и   всей
поверхности   суши,    снизил   общую
биомассу  планеты,  которая  в  целом
сейчас   на   1/3   меньше,   чем   в
доисторическое     время.      Растет
энергоемкость  производства.  Затраты
энергии на  единицу продукции выросли
за  последние   сто  лет  в  4  раза.
Например,  в   США  для  того,  чтобы
получить    один    стакан    молока,
сжигается полстакана  дизельного топ-
лива.
  Иными      словами,       структура
современной машинной  цивилизации  не
сбалансирована с  естественными  цик-
лами      биосферы.      От      этой
несбалансированности  не   спасут   и
замкнутые     циклы     промышленного
производства,     построенные      на
принципах  механической   технологии.
Если  удвоение   количества   отходов
происходит  каждые   12-15  лет,   то
замкнутые  технологии,  по  замечанию
Н.Н.Моисеева, позволят увеличить этот


20

период до 20-25 лет, что с глобальной
точки зрения несущественно.
  Падение        темпов         роста
производительности  труда,   снижение
рентабельности           механических
технологий,   ускорение    морального
износа   производственного   оборудо-
вания, колоссальные  расходы сырья  и
энергии        в         традиционных
технологических    процессах,     при
которых конечный  продукт  составляет
не более 2% от общей массы природного
вещества,       вовлекаемого        в
производство, экологический  кризис -
все это,  вместе взятое, указывает, с
одной стороны, на власть техники, а с
другой - на экологический кошмар.
  Приравнивание           результатов
технологического действия  человека к
действию   природных   сил   изменило
практическое     и      теоретическое
отношение  человека   к  природе.   В
практическом    отношении     природа
выступает как  "полезная  вещь",  как
потребительная   стоимость,   которая
ничего не  стоит; в  теоретическом  -
как    объект    познания.    Природа
поставляет ресурсы,  а человек их по-
требляет.   Природа    -   поставщик,
человек   -   заказчик.   Во   второй
половине ХХ  в.  связи  поставщика  и
заказчика    достигли     критических
параметров.   Масштабы    потребления

                                   21

традиционных     источников     сырья
настолько    выросли,    что    стали
соизмеримыми с  их общими  запасами в
земной     коре.      Темпы     роста
народонаселения              показали
ограниченность естественной  базы для
производства          продовольствия.
Загрязнение окружающей  среды  деста-
билизует     связность      природных
комплексов. Все это свидетельствует о
том, что  существование  современного
цивилизованного человека основывается
на   таком   отношении   человека   к
природе, когда  самоценность  природы
становится   избыточной    величиной.
Ускользание самоценного  отношения  к
природе   из    сферы   человеческого
существования          сопровождается
наращиванием интеллектуальных средств
научного  и  инженерного  творчества,
для которого  природа не  ценность, а
объект; не  организм,  а  "логическая
конструкция", пластичный материал для
воплощения  научно-технических  идей.
Как самоценность  природа не  дает ни
одной тонны угля, ни одного киловатта
электроэнергии. Ее  нельзя выразить в
терминах "поставок" и потребления.
  Природа как ценность ничего не дает
для  технологии  господства  общества
над   природой.   Для   того,   чтобы
изменять природу,  человеку не  нужно
воспринимать  ее   как   органическое

22

целое, не  нужно, чтобы потребность в
естественной  среде   обитания   была
условием      его      существования.
Существовать можно  и в искусственной
среде,  по   логике  так   называемых
связей цивилизации,  в зависимости от
ее  качеств   и  структур.   Но  если
произошел разрыв  между  сущностью  и
существованием        цивилизованного
человека, то  необходимо  исследовать
условия, при  которых он имеет место.
Сущность  человека,   так  же  как  и
природы, самоценна,  и поэтому в силу
своей    самоценности     она    тоже
оказывается       излишней        для
цивилизованного         существования
человека  в   обществе,  ибо  сам  он
существует в обществе по преимуществу
как товар. Аналогично, если произошел
разрыв между человеком и природой, то
необходимо    проанализировать     те
условия, которые его породили.
  С тех  пор, как  погибли динозавры,
биосфера    не    знала    катастроф,
соизмеримых с  тем,  что  приготовили
себе люди  в XX в. Именно в это время
кризис     оснований      цивилизации
дополняется  и  расширяется  кризисом
оснований       биосферы.       Волна
"глобализации"     захватывает      и
подчиняет  логике   своего   движения
самые   заурядные    и    ничем    не
примечательные    проблемы.     Слово

                                   23

"экология" не  сходит с уст. Сознание
людей пребывает  в том  состоянии,  в
котором трудно  понять, происходит ли
вырождение  старого   мира  или   же,
напротив, у них на глазах зарождается
новый мир, имя которому "Ноосфера".
  Самые проницательные умы обратились
к  истории,   пытаясь  доказать,  что
катастрофы были и тогда, когда еще не
было  людей.  С  особым  пристрастием
изучается   положение   земной   оси,
магнитное поле и их влияние на судьбы
человечества.  Вызывают   тревогу   и
другие явления земного и космического
миропорядка.  Например,  вспомнили  о
том, что  культура Майи погибла из-за
неумелой обработки  тропических почв.
Большие   опасения    внушал    также
неприятный  эпизод   с  пустынями   в
северной Африке.  Напротив, история с
крупными копытными  в эпоху  голоцена
стала наглядным примером человеческой
изобретательности, его  умения быстро
перестраиваться.
  Постепенно биосфера  превратилась в
предмет поклонения, высшую ценность и
сокровенный   смысл    жизни   людей.
Появились и первые поклонники солнца,
болот и ландышей. ХХ в. вообще славен
тем, что он заставил людей заботиться
о том,  что  живет  не  их  заботами.
Всеобщее увлечение природой как зоной
отдыха  людей   труда  омрачалось   и

24

диссонировало с  той простой  мыслью,
что если  экологические проблемы были
всегда, то  по-настоящему их  не было
никогда. У  экологов возникла смутная
догадка  о  том,  что  когда-то  были
другие проблемы, но отсчитывались они
от  феномена   человека,  а   не   от
расположения   планет   в   солнечной
системе.   Последнее   обстоятельство
заставляет   нас    искать   квазиан-
тропологический подход к экологии.


 2. Квазиантропологический подход к
              экологии

  Человек  не   может  не  стремиться
стать человеком,  ибо предоставленный
самому  себе,  т.е.  мудрости  своего
тела и  своих чувств, он не достигает
полноты бытия  человека и остается на
уровне    физиологической    мудрости
попугая. Для  того, чтобы  быть,  ему
нужно   разместить    себя   в   мире
окружающих его  вещей и  самим  собой
начинать  новый   ряд  явлений,  т.е.
определиться. Или,  что то  же самое,
определить себя  вне  зависимости  от
предшествующих  ему  причин.  Но  вот
этой-то определенности  человеку и не
хватает. До  определения в  мире  ка-
узальных    связей     еще     ничего
человеческого в  нас нет,  мы пусты и

                                   25

все возможно.  После определения - мы
свободны и  не все  для нас возможно,
потому  что   мир  испытан   и   этим
испытанием в нем (а, значит, и в нас)
определились смыслы  и основанные  на
них   связи.    В   интервале   между
доопределением и тем, что после него,
вспыхивает   человеческая    природа,
отличающая человека  от его ближайших
предков.
  Обезьяна   не    стремится    стать
обезьяной. Просто  у нее нет ни "до",
ни "после".  Она уже  обезьяна  и  ее
место в мире определено эволюционными
связями, действием  предшествующих ей
причин.  Устройством   ее  тела  раз-
решается полное взаимодействие причин
и   условий    существования,    т.е.
появляются основания  ее бытия, кото-
рое как  бы подвешено на прочный крюк
морфологических изменений.  На  такой
же  крюк   подвешена,  к  примеру,  и
чумная бацилла.  С эволюционной точки
зрения  обезьяна   не   прогрессивнее
чумной бациллы.  У каждой из них свое
место в  природе, свое  понятие. Вряд
ли мы  найдем обезьяну, которая бы не
соответствовала своему понятию. Между
тем   среди    людей    этот    казус
встречается  сплошь   и  рядом.   Для
человека нет  определенного  места  в
природе. И  нет понятия,  которому бы
он соответствовал.

26

  Человек сам  по себе ничто. И нечто
в нем появляется не первым рождением,
а вторым,  с привлечением иного мира;
не     наращиванием     биологической
мудрости его  тела, а  ее отрицанием,
вернее, доопределением  этой мудрости
вновь  созданным  предметно-смысловым
миром. Без  этого мира  люди неполны,
для них  нет ни  условий,  ни  среды.
Допустим, причины  для  них  есть,  а
смыслов может  и не быть. И наоборот,
смыслы вроде  бы появляются, а причин
для того,  чтобы мы  могли  быть,  не
видно. Основания нашего существования
создаются  в   пустоте,  перед  лицом
ничто. Люди  не могут (вернее, не все
из нас  научились)  цеплять  себя  за
выступ      биогенетической      (или
социальной) морфологии  и без  причин
уподобляться обезьяне.  С  опорой  на
спинной мозг далеко не уедешь.
  Искомый   выступ   нам   приходится
изобретать     самим      и     далее
эволюционировать как бы в подвесе над
пустотой,   т.е.    не   на    основе
морфологических изменений  тела, а на
основе   морфологии   неорганического
тела и  рождения смыслов,  т.е. своей
старой природы. А там как повезет. Мы
ли  покорим   природу  и  встроим  ее
органические связи  в  систему  своих
смыслов? Она  ли покорит и свяжет нас
цепочкой своих причин и следствий; мы

                                   27

ли возьмем  все у  земли, она  ли все
отнимет у  нас? Эта проблема не имеет
окончательного решения.  Выдержим  ли
мы испытание  бытием или не выдержим?
Сможем   поместить    себя   в   мире
каузальных связей  или не сможем? Все
это решается  каждый раз  заново и не
зависит от того, что когда-то без нас
уже решалось. Такова мера человечески
возможного  в  технически  испытанном
мире, в  котором мы живем и в котором
мы  проэволюционировали   к  феномену
экологии.





















28


                  * * *

                       
  Экология -  это знание  о том доме,
который мы  не строили,  но в котором
нам тем  не  менее  приходится  жить.
Если  наши  действия  складываются  в
предположении, что  природа -  это не
дом,  а   мастерская  и   мы  в   ней
работники, то  нам,  конечно,  нельзя
ждать милостей  от природы. Для того,
чтобы овладеть ими, нам нужна техника
и наука.  Используя науку, мы создаем
представление о  том, что  природа  -
это все  то, что  мы знаем о природе.
Но мы  также знаем,  что природа есть
нечто  большее,  чем  наши  знания  о
природе.  Откуда   же   берется   это
знание?   Оно   порождается   в   нас
спонтанностью   бытия,   в   терминах
которого  выполняются  символы  нашей
жизни.
  Используя  технику,  мы  необратимо
движемся не  по логике смыслов своего
бытия, а  по логике  обратимых связей
сущего. В  качестве существ,  живущих
во времени,  мы  отдаем  предпочтение
вневременным универсальным сущностям.
И   поэтому   фактическое   для   нас
случайно, а  логические истины  науки
необходимы.       Согласно       этой
необходимости  и  создается  техника,

