они   становятся   такими
изнеженными.  А  я  этого   не   люблю.   Это   делает   мужчину   слишком
привлекательным. Моя мама, которая смотрит на  воспитание  крайне  сурово,
развила во мне большую близорукость: это входит в ее систему. Так  что  вы
не возражаете, Сесили, если я буду смотреть на вас в лорнет?
   Сесили. Нет, что вы, Гвендолен, я очень люблю, когда на меня смотрят!
   Гвендолен (тщательно обозрев Сесили через лорнет). Вы здесь гостите, не
так ли?
   Сесили. О, нет. Я здесь живу.
   Гвендолен (строго). Вот  как?  Тогда  здесь  находится,  конечно,  ваша
матушка или хотя бы какая-нибудь пожилая родственница?
   Сесили. Нет. У меня нет матери, да и родственниц никаких нет.
   Гвендолен. Что вы говорите?
   Сесили. Мой дорогой опекун с помощью мисс Призм  взял  на  себя  тяжкий
труд заботиться о моем воспитании.
   Гвендолен. Ваш опекун?
   Сесили. Да, я воспитанница мистера Уординга.
   Гвендолен. Странно!  Он  никогда  не  говорил  мне,  что  у  него  есть
воспитанница. Какая скрытность! Он становится интереснее с  каждым  часом.
Но я не сказала бы, что эта новость вызывает у  меня  восторг.  (Встает  и
направляется к Сесили.) Вы мне очень нравитесь, Сесили. Вы мне понравились
с первого взгляда, но должна сказать, что сейчас, когда я узнала,  что  вы
воспитанница мистера Уординга, я бы хотела, чтобы вы были...  ну,  чуточку
постарше и чуточку менее  привлекательной.  И  знаете,  если  уж  говорить
откровенно...
   Сесили. Говорите! Я думаю, если  собираются  сказать  неприятное,  надо
говорить откровенно.
   Гвендолен. Так вот, говоря откровенно, Сесили, я хотела бы,  чтобы  вам
было не меньше чем сорок два года, а с  виду  и  того  больше.  У  Эрнеста
честный и прямой характер. Он воплощенная искренность и честь.  Неверность
для него так же невозможна, как и обман. Но даже самые благородные мужчины
до чрезвычайности подвержены женским чарам. Новая история, как и  древняя,
дает тому множество плачевных примеров. Если бы это было иначе, то историю
было бы невозможно читать.
   Сесили. Простите, Гвендолен, вы, кажется, сказали - Эрнест?
   Гвендолен. Да.
   Сесили. Но мой опекун вовсе не мистер Эрнест Уординг -  это  его  брат,
старший брат.
   Гвендолен (снова усаживаясь). Эрнест никогда не говорил мне, что у него
есть брат.
   Сесили. Как ни грустно, но они долгое время не ладили.
   Гвендолен. Тогда понятно. А к тому  же  я  никогда  не  слыхала,  чтобы
мужчины говорили о своих братьях Тема эта  для  них,  по-видимому,  крайне
неприятна. Сесили, вы успокоили меня.  Я  уже  начинала  тревожиться.  Как
ужасно было бы, если бы облако омрачило такую  дружбу,  как  наша.  Но  вы
совершенно, совершенно уверены, что ваш опекун не мистер Эрнест Уординг?
   Сесили. Совершенно уверена. (Пауза.) Дело в том, что я  сама  собираюсь
его опекать.
   Гвендолен (не веря ушам) Что вы сказали?
   Сесили (смущенно и как бы по секрету). Дорогая Гвендолен,  у  меня  нет
никаких оснований держать это  в  тайне  Ведь  даже  наша  местная  газета
объявит на будущей неделе о моей помолвке с мистером Эрнестом Уордингом.
   Гвендолен  (вставая,  очень  вежливо).  Милочка   моя,   тут   какое-то
недоразумение. Мистер Эрнест Уординг обручен со  мной.  И  об  этом  будет
объявлено в "Морнинг пост" не позднее субботы.
   Сесили (вставая и не  менее  вежливо).  Боюсь,  вы  ошибаетесь.  Эрнест
сделал мне предложение всего десять минут назад. (Показывает дневник.)
   Гвендолен (внимательно читает дневник сквозь  лорнет).  Очень  странно,
потому что он просил меня быть  его  женой  не  далее  как  вчера  в  пять
тридцать пополудни. Если вы  хотите  удостовериться  в  этом,  пожалуйста.
(Достает свой дневник.) Я никуда не выезжаю без дневника. В поезде  всегда
надо иметь для чтения что-нибудь захватывающее.  Весьма  сожалею,  дорогая
Сесили, если это вас огорчит, но боюсь, что я первая.
   Сесили. Я была бы очень огорчена, дорогая Гвендолен, если бы  причинила
вам душевную или физическую боль, но все же приходится разъяснить вам, что
Эрнест явно передумал после того, как сделал вам предложение.
   Гвендолен (размышляя вслух). Если кто-то вынудил моего  бедного  жениха
дать какие-то опрометчивые обещания, я считаю своим долгом немедленно и со
всей решимостью прийти к нему на помощь.
   Сесили (задумчиво и грустно). В какую бы предательскую ловушку ни попал
мой дорогой мальчик, я никогда не попрекну его этим после свадьбы.
   Гвендолен. Не на меня ли вы намекаете, мисс Кардью, упоминая о ловушке?
Вы чересчур самонадеянны. Говорить правду в  подобных  случаях  не  только
моральная потребность. Это удовольствие.
   Сесили. Не меня ли вы обвиняете, мисс Ферфакс, в том, что я вынудила  у
Эрнеста признание? Как вы смеете? Теперь не  время  носить  маску  внешних
приличий. Если я вижу лопату, я и называю ее лопатой.
   Гвендолен (насмешливо). Рада довести до вашего сведения, что я  никогда
в жизни не видела лопаты. Совершенно ясно, что мы  вращаемся  в  различных
социальных сферах.

