ротивопоставляемых с точки зрения качества,
количества, отношения или модальности. Ведь все эти точки зрения касаются
обозначения и его различных аспектов осущест-
54
СМЫСЛ
вления, то есть, воплощения в положении вещей. Но они не влияют ни на смысл, ни
на выражение. Рассмотрим сначала качество -- утверждение или отрицание:
предложения "Бог есть" и "Бога нет" должны иметь один и тот же смысл благодаря
автономии последнего по отношению к существованию денотата. Вообще-то, такие
рассуждения встречаются уже в четырнадцатом веке. Речь идет о парадоксе Николая
д'Отркура: contradictoria ad invicem idem significant, навлекшем на автора
немало порицаний3.
Рассмотрим теперь количество: все люди белые, ни один человек не белый,
некоторые люди не белые... И отношение: смысл должен оставаться тем же самым в
случае обратных отношений, поскольку отношение, касаясь смысла, всегда
установлено в обоих смыслах сразу, а значит, оно вновь возвращает нас ко всем
парадоксам умопомешательства. Смысл -- это всегда двойной смысл. Он исключает
возможность наличия в данном отношении "здравого смысла". События никогда не
являются причинами друг друга. Скорее, они вступают в отношения
квази-причинности, некой нереальной, призрачной каузальности, которая бесконечно
вновь и вновь проявляется в этих двух смыслах. Я не не могу быть моложе и
.старше в одно и то же время, в одном и том же отношении, но именно в одно и то
же время и в одном и том же отношении я становлюсь таковым. Отсюда те
бесчисленные примеры, характерные для произведений Кэрро-ла, из которых мы
узнаем, что "кошки едят мошек" и "мошки едят кошек", "я говорю то, что думаю" и
"думаю то, что говорю", "что имею, то люблю" и "что люблю, то имею", "я дышу,
пока сплю" и "я сплю, пока дышу". У всего этого один и тот же смысл. Сюда же
относится и последний пример из Сильвин и Бруно, где красный драгоценный камень,
на котором написано "Все будут любить Сильвию", и голубой драгоценный камень, на
котором написано "Сильвия будет любить всех", суть две стороны одного и того же
камня, так что ни одна из них не предпочтительнее другой, а только себя самой,
следуя закону становления (выбирать вещь из нее же самой)
__________.
3 См. Hubert Elie, op. cit., Maurice de Gandillac, Le Mouvement doctrinal du 1X
au XlV siucle, Paris, Bloud et Gay, 1951.
55
ЛОГИКА СМЫСЛА
И, наконец, обратимся к модальности: как могли бы возможность, реальность и
необходимость обозначаемого объекта воздействовать на смысл? Событие, со своей
стороны, должно иметь одну и ту же модальность как в будущем, так и в прошлом, в
соответствии с которой оно дробит свое настоящее до бесконечности. Если событие
возможно в будущем и реально в прошлом, то нужно, чтобы оно было сразу и
возможным, и реальным, поскольку оно одновременно поделено между ними. Значит ли
это, что оно необходимо? Вспомним парадокс случайного будущего и его важность
для стоической мысли. Однако гипотеза необходимости покоится на применимости
принципа противоречия к предложению, объявляющему будущее. Здесь стоики шли на
удивительные вещи, лишь бы избежать необходимости и утвердить "предопределенное"
без утверждения последней4. Нам же лучше оставить этот ход мысли, пусть даже он
и ведет к переоткрытию тезиса стоиков, хотя и с иной точки зрения. Ибо принцип
противоречия касается как возможности реализации обозначения, так и минимального
условия сигнификации. Но, может быть, он не имеет отношения к смыслу: ни
возможное, ни реальное, ни необходимое, но предопределенное... Событие обитает в
выражающем его предложении, а также оживает в вещах на поверхности и на внешней
стороне бытия. А это, как мы увидим, и есть "предопределенное". Отсюда следует,
что событие должно излагаться предложением как будущее, но в не меньшей степени
еще и то, что предложение излагает событие как прошлое. Один из основных
технических приемов Кэррола состоит в том, что событие представляется дважды,-
именно потому, что все происходит посредством языка и внутри языка. Один раз
событие представлено в предложении, где оно обитает, и еще раз в положении
вещей, где оно вдруг возникает на поверхности. Один раз событие представлено в
куплете песни, связывающем его с предложением, а другой раз в поверхностном
эффекте, который связывает его с бытием, с вещами и с положениями вещей.
(Таковы, на-
____________
4 По поводу парадокса возможных будущих и его значения для стоической мысли см.
исследование P.M.Schuhl, Le Dominateur et les possibles, Paris, P.U.F., 1960.
56
СМЫСЛ
пример, бой между Труляля и Трулюлю, а также битва между львом и единорогом. То
же самое имеет место в Сильвин и Бруно, когда Кэррол просит читателя угадать,
сочинил ли он куплеты песни садовника в соответствии с событиями, или же события
сочинены в соответствии с куплетами.) Но нужно ли излагать событие дважды, --
ведь оба [случая] всегда существуют в одно и то же время, так как они -- две
неразрывные стороны одной и той же поверхности, чье внутреннее и внешнее, чье
"упорство" и "сверх-бытие", прошлое и будущее всегда находятся во
взаимообратимой связности?
Как подвести итог этим парадоксам нейтральности, демонстрирующим смысл как нечто
независимое от модусов предложения? Философ Авиценна различал три состояния
сущности: универсальное -- по отношению к интеллекту, мыслящему сущность в
целом; и единичное -- по отношению к отдельным вещам, в которых она воплощается.
Но ни одно из этих двух состояний не является сущностью самой по себе. Животное
-- это не что иное, как только животное, "animal поп est animal tantum". Оно
безразлично к универсальному и единичному, особенному и всеобщему5. Первое
состояние сущности--это сущность как означаемое [signifee] предложением в
порядке понятия или понятийных импликаций. Второе состояние сущности -- это
сущность как то, на что указывает [designee] предложение в конкретных вещах. И
третье состояние сущности -- это сущность как смысл, сущность как выраженное --
и всегда с этой присущей ему сухостью (animal tantum), со своей великолепной
стерильностью или нейтральностью. Смысл безразличен к универсальному и
единичному, общему и частному, личному и коллективному, а также к утверждению и
отрицанию, и так далее. Короче, он безразличен ко всем оппозициям, потому что
последние -- только модусы предложения, взятые в отношениях денотации и
сигнификации, а не аспекты смысла, выражаемого предложением. Не перевешивает ли
тогда статус чистого события с присущей ему фатальностью все эти оппозиции: ни
частное, ни публич-
________
5 См. комментарии Этьена Жильсона в L'Etre et I'essence, ed. Vrin, 1948,
рр.120-123.
57
ЛОГИКА СМЫСЛА
ное; ни коллективное, ни индивидуальное... Не является ли смысл более
устрашающим и всесильным в такой нейтральности -- всесильным в той мере, в какой
он является всеми этими вещами сразу?
Парадокс абсурда, или невозможных объектов. Из только что рассмотренного
парадокса вытекает еще один: предложения, обозначающие несовместимые объекты,
имеют смысл. Однако их денотация при этом совершенно не выполнима. Нет у них и
сигнификации, которая определяла бы саму возможность такого выполнения. Эти
объекты существуют без значения, то есть они абсурдны. Тем не менее, они имеют
смысл, и нельзя смешивать два понятия -- абсурд и нонсенс. Абсурдные объекты
--то же, что квадратный круг, материя без протяженности, perpetuum mobile, гора
без долины -- это объекты "без места", они вне бытия. Однако они имеют четкое и
определенное положение в этом "вне": они из "сверхбытия" -- чистые, идеальные
события, не реализуемые в положении вещей. Этот парадокс следует называть
парадоксом Мейнонга, ибо именно Мейнонг первый понял, какие красивые и
замечательные эффекты можно отсюда извлечь. Если мы различаем два рода бытия --
бытие реального как материю денотаций и бытие возможного как форму значений, --
то мы должны добавить еще и сверх-бытие, определяющее минимум общего в реальном,
возможном и не возможном. Ибо принцип противоречия приложим к возможному и
реальному, но не к невозможному: невозможные сущности -- это
"сверх-существующее", сведенное к минимуму и упорно утверждающее себя в
предложении.



Шестая серия: сериация
Парадокс неопределенного регресса -- источник всех остальных парадоксов. Такой
регресс с необходимостью имеет сериальную форму: каждое обозначающее имя
обладает смыслом, который должен быть обозначен другим именем: n1, --> n2 --> n3
--> n4... Если рассматривать только эту последовательность имен, то их серия
представляет собой синтез однородного, причем каждое имя отличается от
предыдущего лишь своим рангом, степенью или типом. Фактически -- согласно теории
"типов" -- каждое имя, обозначающее смысл предшествующего имени, обладает более
высоким рангом как по отношению к предшествующему имени, так и по отношению к
тому, что это последнее обозначает. Но если вместо простой последовательности
имен обратить внимание на то, что чередуется в этой последовательности, то мы
увидим, что каждое имя сначала берется с точки зрения того обозначения, которое
оно осуществляет, а затем -- того смысла, который оно выражает, поскольку именно
этот смысл служит в качестве денотата для другого имени. Заслуга Кэррола как раз
и заключается в прояснении такого различия в природе [им¤н]. На этот раз перед
нами синтез разнородного. Сериальная форма необходимым образом реализуется в
одновременности по крайней мере двух серий. Каждая уникальная серия, чьи
однородные термины различаются только по типу и степени, необходимым образом
разворачивается в две разнородные серии, каждая из которых в свою очередь
образована из терминов одного и того же типа и степени, хотя эти термины по
природе своей отличаются от терминов другой серии (конечно же, они могут
отличаться и по степени). Таким образом, сериальная
59
ЛОГИКА СМЫСЛА
форма является, по существу, мульти-сериальной. Аналогично обстоит дело и в
математике, когда серия, построенная в окрестности одной точки, значима только в
связи с другой серией, построенной вокруг другой точки, причем вторая серия либо
сходится с первой, либо расходится с ней. Алиса -- это история орального
регресса, где "регресс" должен быть понят прежде всего в логическом смысле, как
синтез имен. Под однородной формой этого синтеза разворачиваются две разнородные
серии оральности: есть-говорить, поглощаемые вещи-выражаемый смысл. Таким
образом, сама сериальная форма как таковая отсылает нас к описанным прежде
парадоксам дуальности и вынуждает обратиться к ним снова, но уже с этой новой
точки зрения.
Фактически, такие две разнородные серии можно задать разными способами. Можно
рассматривать серию событий и серию вещей, где эти события осуществляются или не
осуществляются; или серию обозначающих предложений и серию обозначаемых вещей;
или серию глаголов и серию прилагательных и существительных; или серию выражений
и смысла и серию денотаций и денотатов. Подобные вариации не столь уж важны, ибо
они предоставляют только степени свободы в организации разнородных серий. Та же
дуальность, как мы видели, имеет место и вовне -- между событиями и положениями
вещей; на поверхности -- между предложениями и обозначаемыми объектами; а также
внутри предложения -- между выражениями и обозначениями. Важно то, что мы можем
сконструировать две серии в рамках внешне однородной формы. В этом случае мы
получаем по две серии вещей или положений вещей; по две серии событий; по две
серии предложений или обозначений; по две серии смыслов или выражений. Значит ли
это, что конструирование серий произвольно?
Закон, управляющий двумя одновременными сериями, гласит, что последние никогда
не равнозначны. Одна представляет означающее, другая -- означаемое. Но для нас
эти два термина обладают некоторыми особенностями. Мы называем "означающим"
любой знак, несущий в себе какой-либо аспект смысла. С другой стороны, мы
называем "означаемым" то, что служит в качестве кор-
60
СЕРИАЦИЯ
релята этого аспекта смысла, то есть то, что дуально этому аспекту. Таким
образом, означаемое никогда не является смыслом как таковым. Строго говоря,
означаемое -- это понятие. В более широком толковании, означаемое -- это любая
вещь, которая может быть задана на основе того различия, какое данный аспект
смысла устанавливает с этой вещью. Выходит, означающее -- это прежде всего
событие, понятое как идеальный логический атрибут положения вещей, а означаемое
-- положение вещей вместе с его свойствами и реальными отношениями. Означающим
является также и все предложение, поскольку оно содержит в себе отношения
денотаций, манифестации и сигнификации в строгом смысле слова. А означаемое --
независимый термин, соответствующий указанным отношениям, то есть, это понятие,
а также обозначаемая вещь и манифестируемый субъект. Наконец, означающее --
единственное отношение выражения, фактически обладающее привилегией не быть
соотнесенным с независимым термином, поскольку смысл как выраженное не
существует вне выражения. А означаемое в этом случае выступает как денотация,
манифестация и даже сигнификация в строгом смысле слова. Другими словами,
означаемое -- это само предложение, поскольку смысл, или выражаемое, отличается
от него. Однако, когда мы расширяем сериальный метод -- чтобы рассмотреть две
серии событий, две серии вещей, две серии предложений или две серии выражений,
-- их однородность лишь кажущаяся. Одна из серий всегда играет роль означающего,
тогда как другая -- означаемого, даже если эти роли взаимозаменяются при смене
точки зрения.
Жак Лакан выявил существование двух подобных серий в одной из новелл Эдгара По.
Первая серия: король, который не замечает компрометирующего письма, полученного
его женой; королева, хладнокровно прячущая письмо самым разумным способом,
оставляя его на виду; министр, понимающий все происходящее и завладевающий
письмом. Вторая серия: полиция, которая проводит безуспешный обыск в
апартаментах министра; министр, решивший оставить письмо на виду, чтобы таким
образом спрятать его понадежней; Дюпен, понимающий все
61
ЛОГИКА СМЫСЛА
и возвращающий письмо'. Ясно, что различия между сериями могут быть более или
менее значительными: очень большие у одних авторов и совсем малые у тех, кто
вносит едва заметные, но весьма существенные вариации. Очевидно также, что связь
серий, соединяющая означающие серии с означаемыми и означаемые с означающими,
может быть обеспечена весьма просто: посредством продолжения истории, сходства
ситуаций или тождества персонажей. Но все это не существенно. Напротив,
существенное проявляется тогда, когда малые или большие различия начинают
преобладать над сходствами и становятся первостепенными. Другими словами, когда
две совершенно разные истории развиваются одновременно или когда персонажи
обладают неустойчивым, слабо выраженным тождеством.
Нетрудно указать авторов, умевших создавать образцовые в формальном отношении
сериальные техники. Джойс, например, обеспечивал связь между означающей серией
Блум и означаемой серией Улисс, прибегая к богатству и разнообразию таких форм,
как археология способов повествования, система соответствий между числами,
привлекая удивительные эзотерические слова, используя метод вопроса и ответа, а
также вводя поток сознания как множество путей движения мысли (кэрро-ловское
двойное думание!). Раймон Руссель основывал коммуникацию серий на фонематической
связи ("les bandes du vieuxe plllard" ["банды старого грабителя"], "les bandes
du vieuxe billard" ["борта старого бильярда"] = b/p), a различие между ними
заполнял занимательной историей, где означающие серии р связаны с означаемыми
сериями b: загадочная суть рассказа подчеркивается этим общим приемом еще и
потому, что означаемые серии остаются скрытыми от нас2. Роб-Грийе основывал свои
серии описаний положений вещей и строгих обозначений на малых различиях,
выстраивая последние вокруг тем, которые, при всем их постоянстве, тем не менее
претерпевают едва заметные видоизменения и смещения в каждой се-
_________
1 Jacques Lacan, Ecris, ed. du Seuil, Paris, 1966, "Le Seminaire sur la Lettre
volee".
2 Cf. Michel Foucault,. Raymond Roussel, Paris, Gallimard, 1963. ch.2 (в
частности -о сериях см. pp.78 sq.).
62
СЕРИАЦИЯ
рии. Пьер Клоссовски опирается на собственное имя "Роберта", но не для того,
чтобы обозначить персонаж или манифестировать его самотождественность, а
напротив, чтобы выразить "первичную интенсивность", распределить различие и
достигнуть разведения двух серий: первой -- означающей, -- отсылающей к "мужу,
который способен представить собственную жену удивляющейся только тогда, когда
она сама позволяет себе удивляться"; и второй -- означаемой, -- отсылающей к
жене, "обуреваемой разными прожектами, дабы убедить себя в собственной свободе,
тогда как эти прожекты лишь подтверждают мнение о ней ее супруга"3. Витольд
Гомбрович вводил в качестве означающей серию повешенных животных (но означающей
что?), а в качестве означаемой серию женских ртов (что здесь является
означающим?).. Каждая из. этих серий развивает систему знаков -- иногда на
основе избытка, иногда -- недостатка. Серии коммуницируют между собой
посредством странных, докучно мешающих объектов и эзотерических слов,
произносимых Лесном4.
Итак, данные три характеристики позволяют уточнить связь и распределение серий в
целом. Прежде всего термины каждой серии находятся в непрерывном смещении в
отношении терминов другой серии (таково, к примеру, положение министра в двух
сериях По). Между ними имеется существенное несовпадение. Такое несовпадение или
смещение -- отнюдь не какая-то маскировка,. обманчиво скрывающая сходство серий
под слоем нововведенных вторичных вариаций. Напротив, подобное соотносительное
смещение является как раз изначальной вариацией, без которой ни одна серия не
открывалась бы в другую, не устанавливалась бы раздвоением и не отсылала бы к
другой серии благодаря этой вариации. Следовательно, существует двойное
скольжение одной серии над и под другой -- скольжение, в котором обе серии
утверждаются в бесконечном неравновесии по отношению друг к другу. Во-вторых,
такое не равновесие само должно быть ориентировано: одна из двух
__________
3 Piere Klossowski, Les Lois de I'hospitalite, Paris, Gallimard, 1965,
Avertissement, p.7.
4 Witold Gombrowicz, Cosmos, Denoel, New York, 1966.
63
ЛОГИКА СМЫСЛА
серий -- а именно та, которая определяется как означающая, -- представляет собой
избыток по отношению к другой. Ибо всегда есть неявный избыток означающего. И
наконец самый важный пункт, обеспечивающий соотносительное смещение двух серий и
избыток одной серии над другой -- это очень специфический и парадоксальный
элемент, который не поддается сведению ни к какому-либо термину серий, ни к
какому-либо отношению между этими терминами. Например: письмо в комментарии
Лакана к новелле Эдгара По. Другой пример того же рода Лакан приводит в
комментарии к фрейдовскому исследованию Человека-Волка, где существование серий
в бессознательном показано Лаканом с очевидностью. Здесь он описывает означаемую
отцовскую серию и означающую сыновью серию, выявляя в обеих сериях особую роль
специфического элемента: долга5. В Пробуждении Финнегана вновь письмо заставляет
коммуницировать целый мир серий в неком хаосе-космосе. У Роб-Грийе чем строже в
описании становятся серии обозначающего, тем больше они сходятся к выражению
неопределенных или слишком известных объектов -- таких, как резинка, шнурок или
укус насекомого. Согласно Клоссовски, имя "Роберта" выражает "интенсивность" --
точнее, различие в интенсивности, -- причем до обозначения или манифестирована
каких-либо персонажей.
Каковы же характеристики этой парадоксальной инстанции? Она непрестанно
циркулирует по обеим сериям и тем самым обеспечивает их коммуникацию. Это
двуликая инстанция, в равной степени представленная как в означающей, так и в
означаемой сериях. Она -- зеркало. Она сразу -- вещь и слово, имя и объект,
смысл и денотат, выражение и обозначение, и так