если бы даже мы  предположили,  что такой закон является
обязательным, то человек все же рассуждал бы так: если я не сделаю  этого, я
умру  сразу,  если  же   я  это  сделаю,  я  умру  некоторое  время  спустя,
следовательно, делая это,  я  выигрываю время  для  жизни.  Природа  поэтому
принуждает его это делать.
     Если человек лишен пищи  или каких-нибудь других необходимых для  жизни
вещей  и может сохранить  себя  лишь совершением противозаконного действия,-
например, если при большом голоде  он кого-либо ограбит или украдет съестные
припасы,  которые не  может получить ни за деньги, ни в качестве  милостыни,
или если  для  защиты  своей жизни человек отнимет  у другого  меч,- то  это
нельзя вменять ему в вину по основаниям, указанным раньше.
     В  действиях  подстрекателя не может  быть  обвинен  исполнитель. Кроме
того,  когда   совершено   противозаконное  действие  под  влиянием  другого
человека, то  действия подстрекателя не могут вменяться в  вину исполнителю,
ибо никто не должен обвинять другого  в своем собственном деянии, когда  тот
является  лишь  его  орудием.   Но  это  противозаконное  действие  остается
преступлением по отношению к третьему лицу, пострадавшему от этого действия,
ибо в отношении нарушения закона оба, как подстрекатель, так и  исполнитель,
являются  преступниками. Отсюда  следует,  что  если  человек  или собрание,
имеющие верховную  власть, приказывают  человеку совершать  нечто нарушающее
ранее  изданный  закон,  то  это  действие  не  может  быть вменено  в  вину
исполнителю. Ибо суверен не может по праву осудить это действие, так как сам
является его  виновником.  А  то,  что  не  может  быть  по  праву  осуждено
сувереном, не может быть наказано кем-либо другим. Кроме того, когда суверен
повелевает  совершить  что-либо  противоречащее  его  прежнему  собственному
закону,  то повеление является упразднением закона по  отношению  к  данному
единичному факту.
     Если  человек  или  собрание,  имеющие верховную  власть, отрекаются от
какого-нибудь  существенного  для  верховной власти  права,  благодаря  чему
подданные получают свободу, несовместимую с верховной властью, т. е. с самим
существованием  государства,  и подданный  на  основании  этой  пожалованной
свободы  отказывается повиноваться суверену в  чем-либо противоречащем  этой
свободе,  то это  тем не  менее грех и нарушение верноподданнического долга.
Ибо  подданный обязан понимать, что  это  несовместимо  с верховной властью;
ведь она учреждена с  его собственного  согласия и ради его  защиты, и такая
свобода, которая несовместима  с верховной властью,  могла  быть  пожалована
лишь вследствие непредвидения ее  дурных  последствий. Если же  подданный не
только не повинуется,  но  и оказывает сопротивление  должностному  лицу при
претворении  указанного  повеления в жизнь,  тогда это уже преступление, ибо
подданный мог добиваться своего права жалобой без нарушения мира.
     Преступление  имеет  различные  степени, которые измеряются, во-первых,
зловредностью источника или причины,  во-вторых,  заразительностью  примера,
в-третьих,  вредностью последствий,  в-четвертых,  обстоятельствами времени,
места и лиц.
     Предположение  о  своей  силе  для  сопротивления  исполнителям  закона
отягчает  преступление.  Одно  и то  же  противозаконное  действие  является
большим преступлением, когда оно проистекает из того, что человек, полагаясь
на  свою  силу, богатство  или друзей,  оказывает сопротивление исполнителям
закона, и меньшим,- когда оно проистекает  из  надежды  не быть открытым или
скрыться  бегством.  Ибо  надежда на  избежание  наказания путем  силы  есть
корень,  из которого  вырастает  во  все  времена  и  при  всяких  соблазнах
презрение ко  всем  законам,  между тем как  в  последнем  случае  понимание
опасности,  побуждающее  человека  к  бегству,  делает его более послушным в
будущем.    Преступление,   совершенное   сознательно,   является    большим
преступлением,  чем  то,  которое  проистекает  из  ложного убеждения в  его
законности. Ибо  тот,  кто сознательно  совершает противозаконное  действие,
полагается  на  свою  физическую или другую силу, что  придает ему  смелость
совершать  такие же  преступления и  в  будущем,  между  тем  как  тот,  кто
совершает  преступление  по  ошибке, убедившись  в своей ошибке,  становится
послушным закону.
     Доверие к дурным учителям смягчает вину. Тот, чья ошибка проистекает из
доверия к  авторитету учителя или уполномоченного  государством  толкователя
закона,  менее виновен,  чем  тот, чья ошибка  проистекает  из непоколебимой
уверенности в  правильности собственных принципов и  рассуждений, ибо  тому,
чему учит человек, уполномоченный на то государством, учит само государство,
и мнение такого учителя имеет  сходство с  законом; поэтому авторитет такого
учителя или толкователя закона служит основанием для полного оправдания всех
преступлений, которые  не содержат в себе отрицания  верховной власти  и  не
являются   нарушением   очевидного   закона,   между   тем   как  тот,   кто
руководствуется в своих действиях собственными мнениями, держится стойко или
падает в зависимости от правильности или ошибочности этих мнений.
     Примеры безнаказанности смягчают вину. То же действие является  большим
преступлением, если до этого другие  люди неизменно наказывались за подобное
действие, и  меньшим  - если  они  оставались  до  этого  во  многих случаях
безнаказанными.  Ибо  такие  примеры  являются надеждой  на безнаказанность,
внушенной правонарушителю  самим  сувереном.  И  так как  тот,  кто  внушает
человеку  надежду  на  безнаказанность,  которая  поощряет  его к совершению
преступления, сам является  соучастником, то у него нет основания взваливать
всю вину за это преступление на непосредственного правонарушителя.
     Заранее обдуманное  намерение отягощает вину. Преступление, проистекшее
из внезапной страсти, не так велико, как  совершенное по зрелом размышлении.
Ибо в первом случае смягчающим  вину обстоятельством является общая слабость
человеческой природы. Тот же, кто совершил преступление с заранее обдуманным
намерением,  тот  хладнокровно   взвесил   закон,  наказание  и  последствия
преступления  для человеческого  общества  и всем  этим пренебрег,  поставив
превыше  всего  собственную  склонность.  Но  внезапность  страсти  не  есть
достаточное основание для полного оправдания, ибо время, протекшее с момента
первого знакомства с законом до совершения преступления, должно  учитываться
как время  обдумывания, так  как правонарушитель обязан был размышлением над
законом побороть порочность своих страстей.
     Если  закон объявлен и  старательно  прочитан и  истолкован перед  всем
народом,  то всякое  деяние,  совершенное в его  нарушение, является большим
преступлением, чем когда люди оставлены без такого  наставления  и вынуждены
сами осведомляться  о  содержании закона,  что  создает для них  трудность и
неуверенность, заставляет их прерывать свои обычные занятия и  обращаться  к
частным  лицам.  Ибо  в  этом  случае  часть  вины  отпадает  в  силу  очень
распространенного  незнакомства  с  законом,  в  первом  же  случае  имеется
небрежность, свидетельствующая о некотором презрении к верховной власти.
     Молчаливое  одобрение  суверена  смягчает  вину.  Деяния,  которые ясно
выраженный  закон осуждает,  а законодатель  несомненными проявлениями своей
воли молчаливо одобряет, являются  меньшим преступлением, чем  те же деяния,
которые осуждены  как законом,  так и  законодателем. Так как мы  знаем, что
воля законодателя есть закон, то в первом случае мы имеем два противоречащих
друг  другу закона - обстоятельство,  которое служило бы полным оправданием,
если бы люди обязаны  были судить о том, что одобряется законодателем, не по
его  ясно выраженному повелению, а по другим признакам. Но  так как в данном
случае  наказание полагается  не  только  за нарушение  закона, но  и за его
исполнение,  то законодатель сам  является отчасти причиной правонарушения и
поэтому  не может  взвалить всю  вину  за  преступление  на правонарушителя.
Например,   закон  запрещает   дуэли,  и  они  наказываются   как  уголовное
Преступление. С другой стороны,  человек, не принимающий  вызова  на  дуэль,
подвергается  глубочайшему  презрению  и  иногда  самим  сувереном считается
недостойным занимать какой-нибудь  высокий пост или получить продвижение  по
военной службе. Если в силу этого человек принимает вызов на дуэль, полагая,
что все люди законно стремятся иметь о себе хорошее мнение тех, кто обладает
верховной  властью, то разумно не наказывать его строго, так  как часть вины
явно падает на наказывающего. Я забочусь  не о том, чтобы была предоставлена
свобода личной мести или  другой форме неповиновения, а о правителях - чтобы
они не поощряли косвенно того,  что ими прямо  запрещается. Примеры монархов
оказывают и всегда оказывали более могущественное  влияние  на действия тех,
перед  глазами кого  эти примеры  имелись, чем  сами  законы.  И  хотя нашей
обязанностью  является делать  не то,  что  монархи делают, а лишь  то,  что
монархи говорят, но эта  обязанность, однако, не будет выполнена до тех пор,
пока  Богу не будет угодно  оказать людям  необычайную  и сверхъестественную
милость, внушив им склонность следовать этому правилу.
     Сравнение преступлении по  их последствиям. Если мы, далее,  сравниваем
преступления по степени вредности их  последствий, то, во-первых, одно и  то
же действие является большим  преступлением, когда оно приносит вред многим,
и меньшим  - когда оно  приносит вред немногим. Поэтому,  когда какое-нибудь
действие приносит вред не только в настоящем, но и, к примеру, в будущем, то
оно является  большим  преступлением,  чем когда оно  приносит  вред  лишь в
настоящем. Ибо первое преступление является плодовитым, порождая все больший
ущерб, последнее же преступление  бесплодно.  Преподавать  учения, противные
установленной  в  государстве  религии,  является большим  преступлением  со
стороны уполномоченного государством проповедника,  чем со стороны  частного
лица.   То   же   различие  приходится  делать  в   случаях   нечестивого  и
невоздержанного образа жизни или при  совершении нечестивого поступка. Точно
так  же  распространение какого-нибудь  мнения или совершение  какого-нибудь
действия,   ведущих   к  ослаблению   верховной  власти,  является   большим
преступлением,  когда  правонарушитель - профессор права, чем  когда таковым
оказывается   любой   другой   человек.   Точно  так  же  является   большим
преступлением  один  и  тот  же  противозаконный  поступок, если он совершен
человеком, пользующимся славой мудрого, так что многие следуют его советам и
подражают его действиям, чем  если  тот  же поступок  совершен  обыкновенным
человеком. Ибо первый не только совершает преступление, но преподает это как
закон  всем  другим  людям.  И  вообще  все   преступления   усугубляются  в
зависимости  от  производимых  ими  скандалов, т. е.  в зависимости от того,
насколько  они становятся камнями преткновения  для  слабых  людей,  которые
смотрят  не  столько  на  тот путь, на который они вступают,  сколько на тот
свет, который несут перед ними другие.
     Laesae   Majestas.  Точно  так  же  действия   против  существующего  в
государстве положения являются более  тяжелыми преступлениями, чем  такие же
действия против частных  лиц,  ибо в первом  случае вред распространяется на
всех. К  таким  действиям  относятся: сообщение  врагу секретных сведений  о
состоянии  военных  сил  государства,   всякие  покушения  на  представителя
государства, будь то монарх или собрание, и  всякие попытки словом или делом
умалить  авторитет суверена в настоящем или будущем. Этого рода преступления
римляне обозначали понятием criinina laesae majestatis, и заключаются  они в
намерении или действиях, противных основному закону.
     Взяточничество  и  лжесвидетельство.   Более  тяжкими   являются  также
преступления,  подрывающие  действие  судебных решений,  и  менее  -  обиды,
причиненные  одному  или  нескольким  лицам.  Например,  брать  деньги, дабы
вынести несправедливое судебное  решение,  или лжесвидетельствовать  на суде
более преступно, чем надуть человека на такую же или на большую сумму, ибо в
первом  случае  не  только совершено  беззаконие  по  отношению к  тому, кто
пострадал  от   такого   приговора,  но  все  судебные  решения   становятся
бесполезными, являясь лишь орудиями силы и личной мести.
     Хищение.   Грабить    или    расхищать    государственную   казну   или
государственные  доходы  -  более  тяжкое  преступление,  нежели  грабить  и
надувать  частное  лицо,  ибо грабить  государство -  значит  грабить  сразу
многих.
     Подделывание   и    обман   государства.    Захватить    путем   обмана
государственную должность,  подделывать государственные  печати  или  монеты
более преступно, чем выдавать себя в  целях  обмана за  какое-нибудь частное
лицо  или подделывать его печать, ибо обман государства есть нанесете ущерба
многим.
     Сравнение  преступлений  против  частных  лиц.  Из  незаконных  деяний,
направленных против частных лиц,  большее преступление то, вред которого, по
общему мнению, Является более чувствительным.
     И поэтому противозаконное  убийство - большее  преступление, чем всякое
другое повреждение, при котором жизнь сохраняется.
     Убийство,  сопровождаемое пытками,-  большее преступление,  чем простое
убийство.
     Членовредительство - большее преступление, чем грабеж.
     Похитить имущество, угрожая  владельцу смертью  или  увечьем,-  большее
преступление, чем тайное похищение.
     Тайное  похищение -  большее  преступление, чем похищение  имущества  с
согласия его владельца, полученного путем обмана.
     Изнасиловать женщину - большее преступление, чем соблазнить ее лестью.
     Соблазнить  замужнюю  женщину  -  большее  преступление, чем соблазнить
незамужнюю.
     Ибо  такова  общая  оценка, хотя  некоторые  люди более,  другие  менее
чувствительны к одному  и  тому же преступлению. Однако закон считается не с
личными склонностями, а с общей склонностью человеческого рода.
     Поэтому оскорбления, нанесенные людям обидным словом  или жестом, когда
они  не причиняют иного вреда, кроме  непосредственного  огорчения того,  по
чьему  адресу эти обидные слова или жесты направлены,- такие оскорбления  не
считались преступлениями законами  греков и римлян, а также законами других,
как  древних,  так и  новых,  государств,  ибо соответствующие  законодатели
полагали, что истинная причина огорчения обиженного кроется не в оскорблении
(которое не должно производить впечатления на людей, знающих себе цену), а в
его собственном малодушии.
     Преступления   против   частных   лиц   точно   так   же   усугубляются
обстоятельствами, касающимися лиц, времени и места. Убить родителя - большее
преступление,  чем  убить чужого,  так  как родитель  должен почитаться  как
суверен (хотя он уступил  свою власть гражданскому закону),  каким он был  в
естественном  состоянии. А ограбление бедняка есть большее преступление, чем
ограбление богача, ибо для бедняка это более чувствительный ущерб.
     Преступление, совершенное  в месте,  отведенном для  богослужения, и  в
часы  богослужения,  является  более  серьезным,  чем  то  же  преступление,
совершенное  в  другое время и  в другом месте,  ибо  первое  проистекает из
большего презрения к закону.
     Можно было бы привести еще много других отягчающих  и  смягчающих  вину
обстоятельств, но из приведенных  мной примеров всякому человеку  ясно,  как
определить степень преступности любого противозаконного действия.
