но при сложившихся обстоятельствах было бы лучше, если бы их здесь не  было.
Не хватало еще, чтобы над ним тут же  начали  причитать!  Мать,  безусловно,
будет нянчиться со своим первенцем, а у него не хватит сил отделаться от нее
так же легко, как от сестры. Она уложит сына в постель  и  не  позволит  ему
встать, пока не убедится, что он достаточно здоров. И Кристен уже  сообщила,
что не позволит брату жить в его собственном доме, пока тот не наберется сил
и не окрепнет. Она не собиралась доверять его женщинам, купленным Иваром,  -
они наверняка не смогут обеспечить ему надлежащий уход.
   - Может, ты сразу не станешь объяснять им, как мало от меня  осталось?  -
попросил он сестру вроде бы шутливо, но на самом деле с надеждой.
   - Не говори глупости! Конечно, можно скрыть это  отощавшее  тело  туникой
пошире, но достаточно взглянуть на твои впалые щеки, чтобы все стало ясно.
   Об этом он и не подумал!
   - Да, теперь меня красивым не назовешь, правда?
   - Ты прав, такого урода я в жизни не видела! - подыграла ему Кристен.
   Селиг ущипнул ее, получив в награду веселый смешок, и Кристен  на  полном
скаку ворвалась в ворота Уиндхерста. Как раз то, что ему необходимо при  его
беспощадной пульсирующей боли в висках! Но Кристен сейчас  не  помнила,  что
брат еще едва держался в седле, чтобы не упасть, и, кроме того,  он  заверил
ее, что совершенно здоров.
   Въехав в поместье, Кристен мгновенно соскочила на  землю  и  помчалась  к
родителям, которые в свою очередь спешили ей навстречу. Добежав  до  Бренны,
она крепко стиснула мать и от избытка чувств даже приподняла ее, хотя Бренна
отнюдь не отличалась маленьким ростом и по понятиям кельтов  даже  считалась
высокой. Однако до дочери ей было далеко. Наступила очередь  Гаррика,  и  уж
теперь Кристен оторвали от земли и закружили.
   Селит остался в седле, так как не был уверен, что  сможет  спешиться,  не
упав при этом ничком. Последние несколько дней он ел больше, чем  когда-либо
в жизни, но  силы  возвращались  страшно  медленно,  а  езда  верхом  отняла
последние.
   Несколько мгновений ушло на то, чтобы заметить, где сейчас Эрика.  Телега
в сопровождении всадников медленно въезжала  в  ворота.  Ройс,  увидев,  что
шурину не по себе, подъехал ближе и соскочил на землю за  секунду  до  того,
как подошла Бренна.
   - Очень плохо? - едва взглянув на первенца, спросила она.
   Селиг вздохнул. Конечно, он может солгать, но мать не обманешь.
   - Как-нибудь справлюсь, - пробормотал он.
   - Но это ни о чем не говорит...
   - Говорит, говорит, -  вмешался  Гаррик,  вставая  перед  Бренной,  чтобы
помочь сыну спуститься.
   Селиг с благодарностью оперся на сильную руку отца, но  ради  матери  был
полон решимости добраться до  зала  самостоятельно.  Поймав  пальцы  Бренны,
Селит притянул ее к себе и сжал в объятиях, но тут же понял  ошибку.  Обычно
он стискивал ее гораздо сильнее, и мать немедленно заметила это.
   - Они мертвы? - первое, что спросила она в своей откровенной манере.
   Селиг рассмеялся. Стоявшие рядом Гаррик и Ройс закатили глаза,  очевидно,
потрясенные столь не присущей женщине кровожадностью. Но на самом деле Ройсу
не следовало так уж удивляться.
   Он впервые встретил мать Кристен темной ночью, когда  та  разбудила  его,
приставив кинжал к горлу, и Ройс почти не сомневался, что она пустила бы его
в ход, не  получив  ответов,  на  которые  надеялась.  Вскоре  ему  пришлось
встретиться  в  смертельной  схватке  с  первым  богатырем  среди  викингов.
Светло-бирюзовые глаза, такие же, как у Кристен, подсказали Ройсу, кто  этот
богатырь. Зная, что это ее отец, Ройс не хотел убивать его, даже если  бы  и
смог, хотя так и не выяснилось, на чьей стороне был перевес.
   Но у Кристен была любящая, тесно спаянная семья. Стоило обидеть одного, и
остальные становились  твоими  смертельными  врагами.  Так  что  Ройс,  если
признаться, немного жалел датчанку.
