рно, вспомните...
   - Вспомнил, - сказал Пафнутьев. - Здесь ты  допустил  просчет,  это  была
ошибка.
   - Это была не ошибка... Я для вас оставлял след, я  знал,  что  рано  или
поздно вы вспомните усы, которые примеряли у меня дома.
   - Вспомнил, - опять кивнул Пафнутьев. - Но скажи мне, ради Бога...  Зачем
все?
   -  Мне  показалось,  что  кто-то  должен  это  сделать...  Вернее...  Мне
показалось, что я должен хоть что-то сделать...
   - А я?! - взвился Пафнутьев. - Меня ты уже списал? Полностью?
   - Нет, - мягко, даже смиренно произнес Андрей, - Не полностью.
   - Но списал?
   - Павел Николаевич... Вы же видите, что правосудие бессильно против  этих
людей... Вы ничего не могли сделать ни с Неклясовым,  ни  с  Фердолевским...
Они в мертвой зоне правосудия. Ваши снаряды или не долетают, или пролетают у
них над головами. Нужно что-то другое... Нужно, чтоб они постоянно  знали  -
есть третья сила. И как бы ни были они круты... Под Богом ходят.
   Андрей замолчал, прислушиваясь, - по  коридору,  грохоча  каблуками,  шел
кто-то большой, шумный, даже разгневанный. Дверь распахнулась, и в  приемную
ввалился Шаланда.
   - Вот, - сказал он, с преувеличенным гневом  кладя  автомат  на  стол.  -
Бросил, негодник, и дал деру... - Сверху на автомат Шаланда положил  вязаную
маску. - А теперь ищи-свищи!
   - Не догнали? - спросил Пафнутьев.
   - Что? - Шаланда круто повернулся, наклонился вперед,  сощурив  глаза.  -
Что ты сказал, Паша?
   - Я спросил, не догнали его твои ребята? Шаланда постоял  еще  немного  в
такой же гневно-изогнутой позе, потом повернулся,  вышел  из  приемной  и  с
грохотом  захлопнул  за  собой  дверь.  И  снова  послышались  его  гневные,
затихающие шаги.
   - Что это он? - спросил Андрей.
   - Догадался.
   - О чем?
   - Обо всем. О третьей банде...
   - Не может быть!
   - А зачем тогда автомат принес? - улыбнулся Пафнутьев.
   - В самом деле, зачем он его принес?
   - Чтобы ты отпечатки пальцев стер. А маску брось в  огонь.  Наверняка  на
ней найдутся и твои волосы, и частицы кожи, и реснички...  Худолей  все  это
без труда обнаружит.
   - Как же он догадался? - прошептал Андрей. - Шаланда...
   - Умный потому что... А знаешь.., эта твоя новая роль...  Не  безупречна.
Если ты раньше, в прежней своей жизни,  все  брал  на  себя,  действовал  от
своего имени, рисковал только собой... То сейчас ты ведь  из-за  моей  спины
выныривал время от времени... Ты и мной рисковал.
   - Это удручает меня больше всего, - прошептал Андрей. -  Но  я  не  видел
иного выхода... Я делал все, чтобы обеспечить вам алиби.
   - Ты взрывал, полосовал автоматными очередями, поджигал и  думал  о  моем
алиби?! - Пафнутьев вскочил, не в силах сдержать возмущение и восторг. -  Ты
поднял на ноги город, а сам мне алиби обеспечивал?
   - Да, - медленно протянул Андрей, - не понимая возмущения Пафнутьева.
   - О Боже, Боже! - Пафнутьев упал в кресло и, закрыв лицо руками, принялся
завывать и раскачиваться из стороны в сторону. - Как же я  напьюсь  сегодня!
Если бы только кто-нибудь знал, как я сегодня напьюсь!
   - Вы меня прогоните? - тихо спросил Андрей.
   - Тебя? - не понял Пафнутьев. - Прогоню? Я могу оставить  тебя,  если  ты
выполнили два условия...
