й.
   Я поделился с Пыпиным своей  догадкой,  ничем  не  рискуя.  К  сожалению,
мыслить светло Пыпин еще не умел. Ну, а если  бы  у  него  вдруг  неожиданно
прорезалась эта способность, я бы и сам отдал ему мыслелет.
   - Но лично мне нужно в Туапсе, - сказал Пыпин в полном отчаянии. - Уж  на
этот-то раз дым по адресу не дошел. И ребята небось остались без игрушек.
   - Что ж, посмотрим, - ответил я. - Нам по пути.  Мы  сели  в  мыслелет  и
через мгновение приземлились  на  набережной  в  Туапсе.  Пыпин  заглянул  в
открытый люк и быстро отвернулся. Рядом с  нами  у  пирса  мирно  стоял  мой
буксир: "Перепелкино". А по небу Туапсе плыли  стаи  новеньких  разноцветных
шаров.
   Я дружески подтолкнул Пыпина, мы вышли из мыслелета, и сразу в  глазах  у
нас зарябило от бесчисленного множества ярких плакатов, расклеенных по  всей
набережной. С плакатов на нас смотрели  веселые  лица  первых  пришельцев  с
планеты Скромной. На плечах у одного из них красовались пышные эполеты, и  я
сразу понял, что это и есть командир звездолета "Скромняга".
   - Ну что? Опять будешь читать мораль? - уныло спросил Пыпин.
   - А вот и не буду, - лукаво ответил я.
   - Это почему же?.. Ну да, все равно у тебя ничего не вышло и не выйдет.
   К нам подошла маленькая девочка с красным резиновым мячиком.
   - Вы тоже скромняги? - спросила девочка, указывая на мыслелет.
   - Мы земляне, - сказал я. - А он тем не менее все  равно  скромнейший  из
скромных. - И я кивнул на Пыпина.
   - Да чтобы я был скромным? - возмутился Пыпин.
   Но тут девочка выронила мяч.  Пыпин  машинально  поднял  мяч  и  протянул
девочке.
   - Спасибо, - сказала девочка.
   - Пожалуйста, - так же машинально бросил Пыпин и продолжал: - Да я ни  за
что не буду скромным... Девочка, ты не можешь еще раз уронить мячик?
   - Могу, - кивнула девочка и уронила мяч.
   Пыпин бросился за мячиком и вернул его маленькой хозяйке.
   - Спасибо, - сказала девочка.
   - Пожалуйста,  -  сказал  Пыпин  и  снова  продолжал:  -  Я  всегда  буду
тщеславным... Девочка, тебе не трудно еще раз выронить мячик?
   - Не трудно, - ответила девочка и выпустила мячик из рук.
   Мячик запрыгал по ступенькам, ведущим к воде. Еще прыжок, и он бы упал  в
море. Но Пыпин кинулся за ним с ловкостью барса и принес девочке мяч
   - Спасибо, - сказала девочка.
   - А, было бы за что,  -  отмахнулся  Пыпин  и  снова  открыл  рот,  чтобы
все-таки высказаться до конца, но в это время у края  тротуара  остановилась
старушка. Она опасливо смотрела по сторонам, не решаясь перейти улицу.
   - Подожди! - бросил мне Пыпин и, подбежав к старушке,  перевел  ее  через
улицу.
   Отпустив локоть своей  подопечной,  он  выжидающе  заглянул  в  ее  лицо.
Старушка произнесла неслышные мне благодарные слова. Пыпин небрежно кивнул и
зашагал через улицу с чрезвычайно довольным видом.
   Однако не сделал он и пяти шагов, как дунул ветер и сорвал кепку с головы
здоровенного портового грузчика и понес под колеса машин.  Пыпин  и  грузчик
ринулись за кепкой с разных сторон. И подбежали к ней одновременно. Но Пыпин
оказался ловчей, он поднял кепку и протянул ее хозяину.
   Грузчик нахлобучил кепку на голову и, не сказав ни слова, пошел дальше.
