ог доставлять действительные мучения, я согласен выразиться мягче, - скажу мучительные тревоги. В каком состоянии находится отечество? Не показываются ли признаки духовных и физических болезней?
     Изглажены ли старые исторические грехи? Как исполняется долг христианского народа? Не предстоит ли еще день покаяния? - Все это только варианты двух роковых вопросов, в корне подрывающих наивный и самоуверенный оптимизм "почтеннейшей публики". (43)
     И автор решительно выступает за патриотизм - размышляющий и тревожный. Именно такой патриотизм сегодня является основой для возрождения России - дела, к которому весьма неравнодушны миллионы россиян.
     Только 25% иммигрантов считают, что религия играет важную или очень важную роль в их жизни. Что касается россиян, то 59,4% относят себя к православным. При этом 54,4% считают, что их вера помогает им преодолевать страх перед опасностью, которой они боятся больше всего.
     Здесь, конечно, легко впасть в соблазн некритического отношения к результатам опроса. Возможно, некоторые считают себя верующими без серьезных оснований. Но то, что они стали об этом задумываться, дает основание надеяться, что они из тех, кто свой духовный хлеб вырабатывает собственным трудом, что они из патриотов размышляющих и тревожатся о своей Родине.
     Всегда, когда сталкиваюсь с разницей в вере на Западе и в России, приходит в голову мысль, что дело-то в том, что христианство на Западе само умирает, а в России было насильственно убито. Потому оно и возрастает теперь так быстро. А там, где оно своей смертью умерло, - там надежды нет.
     
     
      Таблица 1
     Политические предпочтения россиян и
     иммигрантов "это мне наиболее близко" (в %)

В России
У российских иммигрантов


В Нью-Йорке
В Бостоне
1. Партии и движения, отстаивающие идеалы социализма 
27,7
9,3
18,6
2. Партии и движения, отстаивающие курс на продолжение рыночных реформ и включение России в мировое сообщество 
51,7
62,8
62,8
3. Партии и движения, выступающие за восстановление России как великой державы 
69,7
23,3
18,6
     