   - Выполню.
   - Первое... Завтра утром сдашь Худолею оставшуюся взрывчатку. - Пафнутьев
показал на сумку, все еще лежавшую на шкафу. - А сегодня  вечером  напьешься
вместе со мной. Один я не смогу.
   - Ну что ж... Придется вас выручить в очередной раз.
   - О Боже, Боже! - опять завыл Пафнутьев, обхватив голову руками.
 
   1995 г.


   Виктор ПРОНИН
   БАНДА 4

OCR Leo's Library


Анонс

    "Банда-4"  -  это  продолжение  нашумевших  романов  В.  Пронина   о
следователе Пафнутьеве, его друзьях и врагах. И снова схватки  на  грани
жизни и смерти и снова борьба, и  победа,  когда  казалось  бы  нет  уже
никаких сил, никакой надежды.
   И снова любовь, тяжелая, вымученная, но  все-таки  выжившая.  Она  не
принесла Андрею радости и счастья, но дала надежду.
   А "банда", захватившая город... С каждым новым романом В. Пронина эти
банды становятся все более ожесточенными, изощренными, неуязвимыми  -  в
полном соответствии с тем, что мы видим за своими окнами каждый день.

Часть первая.

ВСЕ ОНИ ПОЧЕМУ-ТО УМИРАЛИ...

   Не верь, не бойся, не проси.
   Народная мудрость 1996 года

   Весна наступила ранняя, причем какая-то бурная, самоуверенная, и  уже
через несколько дней после  первого  мартовского  потепления  по  улицам
бежали пружинистые, мускулистые ручьи, а солнце играло в  лужах,  обещая
горожанам все, чего только они сами могут себе пожелать. На то и  весна,
чтобы обещать несбыточное. А того, чего можно добиться легко  и  просто,
никому не хотелось.
   Хотелось  чего-то  из  ряда  вон  -  почувствовать  себя  молодым   и
встревоженным, увидеть улыбку  на  лице  встречной  красавицы,  посетить
человека, который давно тебя ждет и готов принять в любом виде,  придешь
ли ты с бутылкой водки, или же ему придется доставать свою,  вручишь  ли
ты букетик жеванной мимозы, доставленной в город кавказскими  беженцами,
или раскошелишься на розочку, которая  по  цене  явно  тянет  на  пенсию
средних размеров.
   Ручьи бежали по обочинам дорог, посверкивая радужными  от  бензиновых
разводов бликами, бесстрашно уходили в  темноту  канализационных  люков,
выбирались на поверхность где-то за городом среди заснеженных еще  полей
и лесов,  ныряли  в  тяжелые  серые  сугробы  и  продолжали,  неудержимо
продолжали свой путь к далекой речке, чтобы влиться в нее и исчезнуть  в
мутных  весенних  водах,  наполненных   щепой,   прошлогодними   прелыми
листьями, а то и жутковатыми какими-то предметами, которые каждую  весну
неизбежно появляются из-под тающего снега, из-под сошедшего льда.
   Да, напряженная криминальная жизнь в  городе  не  затихала  и  зимой,
поэтому многие зловещие отходы этой жизни возникали перед глазами только
по весне, когда весело журчали ручьи, блистало в лужах солнце и хотелось
пусть самого малого, но несбыточного.
   Павел Николаевич Пафнутьев, гладко выбритый, но сонный  и  не  вполне
причесанный, медленно брел по улице, щурился на солнце,  поддавал  ногой
камешки, которые изредка попадались на его  пути,  а  сам  напряженно  и
опасливо всматривался в себя, прислушивался к себе - отзовется ли в душе
хоть что-нибудь,  хоть  маленькая  какая-нибудь  несчастная  струнка  на
приход весны.
   Почему-то всегда это его волновало - вздрогнет ли нутро, запросит  ли
несбыточного?
