Неудачно. Сделайте еще попытку.
     Стивенс. Ты была там, (Темпл, не поворачивая головы, протягивает руку к
стелу,  шарит,  пока  не  нащупывает  пачку  сигарет,  достает  сигарету   и
продолжает шарить той же рукой, пока те  находит  зажигалку,  кладет  их  на
колени.) На процессе. Ежедневно, с самого начала.
     Темпл (по-прежнему не глядя на него, самым небрежным образом сует в рот
сигарету). Безутешная мать...
     Стивенс. Да, безутешная мать...
     Темпл  (с  сигаретой  во  рту,  не  глядя  на  него).  ...смотрит,  как
свершается мщение; тигрица над телом убитого детеныша...
     Стивенс.  ...которая  была  слишком  охвачена  горем,  чтобы  думать  о
мести... даже вынести один лишь вид убийцы своего ребенка...
     Темпл (не глядя на него). Мне надоело спорить.

    Стивенс не отвечает. Темпл щелкает зажигалкой, затягивается, кладет
зажигалку на стол. Стивенс придвигает ей пепельницу. Теперь Темпл смотрит на
                                   него.

     Темпл. Спасибо. Теперь яйцо начнет учить курицу. Неважно, умалчивала  я
о чем-то или нет. Это ничего не меняет. Нам требуется  лишь  показание.  Что
Нэнси сумасшедшая. Уже давно.
     Стивенс. Я тоже думал об этом. Но уже поздно. Оно имело бы  смысл  пять
месяцев назад. Суд окончен. Ее признали виновной и приговорили к  смерти.  В
глазах закона она уже мертва.  Нэнси  Мэнниго  в  глазах  закона  больше  не
существует. Есть и еще одна причина, более веская.
     Темпл (курит). Да?
     Стивенс. У нас нет этого показания.
     Темпл (курит). Да? (Откидывается назад, часто затягиваясь. Голос у  нее
мягкий,  спокойный,  только  слишком  торопливый,  как  и  затяжки.)  Верно.
Постарайтесь выслушать меня. Выслушайте как следует. Это  показание  дам  я;
иначе для чего же мы сидим здесь в десять часов вечера,  почти  накануне  ее
казни? Зачем же еще я вернулась - как вы сказали -  аж  из  Калифорнии,  тем
более, как вы, очевидно, тоже сказали, выдумала совпадение, чтобы  сохранить
- как, возможно, сказала бы  я  -  собственное  лицо?  Теперь  нужно  только
решить, что должно быть  в  этом  показании.  Постарайтесь  же;  может,  вам
все-таки стоит выпить?
     Стивенс. Может быть, попозже. Сейчас у меня  и  без  того  голова  идет
кругом при мысли о лжесвидетельстве и неуважении к суду.
     Темпл. Каком лжесвидетельстве?
     Стивенс. Притом не только неблаговидном, хуже  -  бессмысленном.  Когда
моя подзащитная не только признана виновной, но и приговорена, я  и  главный
свидетель обвинения являемся с показанием, опровергающим весь процесс...
     Темпл. Скажите, что я забыла. Или  передумала.  Скажите,  что  районный
прокурор подкупил меня...
     Стивенс (спокойно, но властно). Темпл...

                   Она торопливо затягивается сигаретой.

     Темпл. Или лучше так; это будет вполне объяснимо.  Мать  задушенного  в
колыбели ребенка жаждет мести  и  готова  пойти  на  все,  потом,  добившись
своего, понимает, что не может пойти на это, не может ради мести принести  в
жертву человеческую жизнь, даже жизнь черномазой наркоманки и шлюхи?
     Стивенс. Перестань. Не все сразу. По крайней  мере  давай  говорить  об
одном и том же.
     Темпл. О чем же мы говорим, как не о спасении осужденной,  чей  опытный
адвокат уже признал свою неудачу?
     Стивенс. Значит, ты действительно  не  хочешь  ее  смерти.  И  выдумала
совпадение.
     Темпл. Я же сама только что сказала. Ради Бога, давайте  перестанем  об
этом.
     Стивенс. Хорошо. Значит, спасать ее придется Темпл Дрейк.
     Темпл. Миссис Гоуэн Стивенс.
     Стивенс. Темпл Дрейк.

    Темпл глядит на него, затягиваясь сигаретой, теперь уже неторопливо.
   Неторопливо отводит сигарету и, продолжая глядеть на Стивенса, гасит в
                                пепельнице.

     Стивенс. Ладно. Повтори еще раз. Может быть, теперь я пойму, по крайней
мере выслушаю. Мы предъявим... внезапно появимся с...  данным  под  присягой
показанием, что в момент совершения преступления убийца была невменяема.
     Темпл. Вы же слушали. Кто знает...
     Стивенс. На чем оно будет основано?