   Входит Мерримен, за ним лакей с подносом, скатертью  и  подставкой  для
чайника, Сесили уже готова возразить, но присутствие  слуг  заставляет  ее
сдержаться, так же как и Гвендолен.

   Мерримен. Чай накрывать здесь, как всегда, мисс?
   Сесили (сурово, но спокойно). Да, как всегда.

   Мерримен начинает освобождать стол и накрывать к  чаю.  Продолжительная
пауза. Сесили и Гвендолен яростно глядят друг на друга.

   Гвендолен. Есть у вас тут интересные прогулки, мисс Кардью?
   Сесили. О да, сколько угодно. С вершины одного из соседних холмов видно
пять графств.
   Гвендолен. Пять графств! Я бы этого не вынесла. Ненавижу тесноту!
   Сесили (очень любезно). Именно поэтому вы, вероятно, живете в Лондоне.
   Гвендолен (закусывает губу  и  нервно  постукивает  зонтиком  по  ноге,
озираясь). Очень милый садик, мисс Кардью.
   Сесили. Рада, что он вам нравится, мисс Ферфакс.
   Гвендолен. Я и не предполагала, что в деревне могут быть цветы.
   Сесили. О, цветов тут столько же, сколько в Лондоне людей.
   Гвендолен. Лично я не могу понять, как можно жить в деревне, - конечно,
если ты не полное ничтожество. На меня деревня всегда нагоняет скуку.
   Сесили. Да? Это как раз то, что  газеты  называют  сельскохозяйственной
депрессией. Мне кажется, аристократы именно сейчас особенно часто страдают
от этой болезни. Как мне рассказывали, среди них это своего рода эпидемия.
Не угодно ли чаю, мисс Ферфакс?
   Гвендолен (с подчеркнутой вежливостью). Благодарствуйте.  (В  сторону.)
Несносная девчонка! Но мне хочется чаю.
   Сесили (очень любезно). Сахару?
   Гвендолен (надменно). Нет, благодарю вас. Сахар сейчас не в моде.
   Сесили (сердито смотрит на нее, берет щипцы и  кладет  в  чашку  четыре
куска сахара, сурово). Вам пирога или хлеба с маслом?
   Гвендолен (со скучающим видом).  Хлеба,  пожалуйста.  В  хороших  домах
сейчас не принято подавать сладкие пироги.
   Сесили (отрезает большой кусок сладкого пирога и кладет на  тарелочку).
Передайте это мисс Ферфакс.

