ок от мозга. Правда, 
люди обладают способностью мыслить и чувствовать, но поскольку их роль в 
обществе жестко определена, ничего не изменилось бы, даже если бы у них вообще 
не было развито сознание.
Эта аналогия (!-В.Г.) истинна только до тех пор, пока члены общества принимают 
как должное предписанную им роль. Как это ни парадоксально, эта аналогия 
выдвигается на передний план, когда традиционный общественный строй подвергается 
угрозе: люди, живущие в подлинно неизменном обществе не имеют ни потребности, ни 
способности думать об этом. Тот факт, что Менениус Агриппа счел необходимым эту 
аналогию выдвинуть, говорит о том, что устоявшийся порядок был в опасности. 
Термин "органическое общество" применим только к тому обществу, в котором никто 
и не думает ни о каких аналогиях, а как только эту аналогию выражают словами, 
она становится ложной.
Единство органического общества враждебно другому типу единства —единству 
человечества. Так как традиционный тип мышления не пользуется абстрактными 
понятиями, каждое отношение является конкретным и особенным. Для этого общества 
чужды идеи изначального равенства всех людей и неотъемлемых прав человека. Сам 
факт принадлежности к человеческому роду не предполагает никаких прав: раб в 
глазах закона ничем не отличается от другого имущества господина. Привилегии 
скорее связываются с положением, а не с человеком. Например, в феодальном 
обществе земля важнее, чем землевладелец; последний имеет свои привилегии только 
благодаря земле, которой он владеет.
Права и титулы могут наследоваться[170], но это не превращает их в частную 
собственность. Мы можем быть склонны рассматривать частную собственность как 
что-то очень конкретное; фактически это нечто совершенно противоположное. 
Разделение любого отношения на права и обязанности уже абстракция: в своей 
конкретной форме оно предполагает и то, и другое. Понятие частной собственности 
идет еще дальше: оно означает абсолютное[171] владение без каких-либо 
обязательств. В качестве такового оно диаметрально противоположно принципу 
органического  общества, в котором каждое владение налагает соответствующие 
обязательства. Органическое общество также не признает законность как 
абстрактный принцип[172]. Законность существует только в качестве свода 
конкретных прав и обязанностей. Однако осуществление закона предполагает 
некоторую степень обобщений. Если не иметь в виду общество, которое настолько 
неизменно, что скорее его можно считать мертвым, каждое дело отличается в 
каких-то деталях от предыдущего, и необходимо так приспособить прецедент, чтобы 
можно было им пользоваться. В отсутствие абстрактных принципов, которыми мог бы 
руководствоваться судья, получается, что все зависит только от него — как он 
решит, так и будет. Всегда, конечно, сохраняется опасность, что новое решение 
войдет в какое-то противоречие с прецедентом. Но, к счастью, вовсе не 
обязательно, что это приведет к неразрешимым сложностям, так как новое 
постановление сразу же становится прецедентом, на который могут ориентироваться 
в последующем.
Вся эта процедура порождает общее право, в отличие от статутного права. Общее 
право основано на молчаливом предположении, что все решения, принятые в прошлом, 
бесконечно годны для употребления. Эта посылка, строго говоря, ложна, но она так 
удобна, что может сохраняться долго после того, как общество перестанет быть 
органическим. Эффективное осуществление законности требует, чтобы правила были 
известны заранее. В контексте человеческого несовершенного знания 
законодательство не может предвидеть все обстоятельства, и прецеденты 
необходимы, чтобы дополнять законы. Общее право может функционировать совместно 
со статутным правом, потому что, несмотря на базовую посылку о неизменности, оно 
может незаметно приспосабливаться к меняющейся ситуации. К тому же органическое 
общество не могло бы вынести кодификации своих законов, потому что в этом случае 
оно потеряло бы свою гибкость. Как только законы кодифицируются, видимость 
неизменности не может более поддерживаться и органическое общество распадается. 
К счастью, сильной необходимости кодифицировать законы на какой-то регулярной 
основе и фиксировать традиции не возникает до тех пор, пока традициям не 
угрожает альтернатива. 
Единство органического общества означает, что его члены вынуждены принадлежать 
ему, у них нет другого выбора. И более того. Оно подразумевает, что у них нет 
никаких других желаний, кроме желания принадлежать ему, поскольку их интересы и 
интересы общества совпадают: они идентифицируют себя с обществом. Единство — это 
не принцип, провозглашаемый властями, но факт, принимаемый всеми участниками.
Речь не идет здесь о каких-то больших жертвах. Чье-то место в обществе может 
быть тягостным или унизительным, но это единственное доступное место; вне его 
человек вообще не имеет места в этом мире[173].