                                   29

т.е.    вневременная    универсальная
сущность обратимых процессов природы.
  Для того,  чтобы осмысленно  жить в
естественном  мире,  нам  нужно  было
изобрести искусственный  мир.  А  для
того,   чтобы    научиться   жить   в
искусственном мире,  нам  нужно  было
радикально изменить  представление  о
самих себе  и создать легенду о своем
втором рождении.  В  качестве  дважды
рожденных мы принуждены жить в среде,
организуемой по модели самосознания и
нашей субъективности.  Граница  между
субъектным  и  бессубъектным  образом
человека совпадает  с границей  между
естественным и  искусственным  миром.
Любая  точка   в  искусственном  мире
обращена    к     самотождественности
человеческого "Я"  и развертывается в
последовательности действий,  которые
нельзя  не  выполнить.  Эти  действия
рождены   не    законами   мира,    а
структурой наших  смыслов и значений.
Но  смысловые   связи  мира   -   это
незаконнорожденные связи между людьми
и, следовательно,  между человеком  и
природой.   Они    требуют   насилия,
обращенного человеком  к самому себе,
если,  конечно,   он  не   испытывает
реальную возможность  своего  второго
рождения.
  Людям    удалось    создать    идею
прогресса, но  они не смогли запереть

30

двери, ведущие  из мира возможных ре-
альностей в мир естественный. И в эти
незапертые  двери  нам  является  (во
всякое время  может явиться) законами
рожденный мир,  т.е. все  то, что при
привычке   мы    называем   космосом.
Расширением сферы  взаимного действия
этого мира с человеком сужаются (если
не      исключаются)      возможности
осмысленного  бытия   человека.  Этот
порочный круг был уже замечен в конце
XVIII в. В XIX веке о нем заговорили,
не  называя   по   имени.   XX   век,
рассказывая  себе   об   условиях   и
причинах   этого   порочного   круга,
именует его  (как и  рассказ  о  нем)
экологией.
  Мир изменился  и  (в  который  раз)
появились новые  слова, а  стремление
человека стать  богом (как  первый  и
радикальный   принцип    его   бытия)
осталось. Но  воспроизводится  оно  в
мире, в  котором проросла  и укорени-
лась наша  связь с насилием. Поместив
себя внутри  естественных связей,  мы
сами отмечаем в них некоторый предел,
все,  что   ниже  или  выше  которого
воспринимается в  качестве  полезного
или   бесполезного,    удобного   или
неудобного. Полезность  не дается нам
ни    актом    бытия,    ни    полным
взаимодействием  его  субстанций.  Ее
нельзя объяснить  отсылкой к  природе

                                   31

предмета. Например,  дерево,  которое
растет перед  окном, полезно, если мы
к  нему   относимся  как   к  чему-то
полезному,  т.е.   в  зависимости  от
нашего места  и положения  в мире. Но
растет оно  не для  того, чтобы  быть
удобным или  неудобным. Если на столе
оказались нож, книга и пепельница, то
собирает их не пространство стола, не
причины и  следствия,  а  выгадывание
полезности,     т.е.     не     менее
фундаментальная  мощь.   К   ней   мы
привязаны так же крепко, как северный
полюс к южному. Вот этой связью в нас
само себя  делает нечто,  независимое
от нас.
  Для  того,   чтобы  выпрыгнуть   из
злополучного круга экологии, мы можем
менять какие-то  идеи,  перестраивать
политику        и         технологию,
совершенствовать общество  и т.д.  Но
технологии меняются,  а люди остаются
людьми,  т.е.  если  в  них  нечто  и
существует,  то   потому,  что  ничто
рядом  с   ними  ничтожит.  Ничто  не
видно.  Оно  не  тождественно  самому
себе  и   поэтому  ненаблюдаемо,   но
бессодержательное   радение    вокруг
ненаблюдаемых  вещей   меняет  вполне
наблюдаемое содержание  нашей жизни и
выводит нас  за рамки  биологического
существования.       Поэтому       не
удивительно, что  феномен экологии мы

