съестного и сладостей, две - для продажи ярких цыганских нарядов, большая клетка для каких-то птиц, обладающих явной способностью подражать человеческому голосу и используемых цыганами для предсказания судьбы. Группа из четырех цыган, устроившись на ступеньках кибитки, начала играть на скрипках задушевную среднеевропейскую мелодию. Передний дворик и автостоянка уже заполнились медленно прогуливающимися людьми, среди которых были постояльцы отеля и гости, обитатели Ле Боу и множество цыган. Пестрая толпа, состоявшая из самых разных людей - от ле Гран Дюка до представителей самых низших сословий, - слилась в единое целое, получая удовольствие от общения друг с другом, и только метрдотель ресторана стоял на лестнице, ведущей в передний дворик, и наблюдал с отчаянием и мученической покорностью, как пространство вокруг фешенебельного отеля превращается в ярмарку простолюдинов.
     У входа в передний дворик появился полицейский. Это был потный здоровяк с красным лицом; езда на велосипеде по крутым дорогам в тихий теплый майский вечер явно не доставила ему удовольствия. Он прислонил велосипед к стене как раз в тот момент, когда рыдающая цыганка, закрыв лицо руками, повернулась и побежала к кибитке, окрашенной в зеленый и белый цвета.
     Боуман подтолкнул Сессиль локтем:
     - Давайте прогуляемся туда, согласны?
     - Я не пойду. Это неприлично. Кроме того, цыгане не любят людей, сующих нос в чужие дела.
     - Совать нос в чужие дела? С каких это пор забота о пропавшем человеке является чужим делом? Ну, поступайте как знаете.
     Как только Боуман отошел, подъехал джип, резко затормозив на гравийном покрытии двора. Молодой цыган, сидевший за рулем, выскочил из машины и побежал к Кзерде и полицейскому. Боуман остановился неподалеку, стараясь держаться на некотором расстоянии от них.
     - Не нашли, Ференц? - спросил Кзерда.
     - Никаких следов, отец. Мы обыскали весь район. Полицейский вытащил черную записную книжку:
     - Где его видели в последний раз?
     - По словам матери, менее чем в двух километрах отсюда, - сказал Кзерда. - Мы останавливались на ужин недалеко от пещер.
     Полицейский обратился к Ференцу:
     - Вы искали в пещерах?
     Ференц перекрестился и ничего не сказал. За него ответил Кзерда:
     - Нечего задавать такие вопросы. Вы же знаете, ни один цыган не войдет в эти пещеры. Это дьявольское место. Александре - так зовут пропавшего юношу - никогда бы не пошел туда.
     Полицейский убрал свою записную книжку:
     - Я бы тоже туда не пошел, особенно ночью. Местные жители считают, что в них обитают злые духи. Я тоже родился здесь. Завтра, днем...
     - Да он появится гораздо раньше, - сказал Кзерда уверенно. - Много шума из ничего.
     - Женщина, которая только что ушла, - это его мать?..
     - Да.
     - А почему она так расстроена?
     - Он единственный сын. А вы знаете, что это значит для матери. - Кзерда слегка пожал плечами. - Я полагаю, мне лучше пойти и поговорить с ней.
     Он ушел. Ушел и полицейский, а следом Ференц. Боуман не колебался: он видел, куда направился Кзерда, догадывался, куда пошел полицейский - в ближайший кабачок. Ни тот, ни другой не интересовали его в данный момент. Его заинтересовал только Ференц: было что-то настораживающее в той стремительности и целенаправленности, с какими он прошел через арку к месту стоянки автомобилей. Что он собирался делать? Боуман неторопливо последовал за ним и остановился под аркой.
     Справа от стоянки автомобилей находились четыре павильона предсказательниц судьбы, окрашенные в традиционно яркие цвета. Первый в этом ряду принадлежал некой мадам Мари-Антуанетт, которая, как гласила надпись, возвращала деньги, если клиент был не удовлетворен предсказанием своей судьбы. Боуман поспешно вошел туда, но не потому, что отдавал предпочтение членам королевской семьи, и не в целях экономии, а потому что Ференц, входя в самый дальний павильон, остановился на мгновение и бросил в эту сторону быстрый взгляд. На лице Ференца безошибочно читалась усиливающаяся подозрительность. Боуман вошел в павильон.
     Мари-Антуанетт была седовласой старухой с глазами цвета полированного красного дерева и провалившимся беззубым ртом. Она внимательно смотрела на кристаллический мутный шар, прозрачность которого была утрачена, потому что его уже давно не чистили. Гадалка уверенно рассказала Боуману о продолжительности его жизни, судьбе, здоровье и счастье, взяла четыре франка и отключилась, что означало окончание сеанса. Он вышел. Возле павильона стояла Сессиль, помахивая сумкой, что можно было бы принять за откровенное кокетство. Она взглянула на Боумана с явно неуместным в данной ситуации наигранным весельем.
     - Изучаете человеческую натуру? - спросила она ласково.
     - Мне не следовало бы вообще туда ходить. - Боуман снял очки и огляделся вокруг, близоруко щурясь. Распорядитель тира, расположенного напротив, коренастый парень невысокого роста, с лицом боксера, чья карьера внезапно оборвалась, нагло рассматривал его. Боуман надел очки и взглянул на Сессиль.
     - Ваша судьба? - спросила она озабоченно. - Что-то неприятное?
     - Хуже. Мари-Антуанетт сказала, что я женюсь через два месяца. Она, наверное, ошибается.
     - Да, вы не из тех, кто женится, - ответила Сессиль с симпатией и кивнула на следующий павильон. - Я думаю, вам следует узнать еще одно мнение о своей судьбе у мадам... как ее имя?
     Боуман прочел зазывающую надпись: ?Мадам Зеттерлинг?, затем взглянул через стоянку автомобилей на тир. Распорядитель продолжал внимательно наблюдать за ним. Боуман последовал совету Сессиль и вошел в павильон. Мадам Зеттерлинг выглядела как старшая сестра Мари-Антуанетт. Гадальные принадлежности состояли из колоды засаленных игральных карт, которые она тасовала и раскладывала с такой скоростью, что ее не впустили бы ни в одно казино в Европе; но предсказание судьбы было таким же. Точно такой же была и цена.
     Сессиль, все еще улыбаясь, ожидала его снаружи. Ференц находился под аркой; он явно получал какую-то информацию от распорядителя тира и внимательно слушал. Боуман снова протер свои очки.
     - Да поможет нам Бог! - сказал он. - Ничего особенного, обычные выдумки гадалок. - Он надел очки. - И все же что-то в этом есть. Однако предсказания моей женитьбы не имеют ничего общего с Ференцем. Абсолютно ничего.
     - Что такое?
     - Ваше сходство, - серьезно ответил Боуман, - с женщиной, на которой, предположительно, я женюсь.
     - Подумать только! - Она удовлетворенно рассмеялась. - У вас оригинальный ум, мистер Боуман.
     - Нейл, - поправил он.
     И, не дожидаясь следующего совета, вошел в третий павильон. Насколько позволяла ситуация, при входе в него Боуман быстро оглянулся и увидел, как Ференц пожал плечами и направился в передний дворик.
     Третья предсказательница судьбы обладала чертами трех ведьм из ?Макбета?. Она разложила карты и сообщила, что ему предстоит морское путешествие, где он встретит брюнетку с волосами черными как вороново крыло. И когда Боуман возразил, что через месяц женится на блондинке, она грустно взглянула на него и взяла деньги.
     На лице Сессиль, которая явно рассматривала его как охотника до легких развлечений, играла презрительная усмешка.
     - Какие еще потрясающие тайны раскрыты?
     Боуман снова снял очки и недоуменно потряс головой: насколько он мог судить, он уже не являлся объектом наблюдения.
     - Я ничего не понимаю. Она сказала, что отец моей будущей избранницы был великим мореплавателем, так же как и ее дед и прадед. Но мне это ничего не говорит!
     Однако это хорошо было понятно Сессиль. Настроение ее изменилось, на лице появилась улыбка. Она растерянно взглянула на Боумана.
     - Мой отец - адмирал, - медленно сказала она. - Дедушка тоже был адмиралом, как и прадедушка. Вы... Вы могли узнать это и до гадания.
     - Конечно, конечно! У меня есть полное досье на каждую девушку, с которой я собираюсь познакомиться. Приходите ко мне в номер, и я покажу вам свои файлы. Я вожу их с собой в фургоне. Подождите, у меня есть кое-что еще. Я цитирую: ?У нее родинка в форме розы величиной с клубничку на таком месте, где ее никто не может увидеть...?