            Тем не менее[174] не может не быть людей, существующих вне 
общепринятого типа мышления. То, как общество обходится с этими людьми, лучше 
всего показывает, насколько оно жизнеспособно. Подавление неэффективно, потому 
что оно непременно провоцирует конфликт, и результат может быть обратным — 
развитие альтернативного способа мышления. 
Терпимость пополам с недоверием — возможно, самый эффективный способ. Ярлык 
"сумасшествия" и "ненормальности" может оказаться особенно полезным в отношениях 
с инакомыслящими, а примитивные общества известны своей терпимостью к юродивым и 
душевнобольным.
            И только когда традиционные путы ослабляются настолько, что 
позволяют людям самим менять свое положение внутри общества, только тогда они 
начинают отделять свои собственные интересы от интересов целого. Когда это 
происходит, единство органического общества разрушается и каждый начинает 
преследовать свой собственный интерес. В подобных обстоятельствах традиционные 
отношения могут сохраняться, но только с помощью насилия[175]. Это уже больше не 
настоящее органическое общество, но общество, которое искусственно поддерживают 
в неизменном состоянии. Разница та же, что и между традиционным и догматическим 
способами мышления, и, чтобы подчеркнуть эту разницу, я буду такое общество 
называть закрытым.
Критический способ мышления
 Абстракции
До тех пор пока люди верят, что мир неизменен они могут оставаться в счастливом 
заблуждении, будто их представление о мире единственно возможное. Традиция, как 
бы ни была она удалена от действительности, обеспечивает руководство, и мышлению 
не требуется выходить за рамки оценки конкретных ситуаций.
В изменяющемся мире, однако, настоящее не повторяет рабски прошлое. Вместо того 
чтобы следовать курсом, определенным традицией, люди сталкиваются с бесконечным 
рядом возможностей. Чтобы как-то упорядочить этот в противном случае непонятный 
и враждебный мир, они вынуждены обращаться к упрощениям, обобщениям, 
абстракциям, законам причинности и прочим интеллектуальным костылям и подпоркам. 
                 
 Вычислительные процессы не только помогают решать проблемы. Они создают свои 
собственные. Абстракции открывают возможности для различных интерпретаций 
действительности. Так как они являются только аспектами действительности, одна 
интерпретация не исключает другие — каждая ситуация имеет столько аспектов, 
сколько в ней их может различить разум. Если бы эта черта абстрактного мышления 
до конца осознавалась, абстракции создавали бы меньше проблем. Люди поняли бы, 
что они имеют дело с упрощенной моделью ситуации, а не с самой ситуацией. Но 
даже если бы все прекрасно разбирались в сложностях и тонкостях современной 
лингвистической философии, проблемы бы не исчезли, потому что абстракции играют 
двойственную роль. В отношении вещей, которые они описывают, абстракции 
представляют стороны действительности, сами не существуя в ней. Например, закон 
земного тяготения сам по себе не заставляет яблоки падать на землю, а просто 
объясняет те силы, благодаря которым это происходит. Однако для людей, которые 
пользуются абстракциями, они представляют собой в значительной степени часть 
действительности; оказывая определенное влияние на взгляды и поступки, они 
значительным образом воздействуют на действительность. Например, открытие закона 
земного тяготения изменило поведение людей. 
Когда люди размышляют о собственном положении, обе роли начинают действовать 
одновременно и ситуация приобретает рефлексивный характер. Вместо четкого 
разделения между мышлением и действительностью бесконечное разнообразие 
изменяющегося мира дополняется бесконечным разнообразием интерпретаций, которые 
порождает абстрактное мышление.
Абстрактное мышление часто создает категории, через которые выражаются 
противоположные стороны реального мира. Время и пространство, общество и 
личность, материальное и идеальное— типичные дихотомии подобного рода. Само 
собой разумеется, сюда же относятся модели, построениями которых я занимаюсь в 
этой книге. Эти категории не более реальны, чем абстракции, которые вызывают их 
к жизни. То есть они представляют собой прежде всего упрощение или искажение 
действительности, но, оказывая влияние на мышление людей, они могут также 
привносить несогласие и конфликты в реальный мир. Они делают действительность 
более сложной, а абстракции более необходимыми. Таким образом, процесс 
абстракции самоподпитывается — сложности изменяющегося мира в значительной 
степени созданы самим человеком. Почему же тогда люди все же пользуются 
абстрактными понятиями, зная о всех сложностях, которыми они чреваты? На самом 
деле они пытаются изо всех сил их избегать. До тех пор пока мир можно считать 
неизменяющимся, они совсем не обращаются к абстракциям. Даже когда без 
абстракций уже больше нельзя обходиться, они предпочитают рассматривать их как 
часть действительности, а не как продукт своего собственного мышления. Только 
горький опыт научит их проводить различие между своими мыслями и 
действительностью. Тенденцию игнорировать сложности, связанные с использованием 
абстракций, следует рассматривать как слабость критического типа мышления, 
потому что абстракции являются его неотъемлемой принадлежностью, и чем меньше их 
понимают, тем большую путаницу они создают. 
