мы лежали, обнявшись, смотрели на  пересекающий  черное  небо
Млечный путь, Ирина то смеялась почти без повода, то прижималась  щекой  и
шептала всякую ерунду, просила прощения за не слишком деликатные выражения
и об®ясняла, что где-то  я  все  же  свинья.  И  так  началась  та  самая,
непередаваемо прекрасная осень. А потом я ее предал...
     ...Пока я курил, пуская в потолок безвкусный  в  темноте  дым,  Ирина
вернулась из кухни с двумя дымящимися чашками и двумя рюмочками коньяка на
подносе, согнала меня с кровати, разобрала постель, сбросила на  пол  свою
короткую рубашечку, нырнула под одеяло  и  оттуда  потребовала  подать  ей
вечерний кофе.
     Теперь это  была  уже  совсем  другая  Ирина.  Помолодевшая,  как  бы
освободившаяся от  сжимавшего  ее  тугого  корсета  и  незримой  паранджи.
Забывшая о том, что было, не желающая думать, что будет.
     Она обнимала меня, прижималась всем горячим и чуть влажным после душа
телом, и мы начали ласкать друг  друга,  наконец-то  легко  и  раскованно,
вспоминая все наши старые любовные слова и  привычки.  Ирина  вновь  стала
очень разговорчивой, откровенной и говорила обо всем вперемешку, и о  том,
чем мы занимаемся сейчас, и о прошлом. Только о  будущем  мы  не  говорили
ничего.
     - Признайся, все-таки с Альбой у тебя что-то было? - вдруг спрашивает
она как бы в шутку, чуть прижимая мне горло сгибом руки.
     - Да что у меня с ней могло быть? - я выворачиваюсь  из  захвата,  не
люблю, когда меня душат, даже в виде игры. - Все же у тебя на глазах...
     - Не совсем. Два месяца вы в форте жили без меня, да и в  Замке  было
достаточно укромных мест. Она говорила девчонкам, что своего добьется, и я
ей не соперница... А девушка ведь действительно эффектная...  Валькирия...
И формы...
     - Не люблю валькирий...
     - Отчего же... Где Валгалла, там и валькирии...  Неужели  так-таки  и
ничего? А в последний раз, в прощальный вечер? Ты с  ней  больше,  чем  на
час, уединялся...
     Вот уж чего не ожидал  от  Ирины,  так  это  ревности.  Причем  столь
примитивной. Будь я погрубее, спросил бы ее  в  лоб  -  а  как  мне  тогда
относиться к ее замужеству? Это тебе  не  час  душеспасительной  беседы  с
платонически  влюбленной  девушкой,  которая  уходит  навсегда  из  нашего
мира... Я ведь тогда, накануне отправки домой - в свой век -  космонавтов,
на стилизованном  под  первое  застолье  на  Валгалле  прощальном  вечере,
действительно сидел с Альбой на  диване  в  каминном  зале  и  утешал  ее,
уговаривал возвращаться и бросить глупую мысль остаться  в  нашем  времени
насовсем. Были и слезы (ее, разумеется),  и  почти  братский  утешительный
поцелуй. И ничего больше, хотя Ирина права, стоило лишь захотеть...
     Так я ей все и об®яснил, не вспомнив о  вельможном  муже,  но  слегка
намекнул, что ее гораздо более долгое общение с Берестиным дает не  меньше
оснований для ревности с моей стороны. Однако я-то  ей  верю,  хотя  любой
другой на моем месте не поверил  бы  ни  за  что,  хватило  бы  одного  ее
странного зарока "ни нашим, ни вашим"...
     В итоге произошло нечто вроде семейной сцены, которую удалось пресечь
только единственным в нашем положении способом.
     Нет, что-то все-таки пугающее, близкое к  черной  магии  есть  в  тех
превращениях, что происходят с охваченной страстью женщиной.
     Неужели это один и тот же  человек  -  до  невозможности  элегантная,
холодноватая, умеющая осадить  любого  взглядом,  изгибом  губ,  движением
бровей, гордо несущая затянутое в строгие одежды тело женщина, о которой и
помыслить чего-нибудь такого нельзя, и та, что сейчас кусает губы,  стонет
и вздрагивает, оплетает  меня  руками  и  ногами,  прижимает  мое  лицо  к
упругой, напряженной груди?
     Сколько раз это происходило, столько я и не переставал удивляться...
     Может, напрасно я все это сейчас пишу, касаюсь того, о чем порядочный
человек вроде бы должен молчать? Ну а если мне необходимо запечатлеть  все
хотя бы для самого себя, чтобы когда-нибудь, через многие (надеюсь на это)
годы, десятилетия перечитать и опять пережить то, что наверняка забудется,
по крайней, мере - в деталях. "Остановись, мгновенье", если не  наяву,  то
хоть так, на бумаге. Да и  она,  возможно,  тоже  прочтет  мои  записки  и
вспомнит эту ночь, вспомнит, даже если уйдет все  -  чувства,  желания,  а
там, глядишь, и я, как таковой, как способ существования белковых тел...
     В очередной раз придя в себя, она вдруг  повернулась  ко  мне  лицом,
привстала, опираясь на локоть.
     - Скажи, неужели ты совсем забыл?
     - О чем? - не понял я.
     - О том, что было на улице...  Ты  застрелил  трех  человек  и  сразу
забыл?
     - Ну-у, дорогая... Мало того, что вопрос бестактный, он еще и  просто
глупый. Это ТЫ спрашиваешь у МЕНЯ?! После всего, что уже было? С тобой, со
мной, со всеми нами? В роли товарища Сталина я убивал, пусть и  не  своими
руками убивал, посылал на смерть сотни тысяч человек. И на  Валгалле...  И
твоих  коллег-соотечественников  мы  тоже...  А  тут  всего-то   банальные
уголовники, которым вообще, наверное, ни к чему было жить... Да, застрелил
(слово "убил" в этом контексте произносить не хотелось), ну  и  что?  Зато
завтра они сами уже никого не ограбят  и  не  зарежут.  А  представь,  что
сегодня на нашем месте оказались бы просто парень с девчонкой,  вроде  нас
десять лет назад... И оказывались, наверное: эти  ребятки  не  впервые  на
мокрое дело вышли, чувствуется. Так тех, кого они могли бы - не жаль?
     - Война, Сталин - то совсем другое. И твои  доводы  абстракция.  Я  о
другом. Не страшно разве - сейчас, ты, своими руками... Пусть бандитов, но
все равно настоящих людей, а не инопланетных своих врагов, и  не  фантомов
сконструированного мира...
     - Настоящих людей - это хорошо сказано. А если  серьезно  -  кто  это
знает? Может, как раз эти - фантомы, а там была настоящая война и подлинно
существовавшие люди... Но дело, повторяю, не в том. Помнишь наши разговоры
про поручика Карабанова и про мою "карабановщину"?
     - Помню, конечно...
     - Здесь и ответ. Я ощущал себя Карабановым и до  того,  как  прочитал
"Баязет". И, прочитав, поразился, насколько совпадают психотипы.  Так  что
никуда не деться. Он, как и  я,  всегда  исходил  только  из  собственного
понимания справедливости, чести, добра и зла. Стихийным  экзистенциалистом
он был, пусть ни он, ни Пикуль такого термина не употребляли... И тезки мы
с ним, случайно ли? Я ответил на твой вопрос?
     - Наверное... - она погладила меня по щеке. - И все равно страшно. За
тебя, за себя... Давай ты не будешь больше Карабановым, хотя бы со мной...
     - Постараюсь, по единодушной просьбе трудящихся...
     ...Спать в эту ночь нам не  пришлось,  потому  что  около  шести  она
сказала, что через два часа Левашов откроет канал для выхода.
     - А нам же не нужно, чтоб по нашему виду все стало ясно?
     - Мне так все равно, но если для тебя это существенно...
     Видимо, она считала, что да. Ушла в ванную, долго  там  плескалась  и
шумела душем, а потом еще  с  полчаса  занималась  перед  трельяжем  своей
внешностью, а я готовил завтрак из подручных средств, в смысле  того,  что
бог послал прежнему хозяину квартиры.
     В  результате  после  макияжа,  кофе,  консервированных   сосисок   и
мангового сока, легкой сигареты и нескольких  завершающих  штрихов  губной
помадой в облике Ирины ничто не намекало на бурно проведенную ночь.
     А когда  наконец  проход  открылся,  мы,  чувствуя  себя  пассажирами
"Титаника", к которому вовремя подошли спасатели, без  толкотни  и  паники
пересекли межвременной порог и вновь оказались в пультовом зале,  где  нас
встретил  измученный  и  явно  нервничающий  Олег,   сдержанно-напряженный
Берестин,   тщательно   имитирующий   безмятежное    спокойствие    Сашка.
Удивительно, что не оказалось в числе почетных встречающих и  Воронцова  с
девушками.
     Причем собрало их  здесь  отнюдь  не  нетерпеливое  желание  поскорее
узнать, где мы  были  и  что  видели.  Оказывается,  в  работе  аппаратуры
внезапно обнаружились такие возмущения и сбои, что Олег на полном  серьезе
испугался. Удержать настройку и выпустить нас обратно ему удалось едва  ли
не чудом.
     -  Никогда  не  наблюдал  ничего  подобного,  -  говорил  он,  нервно
затягиваясь сигаретой, когда уже убедился, что  мы  целы  и  невредимы,  а
также соответствуем всем предусмотренным тестам на подлинность. - Вот  как
на экране телевизора идет помеха,  если  самодельный  генератор  включить.
Жуть прямо-таки.  Не  знаю,  как  себя  чувствуют  космонавты  при  ручной
посадке, но думаю - не хуже...
     - А чего же ты нас раньше не выдернул? - спросил я,  бросив  короткий
взгляд на Ирину. Вот цирк был бы,  застань  они  нас  в  самое  интересное
время. Эротический театр для эстетов. А с другой стороны, как раз Олег  бы
и не удивился, он про нас все с самого начала  знает.  Вот  для  Берестина
было бы потрясение...
     -  Так  нельзя  же...  Раз  шаг  процесса  был  в  двенадцать   часов
установлен. Тут свои принципы,  совсем  не  то,  что  на  моей  установке.
Межвременной переход с дополнительной фиксацией...  Я  боюсь,  как  бы  не
полный к нам абзац подкрался. Без Антона я совсем дураком  выхожу.  Кнопки
нажимать научился, как  дрессированная  обезьяна,  а  смысла  не  понимаю.
Короче  -  завязываем  с  прогулками.  Пусть  хоть   самые   распрекрасные
характеристики на контроле будут. Или  пока  я  теории  не  пойму,  или  -
навсегда... Кстати, могу намекнуть, в вашем случае не просто вы за  бортом
остались бы, а могло так рвануть, что и Замок и окрестности - в щебенку.
     - Да ладно, не горюй. Ирина  ж  вот  есть,  она  мал-мал  соображает,
вдвоем помаракуете... Да  и  Антон...  Появится,  -  сказал  я  как  можно
оптимистичнее. - Не в первый раз пропадает по-английски.
     Но для себя, без всякой теории, чисто интуитивно  я  чувствовал,  что
скорее всего  действительно  -  абзац!  Если  такого  класса  инопланетная
техника, ранее успешно работавшая, вдруг отказывает,  то  не  в  настройке
дело.  Не  молотилка,  чать!  Предчувствие,  которым  я  всегда  гордился,
намекало - дома нам в ближайшее время не бывать.  Но  суеверное  нежелание
признать даже намек на возможное поражение заставило еще раз  повторить  с
небрежной уверенностью:
     -  Появится  наш  Антон.  Куда  ему  деться?   Срочная   командировка
непредвиденная, по высочайшему повелению, раз даже попрощаться  не  успел.
Или мамаша, наоборот, внезапно и тяжело заболела..."



        ДИПЛОМАТИЧЕСКОЕ ИНТЕРМЕЦЦО - III

     ...Нет, не мамаша срочно заболела у шеф-атташе,  и  не  в  экстренную
командировку по вверенному ему региону он отправился. Это  все  дела,  как
говорится, житейские, простые и  понятные.  У  Антона  же  все  получилось
совсем иначе.
     После успешного завершения операции, и  не  какой-нибудь  рядовой,  а
стратегической   высшего   разряда,    положившей    конец    многовековой
галактической войне, он, как принято, ждал традиционного  приглашения  для
личного доклада Председателю Совета Администраторов Департамента  Активной
Дипломатии, небезызвестному Бандар-Бегавану.
     Доклада, следствием которого должна была стать награда с  непременным
повышением по службе. Ведь в анналах Департамента вряд ли найдется  пример
столь же изящно разработанного  и  блестяще  осуществленного  плана.  Пост
Брата-советника на высокоразвитой союзной планете  шеф-атташе  считал  для
себя вполне заслуженным.
     Однако  предусмотренные  регламентом  и  обычаем  сроки   прошли,   а
Департамент словно позабыл о  его  существовании.  Это  было  непонятно  и
вселяло тревогу.
     Осознав, что происходит нечто экстраординарное, Антон направил на имя
Бандар-Бегавана стандартный отчет, в котором как бы вообще не  упоминалось
о "победе" и содержался вполне рутинный перспективный план  работы  земной
резидентуры на ближайший год. Но между строк профессор должен был прочесть
все, что нужно. В конце концов он является соавтором акции и на может быть
безразличен к происходящему.
     Ответ пришел быстро и для любого профессионального дипломата  означал
едва ли не катастрофу. В традиционных торжественных периодах  Председатель
выражал сдержанную благодарность за отчет (но  не  за  итоги  операции)  и
настоятельно рекомендовал воспользоваться  очередным  регулярным  отдыхом,
местом  для  которого,  с  учетом  мнения  психоаналитиков  и  терапевтов,
определен Даулгир-5.
     Он знал этот курорт  и  в  другое  время  принял  бы  рекомендацию  с
удовольствием. Лишенная материков, но покрытая десятками тысяч более-менее
крупных островов  планета,  с  климатом,  почти  идеально  соответствующим
климату его родного мира, где  небо  почти  всегда  затянуто  облаками,  а
постоянные по силе и направлению ветры создают непревзойденные условия для
парусного  спорта  и  воздухоплавания,  эта  планета  действительно   была
подходящим местом,  чтобы  привести  в  порядок  утомленную  психику  и  в
уединении пройти полный курс самосозерцания.
     Но  в  данном  случае  категорическое  пожелание  означало,  что  его
появление в Департаменте, да и вообще в местах  более  населенных,  дающих
возможность  бесконтрольных  и  несанкционированных  контактов,   признано
нецелесообразным.
     Он, разумеется, мог и не последовать "совету", избрать для себя  иной
способ и место отдыха, вообще остаться на Земле до прояснения  обстановки,
но так поступать у них в Департаменте было не принято. Именно потому,  что
в период и в процессе  занятий  активной  дипломатией  он  и  его  коллеги
пользовались чрезмерной, бесконтрольной свободой, в Метрополии  полагалось
быть утрированно лояльным.
     Однако, наряду с чисто формальными фразами, в предписании содержались
и иные, составленные с использованием терминов  и  оборотов  амбивалентной
логики, с помощью которых Бандар-Бегаван намекал, что отнюдь  не  забыл  о
связывающих его и Антона узах и взаимных интересах и что главный  разговор
впереди.
     Прибыв на Даулгир, Антон употребил все известные ему способы и приемы
непрямого воздействия, чтобы избежать процедуры  рекондиционирования.  Как
известно,  для  работы  в  мирах,  подобных  Земле,   личность   резидента
подвергается довольно серьезной структурной  перестройке,  позволяющей  не
играть роль аборигена, а действительно  быть  им,  оставаясь  при  этом  в
необходимой мере  самим  собой.  А  за  время  службы,  естественно,  этот
психологический каркас обрастает живой, так сказать,  плотью  практических
навыков и специфических привычек.
     Разумеется, для жизни в Метрополии все это не нужно, и по возвращении
сотрудника из миров аккредитации устраняется, окончательно  или  временно,
исходя из обстановки. Нельзя не признать такую практику разумной.
     К  примеру,  у  нас  на  Земле   неплохо   бы   научиться   избавлять
возвращающихся с  войны  граждан  от  многих  обретенных  там  талантов  и
способностей. А то человек год или пять  берет  языков,  снимает  часовых,
вырезает на прикладе или рисует  на  борту  самолета  звездочки  по  числу
убитых врагов, взрывает дома и мосты, прицельно бомбит,  что  прикажут,  с
бреющего полета, или мало ли еще какие подвиги совершает с вдохновением  и
блеском, а потом, в мирной жизни, хорошо, если только  по  ночам  мучается
кошмарами  или  впадает  в  депрессию,  бывает,  что   просто   не   может
остановиться...
     Но в данной, конкретной, лично его касающейся ситуации Антон  считал,
что как раз черты характера поднаторевшего в интригах, в  должной  степени
беспринципного землянина могут очень и очень пригодиться...
     Заняв отведенное ему бунгало на  почти  необитаемом  островке,  Антон
старательно включился в предписанный образ жизни.
     Вволю наплававшись на  архаических  "танреках"  с  роторным  парусом,
покорив с помощью гравизащитного махолета все наиболее  престижные  горные
пики, прояснив душу соответствующими месту и времени медитациями,  овладев
под руководством наставника очередным уровнем своего "сверх-Я", он, тем не
менее, сохранил в себе как раз то, что должно было уйти в первую очередь -
беспокойство  о  завтрашнем  дне,  готовность  ответить  ударом  на  удар,
нежелание смириться с предначертанной  участью.  Скверные,  одним  словом,
приобрел он на Земле привычки.
     Но все равно отдых есть  отдых,  и  во  всех  основных  чертах  Антон
оставался адекватной форзейлианскому  образу  жизни  личностью.  Наряду  с
общеукрепляющими процедурами он завязал знакомство с  группой  проводивших
время на соседнем острове дипломниц Высшей школы ксеносоциологии и летал к
ним в гости почти каждый вечер, покоряя эти прелестные существа веселостью
нрава и эрудицией.
     Уединившись в очередной раз  с  самой  из  них  общительной,  он  был
искренне удивлен, когда вместо обещанной демонстрации экзотических  танцев
(тема  диплома:  "Хореография  как   социокультурный   фактор   межрасовых
адаптационных синдромов") девушка с таинственным видом провела его  вглубь
дома,  приоткрыла  овальную,  покрытую   местным   орнаментом   дверь   и,
почтительно сомкнув перед глазами скрещенные ладони, исчезла.
     Небольшой  Сад  голубых  мхов  освещался  мерцающим  светом,   а   на
возвышении сидел сам Бандар-Бегаван.
     Произнеся  положенные  формулы  приветствия,  Антон   сел   напротив.
Председатель выглядел утомленным,  и  его  аура,  которую  он  не  пытался
скрыть,  говорила  о  растерянности  и  упадке  духа.  Это  давало   право
обратиться к нему не как к администратору, а как к Учителю.
     - Мы проиграли, увы, - тихим голосом говорил Бандар-Бегаван, совершая
манипуляции с чашей синтанга без должной сосредоточенности.  -  Я  слишком
долго занимался чистой теорией и совсем не задумывался  о  том,  насколько
декларируемая политика не совпадает с подразумеваемой. Поэтому  мы  оба  с
тобой должны уйти...
     - Простите, что осмеливаюсь перебить, но я  не  перенастроен.  Потому
буду говорить прямо. Что произошло? Я  уверен,  что  мы  достигли  полного
успеха, и никто не в состоянии этого  оспаривать.  О  каком  проигрыше  вы
говорите?
     - Хорошо, я  тоже  постараюсь  быть  прямым,  как  землянин.  Кстати,
девушка, что тебя привела  -  моя  побочная  племянница,  и  наша  встреча
абсолютно конфиденциальна. Сам я нахожусь здесь инкогнито. Так вот - Совет
Ста Миров признал, что наша, как ты считаешь, "победа"  на  самом  деле  -
проявление  преступной  некомпетентности,  а  руководство  Департамента  и
исполнители  заслуживают  строгой  кары.  От  тебя   требуется   составить
оправдательный меморандум. В виде вербальной ментограммы.
     - Я сначала хотел бы изучить формулу обвинения.
     - Отказано. Признано, что степень  причиненного  нашей  деятельностью
вреда  превосходит   уровень   твоей   компетенции,   и   ознакомление   с
подробностями  дела  сотрудника  твоего   ранга   противоречит   интересам
Конфедерации...
     С подобным Антон сталкивался впервые.
     - Тогда в чем мне оправдываться? Я получил положенную  санкцию  и  не
нарушил ни одной официальной инструкции или формализованного прецедента.
     - Очевидно, это и будет предметом рассмотрения. Но, насколько я  могу
судить, итог предрешен. Тебя, скорее всего, ждет отстранение от  должности
и изгнание, а я... Наверное, я выберу "Путь просветления". (В переводе  на
земные аналогии это  означает  добровольное  заточение  в  заведении  типа
тибетского монастыря, где "просветляемому" создавались условия для занятий
самосовершенствованием, изысканными искусствами и написанием мемуаров. Без
права публикации.)
     - Вы хотите сказать,  что  неким  Облеченным  доверием  не  по  вкусу
пришлась наша победа над агграми?
     - Вот именно. Доброжелатели мне сообщили, что  своими  действиями  мы
аннулировали восемь программ, пресекли одиннадцать  близких  к  завершению
карьер, изменили к худшему статус неск