     Ведь если чем-то решительно отличаются россияне от своих бывших сограждан, проживающих ныне в США, то заботой о восстановлении России как великой державы. Процент респондентов по этому показателю превышает процент иммигрантов в Нью-Йорке в три, а в Бостоне почти в четыре раза. И, конечно, здесь не следует забывать и данные, на основе которых был сделан вывод о том, что тот, кто тревожится об экологии своей страны не де юре, а де факто является патриотом.
     "Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастий размышляй..." - говорил Екклезиаст. Может быть, потом, что так много на Руси дней несчастий здесь раньше других философы серебряного века стали размышлять о единстве социума и природы. В нем находит отражение и то космическое сознание, которое в отличие от рационалистического, индустриального было более свойственно русским мыслителям. А известно, что русский космизм "альтернативен" социоцентризму. "Русская самобытная философия, - писал А.Ф.Лосев, - представляет собой непрекращающуюся борьбу между западноевропейским абстрактным racio и восточнохристианским, конкретным богочеловеческим Логосом и является беспрестанным, постоянно поднимающимся на новую ступень постижения иррациональных и тайных глубин космоса конкретным и живым разумом".
     Современную эпоху многие мыслители называют реставрационной. В самом деле она, прежде всего, является постиндустриальной, характеризуется экологическими прозрениями и запретами на безудержный технологический активизм. Но она же является и посттоталитарной, связанной с культурологическими прозрениями и запретами на революционаристские эксперименты с обществом. "Раньше всех соответствующие предостережения сформулировала причем на достаточно рафинированном научном языке русская культура серебряного века. По сути, она совершила попытку российской цивилизационной альтернативы западным принципам жизнестроения, породившим крайне жесткие промышленные и политические технологии, эгоистично не рассчитанные на завтрашний день человечества". (44)
     Большая часть наших респондентов, скорее всего, не очень разбирается в рафинированном научном языке русской культуры серебряного века. Но то, что сегодня среди них наибольшую тревогу и страх вызывают эти проблемы, что начинает все более отчетливее проявляться новое экологическое сознание - все это дает основания полагать, что предвосхищения русских философов не только вызывают возросший интерес среди ученых мужей, но и все больше проникают в народную массу.
     Сейчас, после конца холодной войны, глобальные проблемы существования человечества все еще не осмыслены и не решены. Мир вновь на распутье. Только очень недалекие люди могут считать, что правда на стороне победителя. Перефразируя Симону Вейль, можно сказать, что истина, как и справедливость, всегда беглянка из стана победителей. И совсем не очевидно, кто сегодня предложит человечеству выход из тупика, в который оно само в очередной раз загоняет себя. Кто знает, может быть России, сполна испытавшей в ХХ веке все мыслимые и немыслимые страдания и беды, цена которым десятки миллионов жизней, суждено предложить миру новую цивилизованную альтернативу - понимание, что, наряду с проблемой ликвидации тоталитаризма, политического насилия над человеком, сегодня будущее нашей планеты определяется, преодолевающей эгоизм людей, нации, стран, борьбой всего человечества с индустриальным насилием над природой.
     Так что же лучше: насилие над человеком или насилие над природой? Оба хуже, но насилие над природой не оставляет никаких надежд. Горбатого лишь могила исправит. И это будет могила всей нашей планеты.
Глава 14 (В.Ядов). Структура и побудительные импульсы тревожнго сознания
       Предметом нашего исследования является катастрофическое сознание. Но сущность и рамки этого феномена требуется уточнить, опираясь на фактические данные. В какой мере мы сталкиваемся с эффектом повышенного невротизма (например, страх перед нашествием инопланетян) и социальной тревожностью, имеющей реальные основания в сегодняшней жизни? Что, собственно, следует отнести к катастрофизму в массовом сознании, а что - к иным его состояниям (например, тревожности, озабоченности)? Какова латентная структура массовых страхов и тревог? И, наконец, какие действия для самосохранения (защиты себя и других) от разного рода опасностей люди предпринимают или намерены предпринять? Программа исследования предусматривала возможность поиска ответов на эти вопросы, хотя бы в первом приближении1.
     
Эпидемия социальной тревожности
     Предполагалось, что в известной мере беспокойства и страхи могут быть вызваны повышенным уровнем индивидуального невротизма. В современном мире, в индустриальных, урбанизированных обществах невротизм становится нормой. Но даже если это и так, то всегда найдутся более или менее уравновешенные люди, которые адекватно реагируют на окружающее, и такие, которые видят опасность там, где психически уравновешенный человек ее не усматривает. Поэтому правомерен вопрос: насколько тревоги и беспокойства, связанные с реальными или предположительными (иногда и воображаемыми) угрозами, объясняются общеличностной, индивидуальной тревожностью людей. Последняя фиксировалась стандартным тестом общей обеспокоенности (General anxiety): бессонница, низкая самооценка, неадаптированность к ситуации versus, уверенность в себе, ощущение бодрости и т.п. (табл.1). 
     62,5% опрошенных в нашей выборке могут быть отнесены к умеренно тревожным: 50% из них сообщают, что стали раздражительны, 27,7% - что страдают бессонницей, 35% - что не испытывают чувства бодрости и т.д., а иные испытывают некоторые из этих состояний одновременно. Около 20% ощущают полный или почти полный синдром, диагностирующий высокую общеличностную тревожность.
     
