Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Филиппов Леонид. Что-то вроде любви -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  -
учливая, пока прилагается к мелочам, делается могучим оружием в применении к духовному миру, когда она становится психологией. Ведущий Да. И мы добровольно проходим мимо этой <странной> психологии, отбрасывая <мишуру> и вообще незначительные детали: Может быть, мы слишком <ушли в своем развитии> от культуры притчи. А уж о том, что уважающая себя суфийская байка содержит минимум три смысловых слоя: Вогюэ К несчастью, любознательность его не останавливается на этом, - он хочет узнать общие отношения жизненных явлений, он стремится подняться до законов, управляющих этими отношениями, возвыситься до недостижимых причин. Тогда неустрашимый исследователь теряет почву, погружается в бездну философских противоречий, и в самом себе, вокруг себя видит только мрак и пустоту. Ведущий Опять эта вездесущая пустота: Но это - так , к слову. А во- вторых заметим, насколько точно перекликается характеристика, данная французским критиком сто тридцать лет назад графу Толстому и то, что сегодня мы должны поставить в упрек Виктору Пелевину: неспособность остановиться на бесстрастном, пушкинском наблюдении, попытка объяснить, за которой - неизбежно! - следует и стремление учить. Вплоть до самого ужасного: <что делать>. Толстой, правда, не останавливался и на этом, пройдя весь путь целиком , то есть - до абсурда: и <кто виноват> , и , даже - совсем уж школьное (яснополянское?..) - <что такое хорошо:> Вогюэ Чтобы наполнить пустоту, осветить мрак, лица, которых он заставляет говорить, предлагают бедные метафизические объяснения: Ведущий Впрочем, объяснить все эти <совпадения> (Пушкин, Толстой, Блок, Бродский:) немудрено: это, конечно, и общая история (не какая-то древняя, архетипическая, а простая наша, с <духовностью>, и общая структура писательского становления: нигилизм, философские искания, мистицизм. (Конечно, не совсем тот мистицизм, который позволяет стоять пьяным в очереди за портвейном среди хрюсел - и думать, что ты принц.) Отсюда и стихи Петра Пустоты, столь явственно напоминающие по стилю поэзию Бродского. Как и его манера их читать: А вообще в русской литературе было очень много традиций, и куда ни плюнь, обязательно какую-нибудь продолжишь. Лев Толстой Я прожил тридцать пять последних лет нигилистом в прямом значении этого слова, то есть не имея никакой веры. Вогюэ Более чем даже природа, человек не терпит пустоты. Он не может долго поддерживать равновесие над <ничем>: :вдруг из-под видимого холода проступает внезапное рыдание сердца, жадно ищущего вечности. Наконец, утомленный сомнениями, измученный поисками, он убеждается, что все расчеты разума приводят только к постыдному банкротству, и очарованный мистицизмом, давно подстерегавшим беспокойную душу, нигилист внезапно падает к подножию Божества. Толстой . . (Князь Андрей смотрит в Аустерлицкое небо - цитата из <Войны и Мира>) . . . .. Пелевин <Все вокруг было таких чистых и ярких цветов, что Шестипалый, чтобы не сойти с ума, стал смотреть вверх.> Ведущий Эта конфетка - еще из тех времен , когда Пелевин не опускался до пояснений (типа <какая глубина символа> или <я понял метафору>) - оставаясь в лагере, объединенном девизом <Умный не скажет:> Но - о мистицизме. То, что Вогюэ говорит о Толстом - об очарованности мистицизмом - как раз это-то к Пелевину нельзя отнести никаким образом. И если кто-то, не различающий писателя и его героя, или полагающий, будто все метафоры - из личного бытового опыта (то есть, проще говоря, - обыватель, искренне уверенный, что , скажем, Высоцкий был скалолаз и подводник) - если такой читатель полагает Пелевина мистиком, то разубеждать его вряд ли стоит. Тем