   И не сразу, далеко не сразу смог он себе ответить: что-то отозвалось,
что-то слабо, почти  неслышно  зазвенело  в  его  истерзанной  кровавыми
преступлениями душе - захотелось  теплой  лунной  ночи,  узкой  девичьей
ладошки, мерцающего в темноте взгляда захотелось и собственного  страха.
Но не того, когда холодит тебе висок  ствол  бандитского  пистолета  или
пляшет у горла лезвие  ножа,  захотелось  страха,  который  испытываешь,
столкнувшись лунной ночью в зарослях сирени со взглядом  таинственным  и
зовущим...
   - Ох-хо-хо! -  вслух  простонал  Пафнутьев  и  тут  же  оглянулся  по
сторонам - не застал ли кто его за мечтаниями глупыми и запоздалыми.  Но
нет, никто не смотрел в его сторону, никого не интересовал странный  тип
с припухшей после сна физиономией, с выражением, которое  если  не  было
туповатым, то каким-то простоватым наверняка. Такое лицо  может  быть  у
сантехника, которого собираются выгнать за пьянство, у ночного вахтера к
концу смены, у водителя тяжелого грузовика, переночевавшего у спущенного
колеса, у пустого бензобака.
   Но Пафнутьев не был ни сантехником, ни вахтером, ни водителем, он был
начальником следственного отдела прокуратуры, и ему, наверное,  положено
было иметь  выражение  лица  совершенно  другое  -  быстрое,  уверенное,
пристальное. Во всяком случае так  думали  многие  из  тех,  с  кем  ему
приходилось сталкиваться по службе, в какой бы роли  они  не  выступали.
Однако Пафнутьева устраивала собственная физиономия, и он  не  торопился
подстраиваться под убыстряющийся бег  жизни,  и,  как  ни  странно,  ему
удавалось поспевать даже там, где другие, шустрые и несущиеся, постоянно
запаздывали и растерянно хлопали глупыми своими глазами.
   Весеннее  настроение  затронуло  Пафнутьева  куда  сильнее,  чем  ему
вначале показалось. Прошло совсем немного времени как он,  сам  того  не
замечая, запел, замурлыкал себе под нос что-то давнее, полузабытое...
   - Шаланды, полные кефали, в Одессу Костя приводил, и  все  биндюжники
вставали, когда в пивную он входил, - Пафнутьев улыбнулся, осознав вдруг
ясно и четко, куда он идет, к кому и по какому поводу...
   Шаланда сидел за своим столом и, уставившись в  пыльное  стекло,  под
которым были выложены календари за  последние  несколько  лет,  телефоны
начальства, морга, странная девица, вырезанная из  какого-то  журнала  -
видимо, чем-то тронула она сердце Шаланды, чем-то она его  растревожила.
Отвлекаясь  на  секунду  от  своей  опасной  многотрудной  деятельности,
Шаланда встречался с ней взглядом, и глаза  его  теплели,  в  них  снова
возвращалась жизнь. Девица была почти раздета, а обильные ее  формы  уже
не первый год утешали Шаланду и давали ему какие-то надежды на  будущее.
Судя по тому, что снимок был достаточно замусоленным, Шаланда общался  с
девицей не только через стекло.
   - А, Паша, - Шаланда со вздохом оторвал взгляд от красавицы и  накрыл
ее папкой уголовного дела. - Как поживаешь, Паша?
   - Весна, - ответил Пафнутьев, присаживаясь у стены. - Природа оживает
от зимней спячки...  Душа  выбрасывает  робкие  зеленые  побеги...  Всем
хочется любви и ласки...
   - Это хорошо, - кивнул Шаланда.  -  Вчера  из-под  снега  вырыли  два
трупа.
   - И что же?
   -  Опознаем.  О  чем  и  сообщаю.  Тебе  положено  об   этом   знать.
Какой-никакой, а все следователь, - не удержался, кольнул Шаланда.
   - Да уж сообщили, порадовали.
   - Это только начало. Еще одного выловили  в  речке.  Но  тот  хоть  с
документами.
   - Везучим оказался, - сказал Пафнутьев.
   - Не очень... Сообщили родне... А  те  ни  в  какую  не  хотят  своим
признать.
   Не похож, говорят. А как он может быть похожим, если всю зиму в речке
отмокал?
   Он и в самом деле не похож ни  на  одно  земное  существо.  Не  хотят
забирать.
   - Почему?
   - Хоронить не на что, обычная  канитель.  Сейчас  вот  начнут  из-под
снега показываться руки-ноги, они ведь, Паша, того... Не все убитые,  не
все  замученные.  Половина  своей  смертью  померла.  Хоронить   дорого,
разорение...
   Вынесли, снегом присыпали и будь здоров, не кашляй, как говорится.
   - Значит, и до таких времен дожили мы  с  тобой,  значит,  и  в  этих
временах нам побарахтаться придется.
   - А дальше? Паша, что будет дальше? - Шаланда  поднял  на  Пафнутьева
маленькие глазки и посмотрел на него с  нескрываемой  растерянностью.  -
Это же ведь полный отпад, а?
   - Еще не полный, - усмехнулся Пафнутьев.
   - Будет круче?
   - Конечно! - беззаботно ответил Пафнутьев. Поднявшись, он  подошел  к
столу Шаланды, сдвинул уголовное дело в сторону,  всмотрелся  в  игривую
улыбку красавицы под стеклом. - Пора менять, - сказал он. - Не  надоела?
А то нынче другие в моде... Показывали вчера по телевизору  -  сиська  в
ведро не помещается, на полтора ведра сиська. Одна!
   - Да я к этой уже привык, - смутился Шаланда и  снова  сдвинул  серую
папку, будто стесняясь показывать чужим людям наготу своей избранницы. -
Пусть будет.
   - А то мне недавно попали очень смелые снимки, - улыбнулся Пафнутьев.
- Могу подарить.
   - Не надо, -  нахмурился  Шаланда,  словно  его  склоняли  к  чему-то
дурному, безнравственному. - И оставим это. Тут у меня другое... Я  тебе
поэтому и звонил, - Шаланда испытующе уставился  на  Пафнутьева,  словно
все еще колебался - стоит ли говорить все, что  знает,  не  проболтается
ли, не выдаст ли важную государственную тайну.
   -  Давай,  Шаланда,  не  тяни,  -  сказал  Пафнутьев.  -  Можешь  мне
довериться...
   Шаланда смахнул со стола  какие-то  крошки,  видимо,  перед  приходом
Пафнутьева перекусывал наспех, положил тяжелую руку на папку с уголовным
делом, подержал ладонь на картонном переплете, как бы наливаясь какой-то
злой силой, и, наконец, в упор посмотрел на Пафнутьева.
   - До чего, Паша, дело дошло, не поверишь...
   - Поверю.
   - Старики звереют.
   - В каком смысле?
   - В самом прямом. Пацаны - уж ладно, к этому я привык... Все эти юные
алкоголики,  наркоманы,  нюхачи...  Ладно.  Злобное  племя  растет.   Не
представляю даже, что будет  делать,  как  будет  вертеться  тот  мужик,
который когда-нибудь на мое место сядет... Ошалеет.
   - Не ошалеет, - Пафнутьев махнул рукой. - Он будет из той же стаи. Он
сам из них будет, из юных и злых... Поэтому не надо  его  жалеть.  Пусть
вертится. Так что твои старики?
   - Один старик, Паша. Но до чего злобный... Я его  боюсь.  Он  и  меня
чуть не порешил. Глаза у него  вроде  даже  подслеповатые,  но  до  того
звероподобные,  Паша...  -  большое  лицо  Шаланды  выражало   искреннюю
растерянность.
   - Что же он натворил, этот дед?
   - Человека хотел зарезать.
   - И все? - усмехнулся Пафнугьев. -  Читай  оперативки,  Шаланда!  Нет
ночи, нет дня, чтобы кто-то кого-то по пьянке не зарезал, не зарубил, не
расчленил. И тут всего лишь попытка?