Таблица 1
Распределение по тесту общей тревожности


min ???????значения теста???????? max
N
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
%
17,9
17,0
19,3
14,7
11,6
8,2
6,0
3,1
1,3
0,9
%
17,9
62,5
19,6
Тип
Норма
Несколько тревожные
Высокотревожные
     
     Большинство опрошенных утверждают, что начали испытывать беспокойство и страхи с началом реформ (23%) или в последние годы (48%). Около 20% испытывали беспокойства "с момента, когда начали задумываться над жизнью", - это те же 20% страдающих высокой общеличностной тревожностью. 
     Высокая тревожность по индексу катастрофизма В.Н.Шубкина (то есть опасения конкретных социальных и природных событий), равно как и по тесту общей тревожности, более явно выражена в группе лиц 40-49-летнего возраста и старше 60 лет, а также у женщин в сравнении с мужчинами и у лиц с низким уровнем образования. Иными словами, тревоги в восприятии реальности выше у наименее адаптируемой части населения, менее защищенной в силу материального и физического состояния и с относительно меньшим информационным потенциалом.
     Проверялась гипотеза: насколько страхи и обеспокоенность людей различными проблемами связаны с их представлениями о том, что теми же проблемами обеспокоены и другие. Иными словами, можно ли сказать, что исследуемая нами тревожность (катастрофизм) переживается, ощущается людьми как явление социальное, а не как их особое, индивидуальное состояние. 
     Коэффициент сопряженности для признака "В какой мере перечисленные ниже бедствия кажутся опасными лично для вас и ваших близких?" (это довольно опасно; очень опасно, это гибельно; затрудняюсь ответить) и признака "Как вы думаете, как много людей обеспокоены перечисленными ниже опасностями?" (весьма немногие; достаточно много; большинство людей; затрудняюсь ответить) по всем классам опасностей - социально-экономических, экологических, вызванных глобальными силами зла и т.д., - значим на уровне 0,001% и колеблется в пределах 0,41-0,442. Такие же связи получены для таблиц сопряженности: представление об опасностях лично для себя versus опасностях для себя и своих близких - от 0,39 до 0,42 (р?0,001); представления об опасностях лично для себя versus насколько другие люди опасаются того же самого" - от 0,39 до 0,45 (р?0,001).
     Например, более 50% из тех, кто сообщает, что их лично очень тревожат неожиданные природные, или экономические, или политические бедствия, считают, что то же самое тревожит большинство людей, 30% полагают, что это тревожит достаточно многих граждан. Из тех, кто считает достаточно вероятными экологические бедствия, 43% полагают, что этим же обеспокоено большинство, и 12% - многие. И, напротив, люди, которые не испытывают особого беспокойства или затрудняются определить свое отношение к этим проблемам, полагают, что и другие мало обеспокоены или же, как и они, не могут выразить своего определенного отношения. Из тех, например, кто не знает, насколько вероятны упомянутые в опросе опасности, около 30% не знают, обеспокоены ли этим другие, 30% считают, что этим обеспокоены немногие. Зона неопределенности составляет здесь около 60%. Для тех же, кто выражает явное беспокойство, зона неуверенности в обеспокоенности других сужена до 30-40%. 
     Из этого краткого анализа можно сделать следующие выводы: немалая часть населения (в среднем двое из десяти человек) страдает повышенной общеличностной тревожностью, усугубляемой социально-экономической нестабильностью, хотя истоки их невротизма глубже и должны быть объяснены фактами их биографии. Кроме того, до 70% опрошенных обнаруживают более или менее выраженное состояние социальной тревожности. Свои страхи и беспокойства, в отличие от первой группы, они считают типичными для многих других или для большинства населения и прямо связывают с реформами и нестабильностью общества в наше время. Следовательно, мы имеем дело с проявлениями именно социальной, эпидемиологической тревожности в том смысле, что она порождается в качестве массового явления как социально обусловленная эпидемия страхов и беспокойств.
     