   - Эй, а где спасибо? - грозно окликнул грузчика Пыпин.
   Грузчик остановился и виновато пробормотал:
   - Извини, друг. Спасибо!
   - Вот то-то, - проворчал Пыпин, подходя ко мне.  -  Цени,  когда  человек
тебе помогает, - и крикнул кому-то, находящемуся за моей  спиной.  -  Шофер,
подожди! Я подтолкну твою машину.
   И Пыпин заметался  по  городу,  оказывая  людям  услуги.  Я  еле  за  ним
поспевал.
   - Что делается, что делается! - ошеломленно бормотал Пыпин, перебегая  от
одного человека к другому.
   Наконец он устал и, переведя  дух,  прислонился  спиной  к  стволу  белой
акации.
   - Что с вами, Пыпин? - спросил я, тоже вытирая вспотевший лоб.
   - Сам не пойму, - прошептал Пыпин. - Видимо, вот тут копилось,  копилось,
- он ударил себя в грудь, - потом количество  перешло  в  качество,  и  я...
перевоспитался, глядя на тебя... прошу прощения, на вас.
   - Вы шутите? Скажите, что вы пошутили, Пыпин! -  взмолился  я,  чувствуя,
что моя попытка оправдать себя перед потомками терпит крах.
   - Какие уж тут шутки? Мне то и дело хочется делать  добро,  как  будто  я
помешался на этом, - ответил Пыпин, жадно  озираясь,  высматривая  человека,
нуждающегося в доброй услуге.
   Но, к сожалению, лица, окружавшие нас, в этот момент все  как  один  были
счастливы.
   - Пыпин, не пугайте меня. Я всего лишь простой скромный юнга. Не слушайте
моих современников. Мало ли что они наговорят?  Я  еще  не  совершил  ничего
такого, что могло бы служить примером для всех, -  пояснил  я,  представляя,
как торжествуют мои биографы.
   - Теперь уже поздно об этом говорить, - обреченно возразил Пыпин.
   Я растерянно промолчал, и тогда Пыпин добавил:
   - Лучше скажите, как нам отныне жить? Мы станем  вновь  одним  человеком?
Иван Ивановичем Пыпиным?
   - К несчастью, это уже невозможно. - Я не удержался и огорченно вздохнул.
   - Да ты не вешай носа! Не вешай! Это хорошо и даже очень,  -  обрадовался
Пыпин и похлопал меня по плечу. - Пусть будут  два  Пыпина.  Два  хороших...
Молчу, молчу... Я  хотел  сказать:  два  сносных.  Теперь  мне  небось  тоже
полагается быть скромным?.. В общем, не бойся, я тебя не подведу.
   - Ты будешь моим вторым положительным "я"? - спросил я, все еще не веря в
происходящее.
   - Буду! - Но, подумав, Пыпин  добавил:  -  Ну  конечно.  в  жизни  всякое
бывает. Трудно загадывать наперед. Ты уж на меня не обижайся!
   Слыханное ли дело: Пыпин, матерый хулиган, наводивший ужас на все детсады
и школы, просил не обижаться! Не за то ли я с ним  боролся  все  эти  бурные
пятьдесят лет?!
   И вдруг в тот самый момент, когда наше  долгое  единоборство  завершилось
полной победой добра и мое второе "я" тоже стало положительным,  так  вот  в
сей радостный момент мое первое совершенно идеальное "я" совершило нехороший
и предосудительный поступок.
   Пока мы выясняли свои новые отношения,  из-за  дворца  моряков  появилась
длинная процессия. Люди в спецовках, обсыпанных опилками и стружками,  несли
на плечах необычные для здешних широт экзотичные бревна. Я  заметил  их  еще
издалека и сразу узнал. Да, да, именно из этих бревен  когда-то  был  связан
мой легендарный стомаран. Однако с тех пор прошло много лет, и бревна  давно
уже были мне не нужны. Я так и подумал, ведя очень важный разговор со  своим
переменившимся двойником Пыпиным.
   Но стоило шествию поравняться с нами, как тут же со мной произошло  нечто
неожиданное: я повернулся к строителям и закричал:
   - Это мои бревна! Сейчас же верните мои личные бревна!
   - Что с тобой? Зачем тебе бревна? -  зашептал  Пыпин,  стараясь  удержать
меня за рукав. - Они ведь  годами  валялись  на  пустыре.  Пусть  же  теперь
послужат людям.
   Плотники переглянулись между собой: я ли это? И старший  по  возрасту  из
них виновато сказал:
   - Уж очень красивые бревна. Мы хотели построить сказочный город для наших
туапсинских ребят. Но если они вам нужны, мы отнесем их на место.
   - А это никого не касается: нужны или нет! Мои бревна, и все! - скандалил
я и капризно топал ногами.
   Очевидно, передав хулигану часть своей доброй души, я, сам не зная  того,
прихватил у него долю плохого.
   - Иван Иванович, что с вами? - деликатно спросил другой строитель, теперь
уже самый молодой. - На вас это никак не похоже.
   Люди смотрели на меня с испугом и состраданием, словно со мной  случилось
самое большое несчастье.
   - Случилось не случилось! Это уж мое дело! - возразил я, грубя прямо-таки
голосом прежнего Пыпина.
   - Товарищи, с Иваном Ивановичем что-то стряслось. Давайте сегодня  бревна
вернем, а завтра, может, ему станет лучше, - предложил  старший  плотник,  и
процессия развернулась, понесла бревна на прежнее место, на пустырь.
   - Признаться, я тоже тебя не узнаю, -  удивленно  проговорил  замолчавший
было Пыпин. - Знаешь, на кого ты сейчас очень похож? На хулигана Пыпина.
   - Ну и сказал! А ты, может, похож на юнгу Ивана...
   Я окинул  Пыпина  взглядом  с  ног  до  головы  и  не  договорил,  умолк,
пораженный увиденным.  Лицо  у  моего  второго  "я"  тоже  от  растерянности
вытянулось, стало продолговатым, как дыня.  Мы  перепутались,  мы  не  могли
отличить: кто Пыпин тот, кто Пыпин этот.
   И тут, словно с неба свалился, перед нами возник  вездесущий  оркестр.  У
музыкантов еще трепетали длинные черные хвостики фраков.
   - Прошу побыстрее,  маэстры!  -  лихорадочно  закричал  дирижер.  -  Три!
Четыре!.. Катастрофично!.. Еще катастрофичней!.. Полная катастрофа!
   - Да замолчите! Я вас сегодня не звал! - воскликнул Пыпин с досадой.
   - Извините, почтеннейший хулиган. Но мы не могли удержаться! Ведь это  же
преступление века! Вы сбили юнгу с  истинного  пути!  И  мы  просто  обязаны
подчеркнуть  весь  трагизм  этой  катастрофы.  Средствами  своего  скромного
искусства, конечно, - возразил дирижер и сконфуженно добавил: - Мы  немножко
опоздали. Преступник уже завершил свое черное дело. Но кто знал?! Кто  знал,
что наш знаменитейший, стойкий из стойких юнга не устоит?!
   - Но это только половина факта, - возразил, в свою очередь, Пыпин. - В то
же самое время юнга Иван Иванович привил мне стремление к добру. И мне очень
стыдно за свое хулиганское прошлое.  Не  верите?  Тогда  смотрите!  -  И  он
смахнул рукавом набежавшую слезу.
   - Тогда сделаем так, - не смутился  дирижер,  -  одна  половина  оркестра
будет играть ликующий туш, а вторая поведет тему ужасающей катастрофы.
   А мне было  очень  обидно.  Добиться  в  конце  концов  полной  победы  и
одновременно потерпеть такое сокрушительное поражение...

   ГЛАВА XV, которой предстоит сыграть почетную роль эпилога
   Догорели воображаемые дрова в воображаемом камине.  Затихла  воображаемая
метель. Потому что за окном стояло теплое солнечное лето. И потому, что  мой
рассказ подош„л к концу.
