вно напуганный еж, и на
все поиски контакта только фыркала и еще больше сворачивалась. Решив
повторить попытку, когда поток туристов спадет, я побрел на автовокзал и
вернулся в Петрик. Теплоход, который привез меня из Севкура, вечером уходил
на Командорские острова.
К сожалению, Петропавловск имеет неприятное свойство: он очень длинный, и
нужно сменить три автобуса, чтобы проехать его из конца в конец.
Разумеется, все три ходят один другого реже. Но вот, наконец, морской порт.
Отстояв очередь за билетом на "палубное место", очереди за продуктами в
дорогу и на паспортный контроль, я занял самую последнюю из очередей - на
посадку, длиной человек в триста.
Пока мы, выстроившись в затылок, словно этап, продвигались к трапу, я
познакомился с парнем, стоявшим впереди меня. Он оказался почти коллегой -
охотоведом, а на острова ехал, чтобы подработать на сборе белых грибов.
Когда теплоход уже вышел из бухты и качался на тяжелых океанских волнах,
Вася угостил меня соленой горбушей и сообщил интересную новость. По слухам,
в марте на остров Беринга принесло на льдине белого медведя. Все были
уверены, что это очень агрессивный и опасный зверь.
Весь следующий день мы качались над Курило-Камчатской и Алеутской
глубоководными впадинами. Где-то под нами, в черной семикилометровой
бездне, плавали гигантские кальмары и копошились в сером илу студенистые
рыбки. Наверху все тоже было серым, холодным и мрачным. Только изящные
альбатросы оживляли пейзаж. Появившись из тумана на длинных узких крыльях,
они висели некоторое время рядом с рассекавшим волны носом корабля, а затем
легким поворотом своих "несущих плоскостей" уносились обратно в пелену
дождя. Под вечер в волнах появились пару раз черные плавники
китов-ремнезубов, а потом сразу несколько птичьих стай пролетело над нами,
и впереди возникла темная полоса острова Беринга.
Из-за шторма высадку на берег отложили, и мы провели еще одну ночь в
свободной каюте под скрипучий шепот невыключающегося радио. Утром, выйдя на
палубу, я увидел трех веселых туристов, которые с помощью лески быстро
вытягивали из воды скользких плоских палтусов. Они дали мне леску и коробку
с наживкой. Палтусы хватали крючок, как только он достигал дна. За десять
минут мы наловили по три-четыре рыбы и одного камчатского краба.
Итак, подходящую компанию для путешествия по островам я нашел. Ребята
оказались опытными путешественниками. Они располагали тремя канистрами
спирта и зонтиками - полезнейшей вещью для Командор, где за лето бывает
три-пять солнечных дней. Правда, при проверке документов во время высадки
выяснилось, что они сотрудники КГБ. Но работа у Володи, Вени и Роберта была
вполне безобидной, далекой от обычной деятельности их конторы. Так, во
всяком случае, они сами сказали.
К борту подошла баржа-плашкоут, первая группа пассажиров зашла в огромную
брезентовую корзину, судовой подъемный кран поднял ее и опустил на палубу
баржи. Очень удобно при сильной качке. На Шикотане, где подобное устройство
почему-то неизвестно, однажды пять человек у меня на глазах упали в воду с
трапа, когда по нему снизу ударила баржа, поднятая высокой волной. К
счастью, утонул только один чемодан.
- Будьте осторожны, - сказал нам капитан плашкоута, - по острову ходит
белый медведь. Пограничники пытались его убить, но только ранили, а он
двоих задрал. Встретите - берегитесь!
- Не отходите далеко от поселка, - предупредил встреченный на улице
милиционер, - может напасть медведь-людоед. Рыбаки, что на озере стоят, еле
от него отбились.
- Об этом не может быть и речи, - замахал руками командир погранзаставы,
которого мы спрашивали насчет вездехода, - я не хочу отвечать, если вас
разорвет чертов медведь!
- А вы его видели?
- Нет, наши, слава богу, не встречали. А вот начальник милиции гонялся за
ним на вертолете и даже слегка ранил.
Тут мои новые друзья предъявили свои красные книжечки, а я издали помахал
столь же красным удостоверением Члена-корреспондента. Командир сразу
переменил тон, извинился, сказал, что вездеход в ремонте, а вот оружие для
защиты от медведя он нам выдаст. Володя, как старший по званию, получил
пистолет Макарова, Вене и Роберту выдали по карабину, а вот мне ствола не
нашлось. Но я так громко шепнул Володе "Петров, запишите", что начальник
куда-то сбегал и принес аркебузу. То есть я не знаю, как это называлось на
самом деле, но на прикладе стояла дата "1912" и иероглифы. По весу, длине и
калибру оно явно годилось для отражения танковой атаки. Патронов к нему
было всего два.
- Хватило бы и одного, - сказал командир, - второй все равно не
понадобится.
За канистру спирта мы стрельнули у единственного на острове пастуха четырех
лошадей и двинулись по берегу на запад. В эти дни в начале августа на
острове была еще весна. В ложбинах лежал серый снег, роскошные океанические
луга были густо усыпаны майскими цветами, даже в воздухе было что-то
неуловимо весеннее. Мы весело скакали по бесконечному пляжу, покрытому
белыми створками ракушек-мактр, поплавками сетей, одноразовыми зажигалками,
водорослями, рыбацкими перчатками, пенопластом и сброшенными при линьке
панцирями крабов. Такие серые пляжи - "лайды" на многих островах Дальнего
Востока служат единственными автомобильными дорогами. По ним можно гнать с
любой скоростью, но всегда есть риск влететь в зыбучий песок.
Переночевали мы в избушке с вывеской "Betlehem Steel Corporation", явно
подобранной на пляже. Утром, отойдя подальше в тундру, мы опробовали
оружие. При первом же выстреле из японской фузеи у всех заложило уши, а у
меня на плече появился здоровенный кровоподтек. Только на следующее утро я
снова смог двигать правой рукой. После этого оставшийся патрон я убрал на
самое дно рюкзака.
В двух шагах от избушки раскинулось котиковое лежбище. Целый день мы ходили
по его краю и по сооруженным зоологами деревянным коридорчикам. Весь
видимый берег был покрыт большими усатыми зверями, которые ревели, хрюкали,
стрекотали, дрались, бегали, кувыркались в волнах, нежно покусывали друг
друга, кормили детенышей и грелись на пляже при девятиградусной жаре.
Облазив лежбище и соседний птичий базар, мы вернулись в избушку имени
Вифлеемской Стальной корпорации. Жившие там полевки совершенно не боялись
человека, позволяли брать себя в руки, а ночью весело шныряли по нашим
лицам. (Полевки - это еще ничего. Однажды в гостинице города Дилижана я
проснулся оттого, что на лбу у меня сидела большая серая крыса.) Впрочем, и
другие обитатели Командор не особенно пугливы, кроме разве что северных
оленей. Олени таяли в тумане, едва завидев наш маленький караван, когда на
следующий день мы переваливали на другую сторону острова. Лошади все время
спотыкались, шагая по кочкам. Вести их в поводу тоже было трудно. Мягкие
кочки, усыпанные ягодами, были около полуметра в высоту, и приходилось все
время прыгать с одной на другую. Тундряные куропатки отважно нападали на
нас, заставляя лошадей шарахаться в сторону, голубые песцы лаяли вслед, а
поморники пикировали сверху.
Наконец мы выбрались на каменистое плато, покрытое ягелем, и через час
лихого галопа спустились в широкую зеленую долину, по которой вилась
маленькая река с красивым водопадом чуть выше устья. В бухте, к которой
вывела речка, выступал из воды десяток камней, и на каждом лежал
тюлень-антур. Заметив нас, тюлени подняли головы и, чтобы не упасть с
круглых камней, также хвосты. Бухта от этого приняла несколько странный
вид. Мы дошли по берегу до следующего ручья. На нем водопада не было, и все
заводи усеивали торчащие из воды плавники лососей-кижучей. Оглушив пару
обухом топора, сварили уху с морской капустой и сделали икру-пятиминутку
(готовится очень быстро, но хранится всего день-два). Пока обедали,
крошечный куличок-песочник развязал Вене ботинки, дергая за шнурки. Угостив
кулика рыбкой, двинулись дальше и вскоре услышали гул самого большого
лежбища - Северного.
Девяносто тысяч котиков и две тысячи светло-рыжих сивучей собрались на
галечном пляже, чтобы вывести потомство и зачать следующее. Маленькие
черные котята, собранные в "детские сады", размещались в деревянных
загончиках, поставленных для того, чтобы взрослые их случайно не затоптали.
Малыши бегали друг за другом, играли в "бой старых секачей" и в
"перетягивание тряпочки". К последней игре с удовольствием подключались
местные "санитары" - серокрылые чайки.
К вечеру из тумана неожиданно появилось солнце и село в Берингово море,
провожаемое дружным ревом могучих самцов. кряхтением грациозных самочек и
блеянием детенышей.
Весь следующий день мы ехали из одной бухты в другую. В устье реки.
вытекавшей из красивого озера, рыбаки-алеуты угостили нас икоркой, научили
бить рыбу коротким гарпуном и еще раз предупредили об ужасном медведе,
которого видели геологи в мае.
И снова бухты - скалистые, галечные, песчаные - и в каждой нас встречали
белые совы, а провожали песцы. Потом мы перевалили через гору Стеллера,
усыпанную сброшенными оленьими рогами, снова вышли на тихоокеанский берег и
вернулись в поселок. Нам удивительно повезло: за это время было целых
четыре солнечных дня.
Перейдя речку, мы остановились в небольшой избушке за погранзаставой.
Вечером приехали с озера наши друзья-рыбаки, закончившие лов, и поставили
рядом большую палатку, чтобы от души погулять перед возвращением в поселок.
Долго трудились мы над второй канистрой спирта, закусывая икрой. Алеуты
надели парадные костюмы из птичьих шкурок и устроили пляски под бубен. Из
села прибежала куча народу, и канистра быстро пустела. Одному парнишке
очень понравилась Володина подзорная труба, и он битый час уговаривал ее
продать, но до такой степени Володя не напился. К полуночи все поплясали
вволю и собрались в кружок у костра.
Мы, конечно, наплели с три короба об огромных медвежьих следах у поселка, о
задранных оленях и котиках, а заодно припомнили ужасные истории про белых и
бурых медведей, которых каждый знал не меньше десятка. На жителей острова,
где самый крупный хищник - песец, рассказы произвели большое впечатление.
Народ как-то сразу потянулся по домам. Мы ушли к себе в избу, которую
точнее было бы назвать будкой, и стали устраиваться на ночлег. Вся будка,
кроме небольшого пространства у двери, была занята широкими нарами.
Страшные истории подействовали и на нас самих, поэтому все оружие было
заряжено и уложено на нары стволами к двери.
Через некоторое время, уже почти засыпая, я вдруг почувствовал на лице
дуновение холодного воздуха, а затем услышал шорох и спросил: "Кто там?"
Неизвестный не ответил, но зашуршал в том углу, где были свалены рюкзаки.
"Застрелю!" - молчание. Я взвел курок мушкета. Пришелец бросился к двери.
Тогда я поставил пищаль прикладом на нары, поднял ствол к потолку и
выстрелил.
Со звоном вылетело крошечное окно. Сила отдачи была так велика, что нары
проломились, и мы оказались на полу. К густому пороховому дыму прибавились
тучи пыли. Ночной воришка пулей вылетел на улицу и громко заорал. Мои
друзья не подкачали. Веня и Роберт нашарили в темноте карабины, а Володя
выхватил пистолет, и три обоймы ушли в потолок и стены избы. Из палатки
рыбаков послышались крики, а затем оглушительная пальба из двустволок. Я
тихонько объяснил ребятам, что произошло, и мы подползли к дверям. В этот
момент раздался треск автомата, и со стороны заставы разлетелись цепочки
трассирующих пуль.
В поселке стали зажигаться окна. Люди выскакивали на улицу, лихорадочно
взводя курки, или вели огонь прямо из комнат. Стреляли кто куда, но в
основном в воздух. Застава, видимо, поднялась по тревоге - в небо взлетели
несколько ракет, а затем целый рой пуль зелеными точками умчался почему-то
в сторону моря. Потом все начало стихать, но тут из расположенной за селом
воинской части (наверное, решив, что на остров напал вражеский десант,)
повели пулеметный огонь по акватории Тихого Океана. К счастью, до
артиллерии не дошло, но мы еще долго слышали треск, и свет ракет полз
красными квадратами по стене напротив окна.
Наутро мы нашли злополучную подзорную трубу на полу у двери. У жителей
поселка был невыспавшийся вид, на улицах блестели стреляные гильзы. За
последнюю оставшуюся канистру мы наняли МРС (малый рыболовный сейнер) и
пошли по остальным островам. Остров Арий Камень оказался большой скалой,
сплошь покрытой птичьими гнездами. Остров Топорков - наоборот, совершенно
плоский и весь изрыт птичьими же норами. Их хозяева-топорки с золотистыми
бровями и огромными красными клювами весело сновали по острову и плавали
вокруг, размахивая крыльями, точно в полете. Потом мы направились к самому
восточному острову - Медному. Он большой, гористый, с красивыми скальными
берегами. Сразу же после высадки в небольшой скалистой бухте к нам подбежал
песец и прокусил Роберту сапог. Слазив на хребет и посмотрев на другую
сторону, мы вернулись на остров Беринга. Тут нам сообщили, что теплохода не
будет до следующей недели из-за шторма.
Утром мы побежали в порт. Капитан нашего МРС был уже пьян, как настоящий
шкипер, но его коллега с другого сейнера оказался трезв и очень зол. В
прошлую ночь, когда поселок героически отразил нападение медведя, он
принимал участие в битве и был замечен участковым, который наутро
конфисковал у него незарегистрированное ружье.
- Пусть не думают, что я их боюсь! - грозно сказал кэп и показал кулак
почему-то в сторону зверофермы. - Всех желающих в Петропавловск отвезу -
нечего вам государству платить!
Мы радостно помчались в магазин и у памятника Берингу встретили охотоведа
Васю. До начала заготовки грибов оставалась еще неделя, Вася скучал и был
рад возможности пообщаться.
- Покажите шкуру-то, - попросил он.
- Какую шкуру?
- Да бросьте, ребята, все уже знают.
- Что знают?
- Ну хватит придуряться, я же не стукач. Все знают, что вы ночью медведя с
пулемета замочили. Не бойтесь, я никому не скажу, что вы краснокнижного
зверя без разрешения шлепнули.
Мы, однако, отказались. Вася не обиделся и рассказал нам, как получилось,
что Командоры достались стране Погранзоне даже раньше Камчатки. Еще в
прошлом веке Российско-Американская Компания привезла сюда с соседних
Алеутских островов несколько семей. Сейчас в единственном на острове селе
Никольское около двухсот алеутов. В 1967 году они неожиданно попросили
разрешения съездить в США для свидания с родственниками. Через неделю был
образован Никольский район (ныне Алеутский) и объявлен закрытой зоной с
ограничением въезда и выезда.
Распрощавшись с Васей, мы и еще человек пять нелегальных пассажиров взошли
на борт МРС. Выйдя из бухты, кораблик сразу же задрал нос к небу, затем
словно упал вниз, и белая стена воды прокатилась по палубе до кормы. Сенер
замер, а потом снова начал восхождение - на следующую волну.
Мы плыли на Камчатку.




                            Смертельная схватка,

                             история четвертая,
               в которой автор дает бой советской бюрократии.

Запах серы для вулканолога - как сигнал миноискателя для сапера. Он всегда
говорит о том, что где-то поблизости вход в преисподнюю.
                                         Гарун Тазиев. Встречи с дьяволом


Всю ночь океан играл нашим корабликом, вертел его и подбрасывал. В
просветах туч появлялась луна, освещая черные водяные горы, пенные разводы
на них и облака мелких брызг, носившиеся над гребнями. В пене вспыхивала
желтая лунная радуга, черной тенью проносилась отважная птичка-качурка,
любительница штормов, и упругая бурая стена очередной волны обрушивалась на
палубу. Потом луна исчезала, и в темноте оставались лишь плеск, свист и
грохот. Тогда я оглядывался на освещенное окно кубрика, и за разбитым
стеклом видел могучую широкоплечую фигуру в плаще, орлиным взором
пронзавшую мглу. Неизвестный стойко сносил потоки воды, хлеставшей в окно,
и крепко держался за раму, когда сейнер ложился на бок или поднимал нос к
луне. "Настоящий морской волк, - думал я, - едет пассажиром, а душа все же
моря требует. Мог бы уйти вниз, как другие, ан нет, стоит, мокнет и вдаль
глядит..."
Серое утро осветило качающийся МРС и бешеное море вокруг. Я сидел в
капитанской рубке и рассказывал кэпу об охоте на людоеда. Когда он
отсмеялся, я спросил:
- А кто это в кубрике стоял всю ночь? Бывший моряк, да?
- Нет, - ответил кэп, - это бухгалтер со зверофермы.
- А чего он там стоит?
- Да он так укачался, что от окна отойти не может.
К вечеру покрытый полосками снега Камчатский полуостров показался справа, и
море мгновенно успокоилось. Полосатые тюлени глядели на нас из воды, в небе
длиннохвостые поморники с криком гонялись за чайками, отбирая у них рыбу, а
впереди на фоне оранжевого заката поднимались фиолетовые конуса далеких
Ключевских вулканов. Наш корабль пересек узкую полоску белой пены, четко
отделявшую темно-синюю морскую воду от светло-серой речной, словно прорвал
финишную ленточку, и через полчаса мы бросили якорь в устье реки Камчатки.
Утром мы едва успели высадиться до конца отлива. В прилив в устье
образуются стоячие волны до пяти метров высотой, способные опрокинуть любое
судно. Мои друзья ушли в аэропорт Усть-Камчатска - им нужно было на юг, а я
искупался и вернулся в порт. На причале сидел грустный парень с рюкзаком.
Оказалось, что нам по пути. После двух часов поиска мы нашли буксир, идущий
вверх по реке. Капитан отвез нас в центр поселка, причалил к другому
буксиру, в свою очередь пришвартованному к маленькому пирсу, и сказал:
- Посидите здесь. Сейчас закуплю еды, соберу ребят и поплывем.
Мы сидели на берегу и смотрели на свой корабль. Второе судно, служившее нам
мостиком на пирс, вскоре ушло, и на наш "борт" мы пройти уже не могли.
Парень рассказал, что собирался проехать на велосипеде по "Транскамчатскому
шоссе", Сахалину и Приморью (естественно, используя теплоходы). Велосипед
он заранее выслал из Минска в Усть-Камчатск. Но за два месяца посылка так и
не пришла. Оставив на почте записку, Ивась (так звали беднягу) направлялся
в Петрик, надеясь дождаться велосипеда там. Впоследствии ему пришлось таким
же образом добираться на Сахалин и так далее. Объехав весь Дальний Восток,
велосипед вернулся в Минск к февралю вместе со счетом.
Нашу беседу прервал легкий всплеск. Прилив поднял воду в реке, буксир
высвободил нос из песка и стал медленно отплывать. Мы тупо глядели вслед.
Только когда течение подхватило судно и понесло к морю, мы бросились к
стоявшему неподалеку пограничному катеру. Через минуту катер с ревом несся
вдогонку за буксиром, а мы стояли на носу, готовясь к десантированию. Нос
катера ударил беспризорное судно в борт, и мы прыгнули туда. "Заводите
мотор!" - закричали пограничники. Увы, мы не знали, как это делается, а
стоячие волны были уже близко... Тут снизу на палубу выскочил в дупелину
пьяный матрос с вытаращенными глазами, видимо, разбуженный ударом о борт.
От испуга при виде белых гребней впереди он с криком кувырнулся в воду.
Пограничники хохотали так, что едва смогли его вытащить. В конце концов мы
благополучно вернулись к пирсу под веселые крики мгновенно собравшейся
толпы.
Путь вверх по реке был очень красив. Каньон петлял среди гор
Восточно-Камчатского хребта. Берега устилали трупы отнерестившихся лососей,
на которых кормились ярко-красные лисы и огромные белоплечие орланы. Буксир
то и дело ломался, и пришлось ночевать на реке. Ночью на палубу влез
медведь и стал звенеть мисками с икрой. Мы зажгли в рубке свет, и зверь
удрал, залив палубу пометом.
Наутро отчаянно болела голова после выпитой "томатовки". По реке плыли
плоты из корявых березовых бревен. Извилистые и твердые стволы камчатской
березы, собственно, никому не нужны. Однако план надо гнать, а лиственница
на полуострове уже почти вся вырублена - тоже без толку, ведь лиственничные
плоты при сплаве тонут. Как и большинство рек Сибири, Камчатка теперь течет
"по паркету". Вскоре мы вышли на равнину. Справа сверкал гребень вулкана
Шивелуч, окруженный огромной пустошью, которую засыпало пеплом и камнями
величиной с дом при извержении 1964 года.