бесшумными.  Некоторые   сестры   отправились
молиться в маленькую часовню, занимавшую  одну  из  комнат.  Карла  легла  в
постель и замерла. Ей хотелось лишить себя  жизни...  но  тогда  она  навеки
попадет в ад. Она подумала о сестре Терезе. Охваченная  страхом  и  чувством
одиночества,  вспомнила  о  матери.  Услышала  сквозь  темноту  ночи   плач,
доносившийся из соседних келий... Монахини взывали к Господу...  И  внезапно
Карла поняла, что не верит в Бога.
   На следующее утро молодой светловолосый капитан опять прибыл  в  обитель.
Извинившись еще раз, он  гарантировал  монахиням  полную  безопасность.  Его
звали Григорий Сокоин. Он был сыном генерала Алексея  Сокоина...  и  недавно
женился  на  красивой  девушке,  отец  которой   занимал   важный   пост   в
правительстве. Григорий тосковал по молодой жене. Он стал  несколько  раз  в
неделю навещать вечерами Карлу. Сидя  в  гостиной  монастыря  возле  занятой
шитьем Карлы, он рассказывал истории из своего  детства,  говорил  об  их  с
женой планах завести детей.
   Она вежливо слушала. Он нравился ей и был  первым  молодым  человеком,  с
которым она познакомилась. Он не приставал к ней и всегда приносил монахиням
продукты, а также печенье для детей.
   В конце ноября Карла заметила, что ее  талия  увеличивается.  Месячные  у
девушки всегда отличались нерегулярностью, но внезапно она поняла, что у нее
задержка. Она испугалась, но продолжала работать, как обычно. Дети гуляли за
пределами  монастыря.  Когда  Карла  заметила,  что  солдаты   с   интересом
поглядывают на девочек десяти-одиннадцати лет, она  немедленно  отрезала  им
волосы, стянула тканью груди  и  одела  их,  как  мальчиков.  Каждый  вечер,
уединившись в келье, Карла  выполняла  самые  трудные  балетные  упражнения,
чтобы у  нее  произошел  выкидыш.  Спустя  некоторое  время  Карла  потеряла
надежду. Ее живот рос, талия становилась все толще.
   Однажды утром капитан неожиданно  принес  в  монастырь  теплые  одеяла  и
несколько килограммов  муки.  Карла  помогла  ему  освободить  сумку,  когда
девушку вдруг затошнило. Она  бросилась  к  раковине.  Капитан  стоял  возле
Карлы, поддерживая ее.
   - Ты больна. Тебе следует лечь в постель, - сказал он.
   Сев, она заставила себя улыбнуться.
   - Все прошло. Мне уже лучше.
   - В чем причина болезни?
   - В русских солдатах, - бесстрастным тоном пояснила она.
   Он посмотрел на ее живот, прикрытый просторной рясой.
   - Ребенок? Капитан помолчал.
   - Ты хочешь его?
   - Хочу ли я его? Как я могу его хотеть... зная, что он  -  от  одного  из
этих зверей?
   - Но ведь он и твой тоже. Он растет в твоем  теле...  в  нем  течет  твоя
кровь... это может быть девочка, похожая на тебя. Она стиснула руки.
   - Что я смогу дать ей? Как буду воспитывать? И вдруг это  будет  мальчик,
похожий на Рудольфа, или Леопольда, или Игоря, или Свирского...
   - Ты знаешь их имена?
   - Когда ты лежишь на полу, а они обращаются друг к другу по именам...  их
нетрудно запомнить. Как и дурной запах изо рта, волосы, торчащие из ноздрей,
гнилые зубы. О Боже - если он только существует, -  как  мне  избавиться  от
ребенка?
   Он слегка покраснел.
   - Я знаю способ, который может помочь. Я... я видел,  как  это  произошло
однажды вечером на прошлой неделе. Солдаты обыскивали дом...  пытаясь  найти
беглецов из трудового лагеря. Внезапно я услышал крик... бросился  наверх...
солдат насиловал женщину.
   Он вздохнул.
   - Ты должна понять. Среди этих людей есть грубые неотесанные крестьяне...
они  страдают  от  одиночества...  они  никогда  прежде  не  покидали  своих
деревень... никогда не пили так  много...  внезапно  дорвались  до  польской
водки... тут много хорошеньких женщин. И...
   Капитан пожал плечами.
   - Они стали насильниками. Этот человек... он изнасиловал женщину, которая
была в том же положении, что и ты. Только она ждала желанного ребенка...  от
мужа. Она умоляла солдата... говорила, что находится  на  третьем  месяце...
что может потерять ребенка.
   Он вздрогнул.