   Мерримен выполняет приказание и уходит, сопровождаемый лакеем.

   Гвендолен (пьет чай и морщится. Отставив чашку, она протягивает руку за
хлебом и видит, что это пирог; вскакивает в негодовании). Вы наложили  мне
полную чашку сахара, и хотя я совершенно ясно  просила  у  вас  хлеба,  вы
подсунули мне пирог. Всем известны моя деликатность и мягкость  характера,
но предупреждаю вас, мисс Кардью, вы заходите слишком далеко.
   Сесили (в свою очередь вставая). Чтобы спасти моего бедного, ни  в  чем
не повинного, доверчивого мальчика от происков коварной женщины, я  готова
на все!
   Гвендолен. С той самой минуты,  как  я  увидела  вас,  вы  мне  внушили
недоверие. Я почувствовала, что вы притворщица и обманщица.  Меня  вам  не
провести. Мое первое впечатление никогда меня не обманывает.
   Сесили. Мне кажется, мисс Ферфакс, я  злоупотребляю  вашим  драгоценным
временем. Вам, вероятно, предстоит сделать еще несколько таких же  визитов
в нашем графстве.

   Входит Джек.

   Гвендолен (заметив его). Эрнест! Мой Эрнест!
   Джек. Гвендолен!.. Милая! (Хочет поцеловать ее.)
   Гвендолен (отстраняясь). Минуточку! Могу ли я спросить - обручены ли вы
с этой молодой леди? (Указывает на Сесили.)
   Джек (смеясь). С милой  крошкой  Сесили?  Ну  конечно  нет.  Как  могла
возникнуть такая мысль в вашей хорошенькой головке?
   Гвендолен. Благодарю вас. Теперь можно. (Подставляет щеку.)
   Сесили (очень мягко). Я так и знала, что  тут  какое-то  недоразумение,
мисс Ферфакс. Джентльмен, который сейчас обнимает вас за  талию,  это  мой
дорогой опекун, мистер Джон Уординг.
   Гвендолен. Как вы сказали?
   Сесили. Да, это дядя Джек.
   Гвендолен (отступая). Джек! О!

   Входит Алджернон.

   Сесили. А вот это Эрнест!
   Алджернон (никого не замечая, идет прямо к Сесили). Любимая моя! (Хочет
ее поцеловать.)
   Сесили (отступая). Минуточку, Эрнест. Могу  ли  я  спросить  вас  -  вы
обручены с этой молодой леди?
   Алджернон (озираясь). С какой леди? Силы небесные, Гвендолен!
   Сесили. Вот именно, силы небесные, Гвендолен. С этой самой Гвендолен!
   Алджернон (смеясь). Ну конечно нет. Как могла возникнуть такая мысль  в
вашей хорошенькой головке?
   Сесили. Благодарю вас. (Подставляет щеку для поцелуя.) Теперь можно.

   Алджернон целует ее.

   Гвендолен.  Я  чувствовала,  что  тут  что-то  не  так,  мисс   Кардью.
Джентльмен, который сейчас обнимает вас, -  мой  кузен,  мистер  Алджернон
Монкриф.
   Сесили (отстраняясь от Алджернона). Алджернон Монкриф? О!

   Девушки идут друг к другу и обнимаются за талию, как бы ища защиты друг
у друга.

   Сесили. Так вас зовут Алджернон?
   Алджернон. Не могу отрицать.
   Сесили. О!
   Гвендолен. Вас действительно зовут Джон?
   Джек (горделиво). При желании я мог бы это отрицать. При желании я  мог
бы отрицать все, что угодно. Но меня действительно зовут Джон. И уже много
лет.
   Сесили (обращаясь к Гвендолен). Мы обе жестоко обмануты.
   Гвендолен. Бедная моя оскорбленная Сесили!
   Сесили. Дорогая обиженная Гвендолен!
   Гвендолен (медленно и веско). Называй меня сестрой, хочешь?

