Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
идеями... Они вне времени и вне пространства".
Ученики Платона жадно ловят каждое его слово. Но даже и в их среде
находится один непокорный, задающий учителю вопросы, которые уже таят в себе
острую критику учения об идеях и понятиях. Этот ученик -- Аристотель --
спрашивает:
"Как же может форма существовать отдельно от вещей? Ведь не может быть
чаши отдельно от серебра. И какой смысл удваивать все предметы, говорить,
что есть эта чаша и есть "чаша вообще", что есть эти деревья и есть "деревья
вообще" в каком-то другом, нездешнем мире? Разве это может нам помочь
понять, что такое дерево, почему оно вырастает из семени, почему оно
приносит плоды?"
Так, излагая различные философские учения, автор -- там, где это
только возможно,-- оспаривает и опровергает теорию одного мыслителя,
пользуясь острыми доводами философа другого направления.
Это освобождает книгу от того излишнего и подчас назойливого
вмешательства, которым нередко злоупотребляют популяризаторы философских
систем.
И в то же время основная линия книги "Как человек стал великаном"
совершенно отчетлива. На всем своем протяжении книга убеждает читателя в
том, что по-настоящему обогащали науку о мире и расширяли кругозор человека
только те философы, которые считали началом всего материю и черпали свои
знания из наблюдений над природой.
Мы видим, как на этот путь вступает бывший ученик Платона, великий
философ древности Аристотель.
"Умудренный долгими размышлениями, он идет в леса и поля, чтобы видеть,
слушать, ощущать. Его глаза, так долго смотревшие в книги, стали умнее. Они
теперь увидят то, чего не видели раньше".
И с каждым новым своим наблюдением Аристотель делает далеко идущие
выводы.
"Зерно не похоже на колос. Но в нем есть что-то такое, что заставит его
превратиться в колос".
Такое же незримое движение происходит в яйце, откуда выходит птенец.
"Как в зерне есть возможность колоса, так в природе заключена
возможность всех вещей, всех существ.
Человек творит сознательно, придавая серебру форму чаши. Природа творит
бессознательно..."
Здесь, как и во всей книге, даются не одни лишь конечные выводы
философа, но и весь сложный, часто извилистый путь развития его мысли,
который и приводит к тому или иному решению задачи.
Видя перед собой весь ход рассуждений ученого, легче понять, где именно
заключена ошибка, которая влечет за собой неверный вывод.
После долгих наблюдений Аристотель приходит к мысли о том, что все в
природе -- от камней, глины и земли до живых существ -- можно расположить
снизу доверху как бы по ступеням высокой лестницы, В самом верху -- человек,
высшее творение природы.
"...Но разве человек -- последняя ступень?
Разве не может быть еще более совершенного, еще более сознательного
существа?
Аристотелю кажется, что он видит то, к чему природа стремится. Она
стремится стать тем, что всего совершеннее: самой мыслью, самим Разумом".
Таким образом, шаг за шагом, книга показывает, как великий мыслитель и
зоркий наблюдатель природы, смолоду доказывавший невозможность существования
души без тела, незаметно для самого себя свернул на старую дорогу, по
которой когда-то пытался вести его Платон.
"Так Аристотель то находит, то теряет правильный путь...
Стараясь собрать воедино всю греческую мудрость, он то и дело соединяет
несоединимое -- Платона с Демокритом, старую религию с новой наукой,
идеализм с материализмом. Но, даже и ошибаясь во многом, Аристотель остается
самым большим мыслителем античного мира".
Все сильнее разгорается борьба между двумя основными философскими
направлениями. Все отчетливее определяются и сами эти направления --
идеалистическое и материалистическое.
Страницы книги, посвященные спорам между сторонниками обоих течений,
помогают читателю яснее увидеть истоки той борьбы, которая не прекращается с
древних времен до наших дней.
Вот спорят между собой философ Демокрит и его наиболее непримиримый
противник Платон.
В небольшой главе "Два лагеря" мы слышим не только авторский голос, но
и подлинные голоса обоих мыслителей. И это придает повествованию особую
убедительность.
Платон скупал и сжигал книги Демокрита. В споре с ним избегал называть
его имя, не желая способствовать все растущей славе его учения.
Очевидно, философов, подобных Платону,-- а вернее, его самого,-- имел в
виду Демокрит, говоря о людях, которые придумывают "сказки" об ином мире:
"Некоторые люди, не зная, что смертная природа подлежит уничтожению, и,
испытывая бедствия в жизни, проводят свою жизнь в беспокойстве и страхах,
сочиняя лживые сказки о загробной жизни".
А Платон, в свою очередь, писал об учении Демокрита:
"Многие... считают это учение самым мудрым из всех. Вот почему юноши
пренебрегают религией и говорят, что не существует богов, верить в которых
приказывает закон. Вот в чем причина революций".
Эти слова звучат не как логический довод, а как обвинение, брошенное
озлобленным противником.
Мыслитель, считавший этот мир только призрачной тенью другого,
прекрасного мира идей, был не прочь расправиться самыми реальными крутыми
мерами с последователями Демокрита.
Он писал:
"Одних надо казнить, других -- бичевать и заключать в тюрьмы, третьих
-- лишать гражданских прав, четвертых наказывать нищетой и изгнанием из
пределов государства".
Из этой гневной тирады сам собой напрашивается вывод, который мы
находим в книге:
"...видно, Платон не очень-то, полагался на силу своих слов. Оттого-то
грозил он противникам не только загробной карой, но и тюрьмами, пытками,
казнями на земле".
Не без основания видел Платон в Демокрите своего опаснейшего противника
и подрывателя веры в богов, а в его учении -- причину революций.
Демокрит был одним из первых последовательных материалистов. Он отрицал
даже Высший Разум, без которого еще не мог обойтись Анаксагор. Недаром этот
старый философ не принял в свое время молодого Демокрита в круг своих
ближайших друзей и учеников.
"Демокрит считал, что мир вечен. А если мир вечен, если движение не
имеет начала, то есть ли смысл говорить о начале безначального?"
Вместо бесплодных поисков этого "начала безначального" Демокрит
направил все свое внимание на то, чтобы понять строение материи.
Еще до него многие греческие философы говорили о мельчайших частицах,
из которых состоит материя. У Анаксимена это были воздушные частицы, у
Анаксагора -- "семена вещей".
"Все ближе и ближе подходили исследователи природы к мысли об атомах. И
вот, наконец, милетский философ Левкипп и его последователь Демокрит создали
великое учение о вечном движении атомов во вселенной"."
Движением атомов Демокрит объяснял строение всего существующего.
Правда, эту теорию неделимых атомов (слово "атом" и значит "неделимый")
мы относим теперь к первым шагам науки. Но это были смелые шаги, и
направление их было верное.
Нам даже трудно представить себе, что две с половиной тысячи лет тому
назад Демокрит говорил о том, что вселенная бесконечна, и видел в ней
множество миров, находящихся в вечном движении. Он даже пытался объяснить
возникновение жизни на земле и утверждал, что человек произошел от древних
животных, из которых выжили самые приспособленные-- "уцелели благодаря
хитрости, или храбрости, или быстроте ног, охранявшей их породу".
Учение Демокрита касалось и происхождения человеческого общества,
возникшего в борьбе с природой.
"Искусства и открытия -- не дар богов. Учителем людей во всем без
исключения была нужда.
Людей соединила общая борьба с дикими зверями. Но скоро и между людьми
началась борьба... Чтобы люди не обижали друг друга, пришлось установить
законы...
Так создавалось все в мире -- и земля, и солнце, и море, и горы, и
люди, и человеческие законы -- не волей богов, а неизбежным течением причин
и следствий".
Глубокое понимание закономерности явлений не мешало, однако, Демокриту
оставаться сыном своего времени. Он не был свободен от многих предрассудков
-- верил в дурной глаз, вещие сны и предзнаменования. Сторонник
рабовладельческой демократии, он учил: "пользуйся рабами, как ты пользуешься
своими руками или ногами".
И тем не менее он шагнул далеко в будущее, намного опередив виднейших
мыслителей древнего мира.
Страницы, посвященные в книге Демокриту и его учению, написаны так
горячо и взволнованно, будто дело касается не отдаленной эпохи, а совсем
недавнего прошлого.
Читая их, ясно понимаешь, как должно было поражать это учение
современников философа. Нужно было обладать огромной силой воображения,
чтобы угнаться за полетом его мысли, проникавшей в мир звезд и в мир атомов.
"Земля мчалась, кружась, в пустоте. Ей встречались по пути огромные
камни -- обломки других миров. Эти камни, врываясь в наш мир, начинали
вращаться вместе с ним. Они-то и образовали светила: солнце, луну, звезды. И
чем дальше они были от земли, чем быстрее вращались, тем горячее
становились...
...Светила неслись, и их движение было таким быстрым, что они горели и
не могли погаснуть.
А впереди были другие миры, другие светила.
Здесь нельзя было найти два одинаковых мира, как нельзя найти двух
одинаковых людей. Один мир был мрачный, темный, без луны и без солнца. В
другом -- ярко светили два солнца, а ночью всходила на небо вереница лун.
Одни миры расцветали, как плодовые деревья весной. Другие увядали, словно от
холода осени. Миры сталкивались между собой и боролись, как борются люди.
Побеждал тот мир, который был больше. А меньший рассыпался вдребезги.
