнение  газет  было  единодушным:
"Старомодно... громоздко... неудачный актерский состав". Драматург заявил  в
телевизионном ток-шоу, что Майк изменил  его  исходный  замысел,  убрал  всю
мистику. Инженю сказала телерепортеру, что сценарист - гений, а Майк загубил
его творение.
   (К этому времени она уже покинула "Плазу" и перебралась к драматургу.)
   Майк отказывался снять спектакль. Труппа получала мизерные  гонорары.  Он
потратил двести тысяч долларов из своих сбережений на  рекламу,  размещенную
на автобусах, вагонах метро, полосах "Нью-Йорк тайме", радио и  телевидении,
в журнале "Эстрада". Переиздал бостонские  рецензии  в  ряде  других  газет.
Заполнял театр контрамарочниками и создавал вокруг спектакля шумиху,  всегда
сопровождавшую его прежние "хиты". Полетел в Швейцарию  и  сказал  Дженюари,
что спектакль пользуется небывалым успехом,  будет  идти  всегда  и  он  уже
готовит к отправке на гастроли три труппы.
   Спустя два месяца, после долгого совещания с  бухгалтером,  ему  пришлось
снять спектакль. На бирже был спад, но он продал  еще  некоторое  количество
ценных бумаг  и  прибыл  в  Швейцарию  на  двадцатилетие  дочери  с  улыбкой
победителя и обычным превышением нормы багажа -  его  чемоданы  были  забиты
подарками.
   И когда Дженюари вышла в комнату для посетителей без  костылей  и  следов
хромоты,  он  действительно  почувствовал  себя  настоящим  победителем.  Он
стиснул челюсти, кадык перекатился на его шее. Она была так  прекрасна.  Эти
большие карие глаза, волосы, падающие на плечи...
   Когда она оказалась в его  объятиях,  они  оба  заговорили  и  засмеялись
одновременно. Позже, обедая в гостинице, она спросила:
   - Почему ты сказал, что спектакль имел успех?
   - Он действительно имел успех... у меня. Он оказался  слишком  хорош  для
публики.
   - Но ты вложил в него свои деньги...
   - Ну и что?
   - Ну, у тебя уже было три убыточных фильма...
   - Кто тебе это сказал?
   - Я читала "Эстраду".
   - Где, черт возьми, ты нашла "Эстраду"?
   - Ты сам оставил прошлый раз номер. Доктор Петерсон отдал его мне, думая,
что он тебе нужен. Я прочитала там все статьи. Но почему ты сказал мне,  что
спектакль стал "хитом"?
   - Он стал им... в Бостоне. Слушай, забудь о нем. Поговорим о более важных
делах. Доктор обещает, что ты сможешь уехать отсюда через шесть месяцев.
   - Папочка...
   Подавшись вперед, она заглянула ему в глаза.
   - Помнишь, когда мне исполнилось тринадцать, ты сказал, что это особенный
вечер. Так вот, сегодня я уже не тинэйджер. Мне двадцать лет. Я  -  взрослая
девушка. Я знаю,  что  больница  обходится  тебе  ежемесячно  в  три  тысячи
долларов. Эрик, маленький мальчик, который учил меня играть на гитаре, уехал
отсюда из-за дороговизны... Я подумала...
   - Единственное, о чем ты должна думать - это о выздоровлении.
   - Как у тебя с деньгами?
   - Черт возьми, я заработал на убыточных картинах. Я  получал  процент  от
общих расходов и неплохо обогатился.
   - Честно?
   - Честно.

***

   Он сел на самолет, горя желанием добиться невозможного. Беседа с доктором
Петерсоном встревожила его.
   ("Мистер Уэйн, вы должны  подумать  о  будущем  Дженюари.  Тут  требуется
большая осторожность. Она очень красива,  но  совершенно  лишена  жизненного
опыта. Она говорит, что хочет стать актрисой, - это  естественно  при  вашей
работе. Но вы должны понимать, что клиника оберегала ее  от  внешнего  мира.
Дженюари следует постепенно впускать в ваш мир, девушку нельзя сразу бросать
туда".)
   Майк размышлял об этом в самолете.  Ей  предстояло  войти  в  его  мир  в
неудачный момент. Когда за бортом лайнера разразилась гроза,  Майк  подумал,
что авиакатастрофа могла  бы  избавить  его  от  всех  проблем,  но  тут  же
вспомнил, что уже обратил страховку в наличные.
   Единственным решением могла стать  прибыльная  картина.  Возможно,  после
трех  неудач  в  кино  его  полоса  невезения  закончилась.  Он  вернулся  в
Лос-Анджелес и снова уединился  в  отеле  "Беверли  Хиллз",  погрузившись  в
чтение сценариев. К удивлению Майка, он почти сразу  нашел  то,  что  искал.
