етевших
в Амдерму со своими велосипедами. Они где-то прочитали, что снег в тундре к
концу зимы становится под действием ветра настолько плотным, что по нему
можно ходить, как по асфальту, и собирались проехать на обычных спортивных
великах через весь Югорский полуостров. По ветру велосипеды катились с
такой скоростью, что и вправду не проваливались, но первая же попытка
повернуть обратно закончилась плачевно. Ветер поднял беднягу вместе с
велосипедом и рюкзаком и швырнул на стену барака. Теперь несчастный лежал с
рукой в гипсе в поселковой больнице, а двое его друзей маялись от скуки в
гостинице. На третий день им удалось договориться с водителем вездехода,
шедшего на юг, чтобы он отвез их километров на тридцать от поселка.
Вернуться можно было по ветру. Они предложили мне воспользоваться свободным
велосипедом, на что я, конечно, согласился.
Но оказалось, что в том месте уже начинаются низкие холмы Пай-Хоя -
северной части Полярного Урала. В холмах ветра зимой не такие сильные, и
снег был мягким. Потребовался целый час, чтобы вернуться в низменную
тундру. Там нас погнало на север, словно осенние листочки, и мы
благополучно вернулись в поселок прежде, чем ветер стер след вездехода -
наш ориентир. Единственным встреченным живым существом был пушистый белый
песец.
На четвертый день ветер чуть-чуть ослабел, но для "Аннушки" этого было
недостаточно. За время, проведенное нами в Амдерме, над нашей головой со
скоростью свыше ста километров в час прокатились огромные массы воздуха.
Днем и ночью свистела и шипела поземка, раскачивалось здание гостиницы,
волны убегали по черной поверхности моря от края припая.
Тут неожиданно выяснилось, что для некоторых военных самолетов погода уже
летная, и меня на штурмовике подбросили в Нарьян-Мар, а оттуда в Котлас.
Котлас - уже не Крайний Север, и обычно в таких местах на военные самолеты
устроиться невозможно. Но тут мне снова повезло. Едва я, с трудом разогнув
суставы, выбрался из штурмовика, как увидел, что рядом готовят к вылету
бомбардировщик. Оказалось, что летит он в Вятку. Естественно, я был в
летной куртке, так что пассажиры - генерал с адьютантом - приняли меня за
члена экипажа, а экипаж - за одного из пассажиров. Дальше пришлось ехать
поездом через Нижний Новгород, но до Москвы я все же добрался и даже успел
купить использованный билет у проводника поезда Ленинград-Москва, чтобы
отчитаться за командировку.
Поскольку все, с кем я летал, наотрез отказались оставить мне телефон или
хотя бы представиться, я был уверен, что никогда больше их не увижу.
Попытки навести справки ничего не дали. Никто из знакомых зоологов ничего
не слышал о подобных полетах и не узнал по описанию никого из участников.
Но в ноябре того же года шеф снова, как призрак, возник из небытия. Он
позвонил мне домой и предложил принять участие в аналогичном полете, на сей
раз по Восточной Арктике. Теперь я ни минуты не раздумывал и в назначенный
срок прибыл в Пулково.
На этот раз все выглядело не так эффектно. Лететь пришлось вдвоем, экипаж
был молодой и с довольно скромным "допуском", а самолет старый и
обшарпанный. До Тикси мы добирались в течение полутора суток через
Нарьян-Мар, Сђяху на Ямале, Диксон и Попигай. Заправляли нас со скрипом, но
все же заправляли, а в то время бензин был в большом дефиците. Самым
интересным, что мы видели в пути, был Попигайский метеоритный кратер -
круглая котловина диаметром километров пятьдесят, окруженная кольцевым
валом низких гор. Внутри кратера растет странный лес из "танцующих"
лиственниц - видимо, из-за какой-то почвенной аномалии.