Но из обломков создавались новые миры, новые земли и солнца..." Какой
фантастической поэмой кажется нам то, о чем говорил Демокрит. А между тем в
его мыслях, высказанных почти двадцать четыре века тому назад, наряду с
догадками, которые кажутся современной науке наивными, было немало такого,
что задолго предвосхищало будущие великие открытия, тут и движение Земли,
Луны, звезд, и другие солнца, кроме нашего, и целые вереницы лун, и
бесконечное пространство, и гибель старых миров, и возникновение новых. (Как
ныне известно, у Юпитера 12 спутников, у Сатурна -- 9 спутников, Урана --
5).
И тот же закон вечного движения царит в другом мире -- в мире атомов.
Казалось бы, человечество должно было подхватить гениальные догадки
Демокрита и других великих философов-материалистов и пойти по указанной ими
дороге дальше. Но история, а вместе с ней и наука редко идут прямыми и
последовательными путями. Вслед за античным миром, который привел к расцвету
искусства и науки, наступает глухая и мрачная пора средневековья.
Туман суеверия, рассеянный первыми лучами знания, снова сгущается.
Зародившаяся еще в глубокой древности, химия пошла по пути алхимии,
физика -- по пути метафизики, философия превратилась в богословие.
Мир в представлении схоластов становится застывшим и неподвижным --
полной противоположностью тому миру, который открыл еще в древности
Демокрит. Самое имя Демокрита забыто, а если и упоминается, то лишь в речах
и писаниях невежественных врагов его учения.
Древних философов изучают одни только богословы, да при этом
исключительно для того, чтобы опровергать и поносить великих мыслителей,
которых уже несколько столетий нет в живых,
Об античной философии, которая вся сплошь объявлена греховной, никто бы
не знал, если бы ее не цитировали церковные книги.
Византийский монах, летописец IX века, попросту называет Демокрита
"окаянным".
В книге "Как человек стал великаном" периоду средневековья уделено
гораздо меньше места, чем античному миру. Но и в этих нескольких главах
уместился большой подлинный материал: свидетельства современников, выдержки
из летописей, западноевропейских и русских, цитаты из церковных книг и даже
целый роман -- о трагической любви Абеляра и Элоизы.
Эта эпоха, как и все другие, о которых рассказывает автор, окрашена
своим особенным стилем, языком, колоритом.
Несколько строк из главы "О последних римлянах" показывают нам античный
мир в развалинах:
"Италия опустошена. Многие города разрушены, другие исчезли совсем,
сровнены с землей, как будто их не было...
Зарастает сорными травами незасеянное поле. В буйные заросли
превращается виноградник, оставленный без заботливого ухода. Земля не хочет
пустовать, она по-своему залечивает раны.
В развалинах лежит вилла римского сенатора. Из ее обломков, из розового
и белого мрамора, из колонн и фронтонов полудикие пришельцы строят свою
деревню, воздвигают стены укреплений.
В кипарисовой роще гуляет на свободе топор... И кипарисовые дрова
пылают на очаге в закопченной хижине.
На улице готской деревни дети играют обломками статуй. И матери
заворачивают младенцев в обрывки римских тог и туник".
Науке нет больше места в этом мире, даже в Афинах и в Александрии, не
говоря уже о лесных чащах Галлии и Германии. Не стало Академии, основанной
Платоном и просуществовавшей девять веков. Последние философы разогнаны. В
Александрии буйная толпа сожгла библиотеку храма Сераписа.
Наука, которую теперь называют "служанкой богословия", скитается по тем
монастырям, где ей дают пристанище.
Греховными считают и поэзию и пластические искусства античного мира.
Среди духовенства редко встречаются грамотные люди.
Но бывают и тут исключения.
Какой-нибудь монах в глухом монастыре старательно переписывает вместе с
житиями святых стихи Вергилия или древние саги, которые были сложены еще
бардами-язычниками.
Взволнованно, будто речь идет о недавних днях, рассказывает глава
"Человечеству угрожает опасность" о том, как во время татарского наше-.ствия
гибли древние русские Книги:
"Когда приближался враг, книги сносили со всего города и из окрестных
сел в каменные соборы.
Как их берегли всегда, эти рукописи, в которых каждая страница сверкала
золотом и пламенела пурпуром! Их защищали от малейшей царапины, одевали в
прочные переплеты, обтянутые кожей, с медными бляшками и наугольниками, с
застежками и замками.
Эти драгоценные книги валялись теперь кучей на каменном полу церквей.
Но и здесь их настигал огонь. Пестрые страницы, любовно разукрашенные
терпеливым переписчиком, в один миг свертывались трубкой и вспыхивали
темным, багряным светом.
"Обмелели реки познания, пересохли источники мудрости..."