не менее - для очистки совести: Интернетовская конференция. Вопрос: Не возникало ли у вас когда-нибудь ощущения, что вы тоже один из таких ящиков, которому лишь кажется, что он человек?.. И вообще я в последнее время не уверен, существую ли я вообще Если возникают сомнения в том, существуешь ли ты реально, можно провести несколько простых экспериментов. Например, сесть на гвоздь или на горячую конфорку плиты. Толстой Ни одним философским направлением я не увлекался так, как скептицизмом, который одно время довел меня до состояния близкого к сумасшествию. Я воображал, что кроме меня никого и ничего не существует во всем мире, что предметы - не предметы, а образы: и коль скоро я перестаю думать о них, образы эти тотчас же исчезают. Были минуты, что я , под влиянием этой постоянной идеи, доходил то такой степени сумасбродства, что иногда быстро оглядывался, надеясь врасплох застать пустоту. Ведущий Вот и Лев Николаевич - застать ее пытался: Собственно, как раз в реакции на действительность герои Пелевина солидарны с автором: их склонность к мистицизму в случае чего легко уступает место самой что ни на есть реалистической позиции. Лишь бы это было к месту. Как нынче говорят - в тему: Пелевин Летим! - заорал Затворник, потеряв вдруг всю свою невозмутимость. - Живо! Вперед! Ведущий Здесь отлично виден Пелевин - человек. Вот тот, который с простым таким детским удовольствием и совершенно спокойно смотрит по видику <Терминатор-2>, еще даже не задумываясь, как классно можно обыграть этого жидкометаллического копа в эротической шутке. Или, не менее спокойно отвечает на вопрос о реальности существования - предлагая сесть на конфорку. Но он же может быть куда как серьезным, кратким и точным. А главное - вовсе не холодным. Когда это - в тему: Правда, есть и грехи. Все же автор - человек и не может так соответствовать правилам, декларируемым его героями, как, возможно, хотел бы. Написав - несомненно искренне - <Если ты по-настоящему безразличен, никто из тех, кто может причинить тебе зло, про тебя просто не вспомнит и не подумает> - он тем не менее, тут же, буквально на соседних страницах, мечет этот пресловутый бисер. Чем отчасти и подставляется, напомнив о себе. Впрочем, сами поэты никогда и не следовали своим же сентенциям (<:усталый раб, замыслил я побег:>, <От ликующих, праздно болтающих:>, <:Любуйся ими и молчи:>, <:пораженья от победы ты сам не должен отличать...>, <:как хорошо, что ты никем не связан:>) Роднянская Оспорить реальность неповрежденной - все еще природной, все еще органической - жизни, убедить Пелевина-художника в том, что и это не более чем покрывало Майи, Пелевин-буддист не в силах. Ведущий Верно. Но давайте попробуем подойти иначе: а вдруг оспаривать что-либо и не надо. Есть и то, и другое, есть и материальный мир, с его, между прочим, и красотой, и красками, и притягательностью - а как же! - есть и другой, неощущаемый простыми чувствами, а следовательно - и не зовущий, не держащий. Пустой. Как втулка в ступице колеса, к которой ведут все <материальные> спицы и без которой колесо никуда не годится. Противоречие между этими мирами в человеке сложном, с душой, телом и талантом - тоже есть. Правда. Нет только попыток что-то там такое оспорить, кого-то убедить, что-то решить. Конечно, ни <буддист> художника, ни художник <буддиста> никогда не переубедит - нет поля для общения, предмета и языка спора. В этом смысле Пелевин, разумеется, не настоящий <буддист> (пользуясь уж Вашим странным именованием) - ибо настоящий-то как раз никогда не стал бы ничего и никому нести. Проповедь - это не оттуда, это западное. Так же как стопроцентный художник, к какой бы школе он ни принадлежал - пусть хоть сто раз мистической - вс„ равно он весь с потрохами ЗДЕСЬ, никакой <буддист> из него не может получиться, слишком он все это любит, ненавидит, принимает, отрицает - или, порой, вс„ это сразу, но, главное - он ПРИВЯЗАН. Так что - шизофрения. Возможно - здесь одно из объяснений нововкусия этого автора. Были и покруче стилисты. Мыслители, философы. И куда как поортодоксальнее были <буддисты> А вот чтоб и то, и другое, это - реже : Возможно также и то, что именно это самое внутренне противоречие в полном согласии с диалектическими законами, столь милыми нашему совковому сердцу, и есть ведущее и движущее в душе Затворника. Он же все- таки не совсем затворник, он вот рукописи продает: Что же до красоты (любви - в нашем понимании), то она-то и есть связывающая художника сила, тянущая его в круг. Однако о любви - чуть позже, там отдельный разговор: Роднянская Нельзя сказать, что я совсем не сочувствую леонтьевской ненависти Пелевина к цивилизации "упростительного смешения". Но все-таки меня тревожит и отпугивает острота неприятия сегодняшней "жизненной прозы", другими словами - жизни, возвратившейся в натуральную, земную колею из обманного "платонизма" коммунистической идеологии. Ведущий Ключевое слово здесь - <отпугивает>. Это точно, честно и умно сказано. Если поискать - синонимы есть и в речах других критиков - куда менее глубоких и честных. Именно о том - <Тарзанка>. Так что такая реакция - лучший комплимент писателю. Ибо пугает героя <Тарзанки> как раз то, что его пытаются разбудить. Как, может быть, Пелевин - нас. Роднянская Если дело так пойдет дальше, наши творцы и поэты, содрогнувшись от присутствия "свинорылого спекулянта", снова начнут разжигать мировой пожар, и вместо "вечного невозвращения" мы угодим в малоприятную ситуацию бесконечного возвращения на круги своя. Ведущий А вот с этим согласиться не могу. Все в точности наоборот! Если бы дело действительно <дальше пошло> именно так, то, возможно, содрогание от присутствия грубого и скучного мира привело не к действиям, но к мышлению - а там, глядишь хоть немногие, но дошли бы и до недеяния, каковое уж никак не способно что-то такое разжигать, да и вообще что-то тут трогать - прилипнет же!.. К тому же, как совершенно точно подметил Сергей Кузнецов, Пелевин - продолжатель той традиции, где лучшим способом отношения к <святыне> считается ее осмеяние. Нужно лишь различать невежд, которые, не будучи в курсе дела, полагают, будто осмеивают учение, и того, кто вс„ ж таки ориентируется - знает, над чем собственно смеется. Ну так давайте хотя бы смеяться! Или, как вариант, перестанем на время шуметь - о святом и прочем подобном, каковое нельзя трогать руками. Помолчим - может, сойдем за умных?.. А послушаем - для разнообразия - не борцов за идею, а аналитиков. Роднянская Пелевин - превосходный писатель. Не просто ловкий рассказчик, умеющий подсластить безвкусную (для меня) пилюлю буддийской премудрости, а - художник. Обладатель дара творческого воображения, в котором я не разучилась видеть чудо из чудес, - и лишь во вторую очередь философствующий посланец "Внутренней Монголии", пресловутой Шамбалы, каковым он себя мнит: Ведущий Даже и тут- в речи непредвзятого и думающего профессионала - и <буддизм>, и <Шамбала>: Ну что вот с этими ярлыками делать?! Да и откуда следует, что он себя <мнит посланцем>? Из того, что он обо всем этом поет? А он не нам поет: Мы вот слушаем, да еще и хвалим, ругаем - интересуемся, одним словом, - он и поет заодно на публику. И - снова - зачем же подставляться-то? Что общего у Внутренней Монголии с Шамбалой?! И что такого в Шамбале пресловутого? То, что некоторых из нас раздражает вся эта псевдовосточная пена, льющаяся отовсюду? Так при чем тут именно Пелевин?! Давайте уж будем последовательны и примемся <наезжать> на первоисточники. С кого начать, с Лао Цзы, с Бодхидхармы? С пастушка Кришны, наконец?.. Почему автор должен отвечать за наши проблемы? Давайте уж тогда и любого, написавшего, скажем, эротический роман приравняем к массе и объявим халтурщиком - не вчитываясь. И, кстати, еще вопрос. На этом , так сказать, поприще - псевдовосточного и восточного антуража - подвизаются нынче многие. В том числе - и интересные, и отнюдь не бездарные. Однако что-то не слышно голосов уважаемых критиков ни о творчестве Д.