го ответа. Мир
мысли оказывается в плену парадокса.  Единственный способ, которым мир в его
высшем смысле может быть  охвачен, состоит не  в  мышлении,  а в действии, в
переживании единства. Так,  парадоксальная логика ведет к выводу, что любовь
к богу это не познание бога мыслью, не  мысль о собственной любви к  богу, а
акт переживания единства с ним.
 Это  ведет  к подчеркиванию значения  правильного  образа жизни. Все  в
жизни, всякое мелкое и всякое  важное действие, посвящены  познанию бога, но
познанию  не   посредством  правильной  мысли,   а  посредством  правильного
действия. Это можно ясно видеть в восточных религиях. В  брахманизме, так же
как  в  буддизме и  даосизме,  высшая  цель  религии  не  правильная вера, а
правильное  действие. То  же  самое мы  находим  и в  иудейской  религии.  В
иудейской  традиции  вряд   ли   когда-либо   существо-вал  раскол   в  вере
(единственное  "'зрительное  исключение  -  расхожде-ние между  фарисеями  и
саддукеями - было расхождением  двух  противоположных  социальных  классов).
Особое  значение  в иудейской рели-гии  (особенно в  начале нашей эры)  имел
правильный образ  жизни, хелах, (Наlаchа  -  это слово имеет то же значение
что и дао).
 В Новое время тот же принцип был выражен Спинозой, Марксом и Фрейдом. В
Философии Спинозы  центр  в тяжести смещен с  правильной веры на  правильное
поведение в жизни. Маркс  утверждал  тот  же принцип, говоря "Философы  лишь
различным образом  объясняли мир, но  дело заключается а том, чтобы избегать
его".  Фрейдовская  парадоксальная  логика привела  Его к психоаналитической
терапии, все углубляющемуся переживанию человеком самого себя.
 С точки зрения  парадоксальней логики, суть не в .мысли, а в  действии.
Эта установка ведет  к нескольким другим следствиям. Во-первых,  она ведет к
терпимости, которую мы находим в индийском и китайском религиозном развитии.
Если правильная мысль не  является высшей истиной и путем к спасению, то нет
причины  бороться с другими людьми, чья мысль приходит к иным формулировкам.
Эта  терпимость  прекрасно  выражена в истории о нескольких  людях, которым,
предложили  описать  в  темноте слона.  Один,  прикоснувшись к  его  хоботу,
сказал, что это животное подобно водяной трубе, другой, прикоснувшись к уху,
сказал,  что  это  животное  подобно  вееру, третий, прикоснувшись к  ногам,
описал животное как столб.
 Во-вторых,  парадоксальная точка  зрения ведет к подчеркиванию значения
изменения человека в  большей степени,  чем значения  развития  догматов,  с
одной стороны, и науки, с другой. С индийской, китайской и мистической точек
зрения,   религиозная  задача  человека  состоит  не  в  том,  чтобы  думать
правильно, а  в том,  чтобы правильно  действовать  и/или  воссоединиться  с
Единым в акте сосредоточенного созерцания.
 Противоположность этому составляет  главное направление западной мысли.
Поскольку она  надеялась  найти высшую истину в правильной мысли,  то акцент
был сделан на мышлении, хотя правильное действие тоже  было признано важным.
В религиозном развитии что вело к формулировке догматов, бесчисленным спорам
о догматических формулировках, к  нетерпимости к "не-верующему" или еретику.
Далее, это вело к подчеркиванию "веры в бога", как основной цели религиозной
установки. Это, конечно,  не значит, что  в западной мысли не было понятия о
том, что надо жить правильно. Но все же человек, который  верил в бога -даже
если он не жил по-божески - чувствовал себя более высоким,  чем тот, кто жил
по-божески, но не верил в бога.
 Сосредоточение  внимания  на  мышлении  имеет еще и другое, исторически
очень важное, следствие. Идея, что можно найти истину в мысли
 ведет не только  к  догме, но также и к науке  В научной мысли главное
что  имеет значение, это правильная  мысль, как в  аспекте  интеллектуальной
честности, так и в аспекте применения научной мысли к практике  -то  есть, в
технике.
 Короче  говоря,  парадоксальная мысль  ведет  к  терпимости и усилию  в
направлении самоизменения.  Аристотелевская  точка  зрения ведет  к  догме и
науке, к католической церкви, и к открытию атомной энергии.
 Последствия различия между этими двумя точками зрения на проблему любви
к богу уже  достаточно полно показаны и необходимо только кратко суммировать
их.
 В  преобладающей  на Западе  религиозной  системе любовь к богу  это  в
сущности  то  же,   что  и  вера  в   бога,  в  божественное  существование,
божественную  справедливость, божественную  любовь.  Любовь  к  богу  это  в
сущности мысленный  опыт. В восточных религиях  и в мистицизме любовь к богу
это напряженное чувственное переживание единства,  нераздельно соединенное с
выражением этой  любви  в  каждом жизненном действии.  Наиболее  радикальная
формулировка  этой цели дана  Мейстером Экхартом: "Если бы я  превратился  Б
бога и он сделал меня единым с собой, то если б я жил по-божески, не было бы
между нами различия. . . Некоторые люди воображают, что они увидят бога так,
как  если бы он стоял  здесь, а они там, но так не  может быть. Бог и я:  мы
одно. Познавая бога, я принимаю его в себя. Любя бога, я проникаю в него"21.
 Теперь   мы   можем  вернуться  к  важной  параллели  между  любовью  к
собственным   родителям  и  любовью  к   богу.  Ребенок  начинает  жизнь   с
привязанности  к своей  матери,  "как  основе всякого  бытия". Он  чувствует
беспомощность   и  необходимость   всеобъемлющей  любви  матери.   Затем  он
обращается к отцу, как  к новому  центру его привязанности  отец становится
руководящим началом  мысли и  действия  на  этой стадии ребенок мотивирован
необходимостью достичь  отцовской похвалы и избежать  его  недовольства.  На
стадии полной  зрелости он  освобождается от матери и  отца  как опекающих и
направляющих  сил  он  утверждает  в  самом  себе  материнский  и отцовский
принципы. Он  становится своим собственным отцом и матерью он сам есть отец
и мать. В истории рода человеческого мы видим - и можем предвидеть наперед -
то   же   развитие:  от   первоначальной  любви  к   богу,  как  беспомощной
привязанности  к матери-богине, через послушную привязанность к богу-отцу, к
зрелой стадии, когда бог перестает быть внешней силой, когда человек вбирает
в себя принципы любви и справедливости, когда он становится  единым с богом,
и  наконец,  к   точке,  где  он  говорит  о  боге  только   в  поэтическом,
символическом смысле.
 Из этих размышлений следует, что любовь к богу нельзя отделить от любви
к своим родителям. Если человек не освобождается от  кровной привязанности к
матери, клану, народу,  если он сохраняет детскую зависимость от карающего и
вознаграждающего отца  или какого-либо иного авторитета, он не может развить
в  себе более  зрелую любовь к  богу следовательно,  его  религия  является
такой, какой она была на ранней стадии развития, когда бог воспринимался как
опекающая всех мать или карающий-вознаграждающий отец.
 В  современной  религии  мы  находим все  стадии,  от самого  раннего и
примитивного  развития   до  высшей   стадии.  Слово  "бог"  обозначает  как
племенного  вождя, так  и  "абсолютное ничто". Таким  же  образом,  и каждый
индивид  сохраняет  в себе,  в  своем  бессознательном,  как  было  показано
Фрейдом, все стадии, начиная со стадии  беспомощного младенца. Вопрос в том,
до какой стадии человек дорос. Одно вполне определенно: природа его любви  к
богу  соответствует природе  его любви к  человеку, и  далее, действительный
характер его любви к богу и человеку часто  остается бессознательным, будучи
скрыт и рационализирован  более зрелой  мыслью о том, что  есть  его любовь.
Далее, любовь к человеку, хотя непосредственно она вплетена в его  отношения
со  своей  семьей, в  конечном счете  определяется  структурой  общества,  в
котором   он  живет.  Если  социальная   структура  основана  на  подчинении
авторитету  -явному авторитету, анонимному  авторитету рынка и общественного
мнения,  - его  понятие  бога  по необходимости  оказывается инфантильным  и
далеким от зрелости, зерна  которой можно  найти в  истории монотеистической
религии.
 1Псалом 22, 9
 2Это  мнение  особенно верно для  монотеистических  религий  Запада.  В
индийских  религиях  фигура  матери  еще  сохраняет  значительное   влияние,
например, в  образе богини  Калив буддизме  и даосизме понятие  бога -  или
богини - не имело существенного значения, если не отсутствовало вовсе.
 3Аристотель. Метафизика, 1005 в 20
 4Lao-te. The Tao The Kig. The Sacred Book  of  the Eat. Vol. XXXIX.
Lodo. 1927. . 120 (Здесь перевод по изд.: Древнекитайская  философия,  т.
1, М., !972)
 5Гераклит   Эфесский.   Фрагменты  сочинения,   известного   позже  под
названиями  "Музы" или "О природе" -  в кн.  Лукреций Кар. О  природе вещей.
Приложение, М., "Художественная литература",1983,с.262.
 6Там же. с. 265.
 7Там же, с. 264.
 8Дао дэ цзин, § 26 - в кн. Древнекитайская философия. Собрание  текстов
в двух томах, т. 1, М., "Мысль", 1972, с. 122.
 9Там же, § 37, с. 126.
 10Там же, § 70, с. 135.
 11Там же, § 71, с. 136.
 12Там же, § 1, с. 115.
 13Там же, § 14, с. 117.
 14Там же, § 56, с. 131.
 15H.R. Zimmer. Philoohie of Idia. New York. 1951.
 16Iid.
 17Iid. .424.
 18Ср. Zimmer. ор. сit. р. 424
 19Мейстер  Экхарт. Проповеди и рассуждения, "Мусагет", Москва, 1912, с.
84 - 85
 20Tам же. Ср. также негативную теологию Маймонида.
 21Мейстер Экхарт. Указ. соч.



4. ЛЮБОВЬ И ЕЕ РАСПАД В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ
 Если  любовь  это способность  зрелого,  созидательного  характера,  то
отсюда следует, что  способность  любить у индивида, живущего  в  какой-либо
определенной культуре, зависит от влияния этой культуры на характер обычного
человека. Если мы говорим о любви в современной западной культуре, мы должны
отметить,  способствует  ли  социальная  структура  западной  цивилизации  и
соответствующий  этой  структуре  дух  развитию  любви. Если  так  поставить
вопрос, то придется ответить на него отрицательно. Объективное наблюдение за
нашей  западной жизнью не вызывает сомнения, что  любовь -  братская любовь,
материнская  любовь и эротическая любовь, это относительно редкое явление, и
их место занято неким количеством разных форм псевдолюбви, которые, на деле,
являются многочисленными формами разложения любви.
 Капиталистическое общество основано на принципе политической свободы, с
одной  стороны, и  принципе рынка,  как  регулятора  всех  экономических,  а
следовательно, и  социальных отношений, с  другой. Товарный рынок определяет
условия,  при которых  происходит обмен  товаров, трудовой  рынок регулирует
занятость работой  и  продажу  труда.  Как  полезные  вещи,  так и  полезная
человеческая  энергия  и навыки превращаются в  товары, которые обмениваются
без применения силы и без обмана согласно  условиям рынка.  Туфли,  хотя они
могут  быть  пригодны и надежны, не имеют  экономической  ценности (обменной
ценности), если на них нет спроса на рынке человеческая энергия и навыки не
имеют обменной ценности, если при существующих  рыночных условиях на них нет
спроса.  Владелец капитала  может купить  труд  и  заставить  его  приносить
прибыль  своему капиталу. Владелец труда должен продавать его капиталисту по
существующим рыночным  условиям, если он не  хочет  умереть  с  голоду.  Эта
экономическая структура отражена в иерархии  ценностей. Капитал господствует
над  трудом нагромождение  вещей,  - то, что мертво, -  имеет более высокую
ценность, чем труд, человеческие силы, - то, что живо.
 С самого начала это  было  основной структурой капитализма. Но хотя она
все  еще   характерна   для  современного  капитализма,  однако  измени-лись
некоторые  факторы,   придав  современному  капитализму  его  специ-фические
качества  и оказав  глубокое  влияние  на  характер  структуры  современного
человека. Как результат развития капитализма, мы  наблюдаем все возрастающий
процесс  централизации  и   концентрации   капитала.   Большие   предприятия
беспрерывно    растут,    меньшие    подавляются.    Обладание    капиталом,
инвестированным в эти предприятия, все больше и больше отделяется от функции
управления  им.   Сотни  тысяч  держателей   акций  "владеют"  предприятием
бюрократический аппарат хорошо  оплачиваемых управляющих, которые однако  не
владеют   предприятием,   управляет   им.   Эта  бюрократия  намного  меньше
заинтересована в создании максимальной прибыли, чем в расширении предприятий
и  своей  собственной  силы.  Растущая  концентрация  капитала  и  появление
могущественной бюрократии управления  идет  параллельно с развитием рабочего
движения. Вследствие  организации трудовых объединений  отдельный рабочий не
должен  сам  от  своего  имени  выступать  в роли продавца своего  труда  на
трудовом  рынке он  включен  в  большие  трудовые союзы,  также руководимые
мощной бюрократией,  которая представительствует за рабочего в отношениях  с
индустриальными гигантами. Как в области капитала, так и в области труда, к.
лучшему или к худшему, инициатива перешла от индивида к бюрократии. Огромное
число людей  утратили независимость и стали  зависимы от управляющих крупных
экономических предприятий.
 Другая решающая характерная черта,  являющаяся результатом концентрации
капитала и  характеризующая современный капитализм, это специфический способ
организации  труда.   Огромная  централизация  предприятий   при  предельном
разделении труда ведет к такой организации,  при которой индивид теряет свою
индивидуальность, становится легко заменимым винтиком в машине. Человеческая
проблема капитализма может быть сформулирована так:
 Современный капитализм  нуждается  в  людях,  которые  кооперированы  в
большие  массы и  слаженно  трудятся  сообща  которые хотят потреблять  все
больше  и больше чьи  вкусы стандартизированы, легко могут быть направляемы
извне  и  предвосхищены.  Он  нуждается  в  людях,  которые  чувствуют  себя
свободными   и  независимыми,  неподвластными  какому-либо  авторитету   или
принципу, или  совести -  и при этом готовы подчиняться приказу,  делать то,
что  от  них требуют без конфликта прилаживаются к  социальной машине  ими
можно  руководить  без  приме-нения  силы,  вести  без  ведущих,  заставлять
двигаться без какой-либо  определенной цели  -  за  исключением цели  делать
товар, быть в движении, идти вперед.
 Что из этого  следует? Современный человек  отчужден от себя, от  своих
ближних,  от  природы1.  Он  превращен  в  товар,  свои  жизненные  силы  он
воспринимает  как  инвестицию,  которая  должна  приносить ему  максимальную
прибыль,   возможную  при   существующих  рыночных  условиях.   Человеческие
отношения  в сущности  являются отношениями отчужденных автоматов, каждый из
которых основывает свою безопасность на том, чтобы держаться поближе к стаду
и  не  отличаться от  других в  мысли,  чувстве  или  действии.  Хотя каждый
старается быть как можно ближе к остальным, каждый остается крайне одиноким,
проникнутым глубоким чувством небезопасности, тревоги и вины, которые всегда
появляются там, где человеческое одиночество не  может быть преодолено. Наша
цивилизация  предлагает много  паллиативов, помогающих  людям  не осознавать
своего   одиночества:   во-первых,   строгий  шаблон   бюрократизированного,
механизированного труда, который  помогает  людям  оставаться  вне осознания
своих самых  основных человеческих желаний,  стремления  к трансценденции  и
единству. Поскольку  один  этот  шаблон  не  справляется  с задачей, человек
пытается преодолеть  неосознанное отчаяние  при помощи  шаблона развлечений,
пассивного   потребления  звуков   и  зрелищ,  предлагаемых  развлекательной
индустрией, а также удовлетворения от покупки новых вещей и скорой замены их
другими.  Современный  человек,  действительно,  близок  к  картине  Хаксли,
описанной в  его  "Прекрасном  новом  мире":  "Хорошо  накормленный,  хорошо
одетый, сексуально удовлетворенный,  но  не обладающий  собственным  "я", не
имеющий никаких, кроме  самых  поверхностных,  контактов со своими ближними,
направляемый  лозунгами,  которые  Хаксли  сформулировал  так  кратко:  "Кто
страсти любит,  тот  общество  губит"  или "Никогда не откладывай на  завтра
развлечение, которое  можешь  получить  сегодня" или, как  коронный принцип:
"Теперь каждый счастлив". Человеческое счастье сегодня состоит в  том, чтобы
развлекаться. Развлекаться  это значит получать удовольствие от употребления
и потребления товаров, зрелищ, пищи, напитков, сигарет, людей, лекций, книг,
кинокартин - все  потребляется,  поглощается.  Мир это один большой  предмет
нашего  аппетита, большое  яблоко,  большая  бутылка,  большая грудь  мы  -
сосунки,  вечно  чего-то  ждущие,  вечно  на что-то  надеющиеся  -  и  вечно
разочарованные.  Наш  характер  приспособлен  к  тому,  чтобы  обменивать  и
получать,  торговать  и  потреблять  все  предметы,  как  духовные,  так  и
материальные,  становятся  предметом обмена  и  потребления. Там,  где  дело
касается  любви,  ситуация   соответствует   по  необходимости   социальному
характеру  современного  человека.  Автоматы  не  могут  любить  они  могут
обменивать свои "личные пакеты" и надеяться на удачную сделку. Одно из самых
значительных выражений любви, и особенно брака с его отчужденной структурой,
это идея "слаженности". В статьях  о счастливом браке его  идеал описывается
как идеал  исправно функционирующей  слаженности. Это  описание  не  слишком
отличается  от  идеи  функционирующего служащего: он  должен  быть  "разумно
независим", готов к совместной  работе, терпим и в  то же время честолюбив и
агрессивен.  Таким  образом, как  скажет  нам  брачный адвокат,  муж  должен
"понимать" свою жену и помогать ей. Он должен делать благосклонные замечания
по поводу ее нового платья  и вкусного блюда. Она, в ответ, должна  понимать
его,  когда он приходит домой усталый и расстроенный, должна внимательно его
выслушивать,  когда он говорит о своих деловых затруднениях, не сердиться, а
понимать  его,  когда он забывает о ее дне рождения. Весь  набор  этих видов
отношений сводится к хорошо отлаженной связи двух людей,  остающихся  чужими
друг другу  на  протяжении  всей  жизни,  никогда не достигающих  "глубинной
связи", но любезных друг с другом и старающихся сделать друг для друга жизнь
как можно приятнее.
 При  таком понимании любви и брака главный акцент делается на отыскании
убежища от  непереносимого  в других случаях чувства одиночества.  В "любви"
отыскивается, наконец, спасение от одиночества. Создается союз  двоих против
мира, и этот эгоизм вдвоем ошибочно принимается за любовь и близость.
 Подчеркивание духа слаженности, взаимной терпимости и т. д. это явление
относительно новое. В  годы после первой мировой  войны этому предшествовало
понятие любви,  где  в  основу  удовлетворительных любовных  отношений  и  в
особенности   счастливого   брака   было   положено   обоюдное   сексуальное
удовлетворение.  Были убеждены,  что причины  множества  несчастливых браков
надо  искать  в  том,  что  партнеры  в  браке  не  достигали  "сексуального
соответствия"  причину   этой   беды   видели   в  незнании   "правильного"
сексуального  поведения, то  есть, в незнании сексуальной  техники одним или
обоими партнерами.  Чтобы  "излечить" эту беду и  помочь  неудачливым парам,
которые не смогли любить друг друга, многие книги давали инструкции и советы
относительно  правильного сексуального поведения и обещали, скрыто или явно,
что  тогда наступит счастье и любовь.  Основополагающая идея состояла в том,
что любовь  дитя  сексуального наслаждения,  и  если  два человека  научатся
сексуально  удовлетворять друг друга,  то  они будут  любить  друг  друга. В
соответствии  с  общей  иллюзией   времени,   считалось,  что  использование
правильной техники это решение не только технических проблем индустриального
производства, но  также и всех человеческих проблем. Игнорировался тот факт,
что  истина  прямо  пр