   - Подожди смеяться, Паша.  Попытка  ладно,  но  это...  Есть  труп  в
наличии, и шило, которое отняли у старика, очень уж хорошо входит  в  ту
дырку, которую на трупе обнаружили. Так хорошо входит, так  хорошо,  что
просто лучше не бывает.
   - А что говорят эксперты?
   - Вот то и говорят, что я тебе доложил.
   - А старик?
   - Молчит. Ни слова, Паша, ни звука.
   - И ни взгляда? - усмехнулся Пафнугьев.
   - А вот тут ни фига, Паша! Взгляды он такие бросает, что я не решаюсь
с ним в кабинете один на один оставаться.
   - Крепкий старик? Гигант? Монстр?
   - Опять же, ни фига.  Хилый  старикашка,  занюханный  дальше  некуда,
пенсионер, бывший дорожный рабочий. Живет здесь  недалеко,  шатается  по
этим же вот улицам.
   - Обыск?
   - Пусто.
   - Оружие?  Наркотики?  Взрывчатка?  -  перечислил  Пафнутьев  обычные
находки, с которыми он сталкивался едва ли не каждый день,  едва  ли  не
при каждом обыске.
   - Коробка из-под фотоаппарата "Зенит", а в ней ордена  и  медали.  За
взятие Будапешта, Варшавы, Берлина, Парижа, Лондона, не знаю, что он там
еще брал в своей жизни. Если бы не остановили, наверняка и Вашингтон  бы
взял запросто. И это... победитель соцсоревнования... Большим  ударником
был, оказывается, Сергей Степанович  Чувьюров.  Ты  когда-нибудь  слышал
такую фамилию - Чувьюров? Что-то в ней слышится  чреватое,  а,  Паша?  -
Шаланда приник тяжелой грудью к столу и уставился на Пафнутьева с  таким
напряжением, будто и в самом деле  фамилия  задержанного  таила  в  себе
опасность.
   - А ты когда-нибудь слышал фамилию Пафнутьев? - спросил Пафнутьев.  -
А фамилию Шаланда слышал?
   - Да ладно тебе! - Шаланда махнул тяжелой ладонью. - Старику  седьмой
десяток. Парень, который его скрутил и  доставил,  настаивает,  что  тот
порешил и его друга. Неделю назад. Понимаешь? Друга зарезал, а теперь  и
за ним охоту начал. Безнаказанность, она, знаешь, к чему приводит?
   - К чему? .
   - К беспределу! Она толкает все на новые и новые преступления. Понял?
- сурово спросил Шаланда.
   - Понял. Значит, что же получается? - медленно проговорил  Пафнутьев,
начиная,  наконец,  проникаться  заботами  Шаланды.   -   Выходит,   оба
пострадавших - и тот, недельной давности  труп,  и  свеженький,  который
доставил к тебе этого страшилу - знакомы друг с другом?
   - Да, - кивнул Шаланда. - Очень хорошо знакомы. И оба знают  старика.
Паша, я тебе сейчас такое скажу... Такое скажу...  Эти  ребята  под  два
метра... Амбалы, понял? Самые настоящие амбалы.
   - Какие ребята?
   - Ну эти... Труп и тот, который притащил старика к  нам.  У  парня  в
боку дырка от штыка, но он смог. Дырка оказалась несерьезной...  Малость
промахнулся старик, понял? Промахнулся. А намерения  были  еще  те...  -
Шаланда выдвинул ящик и со стуком положил на стол  длинный  черный  штык
времен второй мировой войны. Штык был заточен до такой остроты,  которую
можно было сравнить разве что с игольной.
   Лишь у самого основания оставались ребра  бывшего  штыка,  только  по
этим выступающим ребрам и можно было установить,  что  это  все-таки  не
заточенная арматурная проволока, а самый настоящий штык, боевое  оружие.
