ого-то,
___________
5 Здесь мы не можем согласиться с тезисом Лакана, по крайней мере так, как мы
поняли его из изложения Лаплан-ша и Леклера в "L'lnconscient", (Temps modem,
Juliet 1961, pp.111 sq.). Согласно этому тезису первичный порядок языка должен
определяться бесконечным скольжением означающего по означаемому, и каждое слово
тогда обладало бы единственным смыслом и соотносилось бы с другими словами
посредством серии эквивалентов, которые этот единственный смысл задавал для
слова. Наоборот, если только слово обретает несколько смыслов, организованных по
закону метафоры, оно явно стабилизируется. В то же время, язык оставляет первый
процесс и закладывает основу второго. Значит, единоголосие определяет первый, а
равноголосие - возможность второго процесса (р. 112). Но единоголосие
рассматривается здесь как единоголосие слова, а не как единоголосие Бытия,
которое высказывается обо всех вещах в одном и том же смысле - но не е языке,
который говорит это. Именно мысль о том, что единоголосое является словом, и
угрожающая выводом, что такого слова не существует - сама нестабильна и остается
только "фикцией". Напротив, нам кажется, что равноголосие точно характеризует
голос в первом процессе; и если есть сущностная связь между сексуальностью и
равноголосием, то она приобретает форму границы для равноголосого и для
тотализации - границы, которая делает единоголосое возможным - как подлинную
характеристику бессознательной вторичной организации.
325 ЛОГИКА СМЫСЛА
на одну треть был бы Стоиком, на одну треть Дзеном и на на одну треть -
Кэрролом: с одной стороны, он мастурбирует, чрезмерно жестикулируя, с другой -
он пишет на песке магические слова чистого события, открытого единоголосию:
"Разум - Я полагаю - это Сущность - Ent - Абстракт -то есть-Катастрофа- которую
мы - так сказать - Я имел ввиду - ". Итак, он заставляет энергию сексуальности
перейти в чистое асексуальное, не прекращая, однако, спрашивать: "Что такое
маленькая девочка?" - даже если этот вопрос должен быть заменен произведением
искусства, которое еще надо создать и которое только и дало бы ответ. Возьмем,
например, Блума на побережье... Несомненно, равно-голосие, аналогия и
возвышенное будут вновь заявлять свои права на третичный порядок .в денотациях,
сигнифи-кациях и манифестациях повседневного языка, подчиненного правилам
здравого и общезначимого смыслов. Когда же мы обращаемся к бесконечному
переплетению, которое зада¤т логику смысла, то начинает казаться, что этот
итоговый порядок вновь переоткрывает голос высоты первичного процесса, а еще,
что вторичная организация на поверхности возвращает что-то из самых глубочайших
шумов, глыб и стихий в Единоголосие смысла - краткий миг для поэмы без героя.
Что же еще может произведение искусства, кроме как снова следовать пути,
ведущему от шума к голосу, от голоса к речи, от речи к глаголу, конструируя эту
Music fur ein Haus, чтобы всегда возвращать независимость звукам и запечатлевать
молнию едино голосия. Конечно, такое событие быстро обрастает повседневной
банальностью или, наоборот, страданиями безумия.



Приложения


I
            Симулякр и античная философия






I. - Платон и симулякр
Что имеется в виду, когда речь заходит о "низвержении платонизма"? А ведь именно
в этом Ницше видел задачу собственной философии и вообще философии будущего.
Скорее всего, под "низвержением платонизма" подразумевается упразднение как мира
сущностей, так и мира явлений. Надо сказать, подобный замысел не принадлежит
собственно Ницше. Двойное низложение - низложение сущности и явления - восходит
к Гегелю, а точнее, даже к Канту. Однако сомнительно, чтобы Ницше вмел в виду то
же самое [что и названные философы]. Более того, в такой формулировке
низвержение понимается слишком абстрактно; она оставляет в тени мотивации
платонизма. Напротив, низвержение платонизма как раз и должно пролить свет на
эти мотивации. Нужно "уловить"* их так же, как Платон ловит софиста.
Вообще говоря, мотивацию, лежащую в основе теории идей, следует искать в волевом
стремлении выделять и отбирать. Это вопрос "проведения различий" между самой
"вещью" и ее образами, между оригиналом и копией, моделью и симулякром. Но одно
ли и то же имеется в виду, когда мы говорим об этих видах различий?
__________
* "...род софиста тяжело уловить" - Софист, 218d. - Примечание переводчика.
329 ЛОГИКА СМЫСЛА
Замысел Платона прояснится, если мы обратимся к самому методу деления, ибо
последний не просто один из многих диалектических приемов. Он вбирает в себя
весь потенциал диалектики, чтобы слить его с другим потенциалом и, таким
образом, представляет целую систему. Прежде всего отметим, что рассматриваемый
метод состоит в делении родов на противоположные виды так, чтобы исследуемая
вещь могла быть подведена под адекватный ей вид. Этим объясняется процесс
спецификации [в Софисте], направленный на определение того, что такое
рыболовство. Однако, это лишь поверхностный аспект деления, его ироническая
составляющая. Если же к процедуре деления отнестись серьезно, то в силе остается
и возражение Аристотеля относительно того, что подобное деление - это плохой или
бессильный силлогизм, поскольку в нем отсутствует средний термин* . Отсутствие
среднего термина ведет к ряду необоснованных заключений - например, что
рыболовство есть один из видов приобретения, приобретения посредством удара и
так далее.
Таким образом, подлинную цель деления следует искать в чем-то другом. Так, в
диалоге Политик приводится предварительное определение, гласящее, что политик -
это пастырь народа. Но на ту же роль сразу начинают претендовать и другие. Врач,
торговец, земледелец в один голос заявляют: "Это я - пастырь народа". Та же тема
поднимается и в диалоге Фвдр, когда речь заходит о том, что такое исступление,
или, точнее, как распознать подлинное исступление, или истинную любовь. Немало
претендентов наперебой утверждают: "Это я - подлинно одержимый, это я - истинно
любящий". Значит цель деления вовсе не в том, чтобы разбить роды на виды. Она
гораздо глубже и состоит в том, чтобы определить происхождение: разделить
претендентов, отли-
__________
* "...деление есть как бы бессильный силлогизм, ибо то, что должно быть
доказано, оно постулируется, и при этом всегда выводится что-то более общее [чем
то, что должно быть доказано]. Но как раз это и было упущено из виду всеми теми,
кто пользуется делением..." - Аристотель. Собр. соч. в 4-х т.т., М., Мысль, т.2,
стр. 183. - Примечание переводчика.
330 ПРИЛОЖЕНИЯ
чить чистое от нечистого, подлинное от неподлинного. Отсюда и живучая метафора,
сравнивающая процедуру деления с проверкой золота на пробу. Платонизм - это
философская Одиссея; и диалектика Платона вовсе не сводится к диалектике
противоречий или противоположностей. Ее, скорее, можно назвать диалектикой
соперничества (amphisbetesis), диалектикой соперников и претендентов. Суть
деления не в его широте, не в разбиении рода на виды, а в глубине - в отборе по
происхождению. Следует тщательно разобраться в каждой претензии, отличить
истинных претендентов от ложных. Для достижения этой цели Платон опять-таки
прибегает к иронии, ибо как только перед процедурой разделения на деле ставится
задача отбора [претендентов], все происходит так, будто бы как раз для этого она
и не годится - разделение подменяется мифом. Например, в Федре миф о
круговращении душ сводит на нет все усилия, направленные на деление. То же самое
наблюдается и в Политике, когда все сводится к мифу о древних временах. Такова
вторая ловушка деления, его вторая ироническая составляющая - увертка, явное
ускользание или отказ от поставленных целей. Дело в том, что миф, фактически,
ничему не мешает. Наоборот, он есть составная часть деления. Делению присуще
преодоление различия между мифом и диалектикой, снятие их дуальности,
воссоединение потенциалов диалектики и мифа. И действительно, миф, с его
неизменно циклической структурой, повествует об основах. Он позволяет строить ту
модель, по которой уже можно судить о претендентах. По сути дела, в обосновании
нуждается чье-то притязание. Именно тот, кто на что-то претендует, ссылается на
обоснованность своих требований. И именно эти требования можно рассматривать как
вполне обоснованные, слабо обоснованные или вообще необоснованные. Так, в Федре
миф о круговращении говорит о том, что всякая душа до своего следующего
воплощения способна созерцать идеи. Этот же миф дает и критерий отбора, по
которому к подлинной одержимости, или истинной любови, способны только те души,
которые ви-дели больше и сохранили дремлющие, но способные Пробудиться
воспоминания о виденном. Души же чувст-
331 ЛОГИКА СМЫСЛА
венные, забывчивые, полные мелких забот, отвергаются как ложные претенденты. То
же и в Политике: миф о круговращении душ показывает, что определение политика
"пастырем народа" буквально приложимо только к образу архаического бога. Но и в
этом мифе мы находим критерий отбора, по которому разные горожане отнюдь не
равноправны в рамках данной мифологической модели. Короче говоря, решением
проблемы, связанной с методом отбора, является избранная сопричастность.
Быть сопричастным, в лучшем случае - значит занимать второе место. Отсюда берет
начало и знаменитая триада неоплатоников: непричастное, сопричастное и участник.
Ее можно переиначить и так: основание, объект притязания и претендент. Или же:
отец, дочь и жених. Основание - это то, что обладает чем-то изначально. Оно
уступает то, чем обладает, в пользование просителю, который владеет полученным
лишь вторично и лишь постольку, поскольку оказался способен пройти проверку на
обоснованность [своих претензий]. Сопричастное - это как раз то, чем изначально
обладает непричастное. Непричастное отдает сопричастное для участия, оно
предлагает сопричастное участникам: Справедливость, свойство "быть справедливым"
и справедливый человек. Мы, разумеется, должны различать все уровни, иметь в
виду всю иерархию такой избранной сопричастности. Разве не существует
обладателей третьего, четвертого ранга и так далее вниз по ступеням иерархии -
вплоть до того, кто владеет не более, чем симулякром, миражом - кто сам лишь
мираж и симулякр? Эта иерархия в диалоге Политик детально расписана: истинный
политик, чьи полномочия хорошо обоснованы, затем родственники, наемники, рабы и
так далее - до симулякров и имитаций. Над этими последними тяготеет проклятие -
в них воплощается зловещая сила ложного претендента.
Итак, миф задает имманентную модель, обоснование-проверку, по которым можно
судить о претендентах и оценивать их претензии. Только при таком условии
процедура деления движется к своей цели и достигает ее. Цель же состоит не в
спецификации понятий, а в идентификации Идеи; не в определении вида, а в отборе
по происхождению. Но чем объяснить, что из трех важ-
332 ПРИЛОЖЕНИЯ
нейших диалогов, касающихся деления - Федр, Политик, Софист, - последний не
содержит в себе обосновывающего мифа? Все просто. В Софисте метод деления
применяется парадоксальным образом - не для того, чтобы дать оценку достойному
претенденту, а наоборот, чтобы уличить ложного претендента как такового, чтобы
определить бытие (или, скорее, небытие) симулякра. Софист сам воплощает бытие
симулякра, он выступает как сатир иди кентавр, как Протей, всюду проникающий и
повсюду Сующий свой нос. Поэтому Софист завершается самым необычайным, наверное,
приключением платонизма: после всех погонь за симулякром заглянувшему в бездну
Платону, хотя бы и на мгновение, открылось, что симулякр - не просто ложная
копия, но что он ставит под вопрос само понятие о копии и модели. Окончательное
определение софиста подводит нас к черте, за которой мы уже не можем отличить
его от самого Сократа - мастера иронии, оперирующего в приватной беседе
лаконичными вопросами и ответами. Случайно ли ирония доведена здесь до такой
крайности? Не сам ли Платон указал путь низвержения платонизма?