   - Меня уложили грабители, мама, - объяснял Селит, -  и  тут  же  исчезли,
укрылись в своих норах. Я смог бы узнать лишь одного, так что найти их будет
трудно.
   - Однако это было лишь первым ударом,  -  подхватила  Кристен.  -  Кто-то
привез Селига в Бедфорд, и он попросил помощи у датчан, но они бросили его в
темницу. Он горел в жару, а они выпороли его!
   - Значит, они мертвы? - Бренна взглянула на дочь.
   - Нет, но виновную мы привезли.
   Кристен, не глядя, показала туда, где сидела Эрика.
   - Селит сам разделается с ней, когда поправится.
   - Женщина? - хором спросили Гаррик и Бренна в изумлении.
   Селит поморщился:
   - Но почему все считают это таким уж невероятным?! Я вовсе  не  стремился
очаровать каждую женщину, которую желал. Несколько раз мне просто не удалось
сделать это, так что я не ставлю себя слишком высоко! - возмутился Селиг.
   Присутствующие недоверчивым фырканьем  встретили  его  слова,  и  наконец
Кристен, уничтожающе глядя на брата, высказалась:
   - Он настоял на том, чтобы ехать верхом, хотя я вижу  сейчас,  какой  это
было ошибкой. Рада, что ты, мама, будешь теперь заботиться о нем. Правда, не
сомневаюсь, что он и тебя одурачит уверениями в своем добром  здравии,  хотя
на деле будет валиться с ног.
   Сестра и брат  разъяренно  уставились  друг  на  друга,  но  Бренна  была
полностью согласна с дочерью и начала отдавать  приказания.  Селит  умоляюще
посмотрел на зятя, но тот вовсе не собирался  вступать  в  спор  с  тещей  и
только молча развел руками.
   И тут началось настоящее столпотаорениие. Все обитательницы  дома,  шумно
рыдая и всхлипывая, ринулись на Селига. Половина плакала от радости, что  он
жив, а половина оттого, что, глядя на него,  представляли,  какие  страдания
выпали на его долю. Селит так и не  смог  никого  убедить,  что  повода  для
волнений нет.
   Ройс и Гаррик держались в стороне, наблюдая, как Селига  вносили  в  зал.
Ройс явно забавлялся, пока не заметил мрачный взгляд тестя.
   - Он быстро поправится, - успокоил его Ройс,  -  Но  пройдет  еще  немало
времени, прежде чем он избавится от боли. Мне сказали, что удар был уж очень
сильным.
   - Но кто морил его голодом?
   - Из-за удара он ничего не мог есть. Почти две недели не приходил в себя.
   - Да, скорее всего, - кивнул  Гаррик.  -  Думаю,  этим  летом  мне  стоит
отправиться на охоту, - немного помолчав, добавил он.
   Ройс от души рассмеялся:
   - Кристен сказала почти то же самое, будто в Уэссексе  развелось  слишком
много воров и грабителей и давно пора избавиться хотя  бы  от  половины;  Но
Селит горит желанием отомстить только этой. Удивительно, как страстно он  ее
ненавидит!
   Гаррик, проследив за его взглядом, заметил датчанку, которую как раз вели
в зал позади всей толпы.
   Растрепанное грязное создание.., правда, довольно стройная.  Может,  даже
окажется хорошенькой, если ее как следует вымыть.
   - Что он собирается с ней сделать?
   - То, что любой  мужчина  делает  с  женщиной,  -  бросил  Ройс,  пожимая
плечами.
   - Только не в этом случае, - возразил Гаррик.
   Но Ройс имел все основания считать иначе. Он сам  поначалу  питал  жгучую
ненависть к викингам, убившим его родителей и невесту, и презирал Кристен не
только за ее происхождение, но и потому, что считал шлюхой. Но злоба и  гнев
быстро превратились в  любовь,  как  только  эта  женщина  очутилась  в  его
объятиях.
   Правда, Кристен не сделала ему ничего плохого, не издевалась и не мучила,
как леди Эрика - Селига, и поэтому трудно сказать, чем все это кончится.

Глава 18

   Эрика, никем не замечаемая, сидела в углу спальни, на полу, со связанными
руками и ногами.
   - Пока не скуют цепи для тебя, - объяснил Ивар.
   По правде говоря, она совсем  не  торопила  тот  момент,  когда  принесут
кандалы.
   В комнате стояла суматоха. То и дело приносили и уносили  воду.  Подавали
еду и, едва она успевала остыть, притаскивали все новые горячие блюда.