                           Темпл глядит на него.

     Стивенс. На каких фактах?
     Темпл. Фактах?
     Стивенс. Фактах. Что будет в показании? Что именно мы...  ты...  мы  по
какой-то, какой угодно причине не стали предъявлять, пока...
     Темпл. Откуда мне знать? Вы юрист. Как это делается? Что бывает в таких
показаниях, чтобы они сработали, сработали наверняка? Разве нет  образцов  в
ваших  книгах...  отчетах...  как  они  там  называются...   которые   можно
скопировать и дать мне подтвердить под присягой? Хороших, надежных?  Раз  уж
мы совершаем, как бы это  ни  называлось,  выберите  хорошие,  такие,  чтобы
никто, даже неопытный юрист, не мог придраться...

  Она умолкает, не сводя с него взгляда, а он продолжает упорно глядеть на
нее, ничего не говоря, наконец она издает долгий хриплый вздох, голос у нее
                             тоже хрипловатый.

     Темпл. Чего вы тогда хотите? Что вам нужно еще?
     Стивенс. Темпл Дрейк.
     Темпл (незамедлительно, торопливо, хрипло). Нет. Миссис Гоуэн Стивенс.
     Стивенс (спокойно, неумолимо). Темпл Дрейк. Правда.
     Темпл. Правда? Мы пытаемся спасти осужденную убийцу,  чей  адвокат  уже
признал свое поражение. При чем здесь правда? (Торопливо, хрипло.) Мы? Я, я,
мать ребенка, которого она убила; не вы, Гэвин Стивенс, юрист, а  я,  миссис
Гоуэн Стивенс, мать. Можете вы уразуметь, что  я  готова  сделать  все,  что
смогу?
     Стивенс. Все, кроме одного. Единственно нужного. Мы имеем  дело  не  со
смертью. Смерть - это ничто: с нею  могут  совладать  несколько  фактиков  и
заверенных документов. С этим покончено; об этом можно  забыть.  Перед  вами
сейчас несправедливость. С нею может совладать только правда. Или любовь.
     Темпл (хрипло). Любовь. О Господи. Любовь.
     Стивенс, Тогда назови это жалостью. Или мужеством. Или  просто  честью,
честностью, или хотя бы возможностью спать по ночам.
     Темпл. Вы говорите об этом мне, шесть лет  назад  забывшей,  что  такое
сон?
     Стивенс. Однако ты выдумала совпадение.
     Темпл. Перестаньте, ради Бога. Вы... Хорошо. Раз ее смерть ничто,  чего
же вы хотите? Рада Бога, что вам нужно?
     Стивенс. Я уже сказал. Правда.
     Темпл. А я сказала, что все, о чем вы твердите как правде, здесь ни при
чем. Когда вам придется защищать ее  перед...  Как  будет  называться  новое
сборище опытных юристов?  Верховный  суд?  Вам  потребуются  факты,  бумаги,
документы, заверенные, неопровержимые, чтобы ни один юрист, опытный или нет,
не мог бы придраться к ним, найти в них зацепку.
     Стивенс. Мы не будем обращаться в Верховный суд.

                        Темпл молча глядит на него.

     Стивенс. Ничего изменить нельзя, иначе бы я взялся за это четыре месяца
назад. Мы поедем к губернатору. Сегодня ночью.
     Темпл. К губернатору?
     Стивенс. Может быть, и он не спасет ее. Скорее всего - нет.
     Темпл. Тогда зачем же просить его? Зачем?
     Стивенс. Я уже скатал. Ради правды.
     Темпл (в спокойном изумлении). Только ради правды. Ни по  какой  другой
причине. Только чтобы правда была сказана, произнесена в словах,  в  звуках.
Только чтобы  она  была  услышана,  сказана  кому-то,  кому  угодно,  любому
незнакомцу, которого она не касается лишь потому, что он способен  услышать,
пенять. Чего вы ходите вокруг да около? Почему не  сказать  прямо,  что  это
ради спасения моей души - если она у меня есть?
     Стивенс. Я сказал. Чтобы ты могла спать по ночам.
     Темпл. А я сказала, что шесть лет назад забыла, что такое сон.

 Темпл глядит на Стивенса. Стивенс, не говоря ни слова, смотрит на нее. Не
    сводя с него взгляда, Темпл тянется к столу, к пачке сигарет, потом
                   замирает, рука ее повисает в воздухе.

     Темпл. Значит, есть еще какая-то причина. На сей  раз  мы  даже  узнаем
настоящую. Ладно. Выкладывайте.