   - Я услышал ее мольбы... но когда  поднялся  на  второй  этаж,  было  уже
поздно... с ней случился выкидыш. Я застрелил солдата.
   Капитан встал.
   - Подумай об этом... я приду вечером к одиннадцати часам. Ты сообщишь мне
свое решение.
   Когда Григорий вернулся, обитель уже  погрузилась  в  темноту,  но  Карла
ждала его у двери. Она тихо  провела  капитана  в  свою  маленькую  спальню.
Деловито, без смущения сняла платье. Он быстро  разделся.  В  полумраке  она
увидела его молодое тело. Капитан сказал:
   - Сестра Карла, ты  твердо  решила?  Это  может  быть  мальчик  с  серыми
глазами, как у тебя.
   - Давай покончим с этим, - отозвалась она.
   Он лег рядом с ней на кровать и погладил ее бюст.  Карла  замерла.  Когда
губы Григория коснулись груди девушки, она оттолкнула его.
   - Пожалуйста... сделай свое дело и уходи.
   - Нет... сначала я поласкаю тебя.
   Он снова нежно прикоснулся к ней... поцеловал в губы... шею...  грудь.  И
внезапно Карла почувствовала, что она расслабилась. Когда он лег на  девушку
и с нежной  страстью  овладел  ею,  она  вдруг  испытала  незнакомое  прежде
ощущение. Карла прижалась к Григорию, и в ее теле словно что-то  взорвалось.
Она испустила крик радости, решив, что избавилась от ребенка. Когда Григорий
поднялся с Карлы, она встала с кровати и отошла в угол комнаты, закрыв  лицо
руками.
   - Не говори мне, что это было... убери все, чтобы я ничего не  видела,  -
попросила она.
   - Посмотри... тут ничего нет.
   -  Нет...  убери...  если  я  увижу  некое  подобие  человека,   я   буду
чувствовать, что совершила убийство.
   - Послушай, сестра... Очевидно,  Господь  хочет,  чтобы  ты  родила.  Тут
ничего нет. Ребенок по-прежнему в тебе.
   - Но мне показалось... что меня точно вывернуло наизнанку.
   Он улыбнулся:
   - Ты испытывала оргазм, моя  милая  Карла.  Потом,  лежа  возле  нее,  он
сказал:
   - Теперь ты должна думать о будущем... своем и ребенка.
   - Наверно, такое случилось не только со мной. Что делают другие?
   - Беременных отправляют в русские трудовые лагеря.  Доктора  принимают  у
них роды. Дети попадают в приюты. Их будет растить государство. Сибири нужны
рабочие руки... когда дети вырастут, их пошлют туда.
   - А что будет с детьми, живущими в обители?
   Капитан вздохнул.
   - Пока я здесь, им ничего не угрожает.  Но  в  любой  момент  меня  могут
откомандировать в другое место. Как долго продлится наш мир с Германией? Уже
сейчас появляются взаимные претензии...
   - Значит, мне следует поискать А. К. Он закрыл ей рот рукой.
   - Я не хочу ничего слышать. Но я дам тебе  немного  денег.  Я  не  должен
знать о твоих планах.
   - Мне следует прежде всего вывести из страны детей.
   - Пожалуйста, Карла, ни о чем мне не рассказывай.
   Каждый день он  приносил  деньги.  Она  никогда  не  спрашивала,  где  он
доставал их, а он не интересовался, что она с ними делала.  Если  капитан  и
замечал, что количество детей в обители уменьшалось, то  он  не  говорил  об
этом. Однажды вечером он застал Карлу  одну.  Она  сама  приготовила  еду  и
поставила на стол свечи. Сменила рясу на платье. Он изумленно  уставился  на
девушку, протянувшую ему бокал вина.
   - Тебе разрешают ходить без рясы? - спросил он.
   - Я - не монахиня, - ответила она. -  Садись,  Григорий.  Я  хочу  многое
рассказать тебе.
   Во время обеда она поведала ему о событиях, предшествовавших ее приходу в
обитель. При пересказе биография Карлы  казалась  такой  короткой  и  бедной
событиями... И вот она сидит  в  монастыре  с  красивым  молодым  русским  и
ребенком, зреющим в ее чреве.
   - Как ты решила поступить с ребенком? - спросил он.
   - А. К. позаботится о нем.  Я  постараюсь  пробраться  в  Швецию...  рожу
там... оставлю малыша в какой-нибудь семье.
   - И что дальше?
   - Поеду в Лондон. У сестры Терезы там есть брат. Дядя Отто.  Я  знаю  его
адрес.
   - А ребенок?
   Она пожала плечами.
   - Он поживет в Швеции. Я буду посылать деньги на его содержание.
   - Но к чему тебе лишние хлопоты, если ты не хочешь этого  ребенка?  Родив
малыша здесь, ты сможешь сдать его в приют.
   Глаза Карлы сверкнули.
   - Наполовину он мой. Мир так жесток. Я должна дать ребенку какой-то шанс.
Он не будет знать, что я - его мать. Я буду лишь посылать деньги.
   - А потом когда-нибудь заберешь ребенка к себе? Она покачала головой.
   - Я стану балериной. Это тяжелая работа. Буду давать ему деньги...  а  не
любовь. Тогда он не будет тосковать по тому, чего никогда не имел.
   Она с печальным видом коснулась своего живота.
   - Ребенок не должен расти, зная, что он был  нежеланным.  Пусть  считает,
что его родители умерли.
   Этой ночью он  постоянно  обнимал  ее.  И  она  внимательно  смотрела  на
Григория, словно стараясь запечатлеть в памяти его образ.
   - Я никогда не забуду тебя, Карла, -  сказал  он,  когда  они  занимались
любовью.
   Она прижалась к нему. Карла уже знала, что  никогда  не  сможет  полюбить
мужчину, но она испытывала к Григорию чувство благодарности... и у него было
такое молодое, сильное тело.

***

   Карла закрыла глаза; самолет начал снижаться перед лондонским  аэропортом
"Хитроу". Она направила  Джереми  телеграмму.  Но  приедет  ли  он?  Он  так
постарел. При каждой очередной встрече ей казалось, что он еще немного усох.
Что она будет делать, когда Джереми не станет?
   Самолет приземлялся... На  летном  поле  толпились  фоторепортеры.  Карла
закрыла лицо и  вслед  за  сотрудником  аэропорта  направилась  к  лимузину.
Джереми Хаскинс ждал ее в машине. Сев рядом с ним, она сжала его руку.
   - Как любезно с  твоей  стороны  встретить  меня.  Старик  заставил  себя
улыбнуться.
   - В следующем месяце мне исполнится восемьдесят, Карла. Пока я еще  дышу,
я буду считать за честь встречать любой самолет, корабль или поезд,  который
доставит тебя сюда.
   Она откинулась на спинку сиденья и сомкнула веки.
   - Мы проделали вместе большой путь, Джереми. Он кивнул.
   - Я понял, что нас ждет, когда впервые встретил тебя...
   Они познакомились в бомбоубежище. Карла дрожала от  страха.  Это  был  ее
первый день в Лондоне. Улыбчивый дядя Отто привез девушку к себе домой.  Она
расположилась в уютной комнате. Тетя Боша оказалась ласковой  и  приветливой
женщиной.  Они  все  утро  говорили  о  Польше,   об   опасностях,   которым
подвергалась Карла во время бегства. Она старалась уменьшить их,  хотя  дядя
Отто и тетя  Боша  интересовались  подробностями.  Карла  опустила  наиболее
страшные эпизоды - изнасилование русскими солдатами,  ее  беременность.  Она
охотно описывала подвиги А. К. Дядя Отто не слышал  о  сестре  Терезе  и  ее
семье. Ничего не сказав конкретно, Карла дала  понять,  что  сестра  Тереза,
другие монахини и дети находятся в безопасном месте.
   Вечером она отправилась на прогулку. Дядя Отто посоветовал ей не  уходить
далеко от дома. В любую минуту  мог  начаться  налет.  Германия  безжалостно
бомбила Лондон, и англичане привыкли проводить ночи  в  бомбоубежище.  После
октября нацисты отказались от дневных рейдов  -  королевские  ВВС  заставили
люфтваффе дорого заплатить за свою  наглость.  Но  ночные  бомбежки  Лондона
продолжались. Они порождали  панику  и  приносили  заметные  разрушения,  не
имевшие большого военного значения.
   Пройдя  с  десяток  кварталов,  она  услышала  вой  сирены.  Карлу  точно
парализовало. Люди бежали мимо нее из домов к ближайшей станции  метро.  Она
поспешила назад  к  дому,  но  потом  остановилась,  поняв,  что  не  успеет
добраться туда до начала налета. Дядя Отто и тетя Боша, вероятно, прячутся в
бомбоубежище.  Повернувшись,  Карла  последовала  за  людьми.  Выбрав   себе
укромный уголок и закрыв уши руками, чтобы не слышать грохот, она села.
   - Детка, похоже, это твой  первый  воздушный  налет.  Она  посмотрела  на
улыбающегося человека. Поняла, что сама улыбается ему в ответ.
   - В каком-то смысле - да.
   - Откуда ты?
   - Из Вильно... это в Польше. Мой английский так плох?
   - Он ужасен. Но я ни слова не  знаю  по-польски.  Так  что  у  тебя  есть
преимущество. Как тебя зовут? Я - Джереми Хаскинс.
   Ему удалось разговорить ее под грохот взрывов.  Она  поведала  Джереми  о
дяде Отто и тете Боше... о  своем  намерении  поступить  в  балетную  труппу
"Сэдлерс  Уэллс".  Конечно,   ей   потребуется   время...   она   давно   не
упражнялась... сначала ей придется найти работу на  фабрике  или  где-нибудь
еще... заниматься каждый день балетом, чтобы восстановить форму.
   - Я плохо вижу тебя в темноте, - сказал он. - Ты красива?
   - Я хорошая балерина, - ответила Карла.
   После сигнала отбоя все вышли на улицу. Джереми Хаскинс проводил  девушку
и рассказал о себе. Он работал в рекламном  отделе  киностудии  "Джей  Артур
Рэнк". Его жена была инвалидом, а дочь погибла во время бомбежки. Когда  они
подошли к дому дяди Отто, Карле показалось, что она ошиблась адресом. Улица,
на которой час тому  назад  стоял  ряд  особняков,  превратилась  в  скопище
дымящихся руин. Пожарники заливали водой обугленные скелеты  зданий.  Машины
"скорой помощи" возили стонущих раненых... кричали дети...  женщины,  рыдая,
разыскивали среди развалин дорогие им вещи.
   Внезапно она увидела дядю Отто;  он  держал  тетю  Бошу  за  руку.  Карла
бросилась к ним. Слезы текли по лицу дяди Отто.
   - Наши деньги... все  осталось  там.  Сгорело...  пропало.  Драгоценности
Боши...
   Убитый горем, дядя Отто посмотрел на Джереми.
   - Мы привезли с родины такие красивые вещи...  я  собирался  продать  их,
чтобы помочь родственникам, когда  все  закончится.  Гобелены...  кружева...
картины... все погибло. Полотно Гойи! Никакими деньгами это не возместить.
   Он поднял глаза к небу.
   - Зачем? Здесь нет военных  объектов...  это  вандализм...  бессмысленное
разрушение.
   Внезапно он словно вспомнил о Карле.
   - Твои наряды... тоже погибли. Завтра я возьму деньги в банке...  сегодня
переночуем у знакомых в соседнем квартале... у них нет свободной комнаты для
тебя, но я спрошу людей - возможно, кто-то приютит тебя.
   - Она может пойти к нам... комната  нашей  дочери  свободна,  -  произнес
Джереми Хаскинс.
   Дядя Отто нахмурился. Посмотрел на Джереми Хаскинса так, словно видел его
впервые. Затем поглядел на обгоревшие руины своего дома, испустил  печальный
вздох, давая понять, что кажется себе слишком старым и уставшим, чтобы брать
на себя ответственность за поведение и мораль незнакомой  польской  девушки.
Он кивнул головой, и Карла покорно направилась вслед за Джереми Хаскинсом  к
станции метро. Они сели  в  переполненный  вагон  и  молча  поехали.  Спустя
некоторое время Карла почувствовала, что Джереми разглядывает ее. Покраснев,
она посмотрела на свои огрубевшие руки. Он похлопал по ним своей ладонью.
   - Им не повредит маникюр. Знаешь, а ты по-настоящему красива.
   Она  продолжала  смотреть  на  свои  руки.  Этот   симпатичный   человек,
успокаивавший ее во время налета, убедивший дядю Отто  в  искренности  своих
намерений, - кто он на самом деле, куда они едут? Возможно, у него и не было
умершей дочери... больной жены. Вероятно, он везет  ее  в  какую-то  ужасную
тесную комнату и... она поглядела на свои забрызганные грязью  туфли.  Какое
это имеет значение? Куда ей еще пойти? И после русских... что мог сделать  с
ней этот несчастный маленький англичанин? Заставить ее раздвинуть ноги... ну
и что с того?
   Внезапно он заговорил:
   - Слушай, моя девочка, в фильме  моего  друга-продюсера  есть  роль.  Она
маленькая, но подойдет тебе. Это немецкая шпионка, и  я  подумал,  что  твой
акцент придется весьма кстати. Ты умеешь играть?
   - Не знаю... я плохо говорю по-английски.
   - Конечно. Но для роли это и требуется. Завтра я познакомлю тебя  с  ним.
Это не "Сэдлерс Уэллс", но гораздо лучше, чем фабрика.
   Он жил в славном маленьком доме с женой-инвалидом, красивой  женщиной  по
имени Хелен. У нее была прозрачная кожа,  и  когда  она  смотрела  на  мужа,
заваривающего чай, ее глаза переполнялись благодарностью и ощущением  скорой
смерти. Она  обрадовалась  появлению  Карлы.  К  ее  гордости  примешивалась
печаль, когда она предложила Карле спальню своей дочери. У Карлы еще никогда
не  было  такой  красивой  комнаты,  и  она   заснула,   чувствуя   себя   в
безопасности... она знала, что снова нашла людей, которые  будут  думать  за
нее.
   Она получила роль... И внезапно темп ее жизни резко увеличился,  точно  в
кинокартине,  запущенной  с  удвоенной  скоростью.  Подбор  грима,  примерки
костюмов, работа по ночам над языком... спор  из-за  ее  имени.  Она  хотела
остаться просто Карлой... без фамилии. Карла.
   Арнольд  Малколм,  продюсер,  в  конце  концов,   согласился.   Он   тоже
чувствовал, что в упрямой польке есть нечто способное засверкать на  экране.
Предсказания Арнольда Малколма  сбылись.  Газеты  назвали  Карлу  открытием.
После выхода фильма она стала маленькой  сенсацией,  и  лишь  смерть  Хелен,
происшедшая через неделю  после  премьеры,  огорчала  девушку.  Карла  снова
осознала, как опасно привязываться к кому-то. Она полюбила хрупкую  женщину,
которая молчаливо несла  свои  страдания,  помогала  Карле  в  английском  и
постоянно воодушевляла ее. Они похоронили Хелен тихо и без слез.  В  тот  же
день Карла поехала на метро в киностудию. Она стоически сидела на сиденье, а
поднявшись с него, сказала Джереми:
   - Ненавижу съемки. Ненавижу английский. Никогда  не  сумею  освоить  его.
Ненавижу ожидания, яркий свет прожекторов, но больше всего - этот поезд.
   Джереми вымученно улыбнулся.
   - Когда-нибудь ты  будешь  свободно  говорить  по-английски  и  ездить  в
лимузине.
   Он продал дом и снял для себя и Карлы квартиру  в  Кенсингтоне.  Ушел  из
кинокомпании "Джей Артур Рэнк" и  стал  личным  менеджером  девушки.  Газеты
намекали, что он был ее любовником, но на  самом  деле  они  переспали  лишь
однажды. Джереми понимал, что она сделала это из чувства благодарности.
   - С моей стороны было глупостью надеяться... я для тебя слишком стар.  Он
вздохнул.
   - Нет, - возразила она. - Дело не в тебе. Знаешь, я - лесбиянка.
   Она сообщила это таким будничным тоном, что Джереми воспринял  услышанное
как еще один факт из ее биографии. Лежа в темноте и держа его за руку, точно
хорошего  друга,  она  рассказала  Джереми   все   о   себе.   О   солдатах,
изнасиловавших ее... О Григории... о ребенке, жившем у шведской четы. Теперь
она ежемесячно посылала им деньги. И когда Джереми спросил,  почему  она  не
хочет, чтобы ребенок знал, кто его мать, Карла ответила:
   - Нельзя потерять то, чего у тебя  нет.  Ребенок  был  совсем  маленьким,
когда мы расстались. Он не помнит меня, а я - его. Никто  из  нас  двоих  не
испытает боли от разочарования друг в друге. Зачем ему,  повзрослев,  ломать
голову над тем, кто его отец, или страдать из-за разлуки со мной?
   Когда Джереми попытался расспросить  ее  о  Григории  и  заставить  Карлу
признаться в том, что она действительно любила его, девушка пожала плечами.
   - Возможно, любила. Теперь уже я этого никогда не  узнаю.  Я  была  полна
ненависти к русским за то,  что  они  сделали  с  матерью  Терезой...  я  не
позволяла себе любить.
   Карла рассказала англичанину о коротком, но  прекрасном  романе,  который
был у нее  с  женщиной  из  польского  сопротивления,  сражавшейся  в  Армии
Крайовой. Красивая, отважная и добрая, она помогла Карле бежать с ребенком в
Швецию. Карла любила женщин за их  нежность.  Нет,  она  никогда  не  сможет
увлечься мужчиной.
   Они с Джереми стали друзьями. Вместе работали над ее английским и ролями,
которые она исполняла. В своей  четвертой  картине  Карла  получила  главную
роль. Каждый вечер она сидела в темном зале с Джереми, просматривая отснятые
днем эпизоды. Ей  с  трудом  верилось,  что  эта  восхитительная,  волнующая
женщина на экране - она, Карла.
   Решени