Когда-то люди моего поколения читали в юности книгу известного
популяризатора науки Н. А. Рубакина. До сих пор я с благодарностью вспоминаю
сборник его рассказов под общим заглавием "Мученики науки".
В книге было много мучеников, а науки, говоря по совести, маловато. В
этом не было вины широко образованного и талантливого автора. Просто в те
времена считали, что в книгах для чтения можно давать детям только слабые
растворы научных знаний.
Помню еще одну популярную книгу, где речь шла о таком серьезном
предмете, как молекулы и атомы. Но и те и другие именовались для простоты
одним словом: "частицы". К чему, мол, ребятам точные знания и строгая
научная терминология? Ведь они еще не живут, а лишь готовятся жить, не
учатся по-настоящему, а только готовятся к будущему восприятию знаний.
В наше время такая точка зрения показалась бы по меньшей мере
старомодной.
Темпы жизни уже не те, что были. Наши дети должны почувствовать и
усвоить новые темпы и в школе, и дома, и в книге. Это не должно вести к
излишнему напряжению сил и нервов у ребят. Не вредит же им бодрый ритм
спортивных упражнений. Я даже думаю, что вялый, замедленный темп в
прохождении школьных предметов зачастую утомляет ребят именно своей
вялостью, отсутствием целеустремленности, перегрузкой школьных программ при
недостаточной нагрузке ума и воображения.
Мы воспитываем наших детей и юношей в твердой уверенности, что они
станут наследниками всех богатств, накопленных современной культурой, а эти
богатства будут еще приумножены к тому времени, когда наши ребята станут
взрослыми людьми.
Можем ли мы не учитывать все возрастающих скоростей в развитии науки и
техники?
По счастью, у нас есть немало педагогов и писателей, глубоко сознающих
свой долг перед будущими хозяевами страны.
Такое чувство долга, ответственности никогда не изменяло М. Ильину,
касался ли он истоков науки или последних ее достижений.
И самый большой его труд -- книга о Человеке-великане написана
серьезно, без малейшей скидки на возраст. Доступность ее не достигается
ценою упрощения научной и художественной задачи, а, напротив, делает эту
задачу во много раз сложнее, ибо, как известно, чем трудней приходится
автору, тем легче его читателю.
Как и в старой книге Рубакина, в этих рассказах о науке много страниц
уделено мученикам, которые пали жертвою косности и воинствующего невежества.
Нельзя по достоинству оценить величие их подвига, не представив себе со
всей отчетливостью, в чем заключалось то дело, за которое они положили свои
жизни.
Среди них -- и греческий мудрец V века до нашей эры Сократ; и автор
книги "Утешение философией", римский ученый V-- VI вв. нашей эры Боэций,
которому отрубили голову на плахе по приказу готского короля Теодориха; и
замечательный испанский врач эпохи Возрождения Мигель Сервет, сожженный на
костре за то, что он "проник в глубь человеческого тела", исследуя
кровообращение в легких (малый круг кровообращения), и выступал против
церковных догматов.
Биографии этих подвижников различных времен неотделимы от биографии
самой науки. Так же неразрывно связаны их судьбы с наукой в книге "Как
человек стал великаном".
Пусть юный читатель узнает из нее, чего стоили человечеству истины,
которые теперь кажутся такими бесспорными.
Любой нынешний школьник носит в своем ранце или портфеле книги, за
которые еще триста лет тому назад его бы неминуемо сожгли на костре вместе с
еретическими учебниками. Ведь в одном из них прямо говорится, что Земля
вращается вокруг своей оси да еще и вокруг Солнца!
Когда-то великого ученого, революционера научной мысли Джордано Бруно
держали целых восемь лет в Свинцовой тюрьме Венеции и подвергали жестоким
пыткам за то, что он осмелился утверждать, будто Солнце и звезды вращаются
вокруг своей оси и что все тела вселенной находятся в непрерывном движении,
непрерывном изменении.
А когда суд инквизиции убедился в том, что Джордано Бруно не отречется
от своей "ереси", он вынес такое милостивое и смиренное решение: "Предать
брата Джордано в руки светской власти, дабы она поступила с ним по
возможности кротко и без пролития крови".
Это значило: сжечь на костре живьем.
Светская власть сразу поняла, чего хочет от нее духовная. 17 февраля
1600 года Джордано Бруно был торжественно сожжен в Риме на Площади Цветов в
присутствии многотысячной толпы, пятидесяти кардиналов и самого папы.
Что же дало в свое время Сократу силы выслушать, не дрогнув, приговор
суда, а потом спокойно осушить чашу цикуты и с мужеством ученого наблюдать,
как разливается по его жилам яд, как стынет и коченеет его тело?
И какое нечеловеческое терпение и стойкость нужны