     - Боже мой! Я не могла бы сказать об этом лучше, продолжайте, я слушаю. Может быть, вы скажете что-нибудь и почище!
     Но Боуман без всяких извинений и не объясняя причин, - впрочем, в этом в тот момент не было необходимости, - направился к четвертому павильону, единственному, который представлял для него интерес. Сессиль была настолько потрясена услышанным, что странное поведение Боумана отошло на второй план.
     Помещение было тускло освещено единственным светильником, висевшим в углу. От слабой лампочки падало бледное пятно света на зеленое сукно стола и лежавшие на нем руки со сцепленными пальцами.
     Женщины, которой принадлежали эти руки, не было видно: она сидела в тени, низко опустив голову. И все же нетрудно было заметить, что она не похожа ни на колдунью из ?Макбета?, ни на других ведьм-гадалок. Это была юная девушка с золотисто-каштановыми волосами, которые ниспадали ниже плеч; черты ее лица были почти неразличимы. Однако руки были определенно красивы.
     Боуман опустился на стул возле девушки, посмотрел на колоду карт с надписью: ?Графиня Мари ле Обэно?.
     - Вы действительно графиня? - спросил Боуман вежливо.
     - Вы хотите, чтобы вам погадали по руке? Голос у нее был низким, мягким, мелодичным. Это была даже не леди Макбет, это была Корделия.
     - Конечно.
     Она взяла его правую руку в ладони, наклонилась над ней, опустив голову так низко, что ее золотисто-каштановые волосы касались стола. Боуман сидел неподвижно, это было нелегко, но он не смел шелохнуться: две тяжелые слезы упали на его руку. Левой рукой он повернул висящий в углу светильник, и девушка подняла руку, закрываясь от света, но ему хватило времени рассмотреть, что лицо ее красиво, а большие карие глаза блестят от слез.
     - Почему графиня Мари плачет?
     - У вас длинная линия жизни.
     - Почему вы плачете?
     - Пожалуйста...
     - Хорошо. Почему вы плачете, скажите, пожалуйста?
     - Извините. Я расстроена.
     - Вы хотите сказать, что у вас что-то случилось?
     - Пропал мой брат.
     - Ваш брат? Я знаю, что пропал какой-то Александре. Все говорят об этом. Это ваш брат? Его не нашли?
     Она покачала головой. Ее золотисто-каштановые волосы касались стола.
     - А это ваша мать находится в большой кибитке, окрашенной в зелено-белый цвет? Она кивнула, но не подняла глаз.
     - Ну, зачем слезы? Ведь он не так долго отсутствует. Вот увидите, он скоро появится.
     И опять девушка ничего не сказала. Она положила руки на стол, опустила на них голову и беззвучно, но так горько разрыдалась, что ее плечи неудержимо затряслись. Боуман, на лице которого появилось ожесточение, дотронулся до плеча молодой цыганки, поднялся и вышел.
     Когда он появился с мрачным видом, Сессиль взглянула на него с некоторым беспокойством.
     - Четверо детей, - сказал Боуман тихо. Он взял девушку за руку и повел через арку к переднему дворику.
     Ле Гран Дюк в обществе блондинки разговаривал с цыганом крепкого телосложения и с обезображенным шрамами лицом. Он был одет в темные брюки и отороченную оборками не совсем свежую рубашку. Не обратив внимания на хмурый, неодобрительный взгляд Сессиль, Боуман остановился неподалеку.
     - Тысяча благодарностей, мистер Коскис, тысяча благодарностей, - говорил ле Гран Дюк с выражением снисходительной любезности. - Очень интересно. Пойдем, Лила, моя дорогая. Хорошего понемножку. Я думаю, мы заработали право перекусить и немного выпить.
     Боуман проследил, как они направились к ступенькам, ведущим в патио, затем повернулся и изучающе посмотрел на кибитку, окрашенную в зеленый и белый цвета.
     Сессиль сказала:
     - Нет.
     Он удивленно посмотрел на нее:
     - А что плохого в том, чтобы помочь скорбящей матери? Может быть, я смогу успокоить ее, помочь ей чем-то, возможно, даже принять участие в поисках ее пропавшего сына. Если бы больше людей помогали друг другу в трудную минуту и не боялись попасть в неудобное положение...