Вещь  была  написана  автором,  произведения  которого  не  имели  успеха  в
последние десять лет. Но в пятидесятых годах по его старым книгам  был  снят
ряд нашумевших  фильмов.  Тогда  он  получил  несколько  "Оскаров".  И  этот
сценарий принесет ему премию. В нем  было  все:  большая  любовь,  действие,
отчаянная погоня. Майк встретился с автором и заплатил ему  тысячу  долларов
за месячный опцион.
   Уэйн отправился к руководителям известных  студий  Его  удивило  то,  что
никто не брался финансировать съемки и  не  проявлял  интереса  к  сценарию.
Везде он слышал одно и то же. Киноиндустрия переживает  кризис.  Сценарий  -
это ерунда.  Вот  если  бы  у  него  был  бестселлер...  тогда,  возможно...
Киностудии завалены сценариями. Все  пребывали  в  состоянии  тихой  паники.
Везде происходили перемены. Менялись боссы кинокомпаний. В некоторых студиях
он даже не знал новых руководителей.  Ведущие  независимые  продюсеры  также
отказывались поддержать его. Они считали, что  автор  потерял  конъюнктурное
чутье,  находили  риск  неоправданно  большим.  По  истечении  месяца  Майку
пришлось отказаться от прав на сценарий, который через три  дня  был  куплен
двумя совсем еще молодыми людьми, год назад сделавшими посредственный фильм.
Они немедленно получили необходимые средства от одной крупной студии.
   Майк вернулся в Нью-Йорк, отчаянно пытаясь найти для себя какое-то  дело.
Он вложил сотню тысяч долларов в спектакль,  создаваемый  одним  из  ведущих
продюсеров.  Неприятности  начались  на  второй  неделе   репетиций,   когда
исполнитель  главной  роли  покинул  труппу.  Обкатка  пьесы  за   пределами
Нью-Йорка обернулась кошмаром - после восьми недель истерик,  споров,  замен
Майк принял решение снять спектакль до бродвейской премьеры.
   Он потратил две недели, вкладывая деньги в разработку  идеи  телесериала.
Сам оплатил съемки пилота - пробной постановки,  израсходовав  триста  тысяч
долларов. Шефы телекомпаний смотрели  пилот,  но  не  брались  финансировать
сериал.  Майк  мог  вернуть  часть   средств,   сняв   короткий   телефильм,
предназначенный для эфирного "окна" в летнем межсезонье.
   Спустя несколько недель  он  отправился  на  закрытый  просмотр  картины,
снятой по упущенному им сценарию. Зал был заполнен длинноволосыми бородатыми
молодыми людьми в футболках. Девушки были в коротких майках, без лифчиков, с
прическами в стиле "афро" или с длинными нерасчесанными волосами.  Глядя  на
экран, Майк испытывал тошноту. Они загубили великолепный сценарий.  Поменяли
местами  начало  и  конец,  дали  массу  ретроспекций  и  нерезких   кадров.
Превратили любовную сцену в психоделический бред,  снятый  в  стиле  "синема
верите" удерживаемой в руках камерой. Конечно, им  пришлось  пойти  на  это,
располагая  теми  уродливыми  бездарностями,  которые   сегодня   назывались
актерами и актрисами. Куда-то исчезли люди с такими лицами, как  у  Гарбо  и
Кроуфорда, актеры вроде Гейбла  и  Кэри...  Мир  захватили  уроды.  Майк  не
понимал, что происходит вокруг него.
   Неделей позже он отправился на другой предварительный показ, состоявшийся
на Восемьдесят шестой улице. Увидел тех же зрителей, а  также  студентов  из
колледжей и молодых семейных служащих. Аудитория принимала фильм на "ура".
   Премьера состоялась через  три  недели.  Фильм  ставил  рекорды  кассовых
сборов по всей стране. Майк испытал  серьезное  потрясение.  Значит,  он  не
понимает, что требуется сегодняшнему кинорынку. Три года назад его  суждения
были безошибочными. Студии верили ему... а главное, он сам верил в себя.
   Пришло время отойти от стола. Майк Уэйн оказался  вне  игры.  Как  быстро
изменились правила! Он выглядел неизменно, думал  по-прежнему.  Возможно,  в
этом все дело. Он не пошел на поводу у моды, не принял наготу,  спектакли  и
фильмы без сюжета, новомодную бесполость. Что ж, ему уже пятьдесят  два.  Он
знал неплохие времена. Мог идти по Бродвею, не опасаясь  грабителей.  Помнил
Нью-Йорк  ночных  клубов  и  красивых  девушек,  вместо  которых   появились
порнофильмы и массажные салоны. Но сильнее  всего  Майка  печалило  то,  что
Дженюари возвращалась в этот мир.