 Стивенс не отвечает, не делает ни жеста, просто глядит на Темпл. Секунда;
потом она оглядывается, смотрит на диван и спящего ребенка. Не сводя взгляда
 с ребенка, встает и подходит к дивану, глядит на малыша; голос ее спокоен.

     Темпл. Значит, это все-таки соглядатай; я, кажется,  даже  не  понимаю,
чей. (Глядит на ребенка.) Я бросила в вас своим оставшимся ребенком.  Теперь
вы бросили его обратно.
     Стивенс. Но я его не будил.
     Темпл. Тут вы и попались, юрист. Для покоя и  сна  Бюки  нужно  казнить
убийцу его сестры.
     Стивенс. Неважно, какими средствами, какой ложью?
     Темпл. И чьей.
     Стивенс, Однако ты выдумала совпадение.
     Темпл. Выдумала миссис Гоузн Стивенс,
     Стивенс. Темпл Дрейк. Миссис Гоуэн Стивенс не борется в этой категории.
     Темпл. Темпл Дрейк мертва.
     Стивенс. Прошлое не бывает мертво. А это даже не прошлое.

   Темпл возвращается к столу, достает из пачки сигарету, берет в губы и
   тянется к зажигалке. Стивенс собирается подать ей огня, но Темпл сама
           щелкает зажигалкой, затягивается и говорит сквозь дым.

     Темпл. Послушайте, что вам известно?
     Стивенс. Ничего.
     Темпл. Поклянитесь.
     Стивенс. Ты мне не поверишь.
     Темпл. Нет. Но все-таки поклянитесь.
     Стивенс. Хорошо. Клянусь.
     Темпл  (гасит  сигарету  в  пепельнице).   Тогда   слушайте.   Слушайте
внимательно. Темпл Дрейк мертва. Умерла раньше Нэнси Мэнниго на  шесть  лет.
Если спасти Нэнси Мэнниго может только Темпл  Дрейк,  то  да  поможет  Нэнси
Мэнниго Бог. Теперь уходите.

   Темпл глядит на Стивенса. Он встает. Она смотрит спокойно, неумолимо.
                 Стивенс поворачивается, собираясь уходить.

     Темпл. Доброй ночи.
     Стивенс. Доброй ночи.

 Подходит к креслу, берет пальто и шляпу, идет к двери, ведущей в коридор,
                             берется за ручку.

     Темпл.  Гэвин.  (Стивенс  останавливается,  держась  за  ручку   двери,
оглядывается и  смотрит  на  Темпл.)  Наверно,  я  все-таки  возьму  платок.
(Стивенс еще секунду глядит на Темпл, потом выпускает ручку  двери,  достает
из нагрудного кармана платок, подходит и подает ей. Она  не  берет.)  Ладно.
Что я должна буду сделать? Что вы предлагаете?
     Стивенс. Рассказать все.
     Темпл. Нет. Ни за что. Можете вы это понять? Во всяком случае, слышите.
Что ж, начнем сначала. Что я должна буду рассказать?
     Стивенс. Все.
     Темпл. Тогда платок не  понадобится.  Доброй  ночи.  Выходя,  закройте,
пожалуйста, наружную дверь. Опять становится холодно.

     Стивенс поворачивается, снова идет к двери, не останавливаясь, не
оглядываясь, выходит, закрывает за собой дверь. Темпл не смотрит на него. С
  минуту после закрытия двери стоит неподвижно. Потом, как Гоуэн во второй
   сцене, на миг закрывает лицо руками, опускает руки, лицо ее спокойно,
 холодно, невыразительно, поворачивается, берет со стола погасшую сигарету,
  кладет в пепельницу и с пепельницей идет к камину, проходя мимо дивана,
   глядит на спящего ребенка, выбрасывает содержимое пепельницы в камин,
   возвращается к столу, ставит пепельницу, подходит к дивану, поплотнее
        закутывает ребенка, потом идет к телефону и снимает трубку.