     - Вы действительно святой человек, - сказала она с восхищением.
     - Кроме того, имеется один метод решения такого рода проблем. Если ле Гран Дюк может их решить, то и я могу. Более того, ваши опасения...
     Боуман оставил ее и, покусывая кончик большого пальца, что являлось у него признаком дурного предчувствия, поднялся по ступенькам в кибитку.
     На первый взгляд казалось, что там никого нет. Затем его глаза привыкли к темноте, и он понял, что стоит в прихожей, ведущей в жилые комнаты, вход в которые можно было найти по полоске света под дверью и звукам женских голосов.
     Боуман перешагнул через порог. Тень, отделившаяся от стены, двинулась ему навстречу. Удар в солнечное сплетение, от которого Боуман полетел на землю, пересчитав все ступеньки, можно было сравнить с ударом бетонной тумбой. Краешком глаза он успел заметить, как Сессиль моментально отскочила в сторону. Задыхаясь, Боуман упал на спину. Очки его отлетели в сторону, и, пока он лежал на земле, судорожно глотая воздух и пытаясь восстановить дыхание, тень, явно с твердым намерением продолжить, сошла вниз по ступенькам.
     Это был невысокий, коренастый, злобный человек, которому очень хотелось произнести наставительную речь, и было видно, что он это намерение выполнит. Он наклонился, схватил Боумана за лацканы пиджака и поставил на ноги с легкостью, которую можно было счесть за дурное предзнаменование.
     - Ты меня запомнишь, друг мой. - Его голос напоминал приятный звук сыплющегося в металлический бункер гравия. - Ты запомнишь, что Говал не любит тех, кто вмешивается в его дела. Ты запомнишь, что в следующий раз Говал не будет марать свои руки.
     Из этого высказывания Боуман сделал вывод, что Говал снова намеревается пустить в ход кулаки, что тот не замедлил сделать. Только один кулак, но и этого было достаточно. Говал ударил его в то же самое место и, как Боуман мог судить по ощущениям, которые у него появились, приблизительно с такой же силой. Боуман отлетел на полдюжины шагов и опять рухнул на землю, но на этот раз в положении ?сидя?: опираясь руками о землю позади себя. Говал презрительно отряхнул руки и вернулся в кибитку.
     Сессиль осмотрелась вокруг, нашла очки Боумана и протянула руку, чтобы помочь ему встать. Он сконфуженно принял ее помощь.
     - Я думаю, ле Гран Дюк использует другой метод, - сказала она серьезно.
     - Сколько несправедливости в мире, - философски заметил Боуман, тяжело дыша.
     - Именно. Вы пришли к такому выводу, изучая человеческую натуру в течение сегодняшнего вечера? Боуман кивнул: это было легче, чем говорить.
     - Тогда, Бога ради, пойдемте отсюда. После всего этого мне хочется немного выпить.
     - Вы думаете, я что-то требовал от них? - проворчал Боуман.
     Сессиль с сожалением посмотрела на него:
     - Честно говоря, я думаю, вам требуется помощь. - Она взяла его за руку и повела вверх по лестнице в патио.
     Ле Гран Дюк в обществе большой вазы с фруктами и Лилы прекратил жевать банан и смотрел на Боумана с издевательской усмешкой.
     - Это была впечатляющая драка, - сказал он.
     - Он напал на меня в темноте, - объяснил Боуман.
     - А! - произнес ле Гран Дюк ехидно, затем добавил шепотом, который был слышен на расстоянии не менее полудюжины футов, на которые Боуман со спутницей уже отошли: - Как я и говорил, пора его расцвета уже миновала.
     Сессиль предостерегающе сжала руку Боумана, но в этом не было необходимости. Он улыбнулся ей грустной улыбкой человека, которому уже хорошо досталось, и повел к столику. Официант принес бокалы с вином.
     Боуман подкрепился и сказал:
     - Итак, где мы будем жить, в Англии или во Франции?
     - Что?
     - Вы слышали, что сказала гадалка?
     - О Боже!
     Боуман поднял свой бокал:
     - За Дэвида!
     - Дэвида?
     - Нашего первенца. Я выбрал ему имя.
     Зеленые глаза, изучающие Боумана в упор, не были ни удивленными, ни сердитыми, а лишь задумчивыми. Очевидно, Сессиль Дюбуа была не просто хорошенькой девушкой; она была чем-то большим.

Глава 2

     Примерно через два часа никто не смог бы назвать лицо Боумана приятным. Можно было с уверенностью утверждать, что из-за переделок, в которые он попадал время от времени, оно и не могло быть таковым, а маска из черного чулка, натянутая до самых глаз, делала его просто ужасным.
     Он сменил свой серый габардиновый костюм на темный, а белую рубашку - на пуловер цвета морской волны. Спрятал свои очки, которые носил лишь для маскировки, в чемоданчик, выключил верхний свет и вышел на открытую веранду.
     Все спальные комнаты на этом этаже выходили на одну веранду. В двух комнатах горел свет. В одной из ft них занавески были опущены. Боуман подошел к двери этой комнаты и повернул ручку; замок слабо щелкнул. Он знал, что это комната Сессиль. ?Доверчивая душа?, - подумал он. Он двинулся к следующему окну. Оно было не зашторено, и Боуман незаметна заглянул внутрь. Излишняя, хотя и необходимая предосторожность! Даже если бы он исполнил боевой танец апачей, двое в комнате вряд ли заметили бы это, а если бы и заметили, то не придали этому значения. Ле Гран Дюк и Лила сидели рядом за узким столиком. Их головы почти соприкасались. Ле Гран Дюк учил Лилу основам шахмат, держа рядом блюдо с поджаренными ломтиками хлеба. Казалось, что такое расположение сидящих не способствует быстрому обучению; но ле Гран Дюк выглядел как человек, который подходит к решению всех вопросов со своими мерками. Боуман двинулся дальше.
     Луна висела высоко, но тяжелая, вытянутая иерная туча наползала со стороны стен крепости Ле Бву. Боуман спустился к главной террасе около плавательного бассейна, но пересекать ее не стал; казалось, управляющие не гасили свет всю ночь, и любой, кто попытался бы пересечь патио и приблизиться к ступенькам, ведущим в переднюю часть двора, был обречен попасть в поле зрения любого не спящего к тому времени цыгана; а что таких цыган было предостаточно, в этом Боуман не сомневался ни минуты.
     Он пошел по боковой тропинке, уводящей влево, обойдя гостиницу, достиг задней ее стены и, поднявшись вверх, подобрался ко двору с запада.
     Боуман двигался медленно и бесшумно в башмаках на каучуковой подошве, держась все время в густой тени. Конечно, у цыган не было веских причин выставлять наблюдателей, но он чувствовал, что именно в этом месте они есть. Боуман подождал, пока облако закрыло луну, и вошел в передний дворик.
     Все цыганские кибитки, кроме трех, были темными. Ближайшая большая освещенная кибитка принадлежала Кзерде. Яркий свет струился из полуоткрытой двери и закрытого, но незанавешенного окна. Боуман осторожно, словно кот, подкрадывающийся к птичке по залитой солнцем лужайке, подошел к окну и заглянул в него.
     Вокруг стола сидели трое цыган; Боуман узнал их: это были Кзерда, его сын Ференц и Коскис - человек, которому ле Гран Дюк в тот день так шумно выражал свою признательность за полученную информацию. На столе перед ними лежала карта, по которой Кзерда водил карандашом, что-то объясняя. Карта была такого мелкого масштаба, что Боуман не мог понять, что на ней обозначено, а тем более, что именно Кзерда указывал. Кроме того, через закрытое окно он не мог расслышать, о чем говорил Кзерда. Единственное, что он знал точно: речь идет не о добрых делах. Боуман бесшумно отошел от окна.
     Боковое окно второй освещенной кибитки было открыто, а занавески только слегка приспущены. Подойдя к окну, Боуман сначала никого не увидел внутри кибитки. Придвинувшись ближе и наклонившись вперед, он мельком глянул направо и увидел двух человек, сидевших за маленьким столиком у двери и игравших в карты. Один из них был неизвестен Боуману, однако второго он узнал сразу. Это был Говал, цыган, который так бесцеремонно выкинул его этим вечером из кибитки, окрашенной в зеленый и белый цвета. Боуман на мгновение задумался, почему Говал оказался