   Он сидел в зале для особо важных лиц и смотрел на серое небо.  Она  летит
домой сквозь эту свинцовую мерзость. Он всегда обещал  ей  яркий  сверкающий
мир. Черт возьми, он сдержит свои обещания.
   Улыбающаяся дежурная вернулась. Она объявила о  прибытии  самолета.  Майк
организовал торжественную  встречу  для  дочери.  Официальный  представитель
аэропорта проведет  ее  через  таможню.  Что  может  включить  в  декларацию
ребенок, который три года провел в больнице? Майк вышел из зала ожидания, не
заметив, как дежурная вскочила со своего стула,  чтобы  попрощаться  с  ним.
Прежде он обязательно очаровал бы ее своей улыбкой, потому что женщина  была
симпатичной. Впервые в жизни Майк Уэйн испытывал страх.
   Он заметил дочь в тот момент, когда она входила в здание  аэропорта.  Да,
он не мог пропустить ее. Загорелое лицо, развевающиеся волосы -  он  обратил
бы на нее внимание,  даже  если  бы  она  не  была  его  дочерью.  Дженюари,
казалось, не замечала, что мужчины оборачиваются, глядя  на  нее.  Маленький
человек едва поспевал за мчавшейся  вперед  девушкой.  Она  всматривалась  в
толпу встречающих. Наконец она увидела Майка. Объятия, поцелуи, смех,  слезы
на глазах.
   - О, папочка, ты великолепно  выглядишь!  Мы  не  виделись  с  июня!  Как
замечательно снова оказаться дома... рядом с тобой.
   - Ты тоже выглядишь отлично, детка.
   - Это мистер Хиггинс.
   Она повернулась, представляя маленького человека.
   - Он очень любезен. Мне даже пришлось открыть сумку...
   Майк пожал руку таможеннику, который нес сумку девушки.
   - Я вам очень признателен, мистер Хиггинс. Он взял сумку.
   - Теперь, если вы скажете мне, где находится остальной багаж моей дочери,
я договорюсь, чтобы его доставили к машине.
   - Это все, мистер Уэйн. Рад был помочь вам. И познакомиться с мисс Уэйн.
   Он пожал им обоим руки и исчез в толпе. Майк поднял сумку.
   - Это все?
   - Да! Я надела свой лучший костюм... он тебе нравится?
   Она отступила на шаг назад и повернулась на триста шестьдесят градусов.
   - Я купила его в Цюрихе. Услышала, что тут все носят брючные костюмы.  Он
обошелся мне в триста долларов.
   - Он превосходен. Но...
   Майк посмотрел на небольшую сумку, которую держал в руке.
   - Других нарядов нет? Она засмеялась.
   -  О,  там  полно  одежды.  Три  пары  джинсов,  пара  блузок,   свитера,
кроссовки... потрясающая ночная рубашка, которую я  приобрела  в  Цюрихе.  У
меня кончились деньги, не то я бы еще купила платье. А  вообще  я  полностью
экипирована для любых мероприятий.
   - Завтра мы займемся твоим гардеробом.
   Она взяла Майка под руку, и они направились к выходу.
   - В самолете я увидела на женщинах юбки различной длины. Майк, что теперь
носят?
   - Майк?
   Он удивленно посмотрел на дочь.
   - А почему не "папа"?
   - О, ты слишком великолепен, чтобы называть тебя  папой.  Тебе  известно,
что ты - красавец. Мне нравятся твои баки... с проседью.
   - Они уже белые, а я - солидный стареющий джентльмен.
   - До этого еще далеко.  Смотри,  на  той  девушке  индейский  наряд.  Она
участвует в каком-то шоу? Лента на голове, косички...
   - Знаешь, сейчас все сошли с ума, - сказал он.
   - Откуда я могла об этом узнать? Все мои подруги ходили в халатах.
   Он внезапно остановился и посмотрел на дочь.
   - Господи, верно. У вас же не было ТВ?
   - Нет.
   Он подвел ее к машине.
   - Сегодня все одеваются, точно они идут на маскарад. Ну, я  имею  в  виду
молодежь.
   Но Дженюари не слушала его. Она уставилась на автомобиль. Тихо свистнула.
   - Вот это да!
   - Ты уже ездила на лимузинах.
   - Я провела в них всю жизнь. Но это не просто лимузин - это нечто.
   Она восторженно улыбнулась.
   - Серебристый "роллс-ройс" - только в таком автомобиле и подобает  ездить
девушке, - сказал Майк. Дженюари села в машину и кивнула.