Катастрофическое и депривированное сознание
     Насколько уверенно можно утверждать, что предмет нашего исследования - катастрофическое сознание? В.Э.Шляпентох в своей теоретической разработке проекта (рукопись) отмечает, что в узком смысле катастрофизм связывается с природными бедствиями, например, массовым исчезновением биологических видов или вторжением космических объектов [1]. В социальной жизни разрушительные события воспринимаются таковыми в рамках определенной системы ценностей. Так, для одних распад СССР - национальная катастрофа, для других - праздник независимости России. Во всяком случае, ощущение катастрофы - это восприятие жизненного пространства как непригодного для жизни. 
     Здесь мы вынуждены обратиться к теории относительной депривации [2]. Исходный принцип депривационного подхода состоит в анализе величины разрыва между желаемым и достигнутым с учетом потребностей человека или группы населения. Понятно, что все элементы формулы относительной депривации многозначны. Потребности детерминированы социокультурно, связаны с общественным положением, зависят от личностных притязаний. Желаемое испытывает те же влияния и во многом определяется социально-статусными, региональными и иными формами дифференциации, неравенства в условиях жизни, а также их оценкой как легитимных или нелегитимных. Оценка достигнутого опять-таки зависит от уровня и социальных, и индивидуальных притязаний. Критериальным в нашей культуре является несомненное доминирование ценности социальной справедливости, правда, понимаемой по-разному. 
     Как показано в публикуемой выше статье В.Н.Шубкина, в некоторых регионах страны ощущение катастрофизма, тревожности массового сознания заметно выше, чем в других, ибо люди сравнивают положение в своем регионе с положением в других и полагают это несправедливым. 
     В отличие от угрозы относительной депривации, угроза депривации абсолютной связана с невозможностью обеспечения элементарных жизненных потребностей. Уровень абсолютной депривации оценивается расчетами нормативов жизнеобеспечения. В нашем же случае - это субъективные оценки опасностей, угрожающих жизни. Так, ленинградские блокадники не соотносили свое положение с положением других по критерию справедливости, страдая от абсолютной депривации. Ощущение катастрофы близко к состоянию абсолютной депривации, то есть восприятию наличных условий как угрожающих самой жизни. Под этим углом зрения мы и рассмотрим латентную структуру тревог и страхов, переживаемых населением России.
Латентная структура тревожного сознания 
     Помимо ответов на вопросы, насколько люди обеспокоены теми или иными опасностями из 43 поименованных позиций, интервьюер просил респондента указать лишь одно бедствие, наиболее вероятное и наиболее страшное (табл.2).
     
     
Таблица 2
Самые опасные бедствия, открытый вопрос

Явление:
% ответов
ядерная война
14,6
снижение жизненного уровня, обнищание
9,9
гражданские и межэтнические войны
9,3
массовая безработица
7,7
химическое и радиационное заражение среды
7,4
полное беззаконие, криминализация общества
7,3-6,4
массовые эпидемии, СПИД
5,1
терроризм, опасность захвата власти экстремистами
2,7
     
     
Таблица 2а
Наименее вероятные бедствия, открытый вопрос

Явление:
% ответов
космическая катастрофа
10,8
нашествие ислама
5,6
сионизм и еврейский заговор, масонство
4,8-3,7
исчезновение белой расы
3,1
осознание бессмысленности жизни
2,7
перенаселение планеты
2,5
     
     Имея в виду эту статистику, но, опираясь на данные ответов в закрытой форме, рассмотрим, какова структура социально-тревожного сознания, то есть как взаимосвязаны тревоги и беспокойства относительно 43 перечисленных в анкете возможных и реально переживаемых бедствий. 
     Обратимся к данным факторного анализа (Приложение, табл.7).
      Первый фактор (V=24,4%) вобрал в себя с положительными нагрузками все 43 наименования источников тревог и беспокойств и может быть назван фактором общей тревожности. С наибольшими нагрузками в нем лидируют тревоги относительно загрязнения и разрушения среды обитания: уничтожения лесов (0,60), химического отравления среды (0,60), скопления радиационных отходов (0,59), уничтожения животного мира (0,59), а также опасения массовых эпидемий (0,59), истощения природных ресурсов (0,56), глобального потепления климата (0,55) и т.д.
     В числе страхов и беспокойств с достаточно высокой нагрузкой (более 0,50) в общем факторе мы находим: захват власти экстремистами или мафией (0,56), геноцид (0,51), полное беззаконие (0,52) и утрату чувства коллективизма (0,52).
     Страх перед угрозой самой жизни в этом последнем синдроме оказывается в одном ряду с опасениями утраты одной из главных социальных ценностей - взаимопомощи, взаимной поддержки. Наименьшими нагрузками в общем факторе обладают беспокойства в связи с возможностью прихода к власти радикальных коммунистов (0,20), нашествием ислама (0,34), захватом власти инопланетянами (0,38). Ни одно из этих опасений не попало в список наиболее возможных, наиболее опасных (табл.2).
      Второй фактор, биполярный (V=6,7%), обнаруживает две подструктуры связей. С достаточно высокими положительными нагрузками в него входят опасения, вызываемые: захватом мира масонами (0,63), еврейским заговором (0,63), нашествием ислама (0,59), распространением неонацизма (0,42), исчезновением белой расы (0,37), - то есть страхи, порождаемые ксенофобией. 
     Противоположный полюс в этом факторе составляют беспокойства, вошедшие в фактор с относительно невысокими отрицательными нагрузками и вызываемые:  опасностью  химического  и радиационного заражения   (-0,32), уничтожением лесов (-0,30), массовыми эпидемиями (-0,29), уничтожением животных (-0,27), истощением природных ресурсов (-0,27), глобальным потеплением климата (-0,27). Это - полюс рациональных опасений за сохранение среды обитания человека (и человечества).
     Очевидно, что данный фактор поляризует подструктуры беспокойств и тревог, провоцируемых относительной депривацией идеологизированного сознания в противоположность беспокойствам, связанным с достаточно прагматическими опасениями относительно загрязнения среды обитания человека и сохранения природы - опасениями абсолютной депривации. Назовем этот фактор "ксенофобия - экологическая тревожность".
      Третий фактор (V-5,3%) поляризует следующие две подструктуры: страх перед ядерной войной (0,45), концом света (0,48), нападением соседних государств (0,41), стихийными бедствиями (0,34) и космической катастрофой (0,33). Очевидный полюс катастрофизма. С высокими отрицательными корреляциями в этом факторе присутствуют: коррупция властных структур (-0,51), криминализация общества (-0,48), снижение жизненного уровня (-0,35), полное беззаконие (-0,31) и... кризис семейных ценностей 
(-0,26). 
     Данный фактор с полным основанием можно назвать фактором собственно "катастрофизма". Оба его полюса выражают страх перед угрозой самой жизни. Эти угрозы поляризованы на исходящие от природных или космических сил и социогенные. Заметим, что в ряду последних, правда, с небольшой нагрузкой, - кризис семейных ценностей.
      Четвертый фактор (V=3,8%) включает с положительными нагрузками: опасения перед терроризмом (0,31), гражданскими и межэтническими войнами (0,30), нападением извне (0,31), захватом власти экстремистами (0,29) и массовой безработицей (0,24). С отрицательными нагрузками в этом факторе лидируют: возникновение озоновых дыр (-0,40), глобальное потепление климата (-0,36), уничтожение лесов на планете (-0,35), уничтожение животных (-0,37), природных ресурсов (-0,22), химическое (радиационное) заражение (-0,23), скопление отходов (-0,22), приход к власти радикальных коммунистов (-0,24). 
     Это, видимо, фактор, который поляризует подструктуры страхов перед насилием и обнищанием против страхов перед уничтожением среды обитания, к коим присовокупляются беспокойство в связи с возвратом к тоталитаризму: фактор "терроризм - экологическая катастрофа". Этот фактор мы можем отнести к подструктуре катастрофического сознания.
      Пятый фактор (V=3,6%) включает с положительными нагрузками: страх перед геноцидом (0,43), захватом земли инопланетянами (0,35