Рукоять  представляла  собой  намотанную  на  утолщенную   часть   штыка
изоляционную ленту.  Но  она  была  очень  удобна,  поскольку  позволяла
обхватить рукоять намертво. Лента просто прилипала к  руке,  сливаясь  с
ладонью, и заточенный штык становился смертельно опасным оружием даже  в
немощной руке старика. Нетрудно было себе представить, как он  входил  в
тело - с такой легкостью, будто проникал в подтаявшее масло.
   Пафнутьев взял штык, взвесил на руке, повертел перед глазами, а когда
положил на стол, увидел  на  своих  пальцах  черные  следы  изоляционной
ленты.
   - На экспертизу отдавал? .
   - Никаких следов крови... Прежней крови, - уточнил Шаланда.  -  Лента
совсем свежая. Если  это  действительно  он,  то  старик  сменил  ленту.
Представляешь,    Паша,    какая     хитрость,     какая     сатанинская
предусмотрительность! Мы ищем  следы  крови,  а  их  и  быть  не  может!
Лента-то новая.
   - А при обыске?
   - Нашли ленту, эту самую. Но Чувъюров и  не  отрицает,  что  это  его
штык. Он ничего не отрицает. И ничего  не  подтверждает.  Он  молчит.  И
сверкает глазами.  И  все.  Да,  и  желваками  ворочает.  У  него  такие
бугристые, выступающие желваки. По ним только и можно догадаться, что он
все-таки слышит мои вопросы.
   Пафнутьев помолчал, что-то прикидывая про себя. Мелькнувшая невнятная
мысль тут же ускользнула, и он мучительно пытался  понять,  вспомнить  -
что же промелькнуло сейчас перед ним?  Не  то  догадка,  не  то  вопрос,
который мог бы все поставить на места...
   - Значит, ты говоришь, - начал он медленно, но Шаланда, не поняв  его
состояния, перебил:
   - Старика сейчас доставят сюда. И ты можешь  сам  с  ним  поговорить,
если тебе, конечно, это удастся.
   - Подожди, Шаланда, заткнись, - поморщился Пафнутьев.  Приближающаяся
догадка  опять  растворилась  в  воздухе.  -  Не  суетись.  Значит,   ты
утверждаешь, что труп... Что старик был  знаком  с  трупом?  Разумеется,
когда тот еще был живым человеком? И со вторым пострадавшим, которого он
поцарапал, тоже знаком, так?
   - Да. Он знал обоих.
   - Хорошо. Идем дальше... Оба парня тоже были друг с другом знакомы?
   - Да, Паша! Ты правильно понял. Они, можно сказать, друзья.
   - Что же объединяло двух молодых амбалов и старика?  Почему  они  все
оказались знакомы? Что их связывало? И нет ли в  этой  связке  кого-либо
еще?
   Может, они все друг за дружкой охотятся?
   - Оба парня работали в одной фирме. "Фокус" называется.
   - И оба под два метра?
   - Да.
   - В эту фирму набирают людей по росту?
   - Паша! - Шаланда неожиданно обиделся и  покраснел,  решив,  что  его
недооценивают  или  же  пытаются  выставить  придурком.  С  кем  бы   ни
разговаривал Шаланда, он постоянно подозревал, что с ним хотят поступить
именно так - выставить придурком. -  Если  ты  не  знаешь,  так  я  тебе
скажу... Сейчас в любой фирме набирают по росту. И  чтоб  были  у  людей
твердая рука и верный глаз. И чтоб знали они десяток-другой  приемов  из
разных  там  единоборств.  Эти  ребята  служили   в   "Фокусе"   не   то
телохранителями, не то снабженцами, а скорее всего занимались и  тем,  и
другим.
   - Может быть, в этом фокус?
   - Паша, ты так удачно шутишь, что общаться с тобой - сплошное райское
наслаждение. Но ты вот что пойми: этот старик - маньяк. Злостный убийца,
который просто тронулся умом, крыша у него поех