     Темпл (в  телефон).  Два  три  девять,  пожалуйста.  (Стоит,  дожидаясь
ответа, в темноте, за открытой дверью  позади  видно  легкое  движение,  еле
заметное, бесшумное, показывающее, что там кто-то есть. Темпл стоит спиной к
двери и не замечает этого. Потом говорит  в  трубку.)  Мэгги?  Темпл...  Да,
внезапно... О, не знаю; может, нам надоело солнце... Конечно, могу заглянуть
завтра. Я хотела кое-что сказать Гэвину...  Знаю,  он  только  что  ушел.  Я
кое-что забыла... Попросите его позвонить,  когда  придет...  Да...  Не  так
ли... да... Попросите... Спасибо. (Вешает трубку и едва отходит от  телефона
- раздается звонок. Возвращается, берет трубку и говорит.) Алло... Да; опять
совпадение. Нет, не выдумка, я только что говорила с Мэгги... О, заправочная
станция. Я не думала, что успеете. Буду готова через полчаса. В вашей машине
или в нашей?.. Хорошо. Послушайте... Да, я здесь. Гэвин... Что мне  придется
рассказывать? (Торопливо.) О, я знаю: вы уже говорили восемь или десять раз.
Но, может быть, я не так  поняла.  Что  мне  придется  рассказывать?  (Около
минуты слушает спокойно, с застывшим лицом, потом медленно опускает  трубку;
говорит спокойно, без выражения.) О Господи. О Господи...

 Вешает трубку, подходит к дивану, гасит настольную лампу, берет ребенка и
идет к выходу, по пути гасит остальные лампы, так что свет в комнату теперь
 падает только из коридора. Едва она скрывается, из задней двери появляется
  Гоуэн, одетый, но без пиджака, жилета и галстука. Ясно, что он не принял
снотворного. Подходит к телефону и тихо стоит, прислушиваясь, ушла ли Темпл.
            В коридоре гаснет свет, и сцена погружается во тьму.

     Голос Гоуэна (спокойно.) Два три девять, пожалуйста. Добрый вечер, тетя
Мэгги. Хорошо, благодарю... Конечно,  как-нибудь  завтра.  Как  только  дядя
Гэвин приедет, попроси его позвонить мне. Я  буду  здесь.  Благодарю.  (Звук
повешенной трубки.)

                                  Занавес.


ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

                    ЗОЛОТОЙ КУПОЛ (В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО)

            ДЖЕКСОН. Высота над уровнем моря 294 фута. Население
                       (1950 год н. э.) - 201.092 чел.

     Заложен экспедицией из трех уполномоченных, отобранных,  снаряженных  и
отправленных единственно с этой целью  к  высокому  обрыву,  находящемуся  в
центре суверенной территории над  рекой  Перл-Ривер,  не  как  торговый  или
промышленный город, даже не как населенный пункт, но  как  столица,  Столица
Штата;

     В  начале  уже  была  предопределена  эта  округлая  выпуклость,   этот
позолоченный прыщ, еще до и  помимо  парообразной  светотени,  вневременных,
хаотичных, теплых миазмов не только воды, земли или жизни, но всего  вместе,
единого и нераздельного; того слитного бурленья - зарожденья  -  чрева,  той
цельной неистовой утробы, одновременно отца и матери, той  единой  громадной
зародышевой  эякуляции,  тут  же  превратившейся  в   неугомонный   хлам   с
экспериментального небесного Верстака; того начала медленного, неторопливого
движения, покрывающего трехпалыми следами  мастодонта  свежезеленые  пеленки
угля и нефти, над которыми головы  рептилий  с  крошечным  мозгом  бороздили
густой, колышущийся воздух;

     Затем лед; и опять-таки эта выпуклость, этот прыщ-купол, эта  невидимая
полусфера;  земля  кренилась,  медленно  смещая  в   темноту   длинный   бок
континента,  втягивая  под  полярную  шапку  ту   неистовую   экваториальную
колыбель, ставня-крышка холода обрывала единый последний звук, единый  крик,
единое многоустое, уже замирающее обвинение,  оставляя  полную,  невнемлющую
пустоту, и потом ничего, слепая и  безъязыкая  земля  продолжала  вращаться,
описывая длинную бесследную  астральную  орбиту,  замерзшая,  без  признаков
жизни, но все же  продолжало  существовать  это  мерцание,  эта  искра,  эта
позолоченная  крупица  вечного  людского  стремления,  этот  золотой  купол,
предопределенный и неколебимый, более  твердый,  чем  лед,  и  крепкий,  чем
мороз; земля накренилась опять и превратилась в  болото;  лед  с  бесконечно
малой скоростью проложил долины, оцарапал холмы и  исчез;  земля  продолжала
крениться, оттесняя море наслоениями из панцирей моллюсков, идущими  ряд  за
рядом, наподобие концентрических колец пня,  говорящих  о  возрасте  дерева,
продвигая все дальше на юг, к тому немому и манящему отблеску,  образующуюся
континентальную  низину,  открывая  свету  и  воздуху  для  первого   штриха
регулярных  записей   широкую   чистую   страницу   посреди   континента   -
лабораторно-заводское покрытие  того,  что  будет  двадцатью  государствами,
созданными и посвященными образованию одного: упорядоченный  и  неторопливый
круговорот  сезонов,  дождя,  снега,  мороза,  оттепели,  солнца  и   засухи
проветрил и напоил землю, сотни речек, сливаясь в  единого  громадного  отца
вод, несли все дальше и дальше на юг  плодородную  грязь,  богатую  житницу,
ваяли утесы для длинного марша приречных городов, заливали низины Миссисипи,
создавая тучную аллювиальную почву за пластом слой, за футом дюйм, за  веком
год повышали поверхность  земли,  которая  со  временем  (уже  недалеким  по
сравнению с этой неподписанной летописью) будет  содрогаться  от  проходящих
поездов, как подвесной мостик, по которому идет кошка;