32

готовы увидеть  даже там,  где до нас
его  никто   не  видел.  Например,  в
архаике, во  времена неолита  и охоты
на   мамонтов.    Но   с    той    же
основательностью,   с    которой   мы
удваиваем мир  и переносим содержание
нами понятого из одного мира, который
"сейчас и  здесь", в  другой, который
"там и  тогда", можно утверждать, что
нет двух  миров и  нет двух экологий:
"большой"    экологии     здесь     и
"маленькой" экологии  там. Мир один и
люди как  здесь, так и там могут быть
в нем  лишь как  сущности, выбирающие
свое существование.  Для  обозначения
феномена человека использовались иные
(ныне утраченные) маски изобретающего
себя бытия.
  Когда  же   возникли  экологические
проблемы? На  этот  вопрос  есть  два
ответа. 1.  Они были  всегда,  только
люди об  этом не всегда знали. 2. Они
возникли после  того, как  земля была
полностью  заселена,   и  люди  стали
применять машинную технику.
  Первый  ответ   покоится   на   том
очевидном воззрении,  что  люди  есть
люди, а  не тараканы,  и природа  для
них никогда  не была  домом. Но  если
люди не  знали экологических проблем,
то экологических  проблем  у  них  не
было. "Экология"  была,  связи  между
человеком и  природой были, а проблем

                                   33

не было. Проблемы существуют, если мы
о них что-то знаем.
  Во втором  случае  имеется  в  виду
промышленная революция  XVIII-XIX вв.
Экологические проблемы  указывают  на
исчерпание возможностей  цивилизации,
порожденной   изобретением   ткацкого
станка и  парового двигателя.  В этих
условиях формируется  понимание того,
что   язык    объективного   описания
экологических   проблем   цивилизации
разрушается, если  в  нем  содержатся
скрытые   отсылки    к   человеческим
свойствам и  качествам как  последней
объяснительной инстанции.
  Но было бы смешно, например, видеть
причину    экологической     трагедии
Байкала  в   плохих  качествах  таких
академиков,   как    Жаворонков   или
Александров. Вполне возможно, что они
давали  неверную   экспертную  оценку
состояния Байкала.  Но  экологические
проблемы  возникают  не  потому,  что
существуют неверные экспертные оценки
и не  потому, что  существуют  плохие
люди. Причины находятся в сложившихся
структурах  и  методах  работы  нашей
цивилизации, основой которых является
процедура   замещения   естественного
искусственным.      При       анализе
экологических проблем  человек вместе
с его  свойствами и  качествами может
выступать     лишь     в     качестве

34

персонификации определенных тенденций
развития цивилизации. Понимание этого
обстоятельства  и   составляет   суть
квазиантропологического   подхода   к
экологии.
  Итак,    в     феномене    экологии
воспроизводят себя  люди XX  в.,  ибо
они (а не их предки) разорвали веками
установившуюся связь  между человеком
и природой и в этом разрыве построили
цивилизацию, в  которой они пребывают
вне себя,  и  в  этом  цивилизованном
состоянии   слышат    голос    демона
экологии.


     3. Онтология экологического
            умонастроения

  В то  далекое "осевое время", когда
в  Китае  жил  Конфуций,  в  Индии  -
Будда, а по Палестине бродили пророки
иудеев, греческие  философы  задумали
построить мост  между видимым миром и
невидимым.  Они,   к  сожалению,   не
знали, что  существует  "гностическая
гнусность",  и  поэтому  верили,  что
люди  могут  соединить  несоединимое,
т.е.   найти    свою    сущность    в
несуществующем.  Позднее   в  Древнем
Риме создается  специальный  орган  -
коллегия жрецов  во главе  с  Великим
Понтификом,  т.е.   строителем  моста

                                   35

между небом  и землей, духом и телом.
Между   делом    Понтифик   руководил
составлением   календаря,    ведением
летописей и  составлением консульских
списков.  В  этом  побочном  деле  он
преуспел. Но  пропасть между  духом и
телом   календарями    и   позитивным
знанием не  заполнялась. Появились  и
первые   еретики,    которые    стали
говорить   о    существовании    двух
культур.    Они    утверждали,    что
строительство моста  даже увеличивает
расстояние между  небом и землей, за-
хватывая все  новые и  новые  области
бытия.    Незаметно     для     людей
образовался разрыв между сущим и дол-
жным,  объективным   опытом  науки  и
субъективным  опытом   людей,   между
человеком и природой.
  Красота того,  что  не  существует,
очаровывала   строителей    моста   и
превращала их в поверенных невидимого
мира на видимой земле. Мастера игры в