   Знахарка, старая женщина  с  взлохмаченными  волосами  и  острым  языком,
разившим, словно наточенный меч,  всех  подряд,  независимо  от  возраста  и
положения, смешивала травы на столе.  Селига  раздели  догола,  осмотрели  и
ощупали со всех сторон. Несколько женщин,  отказавшихся  выйти  из  комнаты,
присутствовали при этом,  и,  насколько  Эрика  могла  видеть,  ни  одна  не
покраснела..,  кроме  нее  самой.  Она  оказалась  также  единственной,  кто
поспешно отвернулся.
   Этот океан пролитых слез и громкие  рыдания  просто  омерзительны!  Можно
подумать, все эти женщины - его жены, хотя Эрика прекрасно знала, что саксам
разрешено иметь всего одну жену, а этот человек жил среди саксов.
   Но, кажется, ни одна женщина в этой комнате не обладала властью  супруги,
а единственной, кто распоряжался здесь, была женщина постарше, с черными как
смоль волосами, осторожно накладывавшая мазь на  истерзанную  спину  Селига.
Эта женщина была матерью Селига - еще одна, кто имел полное право  презирать
ее. Девушка молилась о том, чтобы эта властная женщина подольше не  замечала
ее, и, возможно, так и будет, поскольку та не сводит глаз с сына.
   Эрика прислонилась к стене и закрыла глаза, пытаясь не обращать  внимания
на происходящее на большой постели. Мысли путались, но тревога за будущее не
оставляла девушку. До сих пор никто не подумал успокоить ее, развеять страх.
И оказавшись  в  таком  хорошо  укрепленном  поместье,  с  высокой  каменной
оградой, Эрика испугалась еще больше.
   Терджис теперь не сможет  проникнуть  сюда,  чтобы  подобраться  поближе.
Эрика уже не надеялась, что он сумеет проникнуть в  лагерь  поздно  ночью  и
спасти ее. Эти каменные стены наверняка надежно охраняются, а ворота на ночь
запирают. Терджис  ведь  не  из  тех  людей,  которые  смогут  проскользнуть
незамеченными через ворота днем или ночью.
   Оставалось лишь дожидаться брата, но сколько времени  это  займет?  Кроме
того, девушке была невыносима сама мысль о том,  что  Селиг  пообещал  убить
Рагнара. Однако, может, брату удастся договориться с саксами, применить силу
или даже привезти приказ короля? Оставалось цепляться  лишь  за  эту  тонкую
соломинку.
   Зато больше не будет тревожащих душу "бесед" с ее мстителем, и  никто  не
заставит ее снова ехать с ним в одной телеге, но, когда на третье утро Эрику
посадили в седло позади Ивара, трудно сказать, что было более неприятным.
   Ивар, с его леденящим душу пренебрежением, казался куда хуже Торольфа.  И
приходилось изо всех сил  напрягать  мышцы,  чтобы  ненароком  не  коснуться
мужского тела. Если Торольф был лучшим другом Кристен,  то  Ивар  готов  был
отдать за Селига жизнь. И, зная это, можно было легко  понять  его  чувства.
Другое дело, что Эрике от этого приходилось не легче.
   Это путешествие было воистину кошмаром, не говоря уже о туманном будущем,
которого так боялась Эрика. Ее ни на минуту не покидал  страх,  что  Кристен
отдаст ее на милость Селига. Но, к счастью, это оказалось не  так.  Помня  о
смущении девушки, норвежка каждый раз приходила и вела ее в кусты,  когда  в
этом возникала необходимость.
   Как-то Эрика даже попыталась пробиться через неприязнь Кристен,  воззвать
к разуму женщины, напомнить об ужасных последствиях ее поступка, которых все
еще можно избежать.
   - Мой брат придет за мной, - объяснила Эрика,  -  даже  не  будь  мы  так
близки, он не оставил бы меня в беде.
   - Да, вероятно. Однако он не получит тебя,  если  на  то  не  будет  воли
Селига, а к тому времени ты, возможно, сама не захочешь вернуться.
   Эрика тогда подумала лишь об одной причине, по которой она не захотела бы
вновь оказаться дома, - запятнанная добродетель.
   - Хочешь сказать, что он возьмет меня силой?
   - Силой?  -  пренебрежительно  хмыкнула  Кристен.  -  Принудить  женщину,
которую он ненавидит? Это единственное, чего тебе не следует бояться!
   - В таком случае почему же я откажусь возвратиться к брату?
   - Скорее всего потому, - пожала плечами Кристен, - что сама  влюбишься  в
Селига.
   Эрика не только не поверила своим ушам, но и едва не рассмеялась, услышав
подобную бессмыслицу.
   - Любить мужчину, который намеревается мне отомстить? Да  как  ты  можешь
такое говорить?!
