Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
ию Андрея Первозванного но-
сили на своих кафтанах, которой боевые генералы не имели. Их шутки были тако-
вы: или парик поджечь на голове вельможи, или чернила выплеснуть на платье
фрейлины. К сыновьям граф Бирен приставил легион гувернеров. Но ученики вол-
тузили своих педагогов палками, когда хотели. Иные пытались жаловаться графу,
но Бирен таких отправлял в смирительный дом, приказывая впредь считать их су-
масшедшими. По утрам петербуржцы видели их иногда на улицах - под стражей, с
вениками в руках, педагоги подметали мостовые Невского проспекта...
Бирен был ласков к гостю своему - Брискорну, и гетгингенец поражался прек-
расной памяти хозяина. Бирен читал и знал немного. Но у него была прекрасная
библиотека, и все прочитанное хоть однажды Бирен помнил точно. И знаниями
своими умел вовремя пользоваться. При случае он уверенно выкладывал их в об-
ществе.
Пребывание в доме обер-камергера Брискорн использовал удачно. Он сделал
выводы, и эти выводы ужасны были.
Его тянуло к людям ученым, хотелось покопаться в книгах Корфа, заманчиво
виднелась за Невою Академия де-сиянс, но граф таскал его в манеж, на куртаги,
в зверинцы и на стрельбища.
Иногда из души Бирена с болью прорывалось - затаенное:
- Не боюсь я Вены, презираю Версаль, плевал я на Берлин. Для меня сущест-
вует лишь один соперник - принц Мориц Саксонский... Это страшный человек для
меня!
Мориц Саксонский - блестящий стратег, храбрейший полководец, авантюрист
отчаянный и любовник всех женщин, которые только имели счастье попасться ему
на дороге.
Сегодня он проснулся в постели чьей-то жены.
- Надо ехать! - вскочил принц, быстро одеваясь.
- Куда вы, друг мой?
- Сначала в Дрезден.
- Зачем? Или Парижа мало для безумств ваших?
- Короны - не пуговицы, на земле не валяются.
- Ах, боже! Хоть поцелуйте меня на прощание...
- Некогда!
Загнав сорок восемь лошадей, принц был уже в Дрездене, где его совсем не
ждал брат - король и курфюрст. А саксонский канцлер Брюль пугался каждый раз
при виде Морица.
- Ваше величество, - шепнул канцлер Августу III, - приглядывайте за своим
братцем: как бы он не перепутал гардеробы и не надел на себя вашей короны
вместо той, которую всю жизнь ищет!
Мориц Саксонский, волнуясь, свернул в трубку две золотые тарелки. В штопор
закрутил бронзовый канделябр. Взял кочергу от камина и кушаком обвязал ее
вокруг камер-лакея. Поглощая сорок шестой бокал вина, он сказал брату:
- У меня осталось теперь только три выхода. Первый - покончить жизнь само-
убийством. Второй - добыть корону Курляндии. А третий - изобрести корабль,
который бы плавал в Америку без помощи весел и парусов...
Мориц взял колоду карт, и она треснула в его пальцах, разорванная пополам,
чего не мог сделать никто из силачей. Опоясанный кочергой камер-лакей валялся
в его ногах, умоляя принца распоясать его, но Мориц размышлял, не замечая ла-
кея.
Август III отвечал брату:
- Избавь наш Дрезден от твоих похорон и не мучай себя механикой. Относи-
тельно же короны... ты не воображай, что будешь угоден на Митаве, ибо давле-
ние русской политики мы ощущаем здесь постоянно. Однако могу тебя утешить: ты
ничем не хуже Бирена, а я ратифицирую диплом на того герцога, которого избе-
рут в курляндском ландтаге открытым голосованием...
- Значит, все-таки избрание? Отлично. Я сажусь за сочинение писем на Мига-
ву, где меня еще не забыли и забудут, не скоро... Ого, сколько бочек с вином
было там выпито!
- Пиши. Но сначала распоясай моего лакея...
За столом Морица застало известие из Данцига о смерти герцога Фердинанда
К„тлера. В Дрездене давно поджидали русского посла, барона Кейзерлинга, но -
по слухам - он остановился в Митаве, чтобы способствовать избранию графа Би-
рена.
- Борьба обостряется! - воскликнул Мориц.
И перо еще быстрее забегало по бумаге. Это перо Морица, как и вся жизнь
его, было бравурна, пламенно, талантливо. Принц был в душе демократ. Вот ка-
кие перлы выскакивали из-под пера его: "Небольшая кучка богатеев, жадных до
наслаждений тунеядцев, благоденствует за счет массы бедняков, которые способ-
ны существовать лишь постольку, поскольку обеспечивают бездельникам-богачам
все новые наслаждения. Совокупность угнетателей и угнетенных образует именно
то, что принято называть обществом".
Мориц Саксонский был чрезвычайно опасен для Бирена, ибо он мыслил, он ки-
пел, он бунтовал! Недаром же этого человека безумно любила славная женщина
Андриенна Лекуврер...
А кто любил Бирена?
"Дин-дон, дин-дон... царь Иван Василич!"
Бирен с воплями вломился в комнаты императрицы.
- Анхен! Мы пропали, - зарыдал он. - Это ужасно... Ты прочти, что пишет
твой бывший поклонник... Мне с ним не совладать!
Бирен протянул к ней "афишки", разосланные по городам и весям Курляндии
агентами принца Морица Саксонсского.
"...вы уже предвидели настоящее бедственное поло-
жение и, надеюсь, произвели на этот случай выбор
в мою польз у... Вы поверите в готовность мою уме-
реть, сражаясь за вас, если надо будет сражаться!"
Бирен уже не вставал с колен, плачущий:
- Я ухожу! Мне с этим головорезом не справиться. Ты же сама знаешь, Анхен,
какой это человек... Ты сама рассказывала, что в молодости он тебя изнасило-
вал, несчастную, после чего ты и полюбила его... Откуда я знаю? - закричал
Бирен, вскакивая. - Может быть, ты его и сейчас еще любишь?.. Анхен, Анхен, -
горевал Бирен, - я пропал... О боже! Неужели каббалистика мрачных чисел меня
обманула?
- Не дури, - вдруг жестко произнесла императрица. - Наш Кейзерлинг уже в
Митаве. Я послала гонца вдогонку ему, чтобы барон там и сидел, а в Дрезден
пока не ехал. Сейчас все зависит от того, кого изберет курляндский ландтаг.
Вот ты на избрание божие, друг милый, и уповай...
Она стала писать указ, в коем предписывала властям словить принца Морица,
яко разбойника, ежели он близ рубежей обнаружится. "Сей указ, - заключала Ан-
на Иоанновна, - содержать секретно и никому, кто бы ни был, о том не объяв-
лять, и для того перевод его на немецкий язык тут приложен, дабы лучше вразу-
меть смогли..."
Громогласный бас императрицы оглушил скороходов:
- Гей, гей, гей! Готовить курьера до Рига поспешного...
Спокойствием своим она внушала Бирену надежду; вернувшись к себе на Мойку,
граф наказал Брискорну:
- И ты, мой паж, тоже скачи в Ригу - прямо к генералу Бисмарку. Не вздумай
лошадей жалеть! Лети, как ветер... А шурин мой, бравый Бисмарк, уже знает,
что ему делать дальше. Ты понял? Так скачи... Поверь, озолочу!
Лучшие лошади в Европе, лошади из конюшен Бирена, всхрапнули возле подъез-
да. Брискорн запрыгнул в глубь возка и - поскакал. Но поскакал совсем не в
Ригу; он прибыл на мызу Вюрцау, что стоит на Аа-реке, где проживал могущест-
венный ланд-гофмейстер Курляндии, барон Эрнст Отго Христофор фон д„р Ховен -
злейший враг всех Биренов!
- Лучше быть рабами России, - сказал Брискорну фон д„р Ховен. - Переживать
непогоду следует не под маленьким, а под большим деревом...
Ланд-гофмейстер натянул перчатку, пошитую из шкуры змеиной. Желто-черные
штандарты реяли над унылыми лесами. Малиновый плащ с подбоем из горностая
стелился за Ховеном по лазурным паркетам замка Вюрцау. Старый барон напоминал
пса, у которого вздыбилась шерсть на загривке...
Без выборов не обойтись, как и без пушек - тоже!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Бранные мышцы солдат уже напряглись для битв. Пора бы и двигаться армии на
Черноморье, но Миних от похода скорого что-то отлынивал, осторожничая.
- Травы-то еще нет, - говорил он. - Травы дождемся...
На этот раз решено было по рекам к морю спускаться, а князю Трубецкому ве-
дено от Миниха - кораблями же - хлеб и осадную артиллерию под Очаков доста-
вить. Вообще фельдмаршал не признавал за флотом боевого значения и корабли с
телегами часто путал.
- Разница между телегой и кораблем невелика, - утверждал фельдмаршал. -
Телега по земле едет, а корабль по воде плывет. Но все одинаково грузы должны
перевозить...
В русскую ставку прибыло немало офицеров из стран европейский. Иные втуне
надеялись пронаблюдать, как об стены Очакова будет Россия лоб себе разбивать.
Особенно много соглядатаев прислала Вена, и цесарцы на руках носили принца
Антона Брауншвейгского; племянник императора Карла VI, он был для них - как
бог, что Миниху явно не нравилось:
- Здесь бог един - великий Миних!..
Из русских генералов состояли при армии - Аракчеев, Тараканов, Леонтьев,
князь Репнин, Бахметьев, прибыл из Оренбуржья и Румянцев. Миних его невзлю-
бил; Румянцев же меж тем водил солдат в лесок, где они веники тысячами вяза-
ли.
- Если собрались париться, - язвил Миних, - то баню я вам обещаю... Толь-
ко кровавую баню!
- Нет, фельдмаршал. Коли татары степь подожгут, нам пожара не загасить. А
вениками завсегда огонь степной и тушат...
Из числа своих приближенных Миних более всего побаивался талантливого шот-
ландца Джемса Кейта, соперника в нем подозревая. Кейт справедливо требовал от
фельдмаршала точности:
- А разве князю Трубецкому можно провиант доверить?
- Не съест же он его, - увиливал Миних.
- А пушки сумеет он доставить к Очакову?
- Уверен. Князь обещал' мне спустить прямо к Очакову плашкоуты с хлебом и
пушками.
- А где план Очакова, который мы должны брать?
- Нет плана! - огрызался Миних. - И так возьмем. Знаю лишь одно, что кон-
фигурация цитадели Очаковской шестиугольная.
- Как же, - настаивал Кейт, - без плана на штурм идти?
- Бог! - отвечал Миних. - С нами бог... Ясно?
С верфей брянских спустили по Десне к Киеву множество кораблей. Плоские,
как блины, они были способны перевалить пороги днепровские, годны и на мелко-
водьях лиманов черноморских. Пехоту сажали на корабли, вручали солдатам весла
многопудовые. Офицеры флота тут же наспех учили солдат, как ловчее воду вес-
лом загребать, как по вечерам мозоли на ягодицах залечивать. И наполнился
Днепр чудесным видением флота, который в свои паруса ловил ветер попутный. А
на передней галере, подставив солнышку громадное пузо, величаво плыл к славе
сам Миних.
- Вот и травка показалась, - говорил, млея, а рядом с ним возлежала на
коврах смешливая Анна Даниловна, которой родить впору...
Тянулись Днепром вдоль рубежей с Речью Посполитой, за Кременчугом откры-
лись перед армией безлюдные места Сечи Запорожской - скоро уже и Переволоч-
ная, где после Полтавы безутешно рыдал королевус шведский. Миних выбил трубку
о борт корабля, тишком признался пастору Мартенсу:
- Ума не приложу, как до Очакова добираться станем...
Сгрузились на берег. Бойко заторговали греки-маркитанты, чуя поживу. От
скрипа многих тысяч телег болели уши. Гнали скотину гуртами - на прожор вели-
кой армии. Возле кобыл-маток, тыкаясь носами под животы их, бежали бархатные
жеребятки. Лохматые и грязные верблюды, гримасничая, с недо- вольством тянули
пушки. Золотистые быки, весне радуясь, игриво бодали пугливых коров. Среди
массы животных, колесниц и орудий солдаты проносили рогатки, похожие на тара-
ны. В довершение всего раздался дикий женский вопль... Вблизи порогов днеп-
ровских, посреди шума военного компанента, княгиня Анна Даниловна породила
здоровую крикливую девчонку, которую нарекли в честь царицы - Анною.
- Разве же это армия? - брезгливо говорили австрийцы и наблюдатели стран
прочих. - Это ведь табор дикий. Орда какая-то...
Казалось, сам черт ногу сломает в этой неразберихе. Но вот Миних в ярком
халате вышел из шатра, взмахнул жезлом:
- Пошли! Дирекция - на Бендеры!
Войска тронулись, и сразу обнаружилось, что порядок всетаки существовал.
Орда превратилась в армию, покорную дисциплине, и даже любая корова, обречен-
ная в пути на съедение, казалось, заняла надлежащее ей место. Поднялась тут
пыль, пыль, пыль... Ох, и пылища! Потянулись обозы, обозы, обозы... Они были
столь тягостно велики, что арьергард армии подходил к лагерю на рассвете,
когда авангард уже поднимался в путь. Даже сержанты гвардии имели для нужд
своих до 16 возов с барахлом. А багаж генерала Карла Бирена тащили сразу 30
быков и лошадей, 7 ослов и 15 верблюдов...
Стоило армаде русской застрять на минутку, как после нее земля оставаясь
будто выбритой, - несчастный скот успевал сожрать под собой каждую травинку.
На походе, при появлении Миниха, деташемент лейб-гвардии до земли склонял
свои знамена. Вдали от столицы фельдмаршал уже принимал царские почести, на
которые церемониальных прав не имел! Считая знания свои всеобъемлющими, Миних
по вечерам в шатре своем учил Анну Даниловну, как ей следует давать грудь
младенцу.
- Да не учи ты меня, Христофор Антоныч, - обижалась дама. - Это уже шес-
той у меня... Как-никак и без твоих инструкций выкормлю!
Ласси поднял свою армию на поход раньше Миниха; она струилась на Крым сте-
пями приазовскими; здесь меньше было пышностей, но зато больше внимания к лю-
дям, отчего войска и шагали напористо.
Далеко протянулась вдоль берега моря сакма, пробитая татарами и ногайцами.
Дико тут все, одичало. Выходя из Азова, фельдмаршал Ласси встретил разрушен-
ный Троицкий острог на Таган-Роге и заложил тут крепостцу с пушками<2>.
Гигантской тысяченожкой, ощетинясь багинетами ружей, двигалась армия на
Перекоп; иногда солдаты видели, как в морской дали, тяжко и неотступно, выг-
ребают из блеска синевы галеры. Следуя морем близ берегов, ноздря в ноздрю с
армией Ласси, проходила Донская флотилия вице-адмирала Петра Бредаля.
Перед кораблями расстилалось древнее Сурожское море, а в море том нагули-
вали жирок громадные осетры, резвились в Азовье вкусные севрюги. А порою га-
лерные весла было не провернуть в воде от густоты косяков леща, судака да
частой тюльки. Иногда корабли теряли армию, но лагерь ее моряки легко обнару-
живали ночью - по зареву костров, освещавшему ширь небесную. Ласси дождался
флотилию в устье реки Кальмиус<3> Выше по течению этой реки находилась мест-
ность печальная, где во времена ветхие случилась несчастная для Руси битва с
татарами на Калке...
Здесь армия Ласси застряла, не в силах переправить через Кальмиус пушки
тяжелые. Бредаль вызвал Петра Дефремери:
- Бери сорок плашкоутов - мост для армии сооруди.
Дефремери, веселый и загорелый, как дьявол из преисподни, составил на ре-
ке корабли бортами, словно понтоны, и армия прошла через настилы плашкоутов -
с лошадьми, с обозами, с артиллерией. Бредаль потом созвал морских офицеров:
- Господа флот, до Берды<4> мы еще дотянем. А затем карты можно выбрасы-
вать. Потянемся, как слепые, вдоль берега...
За Бердою моряки видели с кораблей тучи ногайских всадников, которые с
берега осыпали гребцов стрелами. Берег по траверзу поплыл куда-то вбок. Армия
из виду совсем пропала. По ночам уже не светили ее дружественные костры, все-
ляющие бодрость.
- Огибаем косу длинную, - насторожились моряки.
Адмирал Бредаль, полуголый, с ножом у пояса, словно пират, шатался по па-
лубе с православными святцами в руках.
- Сей день, - из святцев он вычитал, - на Руси святого Виссариона помина-
ют, а посему греха нет, ежели назовем косу Виссарионовской...
Со стоном и хрипом вырывалось дыхание из груди гребцов. Соль морская
разъедала ладони. Трудное это дело - грести, денно и нощно ворочая пудовые
весла в ртути тяжелых вод морских. Только успеешь ткнуться носом в днище,
чтобы вздремнуть, как тебя уже сверху ногой пихают: "Вставай, Ванька, по тебе
весло плачет..."
Опять уперлись в косу, долго-долго огибали ее с юга.
Бредаль заглянул в святцы:
- Сей день на Руси святого Федота празднуют. А посему назвать косу Федо-
товской и на картах то начертать...
За этой косою догорал костерок. Плашкоут мичмана Рыкунова врезался в бе-
рег, матросы с ружьями кричать стали:
- Эй, у огня! Свои люди иль чужие?
Встал от костра казак с ложкой в руке:
- Православные будем... Нас нарошно от армии оставили, чтобы сообщить ва-
шему флотскому благородию: гребите и далее вдоль бережка, а Ласси с войсками
уже в Геничах<5> стоит.
- А что это за Геничи такие?
Казак попробовал каши из котла, долго чесался.
- Кажись, не город, - ответил.
- Село, может? - спрашивали с корабля.
- Того не знаю. Не бывал шло там.
- А где же они, твои Геничи?
- Там... - И казак махнул рукой в ночку темную.
Рыкунов доложил об этом Бредалю, и тот хватил чарку перцовой. Вояка отча-
янный, лихой навигатор, он не растерялся.
- Весла... на воду! - скомандовал.
Вздрогнуло море от единого удара тысяч лопастей, и тронулись в незнаемое
прамы и дубель-шлюпы, боты мортирные и кончебасы, а за ними пошла мелочь про-
чая, на которых гребли люди, иные море впервые видевшие. Вскоре эскадра вышла
вдоль берега на Геничи. Оказалось, что это улус татарский - грязный, зловон-
ный, блошливый. По бортам кораблей кисли топкие, нехорошие берега, в командах
было примечено, что вся рыба куда-то исчезла.
- Может, вошли в реку ядовитую? - сомневались люди.
- Залив или пролив тайный, - утверждали другие.
Дефремери, чтобы споры пресечь, шагнул к борту, зачерпнул горсть воды и
глотнул ее одним махом.
- Это море, - сказал. - Но гнилое море. И вода здесь противная. Дайте рому
глотку ополоснуть от мерзости этой...
Бредаль долго колдовал над худыми картами:
- Не знаю, что и писать ради навигации точной. Куда вошли? Но разумею, что
соленых рек не бывает... Пишу: море!
Так они забрались в Гнилое море (по-татарски - Сиваш).
Ласси созвал совещание офицеров - армейских и флотских.
Говорили:
- Как войти в Крым и как из Крыма выйти?
- Вопрос плохо скроен и пошит негоже, - отвечал Ласси. - Надо спрашивать,
как войти в Крым, а уж как выбираться из него, об этом посудим, когда в Крыму
побываем.
- Перекоп закрыт! - утверждал Бредаль. - С года прошлого татары умней ста-
ли, и воротца эти захлопнули намертво. Ежели через Перекоп ворвемся в Крым,
то обратно не выскочим...
Галеры проплывали в ночи, трепеща стрекозьими крылами весел. Крупные звез-
ды рассыпало над саклями геничскими. Крым был уже близок - как локоть, кото-
рый зришь, но вряд ли укусишь.
Ласси показал рукою вдаль:
- Видите? От самого Крыма в Гнилое море вытянут длинный язык косы Арабатс-
кой, которая заводит прямо в логово хана крымского. Вот ежели армия перепрыг-
нет с берега матерого на косу Арабатскую, тоща мы сразу в Крым вскочим. И
окажемся в Тавриде с той стороны, с которой не ждут нас татары, сидящие в Пе-
рекопе...
Послышался вой; из трескотни цикад, из гущи ночных трав вырвались, словно
демоны, четыре тысячи всадников.
- Чух... чух-чух... чох-чох! - кричали они.
Это прибыла калмыцкая конница от хана Дондуки-омбу. Возглавлял ее свире-
пый, как барс, тысячник Голдан-Норма. Барабаны забили поход. Тяжко взрывая
воду веслами, проследовали мортирные боты под командой Дефремери; солдаты вя-
зали в ряд пустые бочки, стелили их по морю, и этот "мост" перекинулся через
Сиваш. Искрились белые пески, пропитанные солью и ракушками. Армия перешла по
бочкам через пролив, не замочив ног, и солдат русский ногой босою ступил на
зыбкий песок Арабатской косы...
Не верилось! Разве можно поверить в такое?
Без единого выстрела, не пролив капли крови, армия Ласси уже стояла на
крымской земле.
- Всем по чарке, - велел фельдмаршал. - И более чарок не будет. Воду бе-
речь. Ни колодцев, ни родников здесь нету. Пошли!
Мост из бочек остался у Геничей неразрушен (на случай внезапной ретирады).
И начался поход. Беспримерный в истории войн!
Шли русские по косе Арабата - как по лезвию острого ножа, воткнутого прямо
в сердце ханства пр