Несмотря на свои недостатки, абстракции очень полезны. Действительно, они 
создают новые проблемы, но разум отвечает на них удвоением усилий, пока мышление 
не достигает такой степени изощренности и утонченности, которая была бы 
невообразима в рамках традиционного типа. Изменяющийся мир не может предложить 
такой определенности и стабильности, как неизменяющийся, но критический тип 
мышления способен произвести гораздо более ценное знание. Абстракции порождают 
бесконечное разнообразие взглядов; и если есть достаточно эффективный метод 
осуществить выбор, критический тип способен гораздо ближе подойти к познанию 
действительности, чем традиционный тип, который имеет в своем распоряжении 
только одну интерпретацию.
Критический процесс 
Основной функцией критического типа может считаться выбор[176] из нескольких 
возможностей. Каким образом это осуществляется? Основываясь на рассуждениях, 
которые приводятся в Приложении, можно выделить два момента. Во-первых, 
поскольку существует расхождение между мышлением и действительностью, очевидно, 
что один набор объяснений лучше подойдет к данной ситуации, чем какой-то другой. 
Не все результаты одинаково благоприятны, и не все объяснения одинаково 
обоснованы. Действительность побуждает делать выбор и дает критерий оценки 
выбора. Во-вторых, так как наше представление о действительности несовершенно, 
критерий оценки не вполне нам доступен. В результате люди могут совершать 
неправильный выбор, и, даже если они, по их мнению, делают выбор правильный, с 
ними не все могут согласиться. Более того, правильный выбор представляет лучшую 
из доступных альтернатив, но не лучшее возможное решение. Новые идеи и 
интерпретации могут возникать (!-В.Г.) в любое время. Они тоже обречены быть 
несовершенными, и, когда эти несовершенства становятся очевидны, их отбрасывают.
Нет окончательного ответа, истины в последней инстанции, возможно только 
постепенное приближение к нему. Из этого следует, что осуществление выбора 
предполагает постоянный процесс критического анализа, а не механическое 
приложение установленных правил. Я говорю о критическом типе мышления, чтобы 
подчеркнуть эти два момента. Это выражение не должно пониматься в том смысле, 
что в изменяющемся обществе каждый человек обладает широтой взглядов и 
критическим мышлением[177]. И в этом типе общества люди могут упорно стоять на 
одной точке зрения, но даже и в этом случае они по крайней мере знают, что 
существуют и другие точки зрения, те, которые они отвергают. Традиционный тип 
мышления воспринимает все объяснения некритически, но в изменяющемся обществе 
невозможно представить, чтобы кто-то сказал: "Мир таков, а следовательно, он не 
может быть иным". Люди должны подкреплять свои взгляды доказательствами, иначе 
они никого не убедят, кроме самих себя, а верить безоговорочно в идею, не 
принимаемую никем, есть форма сумасшествия. Даже те, кто убежден, что обладает 
истиной в последней инстанции, должны принимать во внимание возможные возражения 
и защищать себя от критики.
Критический тип мышления — это больше, чем подход[178]: это существующее 
положение вещей. Он означает ситуацию, в которой имеется большое число различных 
интерпретаций; у каждой интерпретации свои защитники, которые стремятся ее 
пропагандировать. Если традиционный тип мышления представляет интеллектуальную 
монополию, то критический тип можно назвать интеллектуальным соревнованием. Это 
соревнование является определяющим, независимо от отношения конкретных личностей 
или теоретических направлений. Некоторые из конкурирующих идей гипотетические и 
открыты для критики; другие же догматические терпят возражений. Можно 
предположить, что мышление было бы критическим, только если бы люди были 
абсолютно рациональны, что противоречит нашей основной посылке.
Критический подход
Можно показать, что критический подход лучше, чем догматический, годится для 
ситуации меняющегося мира. Гипотетические мнения не обязательно истинны, а 
догматические не всегда ложны. Но когда наличествуют противостоящие друг другу 
точки зрения — эта ситуация невыгодна для догматического подхода, он может 
потерять свою силу убеждения[179]. Критика здесь опасность, а не помощь. 
Напротив, критическому подходу только на пользу критика: точка зрения меняется, 
модифицируется, шлифуется до тех пор, пока не истощится запас полезных 
замечаний. То, что получается в результате этого сурового обращения, скорее 
всего будет лучше, чем первоначальный вариант.
