ежали карандаши, видимо, бухгалтер и на даче не расставался со своими "цифирями" Оглядев жилище Яблокова, Вера вдруг приняла решение, тем более что вряд ли такая возможность представится еще. Ведь она не собиралась продолжать нелепое знакомство в Петербурге, куда они с отцом должны были вот-вот отъехать. Яблоков засуетился, побежал куда-то подогреть чай да растопить печь, чтобы высушить одежду. Вера, помедлив, сняла сначала шляпу, ставшую от воды бесформенной, а потом жакет, блузку и наконец тяжелую мокрую юбку. Вбежавший Антон Антонович оторопел, узрев предмет своих воздыханий, облаченный лишь в сорочку и панталоны.
     Девушка стояла, повернувшись к нему спиной, расплетая мокрые пряди волос.
     Яблоков заметался, он не знал, как поступить. В тесном и убогом жилище податься было некуда. Он робко кашлянул, Вера обернулась, но не предприняла никаких попыток восполнить отсутствие гардероба.
     Эта смелость насторожила Яблокова, но только в первую секунду, потому как в следующий миг его сознание уже не могло сухо анализировать процесс. Как завороженный, он двинулся навстречу, оголенным плечам и рукам, перетянутой шелком груди, бедрам, спрятанным за кружевом панталон. Первый поцелуй пришелся неведомо куда, Вера отвернулась, чтобы не лицезреть выражения лица Антона Антоновича. Все последующие события оказались совсем малоприятными и очень-очень неэстетичными. Удовлетворив страстное чувство на Кровати с розовым одеялом, Яблоков долго отдувался и блаженно улыбался, будучи потным и таким же розовым. Вера поспешно одевалась в сырую одежду, содрогаясь от омерзения, холода и ощущения физической нечистоты. Зато она могла торжествовать. Путь к духовной и телесной свободе, по образу и подобию госпожи Бархатовой, открыт! Но только удовлетворения не наступило. ;
     Антон Антонович между тем, не замечая неудовольствия возлюбленной Веруши, пребывал в полном восторге.
     - Стало быть, теперь драгоценная моя Вера Вениаминовна, нам прямой путь под венец! - пропел он своим мягким голосом. - Правда, честно сказать, я не был готов к столь стремительному развитию сюжета, но если все так сложилось, я как человек честный и добропорядочный намерен тотчас же просить вашей руки!
     Вера живо обернулась. Пожалуй, так даже и лучше. Пусть ее мужем станет именно такой вот бухгалтер Яблоков. Кто она сама по себе, без имени папы и мамы - да никто! Поэтому вполне уместно переменить громкую фамилию и стать некоей госпожой Яблоковой, Верой Яблоковой. И тогда конец мучениям и самоедству, она станет сама собой. Конечно, они не проживут вместе и месяца, но она будет внутренне свободна.
     Отец утратит над ней власть...
     Думая так, Вера насильно улыбнулась, окрыленный Яблоков соскочил с кровати и принялся помогать ей одеваться. Она с трудом переносила его неумелые прикосновения, борьбу с незнакомыми предметами женского гардероба, непослушными крючками.
     - Как, вы сказали, вас зовут? - Вениамин Александрович в третий раз задал этот вопрос молодому человеку нелепого вида, явившемуся вместе с Верой после прогулки под дождем.
     - Папа! - укоризненно произнесла Вера.
     - Ты напрасно сердишься, моя девочка! Я в толк не могу взять, о чем вещает этот господин. У меня разом все из головы выскочило, ушам не верю! Вы изволите просить руки Веры? Руки моей, моей дочери! - Он остановился против собеседника и вперил в него горящий взор.
     - Да-с, - смущенно улыбаясь, произнес Яблоков. - Я понимаю, сударь, ваше отцовское расстройство. Все некоторым образом получилось, так сказать, неприлично быстро, но не извольте беспокоиться, я непременно желаю жениться на Вере.
     Не извольте беспокоиться, я вам предоставлю полный отчет и о своей жизни, о моих почтенных родителях, своих доходах! Семьсот рублей в год, сударь!
     - Отчет о жизни! Семьсот рублей! - застонал Извеков. - Да вы вроде как не в своем уме, милейший Вы хоть понимаете, в какой дом, к кому пришли!
