кармане у Рикарда Иверо, когда он
пойдет на дело.
   - А что  если он   у ж е   пошел на  дело? - встревожено  спросил
Гастон.
   - Нет, - успокоил  его Эрнан. -  Сегодня ночью  госпожа Маргарита
может спать спокойно. Покушение состоится завтра.
   - Ты уверен?
   - Я убежден.
   - И на каком основании?
   - Ну, во-первых, Рикард Иверо сейчас пьян, как бревно...
   - Бревно не пьет вино, - заметил Гастон.
   - Зато люди  подчас напиваются до такой степени, что превращаются
в бесчувственные  бревна. А я его напоил именно до такого состояния.
Это во-первых.
   - А во-вторых?
   - Во-вторых,  Рикард  Иверо  сам  признался  мне,  что  покушение
состоится завтра ночью.
   - Да?
   - Вот как?
   - И что же он сказал?
   Последний  вопрос,   единственный   содержательный,   принадлежал
Филиппу.
   - Когда  я  увидел,  что  виконт  теряет  над  собой  контроль, -
повествовал Эрнан, -  я перевел  наш с ним разговор на Маргариту. Он
сразу же начал плакаться мне в жилетку, твердил, какая она жестокая,
бессердечная, извращенная.  Потом бухнул  что-то о плахе с топором и
по секрету  сообщил, что  завтра ночью  произойдет нечто  такое, что
заставит всех  нас содрогнуться  от ужаса.  После этого он вырубился
окончательно.
   - Понятно, - сказал Филипп, чуть поостыв. - Но все же...
   - Не беспокойся.  На всякий  случай я  поставил Жакомо  сторожить
покои принцессы.  Он спрятался в нише коридора и до самого утра глаз
не будет  спускать с  ее двери.  Так что  и  сегодня  она  в  полной
безопасности.
   - И на том спасибо, - снова проворчал Гастон. - Успокоил...
   - А я  вот одного  не понимаю, -  отозвался Симон. - Причем здесь
топор, о  котором говорил  Эрнану виконт  Иверо? Он  что, собирается
зарубить принцессу?
   Д'Альбре устремил  на своего зятя такой взгляд, как будто ожидал,
что тот с минуты на минуту должен превратиться в осла.
   - И за  кого я  только выдал мою единственную сестру! - удрученно
пробормотал он.
   Симон густо покраснел и понурился.
   - Любого преступника не покидает мысль о наказании, - снизошел до
об®яснения Филипп. -  Это становится  его навязчивой  идеей. Поэтому
Рикард Иверо  и сболтнул  о плахе  с топором. Он прекрасно понимает,
какое наказание  ждет его в случае изобличения... Гм... - Тут на его
лице изобразилось сомнение.
   - Что значит твое "гм"? - оживился Эрнан. - Что там у тебя?
   Филипп чуть помешкал, потом вздохнул:
   - Ладно,  расскажу.  Только  воздержись  от  едких  комментариев,
Гастон, предупреждаю  тебя наперед...  Вчера, как  вы уже  знаете от
Эрнана, я провел ночь с Маргаритой. Однако пригласила она меня вовсе
не затем.
   - А зачем?
   - Чтобы излить мне свою душу...
   - Да ну!  И как  же она  это делала?  Хорошо? Пальчики, наверное,
оближешь после такого излияния души.
   - Прекрати, Гастон! - рявкнул Эрнан. - Тебя же по-хорошему просят
попридержать свой  язык. Еще  одно слово,  и я  надаю тебе  по  лбу.
Продолжай, Филипп.
   - Поэтому я  не стану  пересказывать весь  наш разговор,  а  лишь
вкратце сообщу  то,  что  имеет  отношение  к  делу.  Итак,  первое.
Маргарита решила выйти замуж за графа Шампанского...
   - Искренне ему  сочувствую, - вставил  Гастон и тут же получил от
Шатофьера обещанный щелчок.
   - Однако, - продолжал Филипп, - любит-то она своего кузена Иверо.
   - Да что  ты говоришь! -  это уже  не сдержался Эрнан. Пораженный
услышанным, он  не обратил  никакого внимания  на щелчок, который не
замедлил вернуть ему Гастон. - Она его любит?
   - Ладно, скажем иначе: он ей очень дорог. Но если вы хотите знать
мое личное  мнение, то  после вчерашнего  разговора с  Маргаритой  я
убежден, что она в самом деле любит его и страстно желает помириться
с ним.  Однако он отвергает любые компромиссы и твердо настаивает на
браке, как непременном условии их примирения.
   - Ничего не  понимаю, - пожал  плечами Симон. -  Если  она  любит
виконта Иверо, почему тогда выходит за графа Шампанского?
   - Я  тоже  не  понимаю, -  признался  Филипп. -  Поступки  женщин
зачастую не поддаются никакому логическому об®яснению. И посему я не
уверен, что Рикарда Иверо ждет казнь или тюрьма.
   - А  что,   по-твоему,  брачное  ложе? -  язвительно  осведомился
Гастон.
   - Это не  исключено и  даже очень  может быть.  Рикард  Иверо  не
преступник, он  сумасшедший. Он  просто помешан на Маргарите, и граф
Бискайский решил  воспользоваться его  безумием, чтобы чужими руками
таскать каштаны  из  огня.  Вот  он  и  есть  настоящий  преступник,
безжалостный и хладнокровный.
   - И ты  думаешь, она простит его? Я, конечно, имею в виду виконта
Иверо.
   - Такой   исход   дела   вполне   вероятен.   Маргарита   женщина
парадоксальных  решений.  Узнав  обо  всем,  она  может  без  лишних
разговоров вцепиться  ему в  горло, но может и броситься ему на шею,
до глубины  души растроганная  столь  пылкой  и  безумной  страстью,
готовностью скорее убить ее, чем уступить кому-нибудь другому.
   - Ты не шутишь?
   - Отнюдь. Насколько  я понял, Маргарита панически боится потерять
Рикарда Иверо,  но никогда не рассматривала эту перспективу всерьез.
Даже попытку  самоубийства она  восприняла как  обычный шантаж с его
стороны.  Однако   в  последние   дни  ее   начали   мучить   дурные
предчувствия - как  оказалось, не напрасные. И вчерашний разговор со
мной она  затеяла в  подспудной надежде,  что  я  сумею  убедить  ее
пересмотреть свое решение насчет замужества.
   - То есть,  она хотела,  чтобы ты  уговорил ее  выйти за  виконта
Иверо?
   - Вот именно. Но я не стал этого делать. Напротив, я приложил все
усилия к тому, чтобы она не передумала.
   - Почему? - спросил Симон.
   - Да потому,  детка, что  меня не  устраивает  брак  Маргариты  с
Рикардом Иверо;  мне ни  к  чему  укрепление  королевской  власти  в
Наварре. И  коль скоро  на то пошло, мне вообще непонятно, зачем она
существует, эта  Наварра - искусственное  образование, слепленное из
кастильских и галльских земель.
   - Следовательно, -  отозвался   Эрнан, -  ты   против  примирения
принцессы с виконтом Иверо?
   - Решительно против.
   - А  раз  так,  ты  должен  согласиться,  что  ей  нельзя  ничего
рассказывать, прежде чем виконт не будет изобличен публично.
   После секундных размышлений Филипп утвердительно кивнул:
   - Пожалуй, ты прав.
   - Значит, ты позволяешь мне действовать по моему усмотрению?
   - Э  нет,  дружище,  хватит  самодеятельности.  С  этого  момента
командовать парадом  буду я.  Сейчас  ты  ляжешь  в  кроватку,  пару
часиков поспишь  (кстати, можешь остаться у меня), а утром сядешь на
своего Байярда  и, если  не будешь  мешкать, к полудню доберешься до
Памплоны. Я  дам тебе  верительное письмо - пред®явив его, ты будешь
немедленно принят  королем...  Что  качаешь  головой?  Не  согласен?
Отказываешься повиноваться своему сюзерену?
   - Отказываюсь  категорически.  Ты  снова  предлагаешь  мне  стать
доносчиком.
   - Но какой же это будет донос?!
   - Самый обыкновенный  донос. И  кроме того, -  вкрадчиво  добавил
Эрнан, - уверен  ли ты,  что король  захочет предавать  огласке  это
дело? А не решит ли он замять некоторые его аспекты?
   - То есть как?
   - Элементарно. Дон  Александр весьма благосклонен к Рикарду Иверо
и мечтает  женить его  на своей  дочери. К тому же отец виконта, дон
Клавдий, очень могущественный вельможа, дядя императора по жене, и в
кастильской  Наварре   его  почитают   гораздо  больше,  чем  самого
короля...
   - Давай  покороче, -  резко  перебил  его  Филипп. -  К  чему  ты
клонишь?
   - А не  получится  ли  так,  что  король,  выслушав  меня,  велит
арестовать графа  Бискайского и  троих его помощников, свалит на них
всю вину,  а Рикарда  Иверо представит  героем, втершимся  к нему  в
доверие и  расстроившим все  его преступные  замыслы? Предварительно
он, конечно,  шепнет Маргарите: "Либо ты, доченька, выходишь за него
замуж, либо  я твоему  милку буйну  головушку отрублю", - и если она
любит его,  как ты  утверждаешь, то,  безусловно, согласится...  Ну,
отвечай! Не исключен ли такой исход дела?
   - Гм. В общем, не исключен. Но...
   - И все же не исключен? - настаивал Эрнан.
   - Да, - вздохнул Филипп, уступая. - Этого исключить нельзя. И что
ты предлагаешь?
   - Я  предлагаю   компромисс  между  нашими  двумя  вариантами.  Я
предлагаю во  время завтрашней прогулки незаметно изловить виконта и
вытянуть из него признание.
   - Вытянуть?
   - Вот именно. Постращать пытками...
   Филипп помотал головой:
   - Об этом  и речи  быть не может. Королевскую кровь надо уважать.
Рикард Иверо -  внук императора  Римского, правнук  короля  Наварры.
Даже дон  Александр, его  государь, не вправе подвергнуть его пыткам
без согласия Судебной Палаты Сената.
   - Ты невнимательно  слушаешь меня,  Филипп. Я  вовсе не предлагаю
подвергать его  пыткам - но  лишь постращать. Он ведь слабак и сразу
расколется, стоит  ему  показать  клещи  для  вырывания  ногтей.  Мы
запротоколируем его  признание в  двух экземплярах,  один из которых
вручим королю,  а другой -  верховному судье  Сената графу  де  Сан-
Себастьяну. Тогда  виконту никак не избежать суда; и даже если затем
король его помилует, замуж за него Маргарита не выйдет.
   - Не выйдет, - эхом повторил Филипп.
   - Вот я же и говорю...
   - Ты не  понял меня, Эрнан. Я сказал:  н е   в ы й д е т . Ничего
у тебя не выйдет. Потому что я не согласен на эту авантюру.
   - И мне это не нравится, - поддержал Филиппа Симон.
   - А я согласен с Эрнаном, - решительно заявил Гастон.
   Филипп озадаченно уставился на него:
   - Как?! Ты  ухаживаешь за  Еленой, которая  души в своем брате не
чает, и,  по идее,  должен был  бы поддержать  мой вариант действий,
дающий Рикарду Иверо шанс...
   - Однако я поддерживаю Эрнана.
   - Ну что  ж, воля  твоя. Все  равно это  ничего не  меняет.  Наши
голоса разделились поровну, а значит, окончательное решение остается
за мной. И я...
   Шатофьер предостерегающе поднял руку.
   - Э нет,  Филипп, не  спеши. Симон еще не высказал своего мнения;
он лишь заметил, что ему это не нравится. - Эрнан с суровостью судьи
поглядел на  Бигора. - Но клянусь Марией... Кгм-м!.. Пречистой Девой
Марией клянусь,  нравится ему  это или не нравится, он поддержит мое
предложение.
   Симон опустил глаза и еле слышно произнес:
   - Да, я, конечно, поддерживаю Эрнана... Но мне это не нравится...
   - Шантажист! - раздосадовано  буркнул Филипп. -  Хотелось бы  мне
знать, на чем ты подловил Симона...
   - Ну, так  что? - торжествующе  осведомился Эрнан. -  Подчинишься
решению своих   д р у з е й  или прикажешь своим  п о д д а н н ы м
повиноваться тебе?
   - Ладно, лиса  хитрющая, - обреченно  сказал Филипп. - На сей раз
твоя взяла. Выкладывай свой план.
   - Итак, - начал  Шатофьер, - в  четырех милях  от  Кастель-Бланко
есть небольшое  местечко Сангоса...  Да, кстати,  Филипп, твой  Гоше
надежный человек?
   - Он предан  мне как  собака. Его  бывший хозяин,  один  из  моих
кантабрийских вассалов,  жестоко издевался над своими крестьянами, и
когда я отменил в Кантабрии рабство, Гоше перешел на службу ко мне и
по сей  день благодарен  за освобождение  от того чудовища. Он готов
ради меня пойти в огонь и в воду.
   - Прекрасно! А он сообразителен?
   - Умнейший из  слуг. Если  тебе нужен  помощник,  то  лучшего  не
сыщешь.
   - Вот и ладушки. Я его беру. А теперь внимание! - И Эрнан вкратце
изложил свой план.
   Выслушав его, Филипп сокрушенно покачал головой:
   - Ты неисправимый авантюрист, дружище!
   Шатофьер  презрительно   оттопырил  губы -   так,  как   мог   (и
осмеливался) делать только он один.
   - Что, испугался ответственности?
   - Но это же противозаконно!
   - Правда? А разве ты сам себе не закон?
   - К тому же цель оправдывает средства, - веско добавил Гастон.
   - А по-моему, все в порядке, - нехотя отозвался Симон, подчиняясь
повелительному взгляду Шатофьера. - Знаешь, Филипп, мне это начинает
нравиться... Ну,  не так  чтобы  очень  уж  нравилось,  но  задумано
неплохо. Очень изящно.
   - Сдаюсь! - вздохнул  Филипп. - План  Эрнана принят  единогласно,
прения закончены.  Вы, друзья, - обратился он к Бигору и д'Альбре, -
ступайте к себе и хорошенько отоспитесь, завтра у вас будет нелегкий
день. А  мы  с  Эрнаном  сейчас  же  приступим  к  составлению  всех
необходимых бумаг.
   - И ведите себя как ни в чем не бывало, - предупредил Шатофьер. -
Не вздумайте  смотреть на  виконта  Иверо  большими  глазами.  Будем
надеяться, что  он не  вспомнит о  своем пьяном  признании. Но  если
вспомнит, пусть  считает, что я спьяну не придал его словам никакого
значения и  никому ничего  не сказал.  Было бы  нежелательно в самый
последний момент спугнуть его.
   - Мог бы  и не  предупреждать, - ответствовал  Гастон,  вместе  с
Симоном направляясь  к выходу. - Разве мы похожи на идиотов?.. Гм...
Во всяком случае, я.
   Когда они ушли, Филипп устремил на Эрнана проникновенный взгляд и
доверительным тоном спросил:
   - И все же, друг, признайся чистосердечно: почему ты не рассказал
мне об этом раньше?
   Кутаясь в  простыню, Эрнан  поднялся с  дивана, подошел  к окну и
распахнул его настежь.
   - Я боялся,  Филипп, -  ответил  он,  не  оборачиваясь. -  Боялся
давать тебе много времени на размышления.
   - Но почему?
   - Ты мог  бы не устоять перед соблазном позволить злоумышленникам
сделать свое  дело - убить  Маргариту. И лишь потом преступники были
бы изобличены,  вся наваррская  королевская семья  опозорена,  ну  а
ты... Ай,  что и  говорить! У тебя было бы достаточно времени, чтобы
как следует  подготовиться к  этому дню.  И тогда  не успел бы никто
опомниться, как  ты возложил  бы на  свое  чело  наваррскую  корону,
оставляя свою руку свободной для брака с какой-нибудь другой богатой
наследницей.  Хотя   бы  с   той  же  Анной  Юлией. -  Эрнан  тяжело
вздохнул. -  Политика -   чертовски  грязная   штука.  В   ней  цель
оправдывает любые средства ее достижения.



        Глава 50
                    О ТОМ, КАК БЛАНКА ОКАЗАЛАСЬ
                    В ЗАТРУДНИТЕЛЬНОМ ПОЛОЖЕНИИ
                  И КАК ВОСПОЛЬЗОВАЛСЯ ЭТИМ ФИЛИПП

На следующий  день события  разворачивались именно  так,  как  им  и
полагалось  разворачиваться   для  успешного  осуществления  замысла
Эрнана, правда,  со значительным  запаздыванием во времени. Задержка
эта была  вызвана тем,  что большинство  гостей Маргариты отсыпались
после вчерашней  попойки до  двух, а  кое-кто и до трех пополудни, и
лишь в  четвертом часу  два десятка  молодых людей  из сорока восьми
гостивших в  Кастель-Бланко из®явили желание отправиться на прогулку
в лес,  чтобы немного  проветрить отяжелевшие  с  похмелья  головы -
благо погода стояла прекрасная, и ее ухудшения не предвиделось.
   В числе  оставшихся в  замке была  Изабелла  Арагонская,  которая
замкнулась в  своих покоях  и, сославшись  на  плохое  самочувствие,
велела горничной никого к ней не впускать. В первый момент Филипп не
на шутку  встревожился, заподозрив,  что  ее  муж  каким-то  образом
прознал обо  всем случившемся  прошлой ночью  и  жестоко  избил  ее.
Однако чуть  позже стало  известно, что  после вчерашнего у графа де
Пуатье начался  очередной запой,  и он, едва лишь проснувшись, сразу
же вызвал  к себе  виконта де  ла Марш  и графа Ангулемского - своих
обычных собутыльников,  в их  компании быстро  нахлестался и  к часу
пополудни снова впал в состояние полного беспамятства.
   Не выехали на прогулку также Жоанна Наваррская, Констанца Орсини,
Фернандо де Уэльва, Эрик Датский, Педро Оска, Педро Арагонский и еще
десятка два  вельмож. Поначалу  от участия  в прогулке отказывался и
Рикард Иверо,  но затем он поддался на уговоры сестры и изменил свое
решение,  так  что  Гастону  не  пришлось  даже  намекать  Елене  на
желательность присутствия в их компании ее брата.
   Углубившись  в   лес,  молодые   люди  разделились  на  несколько
небольших групп,  каждую из  которых сопровождали  знавшие местность
слуги, с  тем чтобы  господа случайно не заблудились. Маргарита была
единственная, кто  не взял  с собой  проводника. Кастель-Бланко  был
излюбленным местом ее отдыха, с десяти лет она по два-три раза в год
выезжала вместе  с придворными  в эту  загородную резиденцию,  часто
здесь охотилась  или просто прогуливалась по окрестным лесам и знала
их, как свои пять пальцев.
   Быть ее  спутниками на  прогулке Маргарита  предложила Филиппу  и
графу Шампанскому.  Оба приняли ее приглашение, впрочем, без особого
энтузиазма. Тибальд,  как оказалось,  был очень обижен на принцессу.
Прошлой ночью,  уже  после  ухода  Филиппа,  Маргарита  публично,  в
присутствии своих  кузенов и  кузин,  едко  высмеяла  одну  из  поэм
графа - по  его  собственному  мнению,  самую  лучшую  из  всего  им
написанного. Талантливый  поэт и прозаик, признанный потомками самой
видной фигурой  в галло-франкской литературе Позднего Средневековья,
Тибальд был  нетерпим к  любой критике,  но особенно  его раздражали
безосновательные нападки  несведущих дилетантов, к числу которых он,
при всей своей любви к ней, относил и Маргариту. Когда она разошлась
не на  шутку, разбирая по косточкам поэму и походя отпуская ядовитые
остроты в адрес ее создателя, Тибальд просто встал со своего места и
в  гордом   молчании  удалился.   Насмешки  Маргариты   были   столь
язвительны, несправедливы и даже неприличны, что он до сих пор дулся
на нее и в начале прогулки довольно вяло поддерживал с ней разговор.
   Филипп тоже  не слишком охотно беседовал с наваррской принцессой.
Он отвечал  ей невпопад  и знай  искоса бросал  быстрые  взгляды  на
соседнюю группу, где был Рикард Иверо. Филипп нисколько не переживал
за успех  замысла Эрнана -  в таких  делах он полностью полагался на
своего друга и был уверен, что тот своего не упустит. Его повышенный
интерес к  этой компании об®яснялся другой причиной: кроме Рикарда и
Елены  Иверо,   Гастона  д'Альбре,   Марии  Арагонской  и  Адель  де
Монтальбан, там  была также  и Бланка,  которая оживленно  болтала о
чем-то с Еленой, не обращая на Филиппа ровно никакого внимания.
   - Эй, Бланка! -  окликнула ее  Маргарита, смекнув, наконец, в чем
дело. - Присоединяйся к нам. Елена, отпусти кузину - у вас ведь мало
кавалеров, а нашей компании как раз недостает одной дамы.
   Бланка взглянула  на Филиппа  и уже было покачала головой, но тут
Елена с хитрой усмешкой произнесла:
   - Кузина боится  за свою  добродетель. Она  трепещет перед чарами
кузена Аквитанского. Вчера он едва не соблазнил ее, и лишь отчаянным
усилием воли  ей удалось  дать отпор его похотливым домогательствам.
Так что не удивительно...
   - Прекрати,  кузина! -   возмущенно  воскликнула   Бланка,   вмиг
покраснев. - Такое еще скажешь!
   Она хлестнула кнутом по крупу своей лошади, под®ехала к Маргарите
и, с вызовом глядя на Филиппа, заявила:
   - И вовсе я не боюсь!
   Филипп  взглядом   поблагодарил  Елену,   которая  ответила   ему
заговорщической улыбкой, и обратился к Бланке:
   - Я в  этом не  сомневаюсь, кузина.  Ведь, чтобы  меня боялись, я
должен быть  страшным. А  я совсем  не страшный - я очаровательный и
прекрасный.
   Маргарита рассмеялась.
   - Ну, разве  это не  прелесть, граф? - сказала она Тибальду. - Вы
только  посмотрите,   какая  у  нашего  принца  оригинальная  манера
ухаживать.
   Тибальд лишь мрачно ухмыльнулся и ничего не ответил.
   А Филипп склонился к Бланке и спросил:
   - Так это правда?
   - Что?
   - То, что сказала кузина Елена. Об отчаянных усилиях.
   Бланка негодующе фыркнула и не удостоила его ответом.
   Между тем  группы молодых  людей, по мере углубления в чащу леса,
рассеялись и вскоре потеряли одна другую из виду. Маргарита уверенно
вела своих  спутников по  хорошо знакомой ей лесной тропе. Двигались
они не  спеша и  за час преодолели такой небольшой отрезок пути, что
каждый из  них по  отдельности, припустив  лошадь,  мог  бе