   - Но ведь это и будет лучшим наказанием, не так ли?
   - Такого просто не может быть!
   - А вот это ты зря. Что, если просто не сможешь совладать  с  собой?  Они
ведь даже и не пытаются.
   - Они?
   - Да, все те женщины, которые любят его. "Все те женщины,  которые  любят
его". Весьма необычное заявление, если,  конечно,  не  учитывать,  насколько
неотразима  внешность  этого  человека.  Однако  Эрика  отнюдь  не   боялась
оказаться в числе "всех тех", но крайне поразилась, узнав, сколько их. Да  и
сейчас неимоверное количество влюбленных дур толклось в этой самой  комнате.
Некоторые едва не дрались за то, кому первой принести Селигу еду  или  воду.
Странно, ведь в этом человеке не было ни капли  жалости,  милосердия  и,  уж
конечно, доброты. Как могут все эти женщины быть  настолько  глупыми,  чтобы
влюбиться  в  мужчину  лишь  за  красивое  лицо,  пусть  даже  и   настолько
прекрасное?!
   Когда Эрика вернулась к  действительности,  в  комнате,  кроме  больного,
остались лишь мать и престарелая служанка. Селиг лежал  на  животе,  укрытый
одеялом, и, скорее всего, спал, поскольку обе женщины разговаривали шепотом.
Они, очевидно, собирались выйти, захватив с собой  мокрые  тряпки,  которыми
обтирали Селига, ведро с водой, кувшин с мягким мылом и оставшуюся еду.
   Эрика затаила дыхание, все  еще  надеясь  остаться  незамеченной.  Но  ее
надеждам не суждено было сбыться.
   Служанка и госпожа подошли ближе и остановились у  ног  Эрики.  Наверное,
они с самого начала знали о ее присутствии здесь.
   -  Я  Бренна  Хаардрад,  мать  Селига,  -  сдержанно-сухо   представилась
черноволосая женщина. Лицо ее выражало крайнюю неприязнь, к  которой  Эрика,
впрочем, уже начала привыкать. В лице служанки, словно в зеркале, отражались
переживания хозяйки.
   - Я так и предполагала, - отозвалась Эрика.
   - Он рассказал мне, что случилось, и о твоем участии во всем этом.
   - Но не объяснил, как намеревается отомстить?
   - Я бы начала с того, что велела бы точно так же выпороть  тебя.  Будь  я
там в тот момент, когда моего сына освободили, просто прикончила бы тебя. Но
таковы все вспыльчивые люди, не правда ли? Слишком поспешные  поступки..,  а
сожаления приходят поздно. Надо отдать должное сдержанности моей дочери.
   С лица Эрики сбежала краска, но девушка немного пришла в себя  при  слове
"сожаления".
   - Так, значит, не убьете меня сейчас?
   - Решать не мне, я не собираюсь  расправиться  с  тобой.  Смерть,  как  и
вспыльчивый характер, отличается излишней поспешностью.
   Это прозвучало слишком зловеще. Эрика не могла  понять,  что  она  должна
чувствовать после этих слов.
   - Но что хочет сделать он? Бренна пожала плечами:
   - Селиг не сказал... Но на твоем месте я не  торопилась  бы  узнать  это.
Пока Селит не поправится, у тебя еще есть  передышка,  чего  ты,  по  правде
говоря, не заслуживаешь.
   Сказав все, что считала нужным, Бренна обратилась к служанке:
   - Отведи ее помыться, Эда, и дай чистую одежду.
   - Нет, - послышался с кровати тихий, но решительный мужской голос.
   Так, значит, Селиг не спал и прислушивался к каждому слову!
   Бренна, поглядев на сына, все же решилась возразить:
   - От нее дурно пахнет. Селит.
   - Она может вымыться, но только здесь. И не выйдет отсюда ни на миг.
   - Почему?
   - Спроси меня, мать, о чем хочешь, только не о ней. Тон был  ледяным,  не
допускающим возражений. На этот раз говорил  не  сын,  а  взрослый  мужчина,
воин. Однако это не остановило бы Бренну, если бы она уже не решила для себя
оставаться в стороне.
   - Никогда не думала, что придет день, когда ты возненавидишь  женщину,  -
только и обронила она.
   - На свете все возможно, особенно, если  у  тебя  для  этого  достаточные
основания.
   - Верно, - вздохнула мать. - Ну что ж, как  знаешь.  Эда,  вели  принести
сюда лохань. Все равно завтра она понадобится Селигу.
   Эрику даже не спросили, хочет ли она вымыться и где желает  это  сделать.
