но.
Скорость сразу упала, и к острову мы подошли, когда высаживаться было уже
поздно. Иона напоминает полуразрушенную крепостную башню: со всех сторон -
отвесные скалы до трехсот метров высотой, только в одном месте есть
маленькая выемка, пригодная для подхода на шлюпке. Но сейчас там бесновался
прибой, а мы не могли рисковать катером, поскольку должны были сохранить
его в "товарном виде".
Островок необитаем, лишь раз в год на него заглядывают с корабля или
вертолета люди, чтоб сменить батареи на автоматической метеостанции. Зато
весь он представляет собой один колоссальный птичий базар. Несмотря на все
больше расходившийся шторм, тысячи птиц каждую секунду срывались со скал,
улетая в море за кормом, или возвращались к гнездам. А на скальных
обломках, торчащих из воды, расположилось гигантское лежбище сивучей,
оглушительный рев которых заглушал и грохот прибоя, и хор птиц. Бесстрашно
кувыркаясь в волнах, могучие звери с разгона выпрыгивали на камни и так же
лихо кидались вниз головой в пенный котел бурунов. Зачарованные этим
сказочным зрелищем, мы обошли вокруг всего острова и успели засветло найти
укромное место с подветренной стороны. К этому времени море сплошь
покрылось белой пеной, а катер прыгал вверх-вниз, как поплавок, за который
дергает окунь. При закрытой кабине он превращался в непотопляемый "пузырь",
а закрепленные на дне канистры с бензином служили отличным балластом, не
позволяя опрокинуться. Поэтому мы могли штормовать сколько угодно, если бы
не близость бесчисленных рифов. Из-за туч и дождя стемнело на два часа
раньше, и нам пришлось всю ночь кувыркаться в открытом море, отойдя от
острова на безопасное расстояние. Но каждые полчаса приходилось
высовываться наружу и вглядываться в темноту: не прибило ли нас опять к
скалам? При этом какая-нибудь волна обязательно успевала дать по морде или
влить ведро воды внутрь катера.
Едва начало светать, мы пошли по компасу на северо-запад. Шторм достиг
такой силы, что мы едва ползли, и до материка добрались глубокой ночью.
Когда впереди проступила сквозь мрак белая полоса прибоя, мы заглушили было
мотор, чтобы не высаживаться в темноте: разбивать лодку о камни ужасно не
хотелось. Но было поздно: ветер и волны тащили нас к берегу. Единственное,
что мы успели предпринять, это пройти немного в сторону, высматривая
просвет в прибое. Нам здорово повезло: там была песчаная коса, за которой в
море впадала речушка. Войдя в устье реки, мы остановились на спокойном
месте, я спрыгнул в воду с канатом и привязал его к валявшемуся на гальке
здоровенному бревну.
К утру ветер стих, но раскачавшееся море успокоилось только на второй день.
Дожидаясь, когда отгуляет зыбь, мы сидели в устье реки, питаясь икрой и
малиной. Бензина как раз хватило, чтобы дойти до следующего села.
Остальной путь мы прошли без приключений, если не считать наматывания на
винт обрывка сети при посещении тюленьих залежек на островах Магаданского
заповедника. Вручение лодки покупателю сопровождалось грандиозной пьянкой,
после которой мы снова отправились по домам. Моя доля прибыли и в этот раз
едва покрыла расходы на самолет, но Мишка заработал неплохо.
Больше мы, к сожалению, никогда не встречались. Насколько я знаю, на
следующее лето Миша перегнал целую рыболовную шхуну-кавасаки из
Южно-Курильска во Владивосток. В это время я был в Китае и не смог принять
участия в предприятии, а он заработал столько, что собирался перегнать еще
одну шхуну в Таллинн через Индийский и Атлантический океаны. Но тут его
замечательного родственника перевели на другую работу, и грандиозный проект
не удалось реализовать.
Впрочем, Миша - парень непростой, и я уверен, что он не успокоится.
Надеюсь, мы еще когда-нибудь выйдем с ним в море, неважно, в какое - ведь
неинтересных морей не бывает.



                                 Березина,

                            история двенадцатая,
            в которой автор заглядывает в собственную молодость.

Мы давно назывемся взрослыми
И не платим мальчишеству дань,
И за кладом на сказочном острове
Не стремимся мы в дальнюю даль.
