повелительно произнесла:
   - Ибн-Садык, не верти головой! А ты, Сорейя, смотри себе под ноги!
   Я бросил быстрый взгляд на  фронтон  дворца  и  обнаружил  полуистершуюся
надпись из арабской вязи: "Детский сад ј 3 им. Шахразады". И тут  же  память
подсказала мне, что некогда на Земле был такой детский  садик,  и  этот  сад
четверть века назад исчез самым таинственным образом. Вместе с людьми и всем
инвентарным имуществом.
   - Да-да, Иван Иванович, перед вами детский сад ј 3, - подтвердил  старец,
перехватив мой взгляд. - Я же его заведующий, а это  мои  воспитательницы  и
маленькие воспитанники нашего сада. Мы рады  видеть  вас  у  нас  в  гостях!
Милости просим!
   - Ты иди. А  я  подожду  здесь,  -  сказал  Пыпин,  почему-то  беспокойно
поеживаясь.
   Я хотел было спросить, что мешает ему принять приглашение, но хозяева уже
окружили нас, обласкали, повели во дворец и усадили в столовой за  крошечные
детские столики. Когда перед каждым  из  нас  поставили  по  полной  тарелке
чудесно дымящейся манной каши, заведующий садом погладил бороду и изрек:
   - Дорогие гости! Мы ведь тоже живые люди, хотя и обитаем  между  небом  и
землей, и понимаем, что вам и каша не в радость, пока  вы  не  узнаете  нашу
историю.
   - Вы угадали, почтеннейший, - сказал я, положив ложку на стол.
   - Ибн-Садык! Поведай гостям! - сказал заведующий.
   - Поесть не дадут, - жалобно пробормотал Пыпин, к моему  удивлению  жадно
принявшийся за кашу, и почему-то выскочил за дверь.
   А молодой человек, которого назвали Ибн-Садыком, начал свой рассказ:
   - В то утро,  как  обычно,  к  нам  прилетел  самолет  и  привез  ящик  с
конфетами. Мы, как всегда, окружили ящик, собираясь сейчас  же  получить  по
конфете, но, когда наша повариха открыла крышку, из ящика вышел сорокалетний
мужчина с последней конфетой за щекой и сказал, что перед нами прославленный
юнга Иван Иванович. И хотя человек был перепачкан шоколадом с ног до головы,
мы сразу узнали вас. То  есть  этот  самозванец  до  того  походил  на  ваши
портреты, что даже толстый слой шоколада не смог скрыть этого  сходства.  Он
был похож на вас, как и пришедший с вами старик, только что отлучившийся  на
минутку. И мы, конечно, пришли в неописуемый восторг. Еще бы: в наш  детский
сад  пожаловал  сам  Иван  Иванович...  Не  буду,  не  буду,  -  спохватился
рассказчик,  заметив  мое  смущение.  -  Мы  слышали  о  вашей  удивительной
скромности, но я должен был описать наш восторг, без этого невозможно понять
то, что случилось дальше. Мы попались на  уловку  самозванца,  и  это  стало
причиной  всех  наших   несчастий.   Пользуясь   вашим   авторитетом   среди
воспитателей и детей, он учил нас предосудительным поступкам.
   "Нынче принято капризничать по каждому поводу, не  спать  после  обеда  и
плохо вести себя за столом. Но главное, дети, не это. Каждый  должен  думать
прежде всего о своем  удовольствии.  Если  тебе  хочется  кричать  и  топать
ногами, когда другие спят, топай, кричи! Выпей, если охота, весь  компот!  И
ничего, что другим не останется ни капли!  Вот  те  мудрые  истины,  которые
теперь решено считать передовыми. Узнав об этом, я тотчас  поспешил  с  этой
радостной  вестью  к  вам!"  -  сказал  самозванец,   когда   многоуважаемый
заведующий вышел из комнаты для игр.
   Мы дивились, слыша такое из уст человека,  прославившегося  на  весь  мир
своим примерным поведением, но должны были верить ему. Ибо взрослые чуть  ли
не каждый день твердили: "Подражайте юнге Иван Ивановичу,  учитесь  у  него,
как нужно себя вести. И вы станете такими же, как он!"
