Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
ится линией мысли, а значит,
той операции, посредством которой сексуальная поверхность и все остальное
проецируется на поверхность мысли. Мы дали имя "символизация" той операции,
посредством которой мысль переиначивает благодаря своей собственной энергии все
то, что происходит и проецируется на поверхности. Очевидно, что символ столь же
нередуцируем, как и то, что символизируется, а сублимация столь же
нередуцируема, как и то, что сублимируется. Только совсем недавно предположение
о связи между раной кастрации и трещиной, полагающей мысль, или между
сексуальностью и мыслью как таковой перестали считать чем-то комичным. Нет
ничего комичного (или грустного) в той одержимости, какой отмечен путь
мыслителя. Это вопрос не причинности, а скорее географии и топологии. Это не
значит, что мысль думает о сексуальности, или что мыслитель размышляет о браке.
Именно мысль является метаморфозой пола, а мыслитель - метаморфозой супружеской
пары. От пары к мысли - хотя мысль переиначивает пару в диаду и совокупление. От
кастрации к мысли - хотя мысль переиначивает кастрацию в церебральную трещину и
абстрактную линию. Точнее говоря, фантазм движется от фигуративного к
абстрактному; он начинает с фигуративного, но должен продолжится в абстрактном.
Фантазм - это процесс полагания бестелесного. Это машина для выделения
некоторого количества мысли, для распределения разницы потенциалов на краях
трещины и для поляризации церебрального поля. Когда он возвращается к своему
внешнему началу (смертельной кастрации), он всегда заново начинает свое
внутреннее начало (движение десексуализации). В этом смысле фантазм обладает
свойством приводить в контакт друг с другом внутреннее и внешнее и объединять их
на одной стороне. Вот почему он служит местом вечного возвращения. Он без конца
пародирует рождение мысли, он начинает новую десексуализацию, сублимацию и
символизацию, втянутые в акт этого порождения. Без таких внутренних репетиций
начала, фантазм не смог бы со-
288 МЫСЛЬ
брать воедино другое свое, внешнее начало. Риск, очевидно, состоит в том, что
фантазм отступает к наибеднейшей мысли, к ребячески-незрелым чрезмерным
ежедневным мечтам "про" сексуальность всякий раз, когда он не удерживается на
своей отметке и снижается, то есть всякий раз когда он отступает "в-между" двух
поверхностей. Но есть и триумфальный путь фантазма - тот путь, который указан
Прустом. От вопроса "Должен ли я жениться на Альбертине?" до проблемы
произведения искусства, которое еще надо создать, - вот путь, где разыгрывается
спекулятивное совокупление, и который начинается с сексуальной пары и повторяет
путь божественного творения. Почему триумф? Что это за вид метаморфозы, когда
мысль выдает (или переиначивает) то, что проецируется по поверхности ее
собственной десексуализованной энергией? Ответ состоит в том, что мысль делает
это под маской События. Она делает это при помощи той части события, которую нам
следовало бы назвать неосуществимой именно потому, что она принадлежит мысли и
может осуществляться только мыслью и в мысли. Тогда возникают агрессия и
прожорливость, превосходящие все, что происходило в глубине тел, желания,
любовь, образование пар, совокупления и намерения, превосходящие все, что
происходит на поверхности тел; и наконец, бессилие и смерть, превосходящие все,
что могло бы произойти. В этом бестелесное великолепие события как той сущности,
которая адресует себя мысли и которая одна может вызвать ее - сверх-Бытие.
Мы рассуждали так, словно о событии можно говорить сразу после того, как
результат отделен и отличен от действий и страданий, которые его порождают, и от
тел, в которых он осуществляется. Но это не вполне точно, нужно подождать до
второго экрана, а именно, до метафизической поверхности. До этого момента для
представления событий имелись только симулякры, идолы и образы, а не фантазмы.
Чистые события суть результаты, но результаты второй степени. Верно, что фантазм
воссоединяет и восстанавливает все в возвращении своего собственного движения,
но при этом все изменяется. Дело не в том, что обновление стало духов-
289 ЛОГИКА СМЫСЛА
ным обновлением, а совокупление - это жест духа. Но всякий раз происходило
высвобождение гордого и блестящего глагола, отличного от вещей и тел, положений
вещей и их качеств, их действий и страданий: так, глагол зеленеть, отличный от
дерева и его зелености, глагол поедать (или "быть съеденным"), отличный от пищи
и ее потребительских качеств, или глагол совокупляться, отличный от тел и их
полов - это вечные истины. Короче, метаморфоза - это освобождение несуществующей
сущности в каждом положении вещей и освобождение инфинитива в каждом теле и
качестве, каждом субъекте и предикате, каждом действии и страдании. Метаморфоза
(сублимация и символизация) для каждой вещи состоит в освобождении aliquid'a,
который является ноэматическим атрибутом и тем, что может быть ноэтически
выражено, вечной истиной и парящим над телами смыслом. Только здесь умереть и
убить, кастрировать и быть кастрированным, сохранить и вызвать, ранить и
удалиться, пожирать и быть пожранным, интроецировать и проецировать - становятся
чистыми событиями на трансформирующей их метафизической поверхности, где из них
выводится инфинитив. Ради единственного выражающего их языка и под единственным
"Бытием", в котором они мыслятся, все события, глаголы и выражае-мое-атрибуты
коммуницируют в своей выделенности как единое [целое]. Фантазм возвращает все на
эту новую плоскость чистого события, причем в той символической и
сублимированной части, которая не поддается осуществлению. Подобным же образом
он черпает из этой части силы для ориентирования своих осуществлений, для
удваивания их и для проведения их конкретного контр-осуществления. Ибо событие
должным образом вписано в плоть и в тело вместе с волей и свободой, подобающими
терпеливому мыслителю, только благодаря этой бестелесной части, в которой
заключен их секрет - то есть принцип, истина, конечность и квази-причина.
Значит, кастрация занимает совершенно особое положение между тем, результатом
чего она является, и тем, что она вынуждает начаться. Но не одна лишь кастрация
висит в пустоте, замкнутая между телесной поверхностью сексуальности и
метафизической поверхностью мысли. Фактически, именно полная сексуальная
поверхность является посредником между физической
290 MЫCЛЬ
глубиной и метафизической поверхностью. Ориентированная в одном направлении,
сексуальность может смести на своем направлении все: кастрация ответно реагирует
на сексуальную поверхность, из которой она исходит и которой она все еще
принадлежит своим следом; она разбивает эту поверхность, заставляя ее
воссоединиться с фрагментами глубины. И более того, сексуальность препятствует
сколько-нибудь успешной сублимации, любому развитию метафизической поверхности и
вызывает осуществление бестелесной трещины в самых сокровенных глубинах тела,
смешения ее со Spaltung глубины. Кроме того, сексуальность вынуждает мысль
коллапсировать в точку ее импотенции или на линию ее эрозии. Но ориентированная
в другом направлении сексуальность может проецировать все: кастрация
переоформляет метафизическую поверхность, которой она дает начало и к которой
она уже принадлежит благодаря высвобождаемой десексуализованной энергии, она
проецирует не только сексуальное измерение, но и измерения глубины и высоты на
эту новую поверхность, в которую вписаны формы их метаморфоз. Первая ориентация
должна быть определена как ориентация психоза, вторая - как ориентация успешной
сублимации. Между ними мы обнаруживаем все неврозы двусмысленного характера
Эдипа и кастрации. То же самое и со смертью: нарциссическое Я рассматривает ее с
двух сторон согласно двум фигурам, описанным Бланшо, - личная и наличная смерть,
которая разрушает эго и "противоречит" ему, когда она оставляет его на произвол
деструктивных влечений глубины и ударов извне; но кроме того безличная и
неопределенная смерть, которая "дистанцирует" эго, вынуждая его высвобождать
сингулярности, которые оно содержит, и поднимая его до инстинкта смерти на
другой поверхности, где "некто" умирает, и где смерть никогда не наступает и не
кончается. Вся биопсихическая жизнь - это вопрос измерений, проекций, осей,
вращении и сворачиваний. Какой же путь следовало бы избрать? На какую сторону
все собирается упасть, свернуться или развернуться? Эрогенные зоны уже втянуты в
сражение на сексуальной поверхности - в сражение, в котором генитальная зона
считается арбитром и миротворцем. Но генитальная зона сама служит ареной более
широкого контекста на
291 ЛОГИКА СМЫСЛА
уровне рода и всего человечества: контекста рта и мозга. Рот - это не только
поверхностная оральная зона, но также и орган глубины - рот-анус, выгребная яма,
интроеци-рующая и проецирующая каждый кусочек. Мозг - это не только телесный
орган, но также и индуктор невидимой, бестелесной и метафизической поверхности,
на которой записываются и символизируются все события3. Между такими ртом и
мозгом все и происходит, колеблется и получает свою ориентацию. Только победа
мозга, если таковая имеет место, освобождает рот для говорения, освобождает его
от экскрементальной пищи и удаляющихся голосов и питает его всеми возможными
словами.
______________
3 Именно Эдмонд Перре с эволюционистской точки зрения явно сформулировал теорию
"конфликта между ртом и мозгом". Он показал, как развитие нервной системы
позвоночных ведет к тому, что мозговые окончания занимают то место, где у
кольчатых находится рот. Он исследовал понятие позы, чтобы объяснить эти
ориентации и изменения положения и статуса. Он применил метод, начало которому
положил Джефрой Сент-Элер, - метод идеальных сгибаний,- комбинирующий сложным
образом пространство и время. см. "L'Origine des embranchements du regne
animal", Scientia, mai 1918.
Биологическая теория мозга всегда указывала на его поверхностный характер
(эктодермическое происхождение, природа и функция поверхности). Фрейд закрепил
это обстоятельство и вывел из него очень важные следствия в работе По ту сторону
принципа удовольствия, гл.4. Современные исследования настаивают на связи между
областями проекций мозговой коры и топологическим пространством. "На деле
проекция превращает евклидово пространство в топологическое, так что кортекс
нельзя представить адекватно средствами евклидовой геометрии. Строго говоря, нет
нужды обсуждать проекцию в связи с корой мозга, хотя здесь и может быть
геометрический смысл у термина, который применяется к небольшим областям.
Скорее, следовало бы говорить так: превращение евклидова пространства в
топологическое пространство", в опосредующую систему связей, восстанавливающую
евклидовы структуры (Simondon, op.cit., p.262). Именно в этом смысле мы говорим
о превращении физической поверхности в метафизическую, или об индуцировании
первой на вторую. Итак, мы можем отождествить церебральную и метафизическую
поверхности: речь идет вовсе не о материализации метафизической поверхности, а о
проецировании, превращении и индуцировании самого мозга.
Тридцать вторая серия: различные виды серий
Мелани Клейн отмечает, что между симптомами и сублимациями должна существовать
промежуточная серия, соответствующая случаям менее успешной сублимации. Но вся
сексуальность в целом и есть некая "менее успешная" сублимация: она - нечто
промежуточное между симптомами телесной глубины и сублимациями бестелесной
поверхности; и именно в этом промежуточном состоянии она организуется в серии на
своей собственной промежуточной поверхности. Глубина не организуется в серии.
Расчленение ее объектов и недифференцированная полнота тела, которую она
противопоставляет расчлененным объектам, спасает ее от пустоты. С одной стороны,
она являет собой блоки сосуществования, тела без органов или слова без
артикуляции; с другой стороны, она представляет последовательности частичных
объектов, связанных только общим свойством быть отделимыми и расчленяемыми,
интроецируемыми и проецируемыми; взрывающимися и приводящими к взрыву (такова,
например, знаменитая последовательность грудь-пища-экскремент-пенис-реб¤нок).
Эти два аспекта - последовательность и блок - представляют формы, которые
принимаются в глубине, соответственно, смещением и сгущением внутри шизоидной
позиции. Серии начинаются именно с сексуальности, с освобождения, так сказать,
сексуальных влечений, потому что сериальная форма - это поверхностная
организация.
Значит, в рассмотренных ранее различных моментах сексуальности нужно различать и
очень разные виды серий. Прежде всего, существуют эрогенные зоны пре-генитальной
сексуальности: каждая из них организуется в серию, сходящуюся к сингулярности,
представленной
293 ЛОГИКА СМЫСЛА
чаще всего отверстием, окруженным слизистой оболочкой. Сериальная форма
закладывается на эрогенной зоне поверхности, поскольку последняя определяется
расширением сингулярности или - что по сути одно и то же - распределением
разницы потенциала и интенсивности, обладающей максимумом и минимумом (серия
заканчивается около точки, которая зависит от другой серии). Значит, сериальная
форма на эрогенных зонах опирается на математику сингулярных точек и физику
интенсивных количеств. Но каждая эрогенная зона поддерживает серии еще и
по-другому: на этот раз речь идет о серии образов, проецируемых по зоне, то есть
о серии объектов, способных обеспечить зоне аутоэротическое удовлетворение.
Возьмем, к примеру, объекты сосания и образы оральной зоны. Каждый из них
становится соразмерен всей области частичной поверхности и пробегает ее,
обследуя отверстия и поля интенсивности от максимума к минимуму и обратно. Эти
объекты организуются в серию согласно тому способу, каким они делаются
соразмерными (леденец, например, или жевательная резинка, поверхность которых
увеличивается из-за того, что их разгрызают или, соответственно, растягивают).
Но они организуются еще и в соответствии со своим происхождением, то есть в
соответствии с тем целым, из которого они извлекаются (другая область тела, иная
личность, внешний объект или репродукция некоего объекта, игрушка и так далее),
а также в соответствии со степенью их отстояния от первоначальных объектов
пищеварения и деструктивных влечений, от которых сексуальные влечения только что
освободились1. В каждом из этих смыслов серия, связанная с эрогенной зоной,
обладает, по-видимому, простой формой, является однородной и дает начало синтезу
последовательности, которая при этом может сокращаться, и во всяком слу-
______________
1 Внешне объект может быть тем же самым: грудь, например. Он также может
казаться одним и тем же для различных зон, например, в случае пальца. В любом
случае, грудь как внутренний частичный объект (всасывание) нельзя смешивать с
грудью как поверхностным образом (сосание). Нельзя также смешивать пальцы, как
образы, проецируемые на оральную зону или на анальную зону и т.д.
294 РАЗЛИЧНЫЕ ВИДЫ СЕРИЙ
чае полагает простое соединение [коннекцию]. И во-вторых, проблема фаллической
координации эрогенных зон явным образом усложняет сериальную форму: ведь серии
продолжают одна другую и сходятся к фаллосу как образу, налагаемому на
генитальную зону. Эта ге-нитальная зона обладает своей собственной серией. При
этом она неотделима от сложной формы, подчиняющей ей неоднородные серии, так что
теперь на место однородности приходит условие непрерывности и схождения. Это
дает начало синтезу сосуществования и координации и задает конъюнкцию
подчиненных серий.