     - Да-с, Вера говорила, что вы какие-то книжки пишете. Но это не страшно, мы вам мешать не будем, мы отдельно поселимся, - продолжал мямлить жених, с лица которого не сходила кроткая улыбка.
     - Бред! Бред! Да я вам прямо говорю, Вера вам не пара!
     - Но помилуйте! - Яблоков изумленно развел руки. - Отчего же? Мы с Верой Вениаминовной...
     - Нет, не желаю этого более выносить! Простите и, ради Бога, уходите!
     Антон Антонович испуганно попятился.
     Ему показалось, что его сейчас вытолкают взашей. Он беспомощно взглянул на несостоявшуюся невесту, которая в течение всей этой сцены не проронила ни слова.
     Бледная Вера стояла поодаль, глаза ее нехорошо блестели, но она явно не думала об унижении и обиде Яблокова. Помощи от нее ждать не приходилось.
     - Ступайте, ступайте, голубчик! - миролюбиво проговорил Извеков, видя, что непрошеный гость двинулся к дверям. - Мы все постараемся побыстрее забыть неприятное событие, не так ли, Вера?
     Бросив последний взгляд на девушку, удрученный и недоумевающий Яблоков двинулся прочь. Когда он удалился, Вениамин Александрович замолчал. Традиционно в подобной ситуации благородный отец должен укорять и стыдить свое легкомысленное и оступившееся дитя. Но он, увы, утратил это право! Вера смотрела по-новому, без прежней робости и безоговорочного обожания, и он не рискнул ни упрекать, ни корить дочь.
     - Вера, бедная моя деточка. - Он легонько обнял ее и всплакнул.
     Но девушка, доселе легкая на любые слезы, не ответила потоком покаянного рыдания. Она внимательно прислушивалась к себе. Внутри ее души росли неведомые ранее опасные чувства и мысли.
     На другой день после нелепого сватовства Извековы съехали с дачи и вернулись в Петербург. На бухгалтера Яблокова столь скоропалительный роман и несостоявшееся жениховство подействовали престранным образом. По возвращении в столицу он тотчас же побежал в ближайшую книжную лавочку и потребовал сочинений господина Извекова. Приказчик понимающе закивал головой, как же, самый модный писатель, и выложил перед оторопевшим Антоном Антоновичем целую груду книг.
     - Какую изволите взять?
     - А что поинтересней будет? - робко промямлил Яблоков.
     Лицо приказчика выразило изумление.
     Как, в наше время нашелся человек, не знавший ничего из Извекова, самого Извекова!
     - Пожалуй, эту заверните. - Бухгалтер ткнул пальчиком в первый попавшийся том. - Впрочем, и эти две тоже!
     Придя к себе, отобедав щами и лещом с кашей, он заперся в спальне и принялся за чтение, боясь, чтобы прислуга не застигла его за столь легкомысленным занятием.
     Уже давно наступила ночь, а Яблоков все судорожно перелистывал страницы, глотая главу за главой, дрожа всем телом и представляя в каждой героине книги свою потерянную возлюбленную.

Глава 38

     - А вот и наш призрак! - Следователь изготовил свой "Смит и Вессон". - Правда, быть может, в подобной ситуации лучше бы сгодился осиновый кол или серебряная пуля? Что ж, сейчас поглядим, какие они из себя, пришельцы из потустороннего мира!
     Сердюков и Сухневич побежали обратно, так как звуки послышались из той части дома, где находился кабинет. Герасим же замешкался с ключами, встречаться с бывшей хозяйкой ему очень не хотелось.
     Полицейский в несколько прыжков одолел коридорчик и дернул дверь кабинета. Она услужливо распахнулась, хотя, уходя, он ее аккуратно запер. Бумаги, отложенные им в сторонку, исчезли.
     - Скорей вниз, в сад! - крикнул Сердюков и буквально вытолкнул Сухневича наружу.
     Выбежав из дома и обогнув угол фасада, они успели заметить, как мелькнула легкая тень, стремившаяся укрыться под темнотой деревьев.
     - Туда!
     Полицейский махнул рукой, и преследование неведомого похитителя продолжилось.
     Закутанная фигура двигалась стремительно, легко ориентируясь в ночном саду.
     Она мелькала впереди, но скоро стало понятно, что движется она к калитке по другую сторону от основного въезда на территорию дачи. Сухневича поначалу охватил восторг, но теперь он явственно видел, что это никакое не привидение, а живой человек. Что ж, помочь доблестной полиции тоже лестно.