Критика по природе своей неприятна и нежелательна. И если уж с ней мирятся, то 
потому только, что она полезна. Из этого следует, что отношение людей во многом 
зависит от того, насколько налажен критический процесс; и наоборот, отношение 
людей влияет на критический процесс. Это круговое, рефлексивное отношение; оно и 
придает критическому типу мышления его динамический характер в противоположность 
статическому постоянству традиционного типа. Эффективность критики разнится в 
зависимости от предмета и цели мыслительного процесса. Таким образом, можно 
предположить, что для одних областей критический подход будет более важен, для 
других — менее.
 Научный метод 
Критический процесс наиболее эффективен в естественных науках. Научный метод 
выработал свои неписаные правила и условности, которые принимаются всеми 
участниками. Одно из этих правил гласит, что ни один человек, как бы талантлив и 
честен он ни был, не может в совершенстве что-либо постичь; все теории должны 
отдаваться на суд всей научной общественности. В результате этот межличностный 
процесс должен достичь такой степени объективности, которая была бы невозможна 
для мыслителя-одиночки. 
Ученые отличаются таким глубоким критическим подходом не потому, что они более 
рациональны или терпимы, чем обычные люди, но потому, что научную критику 
труднее отбросить, чем другие формы критики: их отношение — скорее результат 
критического процесса, а не его причина. Эффективность научной критики 
определяется сочетанием ряда факторов. С одной стороны, природа предоставляет 
легкодоступные и надежные критерии, на основе которых можно оценивать значимость 
теорий; с другой стороны, имеются сильный соблазн принять эти критерии и 
следовать им: природа живет независимо от наших желаний, и мы не можем 
использовать ее себе во благо, пока не познаем сначала ее законов. Научное 
знание не только помогает установить истину; оно также помогает нам жить. Люди 
могли бы счастливо жить в уверенности, что Земля плоская, не обращая никакого 
внимания на опыты Галилея. Столь убедительными его аргументы сделало золото и 
серебро, найденное в Америке. Он не думал ни о каких практических результатах, 
более того, их бы и не было, если бы научные исследования ограничивались чисто 
практическими задачами. Однако они являются высшим доказательством научного 
метода: только потому, что существует реальная действительность, и потому, что 
человеческое знание о ней несовершенно, наука смогла обнаружить определенные 
факты действительности, о существовании которых люди и не подозревали.
            Вне царства явлений природы критика менее эффективна. В метафизике, 
философии и религии критерии оценки отсутствуют; в общественных науках не так 
силен соблазн им следовать. Природа живет по своим собственным законам, 
независимо от наших желаний; на общество, однако, могут оказать воздействие 
общественные теории. В естественных науках, чтобы быть эффективными, теории 
должны быть истинны; совершенно не обязательно они должны быть истинными в 
общественных науках. Короче, люди склонны поддаваться воздействию теорий. В этой 
области научные законы менее строги, и в результате страдает межличностный 
процесс. Теории, которые стремятся переделать мир, могут рядиться в научные 
одежды, с тем чтобы прикрываться авторитетом науки, не следуя, однако, ее 
законам. Критический процесс не может здесь особенно помочь, так как в данном 
случае нет такого согласия относительно цели исследования, как в случае с 
естественными науками. Существуют два критерия оценки теорий: истинность и 
эффективность, — и они здесь не совпадают. 
Чтобы преодолеть эту сложность, большинство сторонников научного метода 
предлагает с удвоенными усилиями внедрять принципы и критерии, выработанные 
естественными науками. Карл Поппер выдвинул теорию единства науки: те же методы 
и критерии применимы и к природным, и к социальным явлениям. В "Алхимии 
финансов" я показал, что считаю эту теорию несовершенной. Существует 
основополагающее различие между предметами этих двух наук: предмет общественных 
наук обладает рефлексивной природой, а рефлексивность снимает различие между 
утверждением и фактом, благодаря которому критический процесс в естественных 
науках столь эффективен. Само выражение "общественные науки" неправомерно; 
представляется, что более точно было бы сравнить изучение общественных явлений с 
алхимией, потому что изучаемое явление может принимать любую форму в 
соответствии с желанием экспериментатора, что невозможно проделать с природными 
сущностями. Если назвать общественные науки алхимией, это больше поможет 
критическому процессу, чем теория единства науки. В этом случае мы исходим из 
того, что истина и эффективность не совпадают, и это не даст общественным наукам 
паразитировать на авторитете естественных наук. Это открыло бы пути 
исследования, которые в настоящий момент закрыты: различие предметов оправдывает 
различие подходов. Общественные науки неизмеримо пострадали от того, что 
пытались слишком рабски подражать естественным наукам.
Демократия 
Если отбросить принцип объектив