   Они обнимаются. Джек и Алджернон вздыхают и прохаживаются по дорожке.

   Сесили (спохватившись). Есть один вопрос, который я  хотела  бы  задать
моему опекуну.
   Гвендолен. Прекрасная идея! Мистер Уординг, я хотела бы задать вам один
вопрос. Где ваш брат Эрнест? Мы обе обручены с вашим  братом  Эрнестом,  и
нам весьма важно знать, где сейчас находится ваш брат Эрнест.
   Джек (медленно и запинаясь). Гвендолен, Сесили... Мне  очень  жаль,  но
надо открыть вам всю правду. Я в первый  раз  в  жизни  оказался  в  таком
затруднительном положении, мне никогда не приходилось говорить правду.  Но
я признаюсь вам по чистой совести, что у меня нет никакого брата  Эрнеста.
У меня вообще нет брата. Никогда в жизни у меня не было брата,  и  у  меня
нет ни малейшего желания обзаводиться им в будущем.
   Сесили (с изумлением). Никакого брата?
   Джек (весело). Ровно никакого.
   Гвендолен (сурово). И никогда не было?
   Джек. Никогда.
   Гвендолен. Боюсь, Сесили, что обе мы ни с кем не обручены.
   Сесили. Как неприятно для молодой девушки оказаться в таком  положении.
Не правда ли?
   Гвендолен. Пойдемте в дом. Они едва ли осмелятся последовать за нами.
   Сесили. Ну что вы, мужчины так трусливы.

   Полные презрения, они уходят в дом.

   Джек. Так это безобразие и есть то, что ты называешь бенберированием?
   Алджернон.  Да,  и  притом  исключительно  удачным.  Так   замечательно
бенберировать мне еще ни разу в жизни не приходилось.
   Джек. Так вот, бенберировать здесь ты не имеешь права.
   Алджернон. Но это же нелепо. Каждый имеет право бенберировать там,  где
ему вздумается. Всякий серьезный бенберист знает это.
   Джек. Серьезный бенберист! Боже мой!
   Алджернон. Надо же в чем-то быть серьезным,  если  хочешь  наслаждаться
жизнью. Я, например, бенберирую серьезно. В чем ты серьезен,  этого  я  не
успел установить. Полагаю - во всем. У тебя такая ординарная натура.
   Джек. Что мне нравится во всей этой истории - это  то,  что  твой  друг
Бенбери лопнул. Теперь тебе не удастся  так  часто  спасаться  в  деревне,
дорогой мой. Оно и к лучшему.
   Алджернон. Твой братец тоже слегка полинял, дорогой Джек.  Теперь  тебе
не удастся пропадать в Лондоне, как ты это  проделывал  раньше.  Это  тоже
неплохо.
   Джек. А что касается твоего поведения с мисс Кардью, то я  должен  тебе
заявить, что обольщать такую милую, простую, невинную  девушку  совершенно
недопустимо. Не говоря уже о том, что она под моей опекой.
   Алджернон. А я не вижу никакого оправдания  тому,  что  ты  обманываешь
такую блестящую, умную и многоопытную молодую леди, как мисс  Ферфакс.  Не
говоря уже о том, что она моя кузина.
   Джек. Я хотел обручиться с Гвендолен, вот и все. Я люблю ее.
   Алджернон. Ну и я просто хотел обручиться с Сесили. Я ее обожаю.
   Джек. Но у тебя нет никаких шансов жениться на мисс Кардью.
   Алджернон. Еще менее вероятно то, что тебе удастся  обручиться  с  мисс
Ферфакс.
   Джек. Это не твое дело.
   Алджернон. Будь это моим делом, я бы и говорить не  стал.  (Принимается
за сдобные лепешки.) Говорить о собственных делах  очень  вульгарно.  Этим
занимаются только биржевые маклеры, да и то больше на званых обедах.
   Джек. И как тебе не стыдно преспокойно уплетать лепешки, когда  мы  оба
попали в такую беду. Бессердечный эгоист!
   Алджернон. Но не могу же я есть лепешки волнуясь. Я бы запачкал  маслом
манжеты. Лепешки надо есть спокойно. Это единственный способ есть лепешки.
   Джек. А я говорю, что при таких обстоятельствах вообще бессердечно есть
лепешки.
   Алджернон. Когда я расстроен, единственное, что меня  успокаивает,  это
еда. Люди, которые меня хорошо знают, могут засвидетельствовать,  что  при
крупных неприятностях я отказываю себе во всем, кроме еды и питья.  Вот  и
сейчас я ем лепешки потому, что несчастлив. Ну,  и  кроме  того,  я  очень
люблю деревенские лепешки. (Встает.)
   Джек (встает). Но это еще не  причина,  чтобы  уничтожить  их  все  без
остатка. (Отнимает у Алджернона блюдо с лепешками.)
   Алджернон (подставляя ему пирог). Может быть, ты возьмешь пирога? Я  не
люблю пироги.
   Джек. Черт возьми! Неужели  человек  не  может  есть  свои  собственные
лепешки в своем собственном саду?
   Алджернон. Но ты только что утверждал, что есть лепешки - бессердечно.
   Джек. Я говорил, что при данных обстоятельствах это бессердечно с твоей
стороны. А это совсем другое дело.
   Алджернон. Может быть! Но лепешки-то ведь  те  же  самые.  (Отбирает  у
Джека блюдо с лепешками.)
   Джек. Алджи, прошу тебя, уезжай.
   Алджернон. Не можешь ты выпроводить меня без обеда.  Это  немыслимо.  Я
никогда не ухожу, не пообедав. На это способны лишь вегетарианцы. А  кроме
того, я только что договорился с доктором Чезюблом. Он  окрестит  меня,  и
без четверти шесть я стану Эрнестом.
   Джек. Дорогой мой, чем скорей ты выкинешь  из  головы  эту  блажь,  тем
лучше. Я сегодня утром договорился с доктором Чезюблом, в половине шестого
он окрестит меня и, разумеется,  даст  мне  имя  Эрнест.  Гвендолен  этого
требует. Не можем мы оба принять имя Эрнест. Это  нелепо.  Кроме  того,  я
имею право креститься. Нет  никаких  доказательств,  что  меня  когда-либо
крестили. Весьма вероятно, что меня и не крестили, доктор Чезюбл  того  же
мнения. А с тобой дело обстоит совсем иначе. Ты-то уж наверно был крещен.
   Алджернон. Да, но с тех пор меня ни разу не крестили.
   Джек. Положим, но один раз ты был крещен. Вот что важно.
   Алджернон. Это верно. И теперь я знаю, что могу это перенести.  А  если
ты не уверен, что уже подвергался этой операции, то  это  для  тебя  очень
рискованно. Это может причинить тебе большой вред. Не забывай,  что  всего
неделю назад твой ближайший родственник чуть  не  скончался  в  Париже  от
острой простуды.
   Джек. Да, но ты сам сказал, что простуда - болезнь не наследственная.
   Алджернон. Так считали прежде, это верно, но так ли это  сейчас?  Наука
идет вперед гигантскими шагами.
   Джек  (отбирая  блюдо  с  лепешками).  Глупости,  ты  всегда   говоришь
глупости!
   Алджернон. Джек, ты опять принялся за лепешки! А как же я?  Там  только
две и осталось. (Берет их.) Я же сказал тебе, что люблю лепешки.
   Джек. А я ненавижу сладкий пирог.
   Алджернон. С какой же стати ты позволяешь угощать твоих гостей пирогом?
Странное у тебя представление о гостеприимстве.
   Джек. Алджернон, я уже говорил тебе -  уезжай.  Я  не  хочу,  чтобы  ты
оставался. Почему ты не уходишь?
   Алджернон. Я еще не допил чай, и надо же мне доесть лепешку.