   - Красота... форма водителя под цвет салона... телефон... бар... все  для
удобства пассажира, если он - Майк Уэйн.
   Она обняла отца.
   - Папочка... я так за тебя рада.
   Девушка откинулась на спинку сиденья, - автомобиль устремился вперед. Она
вздохнула.
   - Как здорово вернуться домой. Если  бы  ты  только  знал,  как  часто  я
мечтала об этом моменте. Даже когда он казался мне несбыточным. Хотела снова
оказаться  в  твоих  объятиях,  вернуться  к  тебе  в  Нью-Йорк.  Мои  мечты
осуществились. Тут все по-прежнему.
   - Ты ошибаешься. Многое изменилось. Особенно - Нью-Йорк.
   Она указала на поток машин. Автомобиль выехал на скоростную полосу.
   - Это не изменилось. Я люблю  нью-йоркское  движение,  шум,  толпу,  даже
смог. Здесь так здорово после стерильного  швейцарского  снега.  Я  не  могу
дождаться того момента, когда мы пойдем в театр. Хочу погулять  по  переулку
Шуберта... увидеть грузовики, выезжающие из  Таймс-билдинг...  хочу  набрать
грязного городского воздуха в мои чистые легкие.
   - Это сделать ты успеешь. Нам предстоит многое наверстать.
   Она прильнула к нему.
   - Конечно. Я хочу посидеть за нашим столом в "Сарди"... мне  не  терпится
увидеть "Волосы"... пройтись по Пятой авеню... посмотреть новые  наряды.  Но
сегодня я хочу остаться дома и исполнить наш ритуал с шампанским и икрой.  Я
знаю, сегодня -  не  день  рождения.  Но,  согласись,  повод  для  торжества
немалый. А больше всего  не  свете  я  хочу  услышать  о  твоей  потрясающей
картине.
   - О моей потрясающей картине? Откуда у тебя такая информация?
   - Ниоткуда. Но я тебя знаю. Когда я получила  прошлым  летом  из  Испании
твои открытки с таинственными намеками на большой новый замысел... я поняла,
что речь идет о фильме и что ты боишься сглазить проект рассказом о нем.  Но
сейчас... когда я увидела все это.
   Она махнула рукой.
   - Расскажи мне о нем.
   Он посмотрел на дочь. На сей раз без улыбки.
   - Лучше ты расскажи мне что-нибудь. Надеюсь, ты осталась самой стойкой  и
жизнерадостной девушкой на свете. Тебе предстоит увидеть, что  здесь  многое
изменилось, и...
   - Мы вместе, - сказала она. - Все прочее не имеет значения. Скажи  мне  -
это фильм или спектакль? Я смогу работать с тобой? Я  согласна  играть  роль
без слов, печатать, выполнять мелкие поручения...
   - Дженюари, тебе не приходило в голову, что в жизни  есть  вещи  поважнее
театра и общения с отцом?
   - Назови.
   - Ну, ты можешь встретить приличного молодого человека... выйти  замуж...
сделать меня счастливым дедушкой...
   Она рассмеялась.
   - Это произойдет нескоро. Слушай, возле тебя сидит девушка, которая целых
три года заново училась ходить и говорить.
   Она подняла руку и нежно коснулась его лица.
   - О, Майк...
   Дженюари счастливо вздохнула.
   - Я хочу вместе с тобой заниматься тем, о чем мы всегда мечтали.
   - Иногда наши мечты меняются. Или мы меняем их.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Тебе известно, что я был в Испании, - медленно произнес он.  -  Но  моя
поездка не связана с кино.
   - Телесериал, - сказала она. - Я угадала? Он посмотрел в окно,  взвешивая
слова.
   - Я совершил несколько правильных  шагов  в  моей  жизни.  Мой  последний
поступок - самый верный из всех. У  меня  есть  для  тебя  сюрприз.  Сегодня
вечером ты...
   Она перебила отца.
   - О, Майк,  пожалуйста,  обойдемся  сегодня  без  сюрпризов.  Мы  двое  и
шампанское. Если бы ты знал, сколько месяцев я  мечтала  оказаться  в  нашем
"люксе" в "Плазе" с видом на парк, где находится моя горка желаний...
   - Тебя устроит "Пьер"?
   - Что случилось с "Плазой"?
   -  Мэр  Линдси  отдал  ее  бездомным.  Она  улыбнулась,  но  он   заметил
разочарование в глазах Дженюари.
   - Вид почти тот же, - быстро добавил Майк.  -  Но  боюсь,  тебе  придется
забыть о горке желаний. Ее захватили пьяницы и