В-третьих, мы знаем, что фаллическая координация поверхностей с необходимостью
сопровождается Эдипо-выми делами, которые, в свою очередь, акцентируют образы
родителей. Следовательно, в собственно эдипо-вом развитии эти образы входят в
одну или несколько серий - в неоднородную серию с чередующимися терминами -
отцом и матерью, или же в две сосуществующие серии, материнскую и отцовскую,
например: раненая, восстановленная, кастрированная и кастрирующая мать;
исчезающий, вспоминаемый, убиваемый и убивающий отец. Более того, эта или эти
Эдиповы серии вступают в связь с прегенитальными сериями, соответствующими им
образами и даже с группами и лицами, из которых эти образы извлекаются. Именно в
рамках этого отношения между образами различного происхождения - Эдипо-выми и
прегенитальными - вырабатываются условия "выбора внешнего объекта". Не следовало
бы слишком уж подчеркивать важность этого нового момента и отношения, поскольку
на них держится фрейдистская теория события или, скорее, двух серий событий. Эта
теория прежде всего говорит о том, что травматизм предполагает существование по
крайней мере двух независимых событий, разделенных во времени - одно из детства,
а другое из периода половой зрелости, - между которыми происходит некий
резонанс. В ином аспекте эти два события представляют собой две серии - одна
прегенитальная, другая Эдипова - с резонансом в виде процесса фантазма2.
Следовательно, в нашей терминоло-
___________________________________________________________________
2 Следует отметить, что Фрейд использует слово "серия" как при представлении им
полного Эдипова комплекса, состоящего из четырех элементов (Я и Оно, гл.3), так
и в связи со "всей теорией выбора объекта (Три очерка по теории сексуальности,
очерк 3).
В связи с концепцией двух событий и двух серий сошлемся на комментарии Лапланша
и Понталиса в "Fantasme originair, fantasme des engines, origine du fantasme",
pp. 1839-1842, 1848-1849. Существенно, что первая или прегенитальная стадия
(например, наблюдение за коитусом в полуторалетнем возрасте у Человека-Волка) не
должна пониматься как таковая. Как говорят Лапланш и Понталис, первая стадия и
соответствующие прегенитальные образы моментов перехода к ауто-эротизму".
295 ЛОГИКА СМЫСЛА
гии речь, собственно говоря, идет не о событиях, а о двух сериях независимых
образов, посредством резонанса которых в фантазме только и высвобождается
Событие. Первая серия не несет в себе "постижения" данного события, потому что
она строится согласно закону частичных прегенитальных зон, и потому что только
фан-тазм - в той степени, в какой он заставляет две серии резонировать сообща, -
достигает такого постижения. Постигаемое событие не отличается от самого
резонанса (в силу этого оно не смешивается ни с одной из двух серий). Как бы то
ни было, существенен именно резонанс двух независимых и разнесенных по времени
серий.
Здесь мы оказываемся перед третьей фигурой сериальной формы. Ведь теперь мы
рассматриваем действительно неоднородные серии, которые уже, однако, не отвечают
условиям непрерывности и схождения, обеспечивавшим их конъюнкцию. С одной
стороны, они расходятся и резонируют только при этом условии; с другой, они
задают разветвленные дизъюнкции и запускают дизъюнктивный синтез. Причину этого
можно усмотреть в двух экстремумах сериальной формы. Дело в том, что сериальная
форма вводит в игру образы. Но как бы ни были неоднородны образы - будь то
прегенитальные образы частичных зон или же родительские образы Эдипа, - их общее
начало, как мы видели, лежит в идоле или в хорошем объекте, утраченном и
исчезающим в высоте. Прежде всего, именно этот объект делает возможным
превращение глубины в частичные поверхности и освобождение таких поверхностей и
сопутствующих им образов. Но этот же самый объект в образе хорошего
296 РАЗЛИЧНЫЕ ВИДЫ СЕРИЙ
пениса проецирует фаллос как образ на генитальную зону. И наконец, именно этот
объект задает материю и качество родительских Эдиповых образов. Значит, по
крайней мере можно было бы сказать, что рассматриваемые серии сходятся в
направлении хорошего объекта высоты. Однако это вовсе не так: хороший объект
(идол) функционирует лишь постольку, поскольку утрачивается и исчезает в высоте,
которая и задает присущее ему измерение. В силу этого он всегда действует только
как источник дизъюнкций, как источник испускания и высвобождения альтернатив,
унося в свое уединение тайну совершенного, высшего единства. Ранее мы