Из Тикси мы вылетели на Новосибирские острова, переночевали на Котельном, а
утром покрутились над архипелагом. Конец ноября - не лучшее время для
полетов в высоких широтах, где светлое время длится менее двух часов. И
даже в эти часы море Лаптевых выглядело куда более безжизненным, чем
Западная Арктика. За весь маршрут мы насчитали около сорока тюленей, одну
белуху, одного моржа и двух медведей, а на островах встретили лишь пару
обских леммингов. Зато неживая природа оказалась очень интересной. Остров
Котельный, например, настолько разнообразен по природным условиям, что
каждая из трех частей называется, как отдельный остров. На западном
"острове" Котельном вокруг высокой центральной сопки тундра усеяна
островерхними холмиками-берелђхами, образующимися под действием вечной
мерзлоты. Средний "остров" Земля Бунге плоский и покрыт песчаными дюнами, а
восточный Фаддеевский - глинистый, со множеством озер. Самый своеобразный
из островов, пожалуй, Большой Ляховский. Он состоит из льда с тонкими
прослойками почвы. Море каждый год вгрызается в берега на несколько метров,
вымывая из них огромное количество костей мамонтов и прочих зверей. К
сожалению, зимой из-под снега торчали лишь отдельные кости. К северу от
Котельного есть отмель, которая, вероятно, еще недавно была островком, ныне
полностью смытым волнами. Может быть, именно ее видели с Котельного первые
исследователи, назвавшие теперь исчезнувший остров Землей Санникова.
Дальше мы взяли курс на северо-восток, где в океане разбросаны пять
маленьких клочков суши - острова Де-Лонга. Два из них плоские, а три -
Беннета, Генриетты и Жанетты - вулканы, увенчанные ледяными шапками. До
недавнего времени считалось, что вулканы потухшие, но в 1990 году на
Беннета произошел небольшой пепловый взрыв. Тут шеф сообщил мне, что в наши
задачи входит вывоз людей и оборудования с подлежащей закрытию полярной
станции. Мы приземлились на острове Беннета и взяли на борт трех бородатых
мужиков с кучей ящиков. Остальной груз планировалось забрать вторым рейсом.
Я решил остаться на островке, чтобы познакомиться с ним поближе. Самолет
исчез в темноте наступившей ночи, а к моим услугам был последний теплый
балок на галечном пляже. Мне удалось славно выспаться за двадцатичасовую
ночь, а утром шеф связался со мной по радио и сообщил, что у самолета
где-то потекло масло, так что прилетят за мной неизвестно когда. Продуктов
на станции осталось на неделю - можно было не волноваться. В балке
обнаружилась пара лыж, а светлого времени как раз хватило, чтобы подняться
на самый высокий из трех ледяных куполов и спуститься по выводному леднику,
обрывавшемуся в море. У края ледникового языка из моря торчали мелкие
айсберги. На черной глыбе базальта сидела стайка белых чаек. Полярники
говорили, что на дальней стороне есть берлоги медведиц, но туда сходить я
не успевал. Вернулся в балок уже при луне, полночи читал книги из маленькой
библиотечки, а утром проснулся от гула мотора: за мной все же прилетели.
Пока погрузились, был уже полдень, но даже с высоты нашего полета солнца не
было видно - оно ушло за горизонт до конца января. Так закончилась моя
одиночная зимовка в Ледовитом Океане.
Обратно мы летели двое суток: на Таймыре испортилась погода, и пришлось
брать южнее. В маленьких северных поселках тайга или тундра начинается
прямо от летного поля, так что за время дозаправки и отдыха экипажа я
успевал пробежаться по окрестностям. В Нижнеянске встретил белоснежного
копытного лемминга, в Эйике - серого кречета. Мы садились еще в Туре,
Туруханске, Ханты-Мансийске и Соликамске, но это слишком большие города.
Летчики от всей души радовались, что возвращаются домой из холодной,
утонувшей во мраке полярной ночи Арктики. Я пользовался их хорошим
настроением и при каждом удобном случае просил дать порулить. Насколько же
все-таки легче вести самолет, чем машину: ни тебе светофоров, ни знаков, ни
встречного транспорта, ни ГАИ.
Мне все же не терпелось узнать, кто оплачивает все мероприятие, и я снова
спросил об этом шефа.
- Я же тебе говорил, - ответил он, - это Всемирный Фонд Охраны Тюленей.
- Такой организации нет.
- Да? Извини, перепутал. Это Канадское Общество Защиты Белых Медведей.
Нетрудно догадаться, что такого тоже в природе не существует.
На военном аэродроме близ Кириллова мы слишком резко ударились о полосу, и
из мотора снова закапало масло. Дожидаться окончания ремонта, чтобы лететь
в Ленинград, мне было ни к чему. Простившись с шефом, я посмотрел
Кирилло-Белозерский монастырь и голоснул попутку до Костромы. Хотя зима
здесь только началась, в городе стоял сорокаградусный мороз. За два полета
в Арктику я ни разу так не мерз, как за десять часов ожидания поезда в
Костроме. По улицам приходилось двигаться перебежками - от подъезда к
подъезду. На вокзале было настолько холодно, что народ сдвинул скамейки к
батареям и сидел с ними в обнимку. Все же я могу гордиться тем, что за все
путешествия по Северу ни разу не простудился.
Про учеты тюленей я никогда больше не слышал - таинственное мероприятие так
и осталось загадкой. Но до сих пор, когда раздается звонок междугороднего
телефона, я каждый раз надеюсь - не мой ли это таинственный знакомый? В
Арктике еще столько интересных мест!



                                  Перегон,

                           история одиннадцатая,
         в которой автор наживается на страданиях японского народа.

...Он развернул на палубе полотнище кроваво-красной ткани без всяких
рисунков или надписей.
- Но ведь это пиратский флаг! - вскричали матросы...
                                               Дж. Ф. Купер. Красный корсар

Летний сезон в том году как-то сразу не заладился. Сибирь и Дальний Восток
теперь были мне не по средствам, большинство южных республик воевало, да к
тому же отпуск можно было брать только частями. Хотя я уже работал всего в
одной конторе, это было маленькое частное издательство, в котором каждый
сотрудник на счету. Наконец в июне удалось смотаться на Чимган, но
экспедиция кончилась довольно плачевно. На дороге Коканд-Ташкент попутку, в
которой я ехал, остановили лица в камуфляжке, забрали деньги и ценные вещи,
сели в эти "Жигули" и укатили, дав по нам на прощание автоматную очередь.
Хозяину машины прострелили легкое, другого пассажира убило на месте, а я, к
счастью, оказался третьим по ходу очереди и успел упасть на долю секунды
раньше. Чудом остановив какой-то грузовик, довез истекающего кровью шофера
до милицейского поста на проходившей в двух километрах узбекско-таджикской
границе. Естественно, менты не пытались ловить бандитов, но меня чуть не
арестовали. Пришлось добираться до Москвы в окровавленной одежде и почти
без денег - хорошо, хоть паспорт остался. После этого я целый месяц
болтался по городу в отвратительном настроении, не решаясь куда-нибудь
выбраться. Но зато несколько моих знакомых, услышав эту жуткую историю,
отказались от поездок в Таджикистан, а там буквально через неделю начался
самый кровавый раунд гражданской войны. Казалось, лето загублено
окончательно.
Спас меня интересный человек по имени Миша, с которым я случайно
познакомился за год до того в поезде Комсомольск-Совгавань. Миша работал в
ЖЭКе, а в свободное время занимался водным туризмом, но необычным. Один из
его родственников был большой шишкой в пограничном округе и за бесценок
продавал Мише быстроходные катера, конфискованные у японских рыбаков за
нарушение границы. Мой знакомый затем перепродавал их за большие деньги
разным людям в Сибири и на Дальнем Востоке, причем катер доставлял своим
ходом. Так он прошел на моторках всю Лену, Обь, Колыму, Амур и один раз
добрался из Совгавани в Южно-Сахалинск. Благодаря столь уникальному блату
он даже имел возможность выходить в нейтральные воды.
Мы тогда договорились, что Миша сообщит мне, если соберется что-нибудь
куда-нибудь перегонять. Теперь он позвонил и предложил принять участие в
доставке катера в Игарку. Я занял денег и через несколько дней встретился с
ним в Красноярске.
Лодка в этот раз была совсем маленькая и, на мой взгляд, ничем не
примечательная. Кроме нее, у нас были три японских мотора. В Совгавани Миша
засунул "товар" в порожний вагон, а сам поставил деревянную будку на
соседней платформе и так за неделю добрался в Красноярск. Какой-то из его
бесчисленных знакомых устроил нас бесплатно на военный самолет до Байкита в
Эвенкии. Уже в полете выяснилось, что самолет делает промежуточную посадку
в Ванаваре, выше по реке, и мы воспользовались ею, чтобы сделать интересную
вылазку.
В то время цены на местные авиарейсы уже стали совершенно безумными:
самолет Ванавара-Тура (час лету) стоил больше, чем Красноярск-Москва.
Вертолет был еще дороже, но мы договорились с летчиками, что продадим им
мотор со скидкой, а они свозят нас к месту падения Тунгусского метеорита.
Затем мы нашли нескольких туристов и продали им свободные места в
вертолете. В результате для нас и этот рейс получился бесплатным.
Со дня падения прошло уже много десятилетий, так что сам кратер не особенно
впечатляет: просто яма в получасе лета от Ванавары. Но на десятки
километров вокруг сквозь разреженный полог тайги заметны параллельно
уложенные древесные стволы - результат произошедшего при взрыве вывала
леса. Ближе к эпицентру они обуглены - тепловое излучение при ударе
ледяного ядра кометы о землю вызвало чудовищный лесной пожар.
Другая местная достопримечательность не столь известна. К северу от
Ванавары в тайге лежат несколько круглых озер с крутыми скальными берегами.
Это древние взрывные воронки-маары, своего рода кратеры без вулканов. Из-за
большого количества вулканических пород в районе мааров наблюдаются
аномалии силы тяжести и магнитного поля. Лет десять назад, во время моды на
НЛО, один питерский фанатик-"тарелочник" прослышал про странные озера и
аномалии. Естественно, он решил, что речь идет о посадочных площадках
пришельцев. Набрав целую команду таких же идиотов, он повел их из Ванавары
к "тарелкодрому". Экспедиция была блестяще подготовлена: даже путь в 95
километров по уютной летней тайге оказался непосильным испытанием. Два
обглоданных росомахами трупа пастухи-эвенки нашли осенью, про остальных
участников никто больше никогда не слышал.
Наконец мы спустили лодку на воду и помчались вниз по течению. Подкаменная
Тунгуска - очень красивая река, хотя и несколько однообразная. Несмотря на
пороги, по ней ходит много всяких плавсредств, поэтому ничего живого, кроме
кедровок, на берегах не увидишь. Зато рыбы полно, все больше деликатесы из
сиговых: омуль, валек, муксун, нельма и так далее. На следующий день
начался Центрально-Сибирский заповедник. Поднявшись на полкилометра в
маленький приток, мы пару дней отдыхали среди цветущих полян и мрачных
ельников, а потом двинулись дальше и вышли в Енисей. Река неторопливо
шествовала к морю среди лесистых холмов. Нам то и дело приходилось обгонять
баржи или уворачиваться от "Ракет", а в остальном ничего интересного не
происходило.
Небольшой участок Среднего Енисея населен кетами - последним уцелевшим
народом енисейской языковой группы. Когда-то эти племена - котты, юги,
ассаны и прочие - населяли многие районы Южной Сибири, но от них остались
только географические названия - такие, как, например, "Тайшет". Их язык
вызывает большие споры у лингвистов; по последней из слышанных мною версий,
он тибето-бирманского происхождения. К сожалению, даже в Ырваре, наиболее
колоритной из виденных нами кетских деревень, они (кеты, а не лингвисты) в
большинстве говорят только по-русски и пьянствуют вчерную.
За Туруханском началась северная тайга, более разреженная. Как раз в это
время комар стал сменяться мошкой, и нам случилось увидеть редкое явление
природы - "гнусовый смерч". Роящаяся мошка движется над лесом гудящим
черным столбом, на пути которого лучше не оказываться - заедят насмерть в
пять минут. Если рой учует человека, он бросается в погоню, словно жуткий
кровожадный призрак - хорошо, что мы в этот момент были рядом с лодкой, а
мотор сразу завелся.
Из Игарки мы прокатились по системе озер в поселок Верхний у подножия
одного из отрогов Путораны, после чего вручили лодку и мотор "клиенту".
Свою старую "казанку" мужик отдал нам, а мы погрузили ее на "Ракету" и
вернулись вверх по течению до Лесосибирска. Оттуда на оставшемся моторе
поднялись по небольшой речке до узкого канала под названием Александровский
шлюз, который связывает бассейны Енисея и Оби. Им не пользуются со времени
постройки Транссиба, так что он совсем зарос. Несколько раз нам, к радости
гнуса, приходилось идти волоком. Наконец мы вышли на чистую воду,
спустились по Чулыму до села Михайловка, продали лодку и мотор, на "Заре"
доплыли до Белого Яра, а оттуда рукой подать до Томска.
На Чулыме сохранились последние деревни чулымцев и южных селькупов - еще
двух исчезающих народов. Ущерб, нанесенный культурному богатству Сибири
русской колонизацией, просто катастрофический, особенно в более
благоприятной для жизни южной части. По моим подсчетам, за последние
полтора столетия из 62 сибирских языков 27 исчезли полностью, а 23
неизбежно исчезнут в ближайшие годы.
Прежде, чем разъехаться по домам, подвели итоги. Миша едва окупил затраты
на транспорт и бензин, а моей доли как раз хватило на покрытие дорожных
расходов. Но для нас обоих такой "бизнес" был не средством заработать, а
просто способом путешествовать.
Наш следующий "перегон" состоялся в августе. На этот раз маршрут был куда
интереснее. Мише обломился большой двухмоторный глиссер, и решено было
доставить его в Магадан. Бригадир артели золотоискателей готов был отвалить
за чудо японской техники действительно солидную сумму. Я вылетел в
Совгавань и долго в немом восторге ходил вокруг роскошной черной "торпеды"
с мощными моторами, сложными навигационными приборами и изящным силуэтом.
Чтобы сэкономить время и бензин, мы доставили ее попутной баржей на
северный Сахалин, а оттуда своим ходом вернулись к материку, сразу же выйдя
в Охотское море.
Катер оказался необыкновенно скоростным, устойчивым к качке и легким в
управлении. Сменяя друг друга у штурвала, мы стремительно мчались по глади
моря, стараясь по возможности не терять из виду берег, вспугивая любопытных
тюленей и огромные стаи птиц. Без особых приключений мы добрались до
замечательно красивых Шантарских островов, погуляли по ним и за несколько
часов дошли до Аянского побережья.
Были времена, когда единственной дорогой из Петербурга на Тихий океан был
зимник, связывавший Якутск с Охотском. Отсюда расходились корабли на
Камчатку, Аляску и Чукотку. Но потом главными портами стали Владивосток,
Совгавань и Магадан, а все побережье близ Охотска и Аяна пришло в
запустение.
Вдоль этого чудесного "Лукоморья" мы шли почти неделю. Поросшие аянской
елью и лиственницей холмы вокруг бухт и пляжей сменялись высокими скалами в
тех местах, где отроги хребта Джугджур спускались к самому морю. В устьях
нерестовых рек нас встречали пришедшие за кетой медведи и лисы. Заходя
дальше в тайгу, мы видели соболей и крадущихся сквозь бурелом кабарог, а
выше, у края леса - диких северных оленей. Нам удивительно повезло с
погодой: ни разу не было густых туманов, из-за которых в этих краях погибло
столько кораблей. Избежали мы и другой опасности - зыбучих илов, которые
тянутся на многие километры по дну мелких бухт. В отлив илистые отмели
обнажаются, и лодка может оказаться очень далеко от моря. Ведь прилив
достигает здесь семи метров (а на Шантарах - десяти).
Плавание проходило настолько гладко, что мы решили позволить себе небольшую
авантюру и сгонять на расположенный в двухстах пятидесяти километрах от
берега остров Ионы. Найти затерянный в открытом море клочок суши довольно
трудно, но нам очень хотелось проверить навигационное оборудование, да и
погода была отличная. Удачно загрузив катер канистрами с бензином в
небольшой деревушке, мы вышли на рассвете в залитое солнцем море и взяли
курс на юго-восток.
Когда мы прошли примерно две трети пути, барометр начал падать, а небо
затянули облака. Но до острова теперь было ближе, чем до материка, и мы
прикинули, что должны увидеть его прежде, чем погода испортится
по-настоящему. Так и получилось. К тому времени, как видимость начала
ухудшаться всерьез, остров уже был отчетливо виден на горизонте. Пошел
проливной дождь, здорово заштормило, поднялся ветер и стало очень холод