* * *
Мы начали с исходного определения мотиваций платонизма: отделить сущность от
явления, интеллигибельное от чувственного, идею от образа, оригинал от копии,
модель от симулякра. Но теперь мы видим, что все эти выражения не равнозначны.
Различие перемещается между двумя типами образов. Копии - вторичные обладатели
[сопричастным]; они - претенденты, стоящие на прочных основаниях, чьи претензии
гарантированы сходством [с непричастным]. Симулякры - нечто вроде ложных
претендентов, чьи претензии строятся на несходстве, заключающемся в сущностном
извращении или отклонении [от непричастного]. Именно в этом смысле Платон
разделяет всю область образов-идолов на две части: с одной стороны, есть
копии-иконы, с другой - симулякры-фантазмы1. Теперь мы можем лучше опреде-
___________
1 Софист, 236в, 264с.
333 ЛОГИКА СМЫСЛА
лить мотивацию Платона в целом: она связана с отбором среди претендентов, с
различением хороших и плохих копий или, скорее, копий (всегда обремененных
несходством) и симулякров (всегда нагруженных различиями). Суть дела в том,
чтобы обеспечить победу копии над симулякром, подавить его, загнать на самое дно
и не давать ему выйти на поверхность, чтобы всюду "совать свой нос".
Великая очевидная дуальность - идеи и образа - налицо только тогда, когда ставят
целью обеспечить скрытое различие между этими двумя типами образов и дать
конкретный критерий [для их разделения]. Ибо, если копии и иконы суть хорошие
образы и имеют прочное основание, то только потому, что они наделены сходством.
Но такое сходство нельзя понимать как внешнее отношение. Оно существует не
столько между вещами, сколько между вещью и Идеей, поскольку именно Идея
охватывает те отношения и пропорции, которые конституируют внутреннюю сущность
[вещи]. Будучи вместе и внутренним, и духовным, сходство выступает и мерой
притязания: копия по-настоящему походит на некую вещь лишь в той степени, в
какой она походит на Идею этой вещи. Претендент соответствует объекту притязаний
лишь постольку, поскольку смоделирован (внутренне и духовно) согласно Идее. Он
наделяется определенным качеством (например, "быть справедливым") лишь
настолько, насколько он смог обосновать себя на сущности (справедливости).
Короче говоря, именно высшее тождество в Идее обосновывает правомерность
притязания копий, поскольку последнее опирается на внутреннее или производное
сходство. Обратимся теперь к другой разновидности образов - к симулякрам. Того,
на что они претендуют (объект, качество и так далее), они добиваются хитростью,
- агрессией, инсинуациями, ниспровержениями. Они идут "против отца", в обход
Идеи2. Их неосновательные претензии прикрыва-
____________
2 Анализируя отношение между письмом и логосом, Ж.Деррида обнаружил эту
платоновскую фигуру: отец логоса, сам логос и письмо. Письмо и есть некий
симулякр, ложный претендент, поскольку именно оно силой и ловкостью намеревается
захватить логос или даже вытеснить последний, не проходя через отца. Cf., "La
Pharmacie de- Platon", Tel Quel, nе 32, pp.l2ff, et no.33, pp.38ff. Ту же фигуру
мы находим и в Политике: Благо как отец закона, сам закон и различные
постановления. Благие постановления суть копии; но они становятся симулякрами
как только, уклоняясь от Блага, попирают и узурпируют закон.
334 ПРИЛОЖЕНИЯ
ют несходство, которое держит их во внутреннем неравновесии.
Назвать симулякр копией копии, бесконечно деградировавшим иконическим образом
или бесконечно отдаленным сходством, значило бы упустить главное - то, что
симулякр и копия различны по природе; то, благодаря чему они составляют две
части одного деления. Копия - это образ, наделенный сходством, тогда как
симулякр - образ, лишенный сходства. Катехизис, во многом питаемый платонизмом,
уже познакомил нас с понятием симулякра. Бог создал человека по своему образу и
подобию. Согрешив, человек утратил подобие, но сохранил образ. Мы превратились в
симулякр. Мы отказались от нравственного существования в пользу существования
эстетического. Вспомнить о катехизисе полезно и потому, что в нем подчеркивается
демонический характер симулякра. Несомненно, последний все еще создает эффект
подобия. Но это эффект целого, полностью внешний и производимый средствами,
совершенно отличными от тех, что действуют внутри модели. Симулякр строится на
несоответствии и на различии. Он несет несходство внутри себя. Вот почему мы не
можем больше определять его, исходя из отношения к модели - модели, налагаемой
на копии, модели Того же Самого, задающей подобие копий. Если у симулякра и есть
какая-то модель, то совсем иного типа - модель Иного, которая обусловливает
внутреннее несходство3.
Возьмем, к примеру, знаменитую триаду платоников:
потребитель, производитель, имитатор. Если потребитель стоит на вершине
иерархической лестницы, то потому, что он оценивает цели и располагает истинным
знанием - знанием модели, или Идеи. Копию же можно
___________________
3 Иное, фактически, - это не только недостаток, аффектирующий образы; оно само
появляется в качестве возможной модели, которая противоположна хорошея модели
Того же Самого: см., Тэтет, 176е; Тимей, 28в.
335 ЛОГИКА СМЫСЛА
считать имитацией в той степени, в какой она воспроизводит модель. А поскольку
это поэтическая, духовная и внутренняя имитация, то она, вместе с тем, выступает
и как подлинное произведение, регулируемое отношениями и пропорциями,
конституирующими сущность. В хорошей копии всегда заложена порождающая процедура
и соответствующее этой процедуре если не знание, то правильное мнение. Итак, мы
видим, что имитация обречена на уничижительный смысл, поскольку теперь она
выступает как всего лишь симуляция [идеи], то есть прилагается к симулякру и
обозначает только внешний, непродуктивный эффект сходства - эффект, достигаемый
хитростью и ниспровержением [идеи]. Больше нет даже и правильного мнения. Место
познания занимает некое ироническое состязание, искусство столкновения, лежащее
вне знания и мнения4. Платон специально показывает, как достигается такой
непродуктивный эффект: дело в том, что наблюдатель не способен охватить те
огромные масштабы и глубины, которые несет в себе симулякр. Именно в силу такой
неспособности у наблюдателя и возникает впечатление сходства. Симулякр включает
в себя дифференциальную точку зрения. Наблюдатель становится частью самого
симулякра, а его точка зрения трансформирует и деформирует последний5. Короче
говоря, в симулякре присутствует некое умопомешательство, некое неограниченное
становление. Так в Филебе, например, мы читаем: "...ни более теплое, ни более
холодное, принявшие определенное количество, не были бы больше таковыми, так как
они непрерывно движутся вперед и не останавливаются на месте..."*. Становление
всегда иного, низвергающее глубинное ста-
_____________________
4 См. Государство, 10:602а, и Софист, 268а.
5 Одуар очень хорошо показал тот аспект, что симуляк-ры - "это конструкции,
включающие угол зрения наблюдателя так, что в любой точке, где находится этот
наблюдатель, воспроизводится иллюзия... В действительности акцент делается не на
определенном статусе небытия, а, скорее, на этом едва заметном разрыве - на едва
заметном искажении реального образа, происходящем в точке, занятой наблюдателем
и дающим возможность построить симулякр - творение софиста" ("Le Simulacre",
Cahiers pour l'analyse, nе 3).
* Платон, Флеб, 2411. - Примечание переводчика.
336 ПРИЛОЖЕНИЯ
новление, идущее в обход равного, предела, Того же Самого или Подобного: всегда
сразу большее и меньшее, но никогда - одинаковое. Поставить предел становлению,
упорядочить его согласно Тому же Самому, загнать его в рамки сходства, - а ту
часть, которая остается непокорной, затолкать как можно глубже, замуровать в
пещере на дне Океана - вот цель платонизма, стремящегося обеспечить триумф икон
над симулякрами.
* * *
Итак, платонизм закладывает основы всей той области, которую философия позже
признает своей: область представления, которую наполняют копии-иконы, и которая
определяется не внеш