   И мы начали подражать и прилежно учиться. Так наш лучший в Африке детский
сад  на  несколько  секунд  превратился  в  скопище  непослушных   и   плохо
воспитанных детей. Мы уже собирались поддаться всем соблазнам, которые  сеял
этот искуситель, но тут в  комнату  вернулся  многоуважаемый  заведующий  со
свежей газетой в руках. "Дети, хотите, я прочитаю вам последние известия?" -
спросил он. Мы обрадовались передышке, потому что борьба с соблазнами отняла
у нас много душевных сил. "Давайте  это  сделаю  я",  -  сказал  самозванец,
почуяв, как мы догадываемся теперь, близкое  разоблачение,  и  потянулся  за
газетой. Но заведующий сказал, что неловко перегружать его, Иван  Ивановича,
воспитательной работой, которую он и так добровольно ведет в  детском  саду.
После этого он развернул  газету  и  прочитал  вслух  экстренное  сообщение,
напечатанное крупными буквами прямо на первой странице:
   "Сегодня всемирно известный юнга Иван  Иванович  благополучно  прибыл  на
борту своего старого доброго буксира "Перепелкино" в далекий порт Туапсе. По
пути юнга одержал очередную нравственную  победу  над  знаменитым  хулиганом
Пыпиным. Но как всегда, самому хулигану удалось в последний момент  уйти  от
благотворных нравоучений  бывалого  юнги.  По  непроверенным  данным,  Пыпин
скрылся в пустыне Сахара".
   Когда он кончил читать, мы уставились на своего гостя,  не  понимая,  как
знаменитый юнга мог одновременно оказаться в двух разных местах...
   - Прошу вас остановиться, - прервал  я  рассказчика.  -  Тут  мне  крайне
необходимо посвятить всех тех, кто с неослабным  вниманием  следит  за  моим
поединком с Пыпиным, в некоторые тонкости этой борьбы. И если  я  не  сделаю
это сейчас, то потом могу закрутиться в водовороте дальнейших происшествий и
забыть, в чем, собственно говоря, заключались данные тонкости.  Надеюсь,  вы
меня извините за неожиданное вторжение в ваш  последовательно  развивающийся
рассказ?
   - Ну что вы! Ну что вы! - воскликнул Ибн-Садык. - Я охотно вас извиняю. И
вместе  со  всеми  товарищами  с  удовольствием  присоединяюсь  к  миллионам
читателей,  которые  с  нетерпением  ждут  этого  безусловно  очень  важного
посвящения.

   ГЛАВА, появившаяся неожиданно среди  других  глав  и  не  имеющая  своего
номера, но тем не менее играющая очень важную роль
   - Друзья! - начал я. - Это уже не первый случай, когда он выдает себя  за
мою скромную и неизвестно за что уважаемую особу. Так ему  проще  обманывать
детей, скажете вы? И это будет истинной правдой! И  все  же  у  этой  хитрой
уловки есть еще одна и более важная причина. Дело в том, что Пыпин  поставил
целью сломить мою моральную стойкость и сделать меня таким же хулиганом, как
он сам!
   Это известие поразило моих слушателей как гром.
   - Я вас понимаю, - деликатно заметил я. - Вам казалось, будто бы в  нашем
поединке я преследую, а Пыпин  только  и  делает,  что  скрывается  от  моих
воспитательных мер. Да, он очень боится моего духовного превосходства. И тем
не менее при первой возможности Пыпин переходит в наступление  сам!  Вначале
он  искушал  меня  славой,  засыпая  письмами  и  потоком  цветов  от   моих
неизвестных восторженных почитателей, и надеясь при этом, что я задеру нос и
потеряю к себе уважение. А человек, потерявший к себе уважение, способен  на
всякое зло. Это была откровенная диверсия против моей  скромности  -  основы
моего существа! Но грубейшие грамматические ошибки и цветы, явно сорванные в
темную ночь в  городском  сквере,  помогли  разоблачить  искусителя,  и  моя
скромность осталась неприступной, словно скала.
   Потерпев неудачу, Пыпин придумал новый  очень  коварный  план.  А  я,  не
подозревая о страшной опасности, уже подстерегающей меня, лежал в это время"
на юте родного буксира и  от  нечего  делать  листал  свежий  номер  журнала
"Вокруг света". Мне только что пришлось  оттащить  в  рулевую  рубку  полное
ведро земного магнетизма, потому что  в  компасе  закончился  магнит.  Ведро
оказалось тяжелым, и теперь  теплые  пассаты  ласково  гладили  мои  чуточку
онемевшие мышцы. Вместе со мной беспечно нежилось мое пресловутое,  воспетое
современниками предчувствие. Оно даже не шелохнулось, когда мой  благодушный
взгляд  наткнулся  на  маленькое  объявление,  помещенное  на  предпоследней
странице журнала:
   Племя наи-вняг срочно ищет покровителя племени. На место принимаются люди
исключительно божественного  происхождения.  Принятый  обеспечивается  всеми
почестями, соответствующими его положению. (Жертвоприношения по соглашению.)
Обращаться по адресу:  Атлантический  океан,  воды  Антарктики,  остров,  на
котором живут наи-вняги.
   Просим не задерживаться, приехать как можно скорей, иначе мы пропадем.
   Старейшины племен".
   На предпоследней странице журнала обычно помещались шутливые сообщения; я
решил,  что  и  эти  строки  придумал  какой-нибудь  веселый  придумщик,   и
легкомысленно  захлопнул  журнал.  А   через   минуту   за   мной   прибежал
взволнованный матрос и позвал в радиорубку.
   В тесной рубке я увидел весь экипаж нашего славного буксира. Мои товарищи
сгрудились вокруг корабельной рации, из которой в разные стороны  разносился
встревоженный мужской голос:
   "Всем! Всем! Всем! Передаем ужасное  сенсационное  сообщение:  юнга  Иван
Иванович не выдержал бремени славы! Его  несокрушимая  скромность  пошла  на
дно! Юнга только что прибыл на остров наи-вняг. Он заявил наи-внягам,  будто
бы является человеком божественного происхождения. Как ни горько осознавать,
товарищи, но это свершившийся факт!"
   Диктора тут же заглушили другие всполошенные голоса. Эфир неистовствовал,
сходил с ума, повторяя на всех языках известие о моральном падении юнги.
   Мои друзья смотрели на меня с молчаливым укором.
   "Как же ты так, Иван Иванович?" - горестно спрашивали их добрые глаза.
   "Но я же здесь, перед вами!" - напомнил я, невольно улыбаясь.
   "Братцы! Действительно, он здесь,  перед  нами!"  -  обрадовался  боцман,
первым придя в себя.
   И в рубке поднялось неописуемое ликование, полностью  заглушившее  рацию.
Но едва затих самый бурный  порыв  веселья,  капитан  взял  себя  в  руки  и
озабоченно произнес:
   "Товарищи, с одной стороны, юнга, конечно, с нами. Вот он  стоит.  Такой,
каким мы его знали всегда. Но в то же время юнга находится там,  на  острове
наи-вняг в качестве человека божественного происхождения.  Как  ему  удалось
оказаться и здесь и там, лично я объяснить затрудняюсь. Но  об  этом  нельзя
забывать".
   И тут моими товарищами опять овладела тревога. Мне тоже стало не по себе.
От мысли, что в это время я нахожусь на острове наи-вняг, потеряв свою былую
скромность.
   "Юнга, может, вы  объясните  нам,  что  с  вами  случилось?  То  есть  не
объясните, а просто попробуете высказать свое еще незрелое, наивное и  даже,
может быть, по-детски абсурдное предположение? - с надеждой спросил капитан.
   Я наморщил лоб, втайне рассчитывая: а вдруг меня,  как  это  уже  не  раз
бывало, осенит счастливая  догадка?  Но  случай  на  этот  раз  обошел  меня
стороной.
   "Что вы, капитан? Куда уж мне такому зеленому,  если  даже  вы  отступили
перед этой загадкой! -  удивленно  воскликнул  я.  -  Мне  кажется,  что  ее
разрешить можно только на острове, где живут сами наи-вняги. Но это во  мне,
конечно, говорит типичная мальчишеская горячность".
   Услышав мои слова, экипаж загрустил. Все поняли,  что  снова  настал  час
нашей разлуки. Юнге пора совершать очередной безрассудный поступок, убежав с
корабля за разгадкой очередной тайны. Но  пасть  окончательно  духом  им  не
давала мысль о том, что зато какой радостной будет встреча, когда их любимец
вернется потом живым и невредимым, успешно пройдя  через  воду,  огонь  и  -
наконец-то! - медные трубы.
   "Что ж, придется стать на ремонт. Штурман,  мы  отправляемся  в  доки!  -
деловито скомандовал капитан и многозначительно добавил: - В какие -  знаете
сами!"
   "Есть, в доки! - лихо откликнулся штурман и понимающе добавил:  -  В  те,
что поближе к острову наи-вняг".
   На буксир вернулось здоровое рабочее настроение,  и  вскоре  он  встал  в
доки. А едва наступила ночь, мне пришлось, не мешкая, бесшумно  спустить  на
воду свой личный (предназначенный для приключений юнги) ялик  и  отправиться
на поиски острова наи-вняг. Я энергично  греб  веслами  и  представлял,  как
утром вахтенный поднимет тревогу, обнаружив  загадочное  исчезновение  юнги,
экипаж поспешно поднимет якорь и, в свою очередь, бросится на поиски  своего
легкомысленного любимца. Но только так уж получится, что курс он  возьмет  в
противоположную сторону. Я гребу на запад, а буксир поплывет на восток. И  в
этом нет ничего удивительного. По какой-то причине, то ли  из-за  отсталости
своей, то ли еще почему, наи-вняги до сих пор  не  смогли  точно  определить
свои  координаты,  и  потому  толком  никто  не  знал,  где  находится  этот
загадочный остров.
   Я не покладая рук раздвигал веслами льды, углубляясь в море  Уэдделла,  и
на  десятый  день  путешествия  передо  мной  выросло  чудо.  Посреди  белых
пустынных льдов возвышался ярко-зеленый, украшенный  буйной  растительностью
остров. При ближайшем рассмотрении оказалось, что она состоит  исключительно
из садово-огородных культур. Среди густых зарослей лука и петрушки  краснели
томаты, толстые ветви яблонь и груш сгибались под тяжестью сочных плодов.
   От изумления я выронил в воду весла, но затем  быстро  пришел  в  себя  и
начал лихорадочно грести просто руками. На  берегу  тем  временем  появились
первые туземцы и закричали:
   "Это он! Смотрите он и здесь! Он и там, он и тут!"
   Они указывали то на  меня,  то  в  глубины  острова,  скрытые  за  стеной
деревьев.
   Я пришвартовал свой ялик в тихой прелестной  бухте,  вылез  на  берег,  и
туземцы тотчас пали передо мной на колени, уткнувшись  лицом  в  песок.  Мне
стало очень обидно. За что они меня так?
   "Минуточку, минуточку! Давайте прежде разберемся: что это за остров и кто
вы такие?" - запротестовал я на совершенно законном основании.
   Один из туземцев поднял голову и с мягким упреком промолвил:
   "О  божественный!  Это  же  мы,  наи-вняги,   твои   темные,   совершенно
беспомощные чада. Неужели ты успел нас позабыть? Ведь с того момента, как ты
осчастливил нас последней мудрой беседой, прошло всего лишь десять минут!"
   Я хотел напомнить туземцам, что только сию минуту  прибыл  на  остров  и,
следовательно, вижусь с ними впервые, но передумал, побоявшись  нанести  им,
может быть, кровную обиду, и уклончиво сказал:
   "Если вас это не затруднит, будьте  любезны,  покажите  мне  этого  меня,
который с вами только что вел беседу... И  встаньте  же  на  ноги,  в  конце
концов! Сколько можно?"
   "Слушаемся, всемогущий!" - обрадовался все тот же туземец, который первым
завел со мной разговор.
   Он был очень толст, но вскочил на ноги  с  необычайной  для  своего  веса
резвостью. Остальные островитяне охотно последовали его примеру,  поднялись,
отряхивая приставший к одежде песок.
   "Ты желаешь взглянуть на  себя,  лучезарный?  Ступай  за  мной!  Мы  тебе
покажем тебя. Ты там!" - продолжал толстяк, указывая за верхушки деревьев, и
прытко зашагал по тропинке сквозь сад.
   И я поспешно бросился за ним, сопровождаемый толпой островитян.
   "Нам очень повезло. Ну то, что именно ты согласился взять наше племя  под
свое высокое покровительство, - говорил толстяк, оглядываясь на ходу.  -  Мы
как узнали, впали в сильный  восторг.  "У  кого,  у  кого,  а  у  юнги  Иван
Ивановича его  божеское  происхождение  видно  за  восемь  морских  миль,  -
говорили  мы.  -  Послушаешь  про  его  дела,  и  ясно,  что   он   существо
сверхъестественное".
   Это я-то сверхъестественное существо? Но на льстеца он не был  похож.  Им
руководило его невежество. И я его простил.
   "А вот божеству, которое было до вас,  -  не  утихал  мой  словоохотливый
проводник, - тому - стыдно сказать: все-таки бог! - мы  не  сразу  поверили.
Пришлось ему заложить новый сад, только тогда он сподобился почестей".
   Над моей головой свисали огромные темно-синие  сливы,  а  кочаны  капусты
доходили до плеча.
   "С ума сойти! - вскричал я, не удержавшись от восторга. -  И  все  это  в
центре вечных льдов!"
   "Эти культуры вырастило божество, которое было за два божества до  тебя",
- пояснил толстяк.
   Я в бога не верил, но тот, кто создал эти огороды и сады  безусловно  был
наделен сверхъестественной силой.
   Тропинка привела нас в симпатичный поселок, состоящий из  красивых  жилых
строений. Посреди просторной площади возвышалось многоэтажное сооружение, на
крыше  которого  причудливо  соседствовали  луковки   церквей,   ступенчатые
верхушки пагод и химеры языческих капищ.
   "Все,  что  ты  видишь,  тоже  возникло  по  мановению  наших  всемогущих
покровителей, - трепетно сообщил толстяк. - А от тебя мы ждем еще большего!"
   "Но мне недоступно даже такое", -  предупредил  я  толстяка  и  остальных
сопровождавших меня островитян.
   "О, о твоей  скромности  мы  наслышаны  много",  -  почтительно  напомнил
толстяк.
   "О да! Очень много наслышаны", - загудели туземцы.
   "А где же они, ваши всесильные покровители?  Что  с  ними  случилось?"  -
спросил я, уводя их от лести, которой они по темноте своей начали было  меня
осыпать, и за одно с этим  восхищаясь  архитектурным  искусством  могучих  и
таинственных существ.
   "Увы, мы этого сами не знаем, -  печально  признался  толстяк.  -  Только
через  год  после  их  явления  народу,  с  ними  начинает  твориться  нечто
непонятное нам. Боги принимаются бить себя  в  грудь  и  утверждать,  горько
рыдая, будто бы бездельничают у нас, зря хлеб насущный  едят  и  что  им  от
этого стыдно. Простите, говорят, пригрели вы тунеядца. И  потом  уезжают  на
великие стройки. Твой предшественник, например, убыл в Сибирь. -  И  толстяк
грустно добавил: - Впрочем, я, кажется, начинаю догадываться, в чем дело. Им
тесно у нас. Какие здесь масштабы? Крошечный  остров,  и  всего?  Не  больно
развернешься! И, видимо, потому  нам  все  трудней  и  трудней  искать  себе
покровителя. На этот раз мы даже  упали  духом,  никто,  думали,  к  нам  не
пойдет. Но ты, слава богу, согласие дал! А так бы, кто знает,  что  стало  с
нами и нашей маленькой, но дорогой нашему сердцу страной".
   Я спохватился, вспомнил о цели своего приезда. Но мы уже  приблизились  к
подножию странного сооружения, и мое  внимание  привлекла  медная  табличка,
висевшая  на  массивных  дверях  этого  удивительного  дворца.  На  табличке
красовалась витиеватая надпись:
   ЮНГА ИВАН ИВАНОВИЧ
   действительный Член Географического Об-ва.
   "Это священный храм, в котором ты, по нашим представлениям,  обитаешь,  -
пояснил толстяк и  распахнул  передо  мной  двери  храма.  -  Не  стесняйся,
вступай, о светлоголовый! Ты, безусловно, будешь себе рад!"
   Но меня не нужно было уговаривать лишний раз, я пулей влетел  во  дворец.
Где-то здесь затаилась разгадка этого странного происшествия. И мне хотелось
как можно скорей добраться до ее тайника и, открыв  секрет,  восстановить  в
глазах у людей свое скромное доброе имя. Я пробежал  по  анфиладе  роскошных
комнат, по персидским коврам, вдоль венецианских зеркал, но не  встретил  ни
живой души,
   Запыхавшиеся наи-вняги догнали меня на самом верхнем этаже, когда я,  уже
потеряв все надежды, печально оглядывал последнюю комнату, оказавшуюся  моим
кабинетом.
   "Меня нигде нет", - пожаловался я подоспевшему толстяку.
   "Ничего подобного. Ты вот он, стоишь прямо на своем  месте",  -  возразил
толстяк.
   "Но я стою один, а где же я второй?"
   Толстяк, непонятно почему, с облегчением вздохнул и сказал:
   "Уф, значит, обошлось. Видишь ли, по нашим верованиям, ты и должен быть в
единственном   числе.   Иначе,   представляешь,   сколько   бы    получилось
недоразумений, окажись у нас два твоих "я"? Одно  хочет  одно,  а  второе  -
другое. Попробуй, угоди! И я, признаться, поначалу расстроился, увидев  тебя
и тут, и там почти в одно и то же время".
   Ах, если бы он знал на самом деле о моем втором "я"! Но он не знал этого.
И тем не менее именно его рассуждения навели меня на  ответ,  за  которым  я
приехал на остров.
   Озаренный разгадкой, я немедля кинулся к своему письменному столу. Так  и
есть! Посреди стола лежал лис