     Тучная, глубокая,  черная  аллювиальная  почва,  где  хлопчатник  будет
подниматься выше головы всадника, уже  представляла  собой  единые  джунгли,
единую  чащу,  единую  непроходимую  гущу  шиповника,  тростника   и   лиан,
обвивающих высоченные камедные деревья, кипарисы, хикори и ясени, теперь  ее
покрывали следы недиковинной формы - там обитали  олени,  медведи,  пантеры,
бизоны, волки, аллигаторы, множество животных помельче, и недиковинные люди,
видимо, для того, чтобы давать им названия,  -  безымянные  (сами),  хотя  и
вошедшие в летопись, они воздвигли  курганы,  чтобы  спасаться  от  весенних
разливов,  и  оставили  скудные  вещественные  памятники;  несовременные   и
изгнанные, изгнанные теми, кто в свою очередь был изгнан,  потому  что  тоже
был несовременным: дикий алгонкин, чикасо и чокто, натчез и паскагул  глядел
в первобытном изумлении на чиппевейское каноэ, несущее трех французов, -  и,
едва успев обернуться,  увидел,  как  десяток,  потом  сотня,  потом  тысяча
испанцев выходят из Атлантического океана на сушу: приток,  прибой,  тройной
прилив и отлив движения  столь  быстрого  и  стремительного  в  неторопливой
аллювиальной летописи этой земли, что оно походило на неуловимые манипуляции
фокусника с колодой карт: на миг появляется  француз,  потом,  возможно,  на
два, испанец, потом еще на два француз, потом снова испанец, и еще на  одну,
последнюю, секунду едва живой француз;  потому  что  тут  явился  англосакс,
пионер, смельчак, читающий во все горло  протестантское  Писание  и  гонящий
виски, с Библией и кувшином в  одной  руке  и  (большей  частью)  с  местным
томагавком  в  другой,  драчливый,  буйный  не  по  злобе,  а  просто  из-за
перегруженных желез; любвеобильный и распутный; женатый неукротимый холостяк
тащил беременную жену и большинство тещиной родни  в  непроходимый,  кишащий
врагами лес: жена рожала ребенка, скорее всего, за ощетинившейся  винтовками
бревенчатой баррикадой, невесть где и за сколько миль откуда бы то ни  было,
потом он делал ей еще одного, не успев достичь  своей  конечной,  не  дающей
покоя ногам цели, и в то же время разбрасывал свое  бьющее  ключом  семя  по
сотням смуглых чрев в тысячемильных дебрях; наивный и недалекий, не  знающий
пределов алчности, свирепости, незнающий и предусмотрительности, он  изменял
лицо этой земли:  валил  двухсотлетнее  дерево,  чтобы  добыть  из-под  него
медведя или набрать шапку дикого меда;

     Тоже несовременный: он продолжал валить  двухсотлетние  деревья,  когда
медведи и дикий мед уже  исчезли,  и  там  могли  оказаться  лишь  енот  или
опоссум, чьи шкуры стоили от силы два доллара, превращал землю  в  ужасающую
пустыню, с которой сам исчез первый, даже не вслед за  чуть  более  смуглыми
людьми, а одновременно с ними, потому что, как и они, мог жить  и  кормиться
только в дебрях; исчез, отгулял с довольным видом свой сытый, разгульный час
и  перестал  существовать,   оставив   своего   призрака,   отверженного   и
объявленного вне закона, уже без Библии и  вооруженного  лишь  разбойничьим,
бандитским пистолетом, обитал  он  на  опушках  дебрей,  которые  сам  помог
уничтожить, потому что приречные города уже шагали по веренице  обрывов  все
дальше  на  юг:  Сент-Луис,  Падука,  Мемфис,  Хелена,   Виксберг,   Натчез,
Батон-Руж, их населяли люди, громко говорящие  о  законе,  одетые  в  тонкое
сукно  и  яркие  жилеты,  у  н