Девушка решительно отказывалась обнажаться перед мужчиной.
   - Не могу же я мыться перед ним, леди Бренна! - запротестовала Эрика.
   Серые глаза матери, так похожие на его, снова остановились на ней:
   - У тебя нет выбора.
   Подбородок Эрики вызывающе поднялся:
   - Есть. Пусть лучше от меня несет, как из выгребной ямы!
   - Никогда. Моя дочь не допустит грязи и неряшливости в собственном  доме,
а я не желаю затыкать нос каждый  раз,  когда  вхожу  в  эту  комнату.  Либо
искупаешься сама, либо я велю женщинам вымыть тебя насильно.
   - Только не женщинам, - вмешался Селит. - Они снова  привяжутся  ко  мне.
Пошли Ивара и еще двоих...
   - Нет! - в ужасе воскликнула Эрика. - Я помоюсь здесь!
   - Я так и думал.
   Самодовольство в голосе Селига резануло  по  уже  и  без  того  натянутым
нервам Эрики, но девушка и не подумала спорить.  Любая  высказанная  просьба
приведет к совершенно обратным результатам. Очевидно,  он  решил  продолжать
свою жестокую игру с ней.
   Бренна приблизилась к постели ровно настолько, чтобы  Селит  мог  слышать
ее.
   - Не могу понять, чего ты надеешься достигнуть своим упрямством, Селиг, -
мрачно  проворчала  она.  -  По-моему,  ты  не  в   том   состоянии,   чтобы
воспользоваться ее.., беспомощностью.
   - Ты ошибаешься, мать, - так же тихо ответил  Селит.  -  Она  никогда  не
узнает моего прикосновения.  Мне  нужно  только  унизить  ее,  поставить  на
колени.
   - Надеюсь, не за счет собственного  стыда,  -  многозначительно  заметила
мать.
   - Ты напрасно  беспокоишься.  Единственное,  что  меня  так  и  подмывает
сделать, - удушить  ее  собственными  руками,  но  это  не  доставит  мне  и
ничтожной доли того удовлетворения, какое я намереваюсь получить.
   - И что же именно?
   - Не твое дело, мать. - Селит широко улыбнулся. В любое другое время  она
просто надрала бы ему уши за подобный ответ, и  Селит  прекрасно  знал  это.
Сейчас же Бренна только рассмеялась, взъерошив его волосы:
   -  Твой  отец  и  братья  навестят  тебя  позднее.  После  того  как   ты
окончательно унизишь пленницу, отдохни немного. Я сделаю  все,  лишь  бы  ты
поскорее встал.
   - Я так и думал.

Глава 19

   Эрика злобно воззрилась на большую деревянную лохань,  откуда  поднимался
пар. Вода выглядела такой  заманчивой.  Лохань  была  установлена  в  центре
комнаты, совсем недалеко от кровати,  И  хотя  Селит  по-прежнему  лежал  на
животе, закрыв глаза, она ни секунды не сомневалась, что он не спит.
   Служанка Эда отвязала ее. Чистая одежда вместе с салфеткой  для  мытья  и
полотенцем лежали на табурете.
   Рядом стояли чьи-то чужие  туфли.  Значит,  успели  заметить  босые  ноги
Эрики.
   Эрика шагу не сделала из того  угла,  где  сидела.  О"  просто  не  могла
заставить себя подняться, хотя и пообещала, что вымоется добровольно. Но как
набраться мужества и сделать то, что казалось немыслимым?
   Эрика могла убежать. Она не связана. В комнате никого нет, кроме  Селига,
а тот, конечно, ни за что не угонится за ней. Но ступеньки  вели  в  зал,  а
единственный выход - в самом конце. Скрыться  негде,  и  кончится  тем,  что
Эрику поймают и подвергнут еще худшему унижению. Но это...
   - Так что, попросить Ивара прийти?
   Значит, она права: он не спит и  следит  за  ней.  Хочет  насладиться  ее
позором. Даже если бы девушка уже не питала к  Селигу  ненависти,  наверняка
возненавидела бы его сейчас.
   - Ты омерзителен!
   - Это уж кто как считает, а твое мнение, думаю, не так уж важно. Ну  что,
позвать Ивара?
   Он перевернулся на бок и оказался лицом к  лицу  с  Эрикой.  Серые  глаза
смотрели холодно  и  безжалостно.  Ни  проблеска  сочувствия.  И  бесполезно
взывать о пощаде.
   Однако это лишь часть  возмездия,  предназначенного  для  Эрики,  и  хотя
весьма небольшая, но от этого не менее болезненная.