   Джек со стоном опускается в кресло. Алджернон продолжает есть.

   Занавес



ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

   Гостиная в поместье м-ра Уординга. Гвендолен и  Сесили,  стоя  у  окна,
смотрят в сад.

   Гвендолен. То, что они сразу не пошли за нами в  дом,  как  можно  было
ожидать, доказывает, по-моему, что у них еще сохранилась капля стыда.
   Сесили. Они едят лепешки. Это похоже на раскаяние.
   Гвендолен (помолчав). Они, видимо, не  замечают  нас.  Может  быть,  вы
попробуете кашлянуть?
   Сесили. Но у меня нет кашля.
   Гвендолен. Они смотрят на нас. Какая дерзость!
   Сесили. Они идут сюда. Как самонадеянно с их стороны!
   Гвендолен. Будем хранить горделивое молчание.
   Сесили. Конечно. Ничего другого не остается.

   Входит  Джек,  за  ним  Алджернон.  Они  насвистывают  мотив   какой-то
ужасающей арии из английской оперы.

   Гвендолен. Горделивое молчание приводит к печальным результатам.
   Сесили. Очень печальным.
   Гвендолен. Но мы не можем заговорить первыми.
   Сесили. Конечно, нет.
   Гвендолен. Мистер Уординг, у меня к вам личный вопрос.  Многое  зависит
от вашего ответа.
   Сесили. Гвендолен, ваш здравый  смысл  меня  просто  восхищает.  Мистер
Монкриф, будьте добры ответить  мне  на  следующий  вопрос.  Для  чего  вы
пытались выдать себя за брата моего опекуна?
   Алджернон. Чтобы иметь предлог познакомиться с вами.
   Сесили (обращаясь к Гвендолен).  Мне  кажется,  это  удовлетворительное
объяснение. Как по-вашему?
   Гвендолен. Да, моя дорогая, если только ему можно верить.
   Сесили. Я не верю. Но это не  умаляет  удивительного  благородства  его
ответа.
   Гвендолен. Это так. В важных вопросах главное не искренность, а  стиль.
Мистер Уординг, чем вы объясните вашу  попытку  выдумать  себе  брата?  Не
затем ли вы на это пошли, чтобы иметь предлог  как  можно  чаще  бывать  в
Лондоне и видеть меня?
   Джек. Неужели вы можете сомневаться в этом, мисс Ферфакс?
   Гвендолен. У меня на этот  счет  большие  сомнения.  Но  я  решила  ими
пренебречь. Сейчас не время для скептицизма  в  духе  немецких  философов.
(Подходит  к  Сесили.)  Их  объяснения  кажутся  мне  удовлетворительными,
особенно объяснение мистера Уординга. Оно звучит правдиво.
   Сесили. Мне более чем достаточно того, что сказал мистер Монкриф.  Один
его голос внушает мне абсолютное доверие.
   Гвендолен. Так вы думаете - мы можем простить их?
   Сесили. Да. То есть нет.
   Гвендолен. Верно! Я совсем позабыла. На карту поставлен принцип, и  нам
нельзя уступать. Но кто из нас скажет им это? Обязанность не из приятных.
   Сесили. А не можем ли мы сказать это вместе?
   Гвендолен. Прекрасная идея! Я почти всегда говорю одновременно со своим
собеседником. Только держите такт.
   Сесили. Хорошо.

   Гвендолен отбивает такт рукой.

   Гвендолен и Сесили (говоря вместе). Неодолимым препятствием по-прежнему
являются ваши имена. Так и знайте!
   Джек и Алджернон (говоря вместе).  Наши  имена?  И  только-то?  Но  нас
окрестят сегодня же.
   Гвендолен (Джеку). И вы ради меня идете на такое испытание?
   Джек. Иду!
   Сесили (Алджернону.)  Чтобы  сделать  мне  приятное,  вы  согласны  это
перенести?
   Алджернон. Согласен!
   Гвендолен. Как глупы  все  разговоры  о  равенств