     Что  такое государственное преступление. Наконец, так как почти во всех
преступлениях пострадавшей стороной являются не только какие-нибудь  частные
лица, но также и государство, то, если обвинение в каком-нибудь преступлении
возбуждено от  имени  государства,  преступление называется  государственным
преступлением; если же обвинение в том же преступлении возбуждено  от  имени
частного лица,  преступление называется частным преступлением;  и  обвинение
соответственно  этому  называется  государственным  обвинением   -   judicia
publica,  обвинением  короны, или частным  обвинением.  Так,  например,  при
обвинении в убийстве, если обвинителем выступает частное  лицо, то обвинение
называется  частным  обвинением;  если  же  обвинителем  выступает  суверен,
обвинение называется государственным.


        "ГЛАВА XXVIII"
     О НАКАЗАНИЯХ И НАГРАДАХ
     Определение наказания. Наказание есть зло,  причиненное государственной
властью тому, кто совершением или несовершением какого-либо деяния совершил,
согласно суждению той  же власти, правонарушение, причем это зло причиняется
с целью сделать волю людей более расположенной к повиновению.
     Откуда проистекает право  наказания. Прежде  чем  вынести  какое-нибудь
заключение  из  этого  определения, следует  ответить на  один  чрезвычайной
важности вопрос, а  именно: откуда  взялось право,  или власть, наказывать в
каком бы  то ни было случае?  Ибо  согласно тому,  что было  сказано раньше,
никто не может быть обязан на основании договора не оказывать  сопротивление
насилию, и, следовательно,  нельзя предположить, чтобы кто-либо  дал другому
право применять  насилие по отношению к  нему.  При образовании  государства
каждый человек  отказывается  от права  защищать  другого,  но  не  от права
самозащиты. Каждый обязывается также при образовании  государства  оказывать
содействие суверену, когда тот  наказывает  другого,  но  не тогда, когда он
хочет наказать  самого обязывающегося. Но  договор подданного  о  содействии
суверену  в  причинении  вреда  другому  не  переносит   на  суверена  права
наказывать, если сам договаривающийся подданный не имеет этого права. Отсюда
ясно,  что право  государства (т.  е. того  или тех,  кто  представляет его)
наказывать не имеет своим  основанием какую-либо  уступку или дар подданных.
Но я уже показал раньше, что до образования государства всякий человек  имел
право на все,  а также право делать  все, что считал  необходимым для своего
самосохранения, например подчинить,  искалечить  и  убить  любого  человека,
поскольку это  необходимо было для указанной цели. В  этом  и состоит основа
того  права наказывать,  которое  практикуется  в  каждом  государстве.  Ибо
подданные  не  дают  суверену  этого  права,  и  лишь  одним  тем,  что  они
отказываются  от своего права,  они  расширяют его возможность  использовать
свое право так, как он это считает нужным  в целях сохранения их всех. Таким
образом,  указанное  право  было  не  дано суверену, а лишь оставлено ему, и
только  ему,  и  (за  исключением  границ,  поставленных  ему   естественным
законом), оставлено ему в таком же виде, как оно существовало в естественном
состоянии и в состоянии войны каждого против своих соседей.
     Наказаниями не являются ни ущерб, нанесенный частными лицами, ни личная
месть. Из определения наказания я заключаю,  во-первых, что ни личная месть,
ни  ущерб, нанесенные  частными лицами,  не могут  называться наказаниями  в
собственном смысле слова, так как они не исходят от государственной власти.
     Ни  отказ  в продвижении  по службе.  Во-вторых,  отсутствие внимания к
подданному со  стороны  государства и непродвижение  его  по  службе не есть
наказание, ибо всем этим не причиняется человеку какое-нибудь новое  зло; он
лишь оставляется в том состоянии, в котором был раньше.
     Ни   зло,   причиненное  без   судебного  приговора.   В-третьих,  зло,
причиненное  по  полномочию  государства  без   предварительного   судебного
приговора, может  называться не наказанием,  а лишь  враждебным деянием, ибо
поступок,  за  который  человек  наказывается,  должен  быть  предварительно
квалифицированно определен судебным решен