     - Обойдем его с двух сторон, берите влево! - прошипел на бегу Сердюков, и Сухневич послушно повернул в темноту налево.
     Обступивший его мрак, ветви деревьев, колючие кусты, корни, как нарочно попадавшие под ноги, принудили ловца призраков умерить свой бег. Он перешел на шаг, а потом и вовсе остановился, потому как ему показалось, что он заплутал. Звать полицейского он побоялся, вдруг спугнет преступника? Стараясь дышать как можно тише, Сухневич пригляделся. Глаза понемногу привыкали к потемкам. И тут он обомлел.
     Впереди, буквально шагах в двадцати от себя он заметил застывшую темную фигуру.
     Не раздумывая, Сухневич настиг беглеца и схватил за край одежды. Человек отчаянно рванулся, раздался треск разрываемой ткани и нечто, похожее на стон. Сухневич попытался ухватить его и второй рукой, но в это мгновение ужасный удар обрушился на его голову. В глазах потемнело, поплыло, пальцы ослабели, и он повалился на росистую траву. Падая, услышал какой-то грохот, сопровождаемый треском и всплеском света. Затем все исчезло.
     Очнулся Сухневич на диване в гостиной дачи Извековых. Он обнаружил себя лежащим с мокрой повязкой на голове. Рядом сидел Сердюков и тревожно смотрел в лицо товарищу. Неподалеку обозначилась фигура Герасима, держащего таз и кувшин с водой.
     Кажись, очухались, - прогудел двор ник.
     - Как вы, голубчик? - как можно мягче проговорил следователь, наклоняясь к раненому.
     - О-о-о! - простонал тот и сделал попытку приподняться, однако голова закружилась, и его затошнило.
     - Лежите, ради Бога, лежите! - заволновался Сердюков. - У вас, вероятно, сильное сотрясение мозга. - Но череп вроде как цел. - Сухневич провел слабой рукой по затылку. - Дыр нету, все на месте, мозги не выпали. - Он постарался улыбнуться.
     - А вы молодчина! - тоже заулыбался Сердюков. - Ловко так ее ухватили!
     - Ее? - изумился Сухневич.
     - Ну да! Когда вы схватили женщину за плащ и порвали его, она невольно вскрикнула. Этот вскрик услыхали я и сообщник, который прятался неподалеку.
     Он-то и оглушил вас ударом. Однако я успел выстрелить в темноту наугад и, видимо, попал. Но, скорее всего, не в ногу и не тяжело, потому как они быстро убежали.
     - Вот что гремело! А почему вы решили, что попали?
     - На земле осталась кровь, я фонарем потом светил, смотрел. Однако беглецы испарились, их за калиткой бричка ждала, я следы колес и копыт обнаружил.
     - Но кто же эти люди? - недоумевал Сухневич.
     - Увы, мой раненый друг, это явно не привидения! Сдается мне, что надо поутру нанести визит хозяевам дачи!
     Сухневич тяжело вздохнул и уныло уткнулся носом в подушку. Его мутило, во рту стоял металлический привкус. Герасим захлопотал вокруг, а следователь стал прохаживаться но комнате, погрузившись в глубокие раздумья. Ложиться спать не было смысла, надо дождаться утреннего поезда и спешить в Петербург.
     Ранний визит следователя поверг горничную в раздраженное недоумение.
     - Не принимают! - сердито процедила она, но ее отпор не смутил Сердюкова.
     Отодвинув горничную, которая зашипела ему вслед, как кошка, он зашагал в глубину комнат. Перед одной из запертых дверей он притормозил.
     - Оля, ради Бога! Я сделал все, что нужно! Он в безопасности! Прекрати так беспокоиться, все обойдется!
     Сердюков слушал бы и дальше, но его догнала горничная и завопила, что есть мочи:
     - Барыня! Барыня, из полиции опять пришли!
     Дверь распахнулась, и на пороге показалась бледная, с темными кругами под глазами Ольга Николаевна во фланелевом розовом капоте и незнакомый молодой человек весьма импозантной наружности без сюртука и с закатанными рукавами сорочки. Хозяйка дома не пыталась на сей раз скрыть свою досаду и злость па явившегося спозаранок Сердюкова.
     - Знакомьтесь, господа, - процедила она сквозь зубы и представила мужчин.
     Незнакомец оказался Трофимовым Борисом Михайловичем.
     - Вы давно прибыли в Петербург, сударь? - осведомился полицейский.
     - Вчера, - последовал краткий ответ.
     - И позвольте узнать, где вы остановились?
     Трофимов назвал гостиницу, где снял номер.
     - А не скажете ли вы мне, где вы пребывали вчера поздно вечером?
     - Сначала в номере, потом поехал сюда, оставил визитку, а затем в ресторан.
     - А почему вы не остались в этом доме на весь вечер, с женщиной, ради которой, как я Понимаю, вы сюда и прибыли? Не потому ли, что хозяйка отсутствовала? - Сердюков не давал Трофимову опомниться и сыпал вопросами.
     - Вряд ли уместно мое длительное пребывание в доме, где недавно умер хозяин. Я не хочу компрометировать вдову, к тому же она не одна в квартире. Тут проживают и дети покойного.
     - Вот-вот! Кстати о детях! Я бы желал увидеть Павла Вениаминовича!
     - Прямо сейчас? - неприязненно спросила Ольга Николаевна.
     - Да, именно сейчас! Если он сладко спит, тогда, пожалуйста, разбудите его немедля, время не терпит!
     - Это... - Извекова запнулась, - это невозможно.
     Следователь видел, как она отчаянно пытается придумать что-либо на ходу. Вероятно, они не успели согласовать свои дальнейшие действия.
     - Он отбыл на службу, - выдавила из себя Ольга, но по всему было видно, что солгала.
     - Не умеете врать, госпожа Извекова, - довольно резко заметил Сердюков. - Впрочем, можно по полицейскому телеграфу сделать запрос и тотчас же получить ответ, прибыл ли на место инженер Извеков.
     Так, говорите, когда он отбыл?
     - Послушайте, сударь! - вмешался Трофимов. - Ваш тон и ваши требования неуместны! Объясните, по крайней мере, хотя бы причину вашего раннего визита?
     Сердюков кивнул с удовлетворением.
     Так, подыгрывает Извековой, значит, и он в курсе дела!
     - Я, господа, прибыл сюда прямехонько с дачи покойного романиста. Ночью туда пробрались некие люди и похитили бумаги из кабинета писателя. В процессе погони преступник серьезно ранил моего товарища, который по причине своей травмы остался в доме и нуждается в медицинской помощи. Однако и нападавший пострадал. Мне пришлось выстрелить наугад, в темноту, я ранил его, но ему удалось скрыться.
     Трофимов и Ольга Николаевна переглянулись.
     - У Павла Вениаминовича ранена рука, не так ли, доктор? - Следователь смотрел Трофимову прямо в глаза. - Но ранен он нетяжело, иначе не смог бы так быстро убежать. Вы удачно прибыли, прямо с корабля на бал, вас сразу призвали помочь. А ведь иначе пришлось бы искать среди ночи врача, да еще объясняй, откуда пулевое ранение. К тому же доктор и в полицию может донести на своего пациента!
     Я правильно излагаю, Ольга Николаевна?
     Оля побледнела и не нашлась, что ответить. Только устало кивнула головой.
     - Мама Оля, не говори ничего! - в комнату, держась за стену, вошел Павел.
     Правая рука молодого человека была забинтована и подвязана. Молодой Извеков хмурился, его плотно сжатые губы свидетельствовали о том, что он явно превозмогает боль и усталость.
     Сердюков окинул его цепким взглядом и остался доволен собой. Слава Богу, он действительно только ранил мальчишку.
     - Сударь, мне очень жаль, что вы пострадали. Но, смею заметить, вы сами виноваты! Ваш удар чуть было не размозжил голову моему помощнику господину Сухневичу.
     Павел не удостоил полицейского ответом, покачнулся и опустился на диван.
     - Вы напрасно встали, Павел! - мягко укорил Трофимов. - Вы потеряли много крови, вам надо лежать.
     - Я услышал голоса и поспешил сюда, - ответил раненый.
     - И правильно сделали, - с воодушевлением воскликнул Сердюков. - Теперь, когда присутствуют все участники события, мы можем спокойно обсудить происшествие.
     - Но с чего вы взяли, что именно мы были там? - продолжала неловко запираться Ольга.
     Следователь слегка пожал плечами, мол, разве это не очевидно?