Л.Олди (древнегреческие мотивы, Махабхарата), ни о Д.Трускиновской (Персия и арабские древности), и о прочих - помельче. Может быть, ждем лауреатов премий - чтобы взяться? Похоже, так и есть: к примеру, глубокоуважаемый критик Топоров часто всерьез принимается за разделку очередного автора исключительно по сигналу с очередного же конкурса - о присвоении премии. Как это было, скажем, с Андреем Лазарчуком: Что-то уж больно вс„ это, прошу прощения, лыко ложится в одну строку. Роднянская :А в качестве художника, "незаинтересованного созерцателя" Пелевин, конечно, еще и ироник. Коли хотите, - зовите это постмодернизмом, но я-то помню, что романтическая ирония стара, как весь наш новоевропейский мир. Так что, в иронической подсветке, его проповедь теряет прямолинейность и мерцает неожиданными бликами Ведущий Вполне соглашаясь по сути, замечу только, что та ирония - пелевинская - постарше. Лет эдак на десять тысяч: И ещ„. Несмотря на появление у <зрелого> Пелевина попыток <пояснять>, большинство его текстов несомненно содержат элементы герметичности: пояснения сии годны далеко не каждому! И это полностью опровергает подозрение в родственности с постмодерном. Ибо пелевинская гипертекстуальность - неочевидна. В отличие от канонической переклички <литературы во второй степени>, каковая по самой своей сути демократична. Борис Парамонов Демократия и есть постмодернизм. Зверев В постмодернистском тексте отсутствует герметичность, обязательное свойство высокой культуры, которая желает подчеркнуть свою обособленность от доминирующей тенденции. Постмодернизм, напротив, ничуть не элитарен по своим исходным установкам. Ведущий Так что чем шуметь повсюду, что вот, ничего, мол, святого не осталось, - надо бы порадоваться тому, кто стремится не позволить массе влезть со свиным рылом в святое чужое, непонятое, и так уж опошленное и никуда, разумеется, не ведущее. Ибо он, Пелевин (в данном случае я говорю о том из них, кто все же Затворник) именно не пускает всех подряд, он герметичен. Не полагать же нам, будто персонажи "Чапаева и Пустоты" - вот те самые урки у костра - способны хотя бы открыть подобный роман! Не говоря о понимании. Смех-смехом, шутки - шутками, а вход - посвященным. По паролю: Грустно только, что несмотря на все просветительско- популяризаторские усилия Володина (из <Чапаева и Пустоты>) , только Шурик и Колян (слишком умные, чтобы быть правдой) кое во что въехали. Прочие же - живые, реальные, и ладно бы <пацаны>, а то ведь и не из бандитов - редко, скорее в виде исключения. Пароля, видать, не знают. Кузнецов Этот путь, разумеется, таит в себе опасность: даже те, кому близки развиваемые Пелевиным идеи, могут предпочесть читать романы и трактаты по-отдельности. Ведущий О, нет! Те, кому эти идеи близки, не читают романов. А трактаты - если и читают, так это по другому ведомству, это - учеба, и учеба - как раз в европейско-школярском смысле, за неимением лучшего. При появлении же веселой притчи-анекдота - будь то Салтыков-Щедрин, Пелевин, Петр Пустота или кто-то еще - всегда рады повеселиться вместе со своими. Кузнецов Но, по мнению Пелевина, в наших силах разорвать иллюзию и выйти навстречу подлинному Бытию. Так это и происходит с героями большинства его поздних книг: цыплятами, вырывающимися за окна инкубатора (<Отшельник и Шестипалый>): Ведущий Очень характерно: вместо <Затворник> - <Отшельник>. Все спешат! Читали бы внимательно - не писали бы тогда о <подлинном> бытии - ничего подобного у Пелевина нет. А причина оговорки очевидна. Действительно, назвать героя повести было бы правильнее не <Затворник>, а <Отшельник>. Если чисто технически подходить, буквально. Но - то ж поверхность, а то - суть. Сам-то рассказчик - вовсе не отшельник, а именно что затворник! Кузнецов Пелевин активно использует наиболее модные темы новой прозы и журналистики. Ведущий С тем же успехом можно было бы сказать, что он активно использует модный в этой стране русский язык и его разговорные вариации. Ясно, что современная ситуация как-то отразилась в его творчестве: просто это показывает непреходящесть <отражаемых идей> - <преломляемых> в самой обыденной и злободневной натуре. И как раз отсутствие стремления к дешевому экзотическому антуражу показывает, что Пелевин - никак не из <массовой литературы> - иначе бы его проза выглядела совершенно иначе и была полна всяческими мантрами, чакрами, кармами и катанами - под завязку - ибо стремление ПОТРЕБИТЕЛЯ к подобной мишуре неизбывно и во все времена приносило успех - коммерческий успех. * * * И, наконец, как и собирались, - вернемся к теме любви. Я попрошу на этот раз высказаться явного сторонника, к тому же - сторонника думающего. Быков (о <Чапаеве и Пустоте>) :здесь есть не только отчаяние существа , бьющегося в клетке, но и счастье прорыва, и радость-страдание вечно нереализуемой и вечно томящейся любви: Великий Старец Любовь делает тебя зависимым, - сначала боишься ее не найти, потом боишься ее потерять. Быков Первая, кстати, книга Пелевина, где тема любви присутствует в своем подлинном виде, а не в иронически-сниженном варианте вроде романа мухи с комаром или интеллектуального флирта цыпленка с крысой. Ведущий Полностью присоединяясь к первой части высказывания, позволю себе все же вновь зацепиться за слово - в данном случае это слово <подлинный>. И не только потому, что применено оно к позиции Виктора Пелевина: Итак, прежние разговоры о любви - были только иронией и работой на снижение, а вот <в подлинном виде> любовь - это тот самый, приснившийся Петру Пустоте половой акт с Анной. Вот это - да! Это - подлинное! Выходит, все усилия автора в течение нескольких лет (начиная с <Затворника и Шестипалого> - через все подобные же аллюзии - и венчая <Никой>) сказать о любви ИСТИННОЙ - той, которая, в сущности возникает в одиночестве, подобно хлопку одной ладони - все это пошло коту под хвост - если даже сторонник и почитатель, оказывается, все эти годы ждал, когда же Пелевин перебесится и напишет наконец о той любви, которой можно <заниматься>: Пелевин <- Все, что ты делаешь, ты делаешь только из-за любви. Иначе ты просто сидел бы на земле и выл от ужаса. Или отвращения. - Но ведь многие делают то, что делают, совсем не из-за любви. - Брось. Они ничего не делают.> Ведущий Возможно, в таком вот непонимании даже <среди своих> - истинная причина работы автора на снижение - до уровня понимания, до уровня вокс попули: А ведь там, в сцене, где <муха с комаром> как раз именно вс„ очень конкретно, если хотите - пошло. Как и полагается по замыслу. И наоборот - в описании приснившейся <любви> с Анной, подсказано вс„ прямым текстом - не о любви, а о писательском творчестве на данную тему. И опять - опять не прочли: <Знаете, если бы мне надо было написать по-настоящему сильную эротическую сцену, я дал бы несколько намеков, а остальное заполнил бы невнятным разговором вроде того:О Боже, Анна:Вроде того, который сейчас идет у нас с вами. Потому что изображать нечего - все должен достроить ум.> Есть здесь нечто веллеровско

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору