ка, - нежно пропел Валера. Одновременно  руками  и  ногами
Маша натянула на него одеяло. Валера долго терпел  качающееся,  извивающееся
женское тело.
   - Лежать - одно удовольствие,  -  с  дьявольски  обольстительной  улыбкой
проговорил он, его глаза  завораживающе  горели  в  темноте  комнаты.  -  Но
спокойно!.. - Терпение истощилось, и он властно сжал  Машу  в  кольце  своих
рук.
   За окном слабо забрезжил бледный декабрьский рассвет, а Маша и Валера так
и не уснули в эту ночь.
   - Тебе сегодня на работу?
   - Сегодня воскресенье, - напомнила весело Маша. - Нужно только  позвонить
домой, сообщить, что я жива.
   - Твоя мама еще спит. - Валера ласково гладил  лицо  любимой  женщины.  -
Маш, расскажи мне о своем романе.
   Она настороженно заглянула ему в глаза:
   - Ты обиделся? Я не имела права писать без твоего согласия.
   - Ерунда, не в этом дело. Помнишь, в самом  начале  я  сказал,  что  хочу
узнать тебя? Этот вопрос до сих пор  остается  открытым.  Твоя  рукопись,  я
надеялся, могла бы объяснить белые пятна, но и в ней ты  не  изменила  себе,
поставила меня в тупик и, кстати сказать, умудренного профессора. Может,  ты
объяснишь мне, непонятливому, свои секреты доступными словами?
   - Она полюбила, - улыбнулась Маша.
   - Очень доступно, - грозно нахмурился в ответ Валера. - Продолжай!
   Улыбка  исчезла.  Маша  пристально  изучала   черты   его   лица,   часто
всматриваясь в карие глаза, снова отводя взгляд, чтобы вскорости вернуться к
ним.
   Валера чувствовал, что его испытывают на терпение, но догадался, что Маша
делает это не сознательно, а  углубившись  в  свои  мысли.  Научится  ли  он
понимать их когда-нибудь?
   - Я не рассказывала тебе о лечении, -  наконец  заговорила  Маша.  -  Это
сложный курс внушения. Цель его состояла  в  том,  чтобы  ослабить  действие
эмоций. Уже на последних занятиях Ирина Васильевна говорила со мной, как  со
здоровым  человеком,  рассказывала  о  том,  что  для  многих  действительно
является  нормой  необычный  секс,  да  и  групповой  тоже.  Приводила  даже
статистические цифры. Затронула она и тему катастроф. Я и в самом деле очень
долго приходила в себя после смерти отца, правда,  тогда  меня  не  посещали
мысли о смерти. Может, позже все суммировалось и дало тот толчок?  Не  знаю.
Но точно знаю, что после этого я хотела жить, а сильные  эмоции  были  моими
врагами. Ирина Васильевна наставляла меня, как избежать их,  как  не  терять
контроль над собой. Познакомила меня с  мужчиной  в  качестве  практического
эксперимента.
   - Все же был мужчина? - недовольно прервал Валера. - Я был лучшего о тебе
мнения!
   Его мнимое недовольство не обмануло Машу. Она улыбнулась не без  хитринки
в глазах, лицо озарилось светлыми тенями.
   - У нас было три свидания - и все.
   - Так уж и все?
   - Нет. На последнем он поцеловал меня.
   - Каков наглец!
   Валера  едва  сохранял  серьезную  мину.  Он  опасался,  что  Маша  опять
замкнется на прошлом, но она легко отвлекалась, была готова отвечать на  его
реплики, и он понял: прошлое осталось в прошлом. Он с трудом сдерживал  смех
облегчения и радости.
   - Ты был куда более галантен, - тихо рассмеялась Маша.
   - Еще бы! Я продержался две недели. Сам удивляюсь, как мне это удалось?!
   - Тебе удалось много больше. - Маша провела пальцем по его скуле и  нежно
улыбнулась.  -  После  третьего  свидания  я  поняла,  что  не  способна  на
половинчатые чувства, и решила, что лучше заглушить их полностью. Я  слишком
любила жизнь, чтобы  еще  раз  сводить  с  ней  счеты,  а  Ирина  Васильевна
доказала, что мне нельзя поддаваться  чувствам.  Что  оставалось  делать?  Я
продолжила самолечение, имея навыки и наработанные тесты.
   - И стала холодной и бездушной, - осторожно закончил Валера. Он  повторял
слова из романа, потому что невозможно было  представить  холодной  женщину,
лежащую рядом с ним, разомлевшую и истомленную после любовной бури.
   - А потом я познакомилась с  тобой.  Ты  настолько  отличался  от  других
мягкостью, добротой, а я настолько уверилась в себе...  В  общем,  искушение
было слишком велико.
   - Похоже на второй практический эксперимент, - улыбнулся Валера.
   - Грубо говоря, да, - кисло ответила Маша. - Но так было  вначале.  Я  не
строила далеко идущих планов.
   -  Ты  поставила  цель  испытать  себя  на  прочность,  на  эмоциональную
недоступность.
   - Да. - Маша закрыла глаза. Еще раньше она знала, что идет  на  обман,  и
теперь на нее обрушилась запоздалая вина. - Все было так до той ночи, что  я
провела у тебя. Тогда я забыла  о  разуме,  чувства  захлестнули  меня,  как
никогда. Я испугалась. Я панически хотела жить, а ты  разрушил  все,  что  я
творила в себе четыре года, то, что должно было сохраниться на всю жизнь.  В
ту ночь.., я реально ощутила, что таю,  как  снег  на  солнце,  и,  если  не
остановлюсь, превращусь в ничто, - Маша язвительно хмыкнула, - в лужу.
   - А я видел смерть, - признался Валера. - Она тянула меня за собой,  и  я
не мог остановиться. Я тоже испугался, такого со мной еще не  было,  поэтому
воззвал к тебе как к единственному спасению.
   - А я не вняла. Не поверила, - печально отозвалась Маша. - Я  испугалась,
что теперь ты бросишь меня.
   - Я звал тебя замуж, - напомнил он.
   - Ты не первый звал. Валера устало вздохнул:
   - Всему у тебя есть оправдания.
   - Нет. Мне нет оправдания ни в чем. Что касается тебя.  Особенно  в  том,
что случилось с тобой впоследствии.
   Валера собрался возразить, но Маша снова приложила палец к его губам.
   - Возвращаясь к роману. Мне нужно было выплеснуть из себя самое  больное.
Ни с  кем  поделиться  я  не  могла,  и  осталась  только  бумага.  Ей  я  и
исповедалась и сделала заодно для себя открытие: в стремлении  создать  себе
покой мы сознательно убиваем чувства не  только  в  себе,  но  и  в  других,
бесчувственностью порождая безразличие. Когда ты сказал, что хотел  умереть,
я поняла, что одна виновата. В сущности, я толкнула тебя к смерти.
   - Не говори глупостей, - осадил ее Валера. Не хватало, чтобы Маша  винила
себя  в  его  необдуманных  словах.  С  ее  опытом  она  слишком   буквально
воспринимает смерть. - Но почему "графиня утонула"?
   - Из-за Наташи. Я даже не успела закончить роман.  Прибежала  домой  и  в
порыве гнева оборвала все концы.
   - Теперь ты перепишешь финал, - заявил Валера повелительно.
   Маша улыбнулась:
   - Думаешь, нужно?
   - Ладно, не переписывай. Тогда напиши постскриптум.
   Ее улыбка перешла в смех.
   - В литературе это называется эпилогом. Валера криво усмехнулся:
   - Специалист! - И серьезно спросил:
   - Маш, ты хочешь, чтобы его напечатали?
   Маша задумалась. Не ко времени этот разговор, такие вопросы  выясняют  на
светлую голову, а не во время бессонной ночи. К тому же она  уже  чувственно
реагировала на каждое прикосновение Валеры. Как она скучала и  тосковала  по
нему,  а  теперь  чувствовала  себя  ненасытной  и  смущалась  и  радовалась
одновременно.
   Но Валеру интересует роман. Кажется, он задал вопрос?
   Маша перевернулась на живот, прижала ладони к его  груди  и  заглянула  в
глаза.
   - Нет, Валера. Я не хочу, чтобы другие его читали. Пусть он будет  только
наш. И если захочешь, скажешь мне, когда написать постскриптум.
   Она легко рассмеялась и уткнулась носом в его шею.
   - Замечательно! - отозвался довольный Валера. - Тогда я покажу тебе,  что
писать в первом эпилоге.
   Он ладонями охватил Машино лицо и ртом накрыл ее губы.

***

   Валера лежал, умиротворенный близостью  родного  тела.  Мысли  его  легко
кружились вокруг Маши. Все-таки он добился своего,  и  она  призналась,  что
растаяла - растаяла Снежная королева.
   Маша открылась перед ним - безгранично,  безоглядно.  Распахнула  суть  и
сущность до конца, как распахиваются друг перед другом истинные  влюбленные.
Валера проделал долгий путь к достижению желания, единственного  оставшегося
в разоренном, разрушенном тереме. Желания, ставшего целью его жизни.  Теперь
самое главное - не дать Маше замкнуться снова ни при каких обстоятельствах.
   А оставшиеся тайны? Что ж, они достаточно молоды, и  ему  хватит  времени
разгадать их, открыть одну за другой, как матрешку.
   И пруд останется на стене - как символ их любви. И изба заброшенная - как
напоминание о Машином затворничестве. А терем они построят  новый,  один  на
двоих. И желания будут загадывать вместе. Интересно, сколько, говорила Маша,
она хочет детей?
   И Валера не повторит ошибки умного профессора, и Маше не даст  замолчать,
замкнуться в себе и погубить любовь и душу. Он не боится признаться в  любви
и Машу научит говорить о ней вслух и часто.
   Валера повернул к ней лицо:
   - Маш, скажи...
   Но она сладко спала, тихо посапывая.