ошлись в одной точке.
   Капитан Делано успел отшвырнуть к борту испанца, а негра с  ножом  принял
прямо в объятия и прижал к груди - к  той  самой  груди,  которую  он  искал
пронзить своим клинком. Только клинок у него из руки  был  выбит  и  сам  он
оказался повержен на дно шлюпки, быстро уходившей прочь от фрегата.
   Матросы лихорадочно работали веслами.  Капитан  Делано  сидел  на  корме,
освободившейся  левой  рукой   держа   за   грудь   опрокинутого   на   борт
полуобморочного испанца, а правой ногой попирая повергнутого на  дно  негра;
правая же его рука налегала на кормовое весло, добавляя шлюпке  хода,  глаза
смотрели вперед, и голос побуждал матросов грести, не жалея сил.
   Но тут командир шлюпки,  которому  удалось  отбиться  от  трех  испанцев,
обернулся и крикнул: "Капитан! Посмотрите, что  делает  негр!"  Одновременно
состоявший у них в команде матрос-португалец крикнул: "Капитан!  Послушайте,
что говорит испанец!"
   Капитан Делано поглядел себе под ноги: слуга,  сжимая  в  руке  еще  один
кинжал, - по-видимому, он прятал его в своей густой шевелюре, - извивался на
дне лодки и тянулся острием к сердцу своего господина, и  гримаса  ненависти
на его черном лице ясно выражала стремление всей его души; а  полузадушенный
испанец беспомощно корчился у борта и  глухо  бормотал  какие-то  слова,  не
понятные ни для кого, кроме матроса из Португалии.
   И в это мгновение пелена спала с  глаз  капитана  Делано,  с  неожиданной
ясностью он вдруг  понял  все:  и  загадочное  поведение  Бенито  Серено,  и
странные события минувшего дня, как  и  всего  плавания  "Сан-Доминика".  Он
ударил Бабо по руке, но и сам был потрясен будто ударом - он понял,  что  не
его, а многострадального дона Бенито хотел зарезать негр,  когда  прыгнул  в
лодку. И он сокрушенно разжал руку,  которой  держал  за  грудь  несчастного
испанца.
   Негру заломили руки, и  капитан  Делано,  оглянувшись  на  "Сан-Доминик",
увидел теперь фрегат совсем в другом свете -  по  палубам  его  метались  не
крикливые,  разболтанные  без  хозяйского  надзора  рабы,   переполошившиеся
исчезновением дона Бенито, нет, теперь, без масок, это были свирепые бунтари
и пираты с кинжалами и топорами в руках. Словно бесноватые  черные  дервиши,
на юте плясали шесть дикарей. Матросы-испанцы, которым не  дали  прыгнуть  в
море, торопливо карабкались прочь от своих врагов на топы мачт, а те из них,
кто оказался менее проворен, уже были схвачены на палубе черной толпой.
   Капитан Делано  окликнул  свою  шхуну  и  распорядился  открыть  порты  и
выдвинуть пушки. К этому времени  на  "Сан-Доминике"  уже  обрубили  якорную
цепь, свободный конец ее подлетел в воздух и в  полете  сорвал  с  форштевня
накинутый брезент, и когда убеленный  корпус  фрегата  развернулся  носом  в
открытый океан, все, содрогнувшись, увидели на  нем  человеческий  скелет  в
виде носовой фигуры - своего рода иллюстрацию к начертанному у его  подножия
призыву: "Следуй за мной".
   При виде скелета несчастный дон Бенито закрыл ладонями лицо и простонал:
   - Это он, Аранда, мой убитый, непогребенный друг!
   Когда шлюпка подошла к шхуне, капитан Делано крикнул, чтобы  ему  бросили
веревку; негра, не оказывавшего никакого сопротивления, связали и подняли на
борт. После этого капитан  хотел  было  помочь  подняться  по  трапу  вконец
обессилевшему дону Бенито, но тот, как ни был слаб, не  захотел  сделать  ни
шагу, пока негра не уберут с его глаз в трюм. И лишь когда его желание  было
исполнено, согласился подняться на палубу.
   Шлюпку отправили назад  -  подобрать  оставшихся  в  воде  матросов.  Тем
временем были приготовлены к бою пушки,  но  "Сан-Доминик"  быстро  относило
назад в море, и на него успели направить  лишь  одно  кормовое  орудие.  Оно
произвело шесть выстрелов. На шхуне надеялись перебить у беглеца реи  и  тем
лишить его хода, но были сбиты лишь кое-какие второстепенные снасти.  Вскоре
фрегат стал уже недоступен для пушечных выстрелов. Он держал курс  к  выходу
из бухты; на носу у него тесно толпились негры,  то  обращая  издевательские
возгласы  своим  белым  противникам,  то  с  воздетыми  руками   приветствуя
разворачивающуюся перед ними сумеречную ширь  океана,  -  каркающие  вороны,
вспугнутые выстрелом птицелова. Первой мыслью было поднять якорь и пуститься
в погоню. Однако по трезвом размышлении решено было вести  преследование  на
ялике и вельботе.
   У  дона  Бенито  спросили,  какое   огнестрельное   оружие   имеется   на
"Сан-Доминике", и он ответил,  что  пригодного  к  употреблению  у  них  нет
совсем, так как еще в первые дни бунта один пассажир, впоследствии погибший,
пробрался в крюйт-камеру и разбил затворы всех наличных мушкетов. Однако дон
Бенито из последних сил умолял американца отказаться от погони и на  корабле
и на шлюпках, потому что эти негры такие отчаянные головорезы, что нападение
на них ни к чему не приведет, кроме гибели всех  белых.  Но  капитан  Делано
счел это малодушием сломленного страданиями человека  и  не  оставил  своего
намерения.
   Лодки приготовили и оснастили. Капитан Делано усадил в них двадцать  пять
человек. И уже собрался сам занять место в одной из них,  когда  дон  Бенито
ухватил его за рукав и страдальчески произнес:
   - Как? Вы спасли жизнь мне, сеньор, а теперь хотите погубить свою?
   Помощники капитана тоже решительно воспротивились тому, чтобы их командир
покидал корабль, - это противоречило бы их интересам, и нуждам  плавания,  и
долгу перед судовладельцами. Капитан Делано взвесил их  доводы  и  принужден
был согласиться, командиром же нападающего отряда он  вместо  себя  назначил
своего первого помощника - очень решительного и крепкого человека, который в
молодости служил на капере, а злые языки утверждали, что и пиратствовал. Для
большего  воодушевления  матросам  было  объявлено,  что  испанский  капитан
считает судно для себя погибшим; что вместе с грузом - а в его трюмах есть и
золото, и серебро - оно стоит около десяти тысяч дублонов; пусть они  только
отобьют его, и немалая часть этой  суммы  достанется  им.  Матросы  ответили
дружным "ура".
   Беглецы между тем уже отошли далеко от берега. Ночь почти  наступила,  но
над  горизонтом  всходила  луна.  После  долгой,  отчаянной   гребли   лодки
поравнялись с кормой фрегата, весла  отложили  и  выстрелили  по  палубе  из
мушкетов. Негры за неимением пуль ответили градом проклятий. Но когда грянул
второй залп, в матросов, точно томагавки, полетели топоры. Один топор  отсек
пальцы загребному. Второй угодил в  нос  вельбота,  перерубив  лежавший  там
канат, и впился в доску, точно топор лесоруба в пень. Первый помощник вырвал
его и швырнул обратно. Возвращенная противнику перчатка, пролетев над водой,
попала в полусгнившую кормовую галерею и там осталась.
   Слишком горячо  встреченные  неграми,  белые  держались  на  почтительном
расстоянии, где их не могли достать летящие с палубы топоры. Перед  тем  как
сойтись вплотную, они хотели, чтобы раззадоренные их видом  враги  пошвыряли
свои топоры в море и сами лишили  себя  своего  наиболее  смертоносного  для
рукопашной схватки оружия. Но негры разгадали их хитрость, и вскоре стальной
град прекратился, однако многие  на  палубе  "Сан-Доминика"  вынуждены  были
вооружиться, взамен утраченных топоров, матросскими  свайками,  что,  как  и
предполагалось, пришлось на руку нападающим.
   Меж тем, со свежим ветром, фрегат продолжал резать носом волну; шлюпки то
отставали, то подгребали ближе и давали по нему новые залпы.
   Огонь был нацелен главным образом на корму, так как именно там столпились
теперь все негры. Однако цель нападающих была не в том, чтобы  перебить  или
искалечить негров, их следовало захватить вместе с судном.  Для  этого  надо
было взять судно на абордаж, но при  таком  быстром  ходе  шлюпки  не  могли
пристать к борту.
   И тут первому помощнику пришла в голову одна  мысль.  На  верхушках  мачт
находилось  несколько  матросов-испанцев,  и  он  крикнул  им,   чтобы   они
спустились на реи и обрезали паруса. Так и было сделано. К этому времени, по
причинам, которые стали ясны  потом,  на  палубе  были  убиты  два  испанца,
сраженные не шальной  пулей,  а  прицельными  выстрелами,  кроме  того,  как
обнаружилось потом, залповым огнем был уже  убит  черный  исполин  Атуфал  и
испанец-рулевой. Теперь, без парусов и руля, фрегат сделался неуправляем.
   Скрипя мачтами, он развернулся к ветру, медленно обратив к  шлюпкам  свой
страшный нос со скелетом, который бледно мерцал в отлогих  лучах  встававшей
луны, отбрасывая на посеребренные волны огромную ребристую тень.  Одна  рука
мертвеца была простерта вперед, будто призывая белых к отмщению.
   - "Следуй за мной!" - выкрикнул первый помощник начертанные  под  носовой
фигурой слова, и лодки одновременно пристали к фрегату с  правого  и  левого
борта. Абордажные крючья и пики скрестились с  топорами  и  свайками.  А  на
шкафуте, сбившись в кучу на  днище  перевернутого  баркаса,  черные  женщины
затянули заунывную песню, и звон клинков служил ей зловещим припевом.
   Поначалу атака  белых  почти  захлебнулась;  негры  теснили  их,  матросы
капитана Делано бились, точно всадники, одну ногу  перекинув  через  борт  и
орудуя абордажными пиками, как хлыстами. Все было  напрасно.  Их  одолевали.
Тогда, сплотившись потеснее, они вместе, все вдруг, с громким  криком  "ура"
спрыгнули на палубу. Толпа чернокожих хлынула на них  и  сомкнулась  над  их
головами. Несколько мгновений слышен был только  глухой,  подспудный  гул  -
точно рыба-меч в морской глубине расправлялась со стаей черных  рыбешек.  Но
скоро, снова сплотив строй и приняв в  свое  число  находившихся  на  палубе
испанцев, белые вырвались на поверхность и стали шаг за шагом теснить негров
к корме. У грот-мачты их остановила баррикада из бочек и мешков,  наваленных
поперек палубы от борта до борта. Укрывшись за ней, черные искали передышки.
Но  матросы,  не  задерживаясь,  перескочили  через  преграду  и  продолжали
неотвратимо теснить врага. Негры отбивались уже из последних сил.  Белолицые
бились, сжав зубы и не произнося ни слова; еще несколько минут -  и  корабль
был завоеван.
   Не менее двух десятков негров было убито. Кое-кто пал от пуль,  остальные
же были посечены длинными клинками абордажных  сабель  -  такие  же  увечья,
наверно, наносили англичанам привязанные к палкам серпы шотландских горцев у
Престонпенса. С противоположной стороны убитых не было, но имелись  раненые,
некоторые - тяжело, как, например, первый помощник  капитана.  Оставшихся  в
живых негров посадили под замок, и фрегат, отбуксированный шлюпками  обратно
в бухту, в полночь снова бросил якорь.
   Не будем распространяться  о  последовавших  событиях  и  приготовлениях,
достаточно сказать, что, потратив два дня  на  починку  "Сан-Доминика",  оба
судна вместе отплыли в чилийский порт Консепсьон, а оттуда в столицу Перу  -
Лиму, где вице-королевский суд подверг  все  происшествие,  с  начала  и  до
конца, самому тщательному расследованию.
   Примерно   на   полпути   в    состоянии    многострадального    испанца,
освободившегося от страшного бремени, наметились было некоторые изменения  к
лучшему; но дурные предчувствия не оставляли его, и действительно, незадолго
до прибытия в Лиму ему  опять  стало  хуже,  настолько,  что  на  берег  его
пришлось  вынести  на  руках.  Услышав  его  горестную  историю,   одно   из
многочисленных религиозных учреждений  королевского  города  предложило  ему
пристанище, и там его окружили заботы врача телесного и врача  духовного,  а
один из членов братии вызвался смотреть и ходить за ним днем и ночью.
   Ниже  предлагаются  в  переводе   выдержки   из   официальных   испанских
документов,  которые,  как  можно  надеяться,  прольют  свет  на  предыдущее
повествование и в первую очередь откроют истинный порт отплытия и  правдивую
историю плавания "Сан-Доминика" вплоть до того момента, когда он  подошел  к
берегам острова Святой Марии.
   Но  выдержкам  этим  здесь  следует  предпослать   одно   предварительное
замечание.
   Цитируемый  документ,  отобранный  нами  среди  многих  других,  содержит
письменные показания Бенито Серено, первого свидетеля по названному делу.  В
них имеются подробности, вызвавшие поначалу у достопочтенных судей некоторое
недоверие как по соображениям здравого смысла,  так  и  по  понятиям  сугубо
научным. Трибунал склонялся к мнению, что свидетелю, чей рассудок не мог  не
пострадать   от   пережитого,   примерещилось   кое-что,   не   имевшее    в
действительности места. Однако впоследствии  показания  оставшихся  в  живых
матросов в отдельных весьма странных частностях совпали с рассказом капитана
и послужили  ему  убедительным  подтверждением.  Так  что  трибунал,  вынося
смертные приговоры,  основывался  на  данных,  которые  без  неопровержимого
подтверждения должен был бы отвергнуть как ложные.
 
   ***
 
   Я, дон Хосе де Абос-и-Падилья, его  королевского  величества  нотариус  и
протоколист этой Провинции, а также нотариус этой Крестоносной Епархии и  т.
д.
   сим свидетельствую в соответствии с требованиями закона, что в  уголовном
деле, начатом двадцать четвертого числа сентября месяца в  год  одна  тысяча
семьсот  девяносто  девятый  против   сенегальских   негров   с   транспорта
"Сан-Доминик", в моем присутствии были даны следующие показания.
   Показания первого свидетеля дона Бенито Серено.
   В названный день названного месяца и года его честь доктор Хуан  Мартинес
де Досас, канцлер Верховного суда этого королевства, хорошо осведомленный  о
законах этой колонии, вызвал к  себе  капитана  фрегата  "Сан-Доминик"  дона
Бенито  Серено,  каковой  и  прибыл  на  носилках  в  сопровождении   монаха
Инфеликса; в присутствии дона Хосе де Абос-и-Падилья, нотариуса Крестоносной
Епархии, с него была взята присяга именем господа бога и крестного  знамения
в том, что он будет говорить правду обо всем, что ему известно и что у  него
будут спрашивать; и, будучи спрошен, в соответствии с действующими правилами
судопроизводства,  о  том,  как  было  дело,  показал,  что  двадцатого  мая
минувшего года он вышел на своем судне из Вальпараисо и взял курс на Кальяо,
имея  на  борту  местные  товары  и  сто  шестьдесят  негров  обоего   пола,
принадлежавших главным образом дону Алехандро Аранде, дворянину из  Мендосы;
команда судна состояла из тридцати шести человек, и, сверх того, имелись еще
пассажиры; негры были следующие:
   (Далее в оригинале следует список, содержащий  около  пятидесяти  имен  и
характеристик, почерпнутый из обнаруженных бумаг  Аранды,  равно  как  и  из
показаний свидетеля, из каковых отрывки здесь и приводятся).
   Один негр восемнадцати-девятнадцати лет по имени Хосе был  личным  слугой
хозяина и после четырех-пяти лет службы свободно владел испанским  языком...
мулат по имени Франческо, стюард в капитанской каюте, имевший приятный вид и
голос, раньше пел в церковном  хоре  Вальпараисо,  сам  родом  из  провинции
Буэнос-Айрес, возраст - около тридцати пяти лет; смышленый негр Даго,  долго
работавший среди испанцев могильщиком, сорока шести лет; четверо стариков из
Африки,  лет  шестидесяти  -  семидесяти,  но  крепкие,  владеющие  ремеслом
конопачения, их имена: первый - Мури, он был убит (как и его  сын  Диамело),
второй - Накта, третий - Иола, также убит, четвертый - Гофан; шесть взрослых
негров в возрасте между тридцатью и сорока,  совершенно  дикие,  из  племени
ашанти: Мартинки, Ян, Лекбе, Мапенда, Ямбайо,  Аким,  из  них  четверо  были
убиты... исполинский негр по имени Атуфал, который,  как  считалось,  был  у
себя в Африке царем, и потому владельцы его высоко  ценили...  и  малорослый
негр, родом из Сенегала, но уже давно живший среди испанцев, возраст  -  лет
тридцати, имя - Бабо... имена  остальных  негров  свидетель  не  помнит,  но
полагает, что среди сохранившихся бумаг дона Алехандро их можно будет найти;
в этом случае они  немедленно  будут  переданы  суду;  и,  сверх  того,  еще
тридцать девять женщин и детей всех возрастов.
   (Здесь прилагается полный список негров, а  далее  идут  снова  показания
свидетеля.)
   ...Все негры спали, как это принято у нас, прямо на палубе, и ни  на  ком
не было оков, так как их владелец и друг свидетеля Аранда заверил  его,  что
они все смирные. Но на седьмой после отплытия день в три  часа  утра,  когда
все испанцы, кроме двух вахтенных офицеров, а именно: боцмана Хуана  Роблеса
и плотника Хуана Батисты Гайете, а также рулевого с помощником, спали, негры
вдруг взбунтовались, опасно ранили боцмана и плотника и  убили  восемнадцать
человек из команды, спавших на палубе, одних зарубили топорами или  закололи
свайками, других, связав, побросали в море; из всей команды  оставлены  были
связанными в живых человек семь  для  управления  судном,  и  еще  трое  или
четверо сумели спрятаться и также избегли смерти. Хотя  мятежники  завладели
палубой  и  трапами,  шестерых  или  семерых  раненых   они   беспрекословно
пропустили в кубрик:  однако  когда  первый  помощник  вместе  с  еще  одним
человеком, чьего имени  свидетель  не  припомнит,  попытались  подняться  на
палубу,  на  них  сразу  же  напали,  ранили  и  принудили  возвратиться   в
кают-компанию; когда рассвело, свидетель решился подняться  по  капитанскому
трапу и обратиться к негру Бабо, их главарю, и  его  помощнику  Атуфалу;  он
призвал их прекратить зверства, спросил,  чего  они  хотят  и  что  намерены
сделать, и сам выразил готовность подчиниться их  распоряжениям;  и  тем  не
менее, прямо у него на глазах, они бросили за  борт  живьем  трех  связанных
матросов и только потом сказали свидетелю, что он может подняться на палубу,
они его не тронут; когда же он к ним вышел, негр Бабо  осведомился  у  него,
нет ли где-нибудь в тех морях негритянских стран, где они могли бы  пристать
к берегу; на что он ответил им отрицательно; тогда негр  Бабо  приказал  ему
доставить их в Сенегал или на близлежащие острова Святого Николая; свидетель
возразил, что это невозможно, так как плыть туда очень далеко, надо обогнуть
мыс Горн и пересечь Атлантический океан, а его судно плохо оснащено, на  нем
нет ни провизии, ни воды, ни парусины; но негр  Бабо  сказал,  что  так  или
иначе, но ему все  равно  придется  их  туда  доставить  и  что  они  готовы
подчиниться любым ограничениям в еде и питье; после  длительных  переговоров
свидетель вынужден был и в этом  им  покориться,  так  как  они  угрожали  в
противном случае перебить всех оставшихся белых на борту, он  только  сказал
им, что на такое дальнее  плавание  им  никак  не  хватит  воды,  необходимо
подойти к берегу и пополнить свои запасы и лишь потом взять курс на Сенегал;
негр Бабо на это согласился; свидетель  направил  судно  в  сторону  берега,
рассчитывая  встретить  какой-нибудь  испанский  или  иностранный   корабль,
который их спасет; на десятый или одиннадцатый день показалась земля, и  они
некоторое время продолжали идти в виду  побережья  провинции  Наска,  однако
негры начали беспокоиться и роптать на  то,  что  он  медлит,  и  негр  Бабо
потребовал от свидетеля, сопровождая свои слова угрозами,  чтобы  вода  была
принята на борт завтра же; свидетель же ему возразил, что берега здесь,  как
можно отчетливо видеть, обрывисты и круты, что рек, устья которых обозначены
на его картах, обнаружить не удается, и так далее, и что поэтому  правильнее
всего будет дойти до острова Святой Марии, где можно, как делают иностранцы,
беспрепятственно пополнить запасы воды  и  провизии,  поскольку  это  остров
необитаемый; свидетель сообщает, что не зашел в Писко, вблизи  которого  они
проплывали, и ни в какой  другой  порт  на  побережье,  так  как  негр  Бабо
неоднократно угрожал ему перебить  всех  белых  на  борту,  лишь  только  на
берегу, к которому будет направлено  судно,  покажется  город  или  селение;
решившись же идти на остров Святой