   Мы сидели перед потухшим воображаемым камином - я  и  я.  Два  пенсионера
Пыпина.  Два  Ивана  Ивановича.  И  молчали,  все  еще  находясь  во  власти
воспоминаний.
   Потом я открыл школьную тетрадь и начал писать послание  всем  ребятишкам
Земли. Я сочинял его в стихах. Мне хотелось, чтобы дети  усвоили  мораль  из
нашей весьма поучительной истории.
   Первые строки послания будто сочинились сами, едва мое перо  прикоснулось
к бумаге.
   Не выходите из себя!
   Назад возврата нет!
   - А разве так уж плохо, когда возврата нет? - обиделся двойник,  заглянув
в тетрадку через мое плечо.
   - А что же тут хорошего? Это  ведь  мне  случайно  удалось  вернуть  свое
сбежавшее отрицательное "я"  и  перевоспитать  его  на  личном  примере.  Не
каждому так повезет. И даже  мой  фантастический  успех  и  тот  еще  нельзя
считать окончательным.
   Я пристально взглянул в глаза своему двойнику. В  моей  памяти  еще  жило
позорное поражение - тот случай с личными бревнами, после которого только  с
большим трудом  мне  удалось  восстановить  свои  положительные  качества  в
прежнем виде. И хотя двойник в последние годы  вел  себя  смирно,  я  хотел,
чтобы он успокоил меня.
   - М-да, мало ли что в жизни  бывает.  Разве  можно  ручаться  заранее,  -
философски произнес двойник, отводя глаза.
   И так он каждый раз ускользал от ответа, лишая меня полной уверенности.
   Я бы, наверное, очень расстроился, но тут,  словно  в  утешение,  у  меня
родились две новые строчки:
   А если ты раз
   Д
   во
   и
   лся!
   Будь добр, держи ответ!
   Пока один "я" сочинял стихи, другой придирчиво следил за его занятием.
   - Я, конечно, ничего не смыслю в поэзии.  Но  по-моему,  "раздвоился"  не
помещается в стихотворный размер. И потом, даже мне  известно,  что  в  этом
слове ударение ставят совсем но  там,  -  заметил  двойник,  дыша  над  моим
затылком.
   - Во-первых, я не  виноват,  что  слово  "раздвоился"  такое  длинное.  А
во-вторых, ты хочешь, чтобы я еще ко  всему  и  был  гениальным  поэтом?  Не
слишком ли? - отпарировал я.
   Признаться, я схитрил. Мне ничего не стоило найти  подходящую  рифму,  но
тогда бы литературные критики  получили  долгожданный  повод  и  разразились
тучей хвалебных статей. А смысл моего послания и так будет ясен ребятам.
   И я смело продолжал:
   И не вали на педсовет,
   Борись с собою сам!
   Такой даю тебе завет
   И всем ребятам. Пам!
   Мне очень нравилась рифма "пам".  Она  звучала  как  заключительный  удар
медной музыкальной тарелкой. Па-а-ам! Но я  слукавил,  скрыл  от  себя  свое
удовлетворение.
   - Ты прав, - сказал я, кривя душой с самыми лучшими намерениями. - Плохие
получились стихи. Рифмы "сам" и "пам" никуда не годятся. Да и что еще  можно
ждать от меня? Фигуры, незаслуженно раздутой моими современниками?
   - Положим, стихи не так уж и плохи. Пожалуй, они под стать моей  песенке.
Помнишь:  "Дети,  дети  обоего  пола..."  -  промурлыкал  двойник  и   хитро
подмигнул. - И не такой уж признаться, раздутый... Вынести такие испытания!
   - Если уж говорить об испытаниях, то самые трудные из них выпали на  долю
моей многострадальной скромности, - уточнил я на тот случай, если бы  кто-то
каким-то образом подслушал наш разговор.
