Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
. Пусть канониры стреляют прямо в очаг пожара, чтобы турки не
смогли его угасить...
Огонь уже охватывал улицы в центре города.
- Боюсь, что турки потушат этот пожар. Дабы этого не случилось, надо всех
басурман вытащить на стены... Где Кейт?
Явился Кейт (мрачный). Миних ему рта не дал открыть:
- С двумя полками выступайте под стены крепости.
- Как близко? На ружейный выстрел?
- Да! И старайтесь выманить весь гарнизон на стены...
По раннему холодку безмолвно тронулись полки. Вдали виднелось море, а там
- полно кораблей турецких. Кейт приказ исполнил: его солдаты стрельбою выма-
нили турок на вал, а пожары в Очакове сразу стали усиливаться...
- Ну, как там Кейт? - спрашивал Миних.
- Кейт в огне, - отвечали ему. - Он стоит под валом.
- Скачите к нему. Пусть продвинется еще ближе...
Кажется, Миних решил избавиться от своего соперника. Манштейн застал Кейта
сидящим на земле за кустом винограда. Генерал-аншеф зажимал пальцами рану на
плече. Кровь била сильно, все пальцы Кейта были ярко-лаковыми от крови. А
повсюду, в самых невообразимых позах, валялись убитые стрелки... Манштейн
сказал:
- Фельдмаршал приказал продвинуться еще дальше.
- Куда дальше? - спросил Кейт. - На тот свет?
Манштейн помчался обратно к шатру ставки. Миних кусал белые от пыли губы.
Было ясно, что штурм обречен на бесполезное кровопролитие. Но уже били полко-
вые литавры, зовуще пели гобои и флейты. Ухали ядрами пудовые мортиры. Поспе-
вая за ними, залфировали маленькие пушчонки-близнята... Миних приказал:
- Теперь пусть Кейт выходит из-за редута.
Солдаты с мужеством исполнили первый приказ фельдмаршала, когда их вдруг
настиг, коварный и жестокий, второй приказ.
- Немыслимо! - заорал Кейт, стоя среди убитых. - Если нас здесь умерщвляют
без отмщения, то... куда же я двинусь теперь из редута? Манштейн, вы же гра-
мотный офицер, так оглянитесь вокруг меня: храбрецы уже лежат труп на тру-
пе...
Повинуясь окрику генерал-аншефа, русские солдаты все же вышли из-за реду-
та. На открытой местности турки стали безжалостно истреблять их пулями. Мор-
тиры осыпали их горстями ржавых гнутых гвоздей, оставлявших в теле болезнен-
ные раны... Манштейн возвратился к Миниху со словами:
- Кейт не выдержит. Там и железо согнется.
- Кейт не выдержит, так солдаты его не согнутся...
Миних качнулся в седле, его длинные, как кинжалы, шпоры испанского образца
вонзились коню в бока, жестоко раня животное.
- Вперед! - велел он своей пышной свите.
Кавалькада всадников, блещущая бронзой и сталью, парчой и золотом, неслась
за Минихом, вся в пыльной бестолочи сражения. Дым несло от Очакова, застилало
море и даль степную.
- Ах! - вскрикнул юный паж, кулем слетая с лошади.
Свита пронеслась над ним, топча убитого...
Войска под командой Румянцева и Карла Бирена продвинулись до глясиса, и
Миних вдруг сказал Манштейну:
- Лети опять до Кейта - пусть входит в город...
Потеряв много крови, бледнее смерти, Кейт отвечал:
- Смешно! Если моих солдат решил убить фельдмаршал, то мог бы расстрелять
нас и без штурма... В какой вступать мне город? Вон стены высятся, будто в
Иерихоне, а как я заберусь на них? Когда меня вперед послали, мне дали хоть
одну лестницу?
- Но таков приказ, - отвечал Манштейн...
Огонь между тем бушевал над Очаковом, треск пожаров был слышен уже издале-
ка. Войска сходились ближе к глясису, полки змеились среди садов. В окружении
Миниха возникло замешательство. Все чаще падали под пулями офицеры конвоя.
Под принцем Антоном Брауншвейгским раненая лошадь жалобно заржала, подломись
в ногах передних.
Австрийские атташе бросились к Миниху:
- Поберегите принца! От жизни его высочества зависит судьба престола рос-
сийского. Нельзя же так рисковать.
- Но я не звал принца скакать за мною следом...
Однако стрельба турок была столь губительна, что Миних тоже завернул об-
ратно. А на прощание он крикнул Румянцеву:
- Город, слава богу, горит. Вы продолжайте натиск.
Войска кругами сходились вокруг крепости. Со стороны лиманов, прямо по
мелководьям моря, вздымая тучи брызг, проскакала конница казачья. Наконец
солдаты вышли ко рву и тут встали.
- Ров непреодолим, - доложили Миниху.
- Но стоять там, где стоят, - велел фельдмаршал упрямо. - Коли уж до рва
добрались, то ретирады не будет...
Вот когда начался ад! Атакующие сбились в кучу под стенами крепости - ни
вперед, ни назад. Турки, ожесточась, засыпали их бомбами и пулями. Однако
солдаты русские не отступили. Они ждали, что генералы разберутся в обстановке
и все поправится. Им казалось, что возникла заминка, - не больше!
Но генералы были бессильны против упрямства Миниха.
Прошел один час - под бомбами армия еще ждала.
Минул час второй - продолжали стоять, умирая...
Бессмысленная смерть: стой и жди, когда в тебя прицелятся
и поразят без помехи. Из горящего Очакова несло смрадом и
горячим вихрем, в котором кружились крупные искры и голо-
вешки. Плечи храбрецов осыпало раскаленным пеплом.
Миниха навестил фон Беренклу:
- Я вам говорил, что ваших солдат перебьют, как собак...
На третьем часу бесцельной выдержки, убедясь, что их послали на верную
смерть и бросили, русские побежали. Сразу же распахнулись ворота Очакова, из
них выметнуло вопящие толпы, и турки стали зверски добивать бегущих. Ни один
раненый не уцелел - они погибли сразу под кривыми всполохами ятяганов.
- Мы погибли... о боже! - закричал Миних в отчаянии.
В ярости он засадил свою шпагу в землю до самого эфеса. Рвал на себе каф-
тан, хрипел, выл. Потом фельдмаршал рухнул наземь и покатился в низину боль-
шим чурбаном. Воя, он грыз землю.
- Где честь и слава мои? Великий боже, ты меня покинул!
Теперь уже все понимали, что Миних погубил армию.
К нему подошел с распятием суровый Мартене:
- На тебя смотрят люди... встань!
Он поднялся, почти безумный начал искать виноватых:
- Кейта ко мне! Подлец, он сорвал мне штурм...
Перед ним предстал измученный ранами Кейт.
- Ты почему стоишь здесь живым? - орал на него Миних. - Только ты один ви-
новат в том, что солдаты бегут...
Жаркий ветер, рванувшись от Очаковр, сорвал парик с головы шотландца, и
заплескались космы его седых волос. Кейт положил ярко-красную ладонь на вы-
чурный эфес боевой сабли.
- Фельдмаршал! - отвечал Кейг с угрозой в голосе. - Можете говорить что
угодно, но прошу вас помнить, что я нахожусь при оружии и чести еще не поте-
рял...
Миних горько рыдал, грызя костяшки пальцев.
- Все пропало... все и навсегда! - бормотал он жалко.
И вдруг...
Могучий порыв горячего вихря швырнул Кейта прямо на Миниха.
Фельдмаршал упал, сшибая на своем пути пастора.
Мартене опрокинул стол в шатре, звончато билась посуда.
А с высоты, закрывая всех своим шелестящим куполом, рухнул на людей прого-
ревший шатер... Что случилось?
Именно сейчас, когда казалось, что все потеряно, случилось то, чего никто
не ожидал. В крепости Очакова от пожара взорвались гигантские запасы порохов.
Из-под обломков шатра Миних выпутывался с восторженной бранью, упоенно рыча:
- Виктория! Мы победили...Урра-а!
Этим взрывом разом убило 6000 турок в крепости (запасы пороха были в Оча-
кове велики). А сколько неприятеля покалечило - того неизвестно. Над тем мес-
том, где рвануло до небес боевые магазины, теперь нависло черное облако. От
массы порохов, сгоревших в единое мгновение, сразу стало нечем дышать.
- Манштейн! Трубу мне... быстро.
Миних через оптику увидел, как турки поспешно снимают со стен Очакова
бунчуки, сдергивают с пик головы казненных христиан, бросая их в ров, напол-
ненный телами. Потом заревели с фасов варварские трубы, прося русских не
стрелять. На вертлявой кобыле с отстрелянными ушами выскочил из цитадели ба-
ши-чаус, посланный от сераскира. В парламентера никто не выстрелил, и ба-
ши-чаус, тираня кобылу нагайкой, проскакал среди русских воинов до самого
шатра Миниха. Максим Бобриков устало выслушал его и повернулся к фельдмарша-
лу:
- Вам повезло, граф: сераскир просит перемирия.
- Даю, даю, даю, - согласился Миних.
Но Румянцев издалека уже слал своего гонца, который после бешеной скачки
почти выпал из седла на землю.
- Не надо перемирия! - закричал он. - Не надо, не надо... Гусары наши и
казаки уже ворвались в Очаков с моря!
Миних пришел в себя. Отряхнулся от пепла.
- Козыри опять в моих руках... Бобриков, перетолмачь послу, чтобы передал
сераскиру: теперь фельдмаршал Миних перемирия не дает. Российская армия при-
мет лишь дискрецию полную. С пушками, знаменами, бунчуками, багажом и всем
гарнизоном...
Грянул новый взрыв большой силы. Одна из стен Очакова, дрогнув, медленно
упала, обнажая внутренность цитадели. Спасаясь от огня, стали выбегать из го-
рода жители. Кидались в море обожженные. Сераскир со своим гаремом тоже хотел
к морю пробиться. Казаки плетьми загнали их обратно в крепость. Только одна
галера с беглецами успела уйти, другие были потоплены на виду всей армии.
Флот турецкий, боясь плена, обрубил канаты якорей; воздевши паруса, он поспе-
шил в Стамбул, чтобы ужаснуть Турцию (а заодно и Францию) падением Очакова...
Миних сиял, но Беренклу подпортил ему настроение:
- А все-таки Очаков взят не полководческим искусством, а единственно лишь
случайностью. Так воевать нельзя.
Венский атташе был прав. Миних замешкался с ответом, но тут к нему прибли-
зился настырный генерал-аншеф Кейт:
- Я требую суда. Пусть суд отыщет истинного виновника, кто под огонь людей
поставил бессмысленно и жестоко!
Мимо шатра фельдмаршала проводили толпы пленных. Турки, татары, ногайцы,
спаги, негры, арабы, босняки, арнауты... Немало было женщин с детьми. Одино-
ких красавиц офицеры тащили к себе, юную черкешенку вытянул из толпы и Манш-
тейн:
- Теперь будешь со мною. А прошлое забудь...
Из колонны пленных с криком рванулись люди.
- Мы - греки! - кричали они, воздевая руки.
Миних повернулся к штаб-доктору Павлу Кондоиди:
- Вы тоже византиец... поговорите с земляками.
Кондоиди скоро вернулся со словами:
- Процба грецкая - цлузыть в руцкой армий зелают.
- Принять всех греков волонтерами! - распорядился Миних. - А пленных гнать
и дальше: России рабы нужны...
Серыми хлопьями оседал на землю пороховой угар. В шатер к фельдмаршалу
проник принц Гессен-Гомбургский:
- Вы можете меня поздравить - я чувствую немалое облегчение от болезни,
секрет которой врачам неведом... Господин архиятер, - обратился он к Иоганну
Фишеру, - не можете ли вы меня вылечить?
Ученый врач, автор книги "Старость и продление жизни", Фишер отвечал прин-
цу, что в аптеках Европы не сыскать лекарства от трусости.
- Но русская фармакопея, ваше высочество, считает, что чеснок и каша греч-
невая способны придать человеку храбрости...
- Я не свинья, - обиделся принц...
Всю ночь в шатрах гремела музыка и звенели бокалы.
Миних с Анной Даниловной принимали поздравления.
- Да здравствует великий Миних! - кричали подхалимы...
Пастор Мартене (хитрый) подмигнул Манштейну:
- Наш экселенц почти велик...
С факелами в руках по садам и холмам бродили офицеры с солдатами. Собирали
убитых для общего отпевания. Уложили по могилам 24 000 трупов.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
13 июня был составлен диплом на избрание Бирена в герцоги курляндские, а
ровно через месяц, 13 июля, курфюрст Саксонский и король польский - Август
III, ратифицировал его в Дрездене. После чего австрийский император Карл VI
утвердил Бирена в титуле "светлости". Две русские кавалерии (голубая и крас-
ная) опоясывали идеальный торс стройного и сильного мужчины, который умудрил-
ся на безделье и обжорстве не завести себе пуза...
Бирен навестил свою замухрышку Бенигну:
- Ну, горбатая обезьяна, рада ли ты? Ведь теперь из графского "сиятельст-
ва" ты выскочила прямо в "светлость"... Сядука я да напишу герцогу Бирону в
Париж, - что он теперь ответит мне?
В приемной было не протолкнуться: полно вельмож, униженных чужим величи-
ем, полно дипломатов с поздравлениями. Естественно, всех волновал один важный
вопрос, и дипломаты спрашивали:
- Ваша светлость, когда вы намерены сесть на Митаве?
- Из Петербурга я - ни шагу! - отвечал Бирен раздраженно. - Прошу не забы-
вать, что я не только герцог Курляндский, но еще и обер-камергер российский.
Митава может стерпеть мое отсутствие. Но что станет делать без меня двор пе-
тербургский?..
В этот день, по случаю падения Очакова, Анна Иоанновна обедала на троне
под балдахином, и Бирен с особенной любезностью менял тарелки перед нею - по
праву обер-камергера.
Лейбе Либману он сказал:
- Всех пленных турок, добытых под Очаковом, я забираю ддя нужд своих. Буду
строить дворцы в Курляндии, и мне нужны рабочие руки. А дабы пленных пресечь
от бегства, надо отвратить их от мусульманства. Пусть пасторы обратят их в
веру лютеранскую и переженят агарян на латышках...
Был зван в манеж граф Бартоломео Франческо Растрелли - архитектор славный,
о котором преизрядно писано, что "инвенции его в украшении великолепны, вид
зданий его казист; может увеселиться око в том, что он построит...". Тако-
го-то и надобно!
Новоиспеченный герцог белел графу Растрелли:
- Мне нужен сказочный дворец в Руентале и резиденция в столице моей<7>. Я
золота не пожалею, а ты не поскупись на пышность... Чтобы конюшни были - как
дворцы! Колонн побольше всюду расставь, чтобы издали видели - здесь живет не
какая-то пигалица, а сам герцог!
Выедая казну русскую, спекулируя направо и налево, Бирен за 600 000 аль-
бертовых талеров выкупил из долговых закладов все имения прежних Кетлеров;
Анна Иоанновна отказала в его пользу "вдовью" долю имений курляндских. Бирен
показал себя жадным, но здравым хозяином. Понимая, что с голодного раба толку
мало, он проявил заботу о крестьянах. Издал особый регламент, который попрос-
ту списал из старых указов герцога Якоба. Своего ума не хватило, но зато ума
хватило, чтобы использовать чужой ум... Бирен возмутил дворянство, создавая в
стране экономии, похожие на большие общественные фермы; он возводил полотня-
ные мануфактуры. Доходы увеличились, но непомерно выросли и расходы.
- Я дожил до того, что мне уже не стало хватать на содержание своей персо-
ны. Кажется, я никогда еще не был таким нищим, как сейчас, - жаловался герцог
повсюду. - Даже уральская гора Благодать не может спасти моих финансов.
Лейба Либман уже не мог справиться с обширной бухгалтерией герцога. В по-
мощь гоф-фактору прибыли из Европы Исаак Биленбах и прочие жулики без роду и
племени, алкавшие сребра и злата от России. Бирен внушал своим факторам:
- Я вам плачу, чтобы вы думали. Много думали!
Винная монополия в Курляндии ненадолго выпрямила финансы. Потом факторы
обложили налогом корчмы на проезжих дорогах, что приносило Бирену 150 000
гульденов в год.
- Но этого мне мало. Думай, Лейба... много думай!
Либман думал не только о герцоге, но о себе тоже, а все свои деньги скады-
вал в банки Гамбурга. Он стал при дворе большим барином. Жену свою с детишка-
ми по-прежнему содержал в Митаве, а в Петербурге жил с любовницей. Полногру-
дая и разгульная Доротея Шмидт его утешала.
- После сладкого, - говорил ей Лейба, - всегда наступает горькое. Мы в
России лишь гости, а удирать без миллиона обидно...
Доротея Шмидт, при дворце царицы принятая, имела трех детей. Первого она
прижила от врача Каав-Буергаве, второго от Лейбы Либмана, а недавно родила и
третьего - от принца Антона Брауншвейгекого. Был у нее и муженек - портняжка,
добрый малый.
- У меня-то уже трое! - говорил он жизнерадостно.
Таковы были тогда нравы придворные...
Но чем богаче и знатнее становился Бирен, тем тревожнее была его жизнь.
Тишком, лишнего шума не делая, стал герцог скупать богатейшие поместья в Си-
лезии, в Богемии, в Мазовии.
- На корону герцогскую нельзя рассчитывать, - признавался он жене. - Надо
иметь вдали от России надежный угол, где и спрячемся, когда нас русские пого-
нят отсюда палкой...
"Бог свидетель, - писал в эти дни Бирен, - что я устал от жизни. Годы, не-
дуги, государственные заботы, огорчения и работа все возрастают... Вся тя-
жесть дел ложится на меня, ибо Остерман валяется в постели!" В этом году Би-
рену исполнилось 47 лет, а жить ему оставалось еще долгих 35 лет.
Веселая жизнь продолжалась.
- Кто украл мою буженину? - завопила Анна Иоанновна.
Тарелка была пуста: сочный ломоть буженины исчез.
- Андрей Иваныч, - голосила императрица, - сыщи мне вора. Где это видано,
чтобы - у самодержицы русской, вдовы бедной, во дворце же ее последний кусок
воры стащили?
Возле нее крутились, как всегда, шуты: князь ГолицынКвасник полоумный,
князь Никита Волконский без штанов, граф Апраксин - дуралей от природы, Пед-
рилло со скрипкой стоял на одной ноге, словно аист, а Лакоста с пузырем тас-
кался по паркетам на четвереньках, будто паралитик...
- Видели! - кричали шуты. - Тут Юшкова что-то жевала...
Призвали лейб-стригунью коготочков царских:
- Ты буженину ея величества слопала?
- Пресвятые богородицы, - клялась та слезно, - да ведь то не буженинка бы-
ла. Я просфорку святую жевала...
Иван Емельяныч Балакирев рассмеялся и сказал, что ворюгу он сыщет - с по-
личным. Таилась под лестницей дворца, в закуте темном, никому не ведомая бег-
лая калмычка, грязная и косая. Полно было тряпья вшивого на ней. А вокруг ва-
лялись кости, обсосанные дочиста, обглоданные столь тщательно, будто они в
собачьей будке побывали. Тускло и гневно глядели из мрака трахомные глаза ди-
кой калмычки... Представили воровку пред очи царские:
- Ты кто? И почто мою буженину съела?
- А не все тебе буженина! - отвечала калмычка безо всякого почтения. - На-
до когда и другим буженинки попробовать...
Анна Иоанновна засмеялась, от гнева остывая:
- Ишь ты какая смелая! Быть тебе за это при особе моей. И впредь, что я не
доем, ты за меня дожирать станешь. Будешь отныне моей лейб-подъедалой. А
зваться тебе велю Бужениновой.
Буженинову, недолго думая, крестили на греческий лад, стала она Авдотьей
Ивановной. Сводили калмычку в баню, из колтуна ее вшей выгребли, в прическу
много разных булавок и жемчужин натыкали, одели ее в шальвары на манер турец-
кий, и гирлянды бусин на шею навесили. Авдотья тут на мужчин стала погляды-
вать с интересом дамским, природным.
От стола же царского летели в нее куски жирные:
- Буженинова! Эвон огузочек я не доела... лови!
Веселая жизнь продолжалась. Блистательный красавец Франческо Арайя препод-
носил царице новые кантаты; дивную музыку свою он сочетал с грубейшей лестью:
игру Педриллы на скрипке композитор называл бездарной. Шуту с маэстро спорить
не приходилось. А недавно, в потеху себе, Анна Иоанновна утвердила новый ор-
ден в империи - святого Бенедикта, который носился в петлице на красной лен-
те, и орденом этим она шутов с престола награждала.
Иные из генералов злобились:
- Скоморохи паскудничают, а крест Бенедикта святого похож на крест Андрея
Первозванного, коим героев отличают...
С оговору Франческо Арайя, креста не получил Педрилло и был опечален нев-
ниманием. Но скоро объявил шут при дворе, что на козе решил жениться. Тут как
раз и очаковские торжества поспели. С пышной церемонией Педриллу во дворце
обручали. Вели "молодых" в спальню камергеры царицыны, а жених за веревку та-
щил "невесту" на постель, усыпанную хмелем брачным. Императрица с придворными
от хохота заливалась, радуясь забаве:
- Невестушка-то жениху не дается... Охти мне, лопну от смеха! Эй, Бужени-
нова, хватай м