     - Сударыня, чтобы окончательно прояснить картину, придется нам с вами говорить о некоей тайне, заключенной в похищенных бумагах. Как я полагаю, все действующие лица о ней осведомлены, иначе бы не принимали участия. Единственно, сомневаюсь на счет Веры Вениаминовны.
     Не прикажете ли позвать вашу падчерицу?
     Ольга Николаевна с силой дернула шнурок звонка. Вбежала, как угорелая, горничная, ее послали за девушкой. Следователь приготовился ждать долго, но, к его удивлению, Вера явилась тотчас же.
     Она была бледна, измучена и явно не ложилась спать.
     - Ты спала, Веруша? - осторожно спросила мачеха, пытаясь дать девушке понять, что происходит, и навести ее на правильный ответ.
     - Нет, - протянула падчерица, тревожно оглядывая присутствующих. - У меня голова разболелась, - добавила она, заметив следователя.
     Вера села рядом с братом, нежно погладив его по здоровому плечу. Стало быть, знает, что произошло, отметил про себя полицейский.
     - Итак, господа, я начну, а вы меня поправите, если я ошибусь.
     И Сердюков приступил к изложению своих мыслей.
     - Сударыня, - он обратился к Ольге Николаевне, - вы, конечно, помните тот день, когда с вашего дозволения я перебирал бумаги вашего покойного супруга.
     Честно говоря, я не знал, что искать, но интуиция подсказывала мне, что тут надо поработать. Вы справедливо заметили, что я не являюсь знатоком литературы, но некоторые вещи понятны даже такому далекому от писательского труда человеку, как я. Так, например, я обнаружил один и тот же текст, но написанный разными руками.
     И потом, при ближайшем рассмотрении он оказался такой же, да не такой! Я поясню свою мысль. Вот мы имеем некое изображение, блеклое, непривлекательное. Но по нему прошлись умелой рукой, и оно заблистало новыми красками. Так и тут, текст был выправлен другим человеком.
     Мною были найдены еще несколько листочков, написанных этой же рукой, где содержалась фабула одного, уже изданного и популярного романа вашего мужа. Кстати, именно этот листок тогда упал к вашим ногам, а потом исчез. Вот у меня и закралось сомнение в подлинном авторстве всех произведений господина Извекова. Справедливо задаться вопросом, кто был тот человек, который легкой и талантливой рукой правил неуклюжий текст? Выяснить это не составило труда. Стоило только посмотреть на почерк всех членов семьи. На глаза мне попались домашние расходы, записанные Тамарой Георгиевной Горской.
     Итак, господа, я прихожу к выводу о том, что истинным автором шедевров был не Извеков, а его первая жена!
     Сердюков сделал паузу. Присутствующие молчали. Вера, бледная и сосредоточенная, нервно теребила край шали, Павел угрюмо смотрел куда-то в стену, мимо следователя. Вдова поджимала губы и, кажется, боролась с подступавшими слезами.
     - Когда упавший листок исчез, я окончательно убедился в том, что вы, Ольга Николаевна, знали об этом. Знали и хотели скрыть. Вероятно, кроме вас, знал еще и Павел, так как выразил желание помогать вам. Вы решили, что необходимо, пока не поздно, изъять опасные бумаги, изобличающие Вениамина Александровича, и с дачи, если они там есть. Поэтому вы тайком отправились вслед за нами с Сухневичем, дождались, пока я обнаружу нужные рукописи, и забрали их. То, что похититель бумаг так хорошо знает дом и спокойно ориентируется в ночном саду, наводило на мысль, что это может быть кто-то из членов семьи. Вы убегали быстро и ловко, но Сухневичу удалось вас схватить, и вы невольно вскрикнули, чем себя и выдали. Но кто сообщник? Сначала я даже грешил на господина Трофимова. Но потом решил, что вы вряд ли захотите посвящать кого-либо в такую неприятную тайну. Однако пришлось сказать и господину доктору, так как раненому Павлу понадобилась срочная помощь, когда вы примчались назад. Тут-то вы и обнаружили визитную карточку Бориса Михайловича, напрасно прождавшего вас весь вечер накануне. Он явился как раз кстати.
     За ним послали, и он помог раненому Павлу. Но пришлось ввести его в курс событий. Я правильно излагаю последовательность событий, господа?
     Трофимов кашлянул и вопросительно посмотрел на Ольгу.
     - Да, господин Сердюков,