   - Да, да, ты сказочно скромен! - подхватил двойник намеренно  громко  для
тех, кто мог все же случайно подслушать. - Я хотел сказать: если бы не  твоя
скромность... - Он подался в мою сторону,  искушающе  зашептал:  -  Мы-то  с
тобой понимаем, что она у тебя самая смелая, самая находчивая, самая мудрая,
самая...
   Он застал мою скромность  врасплох.  Он  льстил  ей  самой!  Я  с  ужасом
заметил, что начинаю зазнаваться, и последним отчаянным усилием перебил его,
воскликнув:
   - Ты ничего не слышал о Маше и Толике Слонове?
   - А разве днем появились свежие новости? - спросил он с живым интересом.
   Он так полюбил наших юных друзей, что тут же забыл про свою затею.
   Я тоже забыл про пучину зазнайства и тщеславия, которая было  разверзлась
перед моими ногами, и озабоченно переспросил:
   - А разве не появились? Ведь после их последнего письма прошло три  часа!
И я подумал: может быть, до тебя дошли хоть какие-то скудные новости.
   - К сожалению, не дошли. Я знаю только то, что мы  |  прочли  с  тобой  в
письме, которое получили сегодня утром. Но если ты хочешь, я с удовольствием
напомню, о чем они пишут в своем утреннем письме, - щедро предложил двойник.
   - Напомни. А я  с  удовольствием  послушаю,  -  попросил  я  и  поудобней
устроился в плетеном кресле.
   -  Итак,  они  успешно  закончили  школу.  И  летом  Маша   поступила   в
педагогический институт. А Толик пошел на курсы радистов. Он хочет  работать
где-нибудь на краю света. На маленькой метеорологической станции... Ну  как,
дружище Пыпин, ты ими доволен?
   - Доволен. А ты, дружище Пыпин?
   - Очень! Мальчик понял, ради чего путешествуют люди. И я думаю, теперь мы
можем спокойно подремать на солнышке.
   Мое второе "я" откинулось на спинку кресла, закрыло глаза,  и  вскоре  до
меня донеслось его мирное посапывание.
   Я тоже вытянул ноги, положил затылок на спинку своего  кресла  и  опустил
веки. Но не совсем. Между ними остались щелки. Я был  начеку  и  не  спускал
глаз с Пыпина.
   1 Избегая ненужной шумихи, рассказчик скрыл, что  текст  песни  и  другие
приведенные в этой книге стихотворные строки придуманы лично им.
   2 В отличие от остальных я  почему-то  не  потерял  присутствия  духа.  И
молчал только ради того, чтобы не выделяться среди других.
   3 Я пробовал пройти и сквозь  медные  трубы,  но  меня  вовремя  удержала
присущая мне удивительная скромность.
   4 Работа над песней и на самом деле так утомила не  привыкшего  трудиться
Пыпина, что он потом целый день изнемогал от усталости.
   5  Это   происшествие   исчерпывающе   объясняет,   почему,   по   мнению
современников, мне  присущи  только  исключительно  положительные  качества,
избавляя меня от необходимости в дальнейшем  каждый  раз  подчеркивать  свою
простоту и скромность.
   6 Дифферент - крен судна на нос или корму. В приключениях это  происходит
из-за того, что во время шторма груз срывается с места и собирается на  носу
или корме. Но чаще  всего  дифферент  появляется  из-за  воды,  хлынувшей  в
трюмный  отсек.  Бывалому  рассказчику  это,  конечно,  известно,  но,   как
образцовый юнга, он добросовестно делает все,  что  говорят  ему  весельчаки
матросы.
   7 Пять дней назад, вернувшись домой  из  рыбного  магазина,  я  развернул
покупку и, бросив взгляд на бумагу, в которую  был  упакован  кусок  трески,
вздрогнул. Передо мной лежала она, та самая статья! Этот факт  явился  новым
доказательством  достоверности  описанных   событий.   Сомневающиеся   могут
убедиться сами, открыв двадцать восьмой номер еженедельника "За рубежом"  за
1974  год.  Здесь,  в  самом  центре  четырнадцатой  страницы,  они   найдут
подтверждение моим словам.