Ни в пустыню, ни к полюсу холода,
Ни на катере, к этакой матери...
А. Галич. Старательский вальсок

С каждым месяцем путешествовать за границу становилось все проще, а по
бывшему Союзу - все сложнее. Самые интересные места теперь настолько
труднодоступны, что как бы вообще не существуют. Про них помнят лишь
специалисты и местные жители (там, где есть хоть какое-нибудь население). А
через несколько десяков лет о многих из них не будет знать никто. Уже
сейчас немного найдется людей, которые смогут сказать, что такое хребет
ТорреПорреИз, вулкан-остров Ширинки, эксплозивное поле Хыйхойхэйхай,
котловина иройландуз или Ороктуктукский Трещинный Лабиринт.
Я тоже махнул рукой на развалившийся СССР и переключился на "забугорье". К
тому времени мое издательство потихоньку перестало существовать, так и не
выпустив в свет перевод "Книги Джунглей" Киплинга, над которым я работал
полгода. Гонорар, однако, мне выплатили, что позволило покататься
автостопом по Европе и Израилю. Там я немного подработал и стал готовиться
к экспедиции в Китай. Выяснилось, что даже с пользующимся всеобщим
презрением и ненавистью российским паспортом путешествовать по другим
странам дешевле, легче и безопасней, чем по нашей (а в тропики, как я
теперь знаю, еще и интереснее).
И все же я часто скучаю по утраченной империи, особенно по самым диким
уголкам. Ведь ни в одной другой стране мира не осталось таких огромных
безлюдных территорий, которые не были бы опошлены и испорчены индустрией
массового туризма. Как здорово было бродить по нетронутым горам, лесам и
тундрам, каким я тогда был молодым и как ярко воспринимал все новое!
Но в мае 1992 года мне удалось ненадолго вернуться в прошлое, навестив одно
из самых сказочных мест Союза. Газеты сообщили об извержении вулкана
Шивелуч на Камчатке. Конечно, извержения - самое эффектное, что можно
увидеть на нашей планете, но истратить триста долларов, отложенных на
Китай, я не мог и с отчаянием думал, что редкий шанс упущен. И тут мне
снова явилась моя ангелица-хранительница по имени Халявушка. Подруге одной
знакомой удалось выйти замуж за француза Николя. Прежде, чем увезти жену в
Париж, Коля хотел посмотреть Россию, однако боялся отправиться в
неизведанные просторы без надежного проводника из местных. Я предложил ему
слетать на Камчатку при условии, что он оплатит мне дорогу. Коля
согласился, но меня смущали два обстоятельства. Во-первых, он был слишком
"городским" человеком, совершенно не подготовленным к приключениям, без
которых поездка на Дальний Восток не обходится никогда. Во-вторых, для
иностранцев билеты на самолет стоили втрое дороже - таких денег у
парижского студента просто не было.
Пришлось пойти на авантюру. Один мой друг чуть-чуть напоминал Колю внешне,
и я, взяв его паспорт, по нему провел француза в самолет. Это было довольно
рискованно - парень знал по-русски всего несколько слов, так что при
паспортном контроле его легко могли отловить. Но не отловили. Еще в
Домодедово я высмотрел в толпе пассажиров мужика достаточно "полевого" вида
(хотя и в пиджаке) и не ошибся - он оказался бывшим сотрудником Института
Вулканологии, геологом-любителем и вообще "нашим" человеком. Так что
проблема жилья в Петропавловске тоже отпала. Мы благополучно долетели до
Камчатки, полюбовавшись в пути на заснеженную Путорану, знакомый до боли
поселок Хандыга и Колымский тракт, а дальше начались трудности.
За два года ситуация на полуострове снова резко изменилась. По Институту
ходили с потерянным видом сотрудники: об извержении стало известно неделю
назад, но никому из них так и не удалось добраться даже в Ключи, не говоря
уже про Шивелуч. Вертолет теперь стоил так дорого, что им никто не мог
пользоваться, и в Халактырском аэропорту царило запустение. Билеты на
самолет до Ключей оказались раскуплены на месяц вперед, теплоход
"Петропавловск" больше не курсировал по причине нерентабельности. Есть
автомобильная дорога, но на ней в одном месте отсутствовал мост, а в каком
состоянии лед на реке, никто не знал. Из-за дороговизны бензина попуток на
трассе почти не было, автобус же ходил только до Мильково - это примерно
треть пути. Нам ничего не оставалось, как доехать туда и пытаться поймать
что-нибудь дальше. В долине Камчатки еще лежали пятна талого снега, на
лиственницах только-только набухали почки. В первый день мы напрасно
простояли на обочине до вечера, и только утром смогли голоснуть грузовик.
Но он довез нас лишь до развилки на Атласово. Мы надрали бересты, развели
костерок и стали ждать, собирая с мохового ковра перезимовавшую клюкву.
Грустная ястребиная сова глядела на нас с верхушки ели (это как раз самый
центр полуострова, и здесь, в более теплом микроклимате, на небольшой
территории растет ель).
Наконец на дороге появился "газик". Внутри сидело пять человек, все
абсолютно пьяные. Рядом с дедком-водилой стояла канистра самогона, к
которой он то и дело прикладывался. Но пришлось втиснуться внутрь - другого
шанса могло не быть. Вскоре мы встретили грузовик из Козыревска. Шофер
сообщил, что извержение давно кончилось - оно свелось к паре пепловых
взрывов. Ледоход на Камчатке еще не начался, но лед был в таком состоянии,
что переезд закрыли, а паром начнет ходить только летом. "Газик" шел в
Эссо, и мы решили отправиться туда: во-первых, красивое место, во-вторых,
есть горячие источники, а в-третьих, оно населено в основном коренными
жителями - ительменами (камчадалами) и эвенками. К тому же ребята из
краеведческого музея недавно восстановили башню старого русского острога.
Машина свернула с трассы и пошла к перевалу через Срединный хребет. Но тут
дед, окончательно напившись, не удержал руль, и мы оказались в кювете. Нам
снова повезло: никто всерьез не пострадал, а всего через час проходивший
грузовик вытащил нас на дорогу. Сын старика не пустил его больше за руль и
попытался вести "газик" сам. Но он привык к "Жигулям" и вскоре перепутал
скорости. Не успели мы проехать и двадцати километров от места первой
аварии, как машина оказалась сломанной окончательно. Ребята были в
отчаянии: "газик" был основой их благосостояния, поскольку они зарабатывали
на жизнь торговлей, доставляя на нем в Эссо разные товары из города. Но
делать нечего: пришлось нам всем идти последние 15 километров пешком.
В Эссо мы отдохнули пару дней и решили вернуться в Петропавловск. Уже
установилась довольно теплая погода, так что мы пошли по дороге, дожидаясь,
когда нас кто-нибудь подберет. Ущелье Эссо окружено высокими, покрытыми
густой лиственничной тайгой горами и очень красиво. Случайный трактор
подбросил нас почти до развилки и высадил на вершине холма, с которого
открылся вид на долину Камчатки, заснеженные вершины Восточно-Камчатского
хребта, гигантский белый купол Толбачика и на Ключевские вулканы далеко к
северу. Даже отсюда они казались чем-то неестественно громадным, особенно
идеально правильный конус Ключевской, словно отлитый из льда, с дымящейся
верхушкой.
На развилке нас подобрал грузовик и в несколько часов довез до города. Пару
дней мы слонялись по Петрику, пытаясь взять обратные билеты на самолет, но
сумели пробиться только на подозрительный рейс с пятью посадками. До вылета
оставалось три дня, и мы решили попробовать съездить на Мутновский - все
равно никуда больше из Петропавловска выбраться было невозможно из-за
тотального транспортного паралича.
От последнего поселка, куда ходит автобус, до Мутновки примерно 60
километров. Мы пошли пешком, надеясь в случае отсутствия попутки
переночевать в какой-нибудь из стоящих поблизости охотничьих избушек.
Дорога шла вдоль узкой долины, покрытой самым красивым из камчатских лесов
- парковым редколесьем из "танцующей" каменной березы. С погодой повезло
необыкновенно: за всю поездку мы ни разу не видели даже маленького облачка.
Слева сиял красавчик Вилючик - симметричная двуглавая пирамида, которая
летом окрашена в великолепное сочетание угольно-черного, белого и
малахитово-зеленого, а сейчас была розовато-золотистой в ярких солнечных
лучах. Точно по оси симметрии вулкана проходил вертикальный каньон с
большим замерзшим водопадом. На юго-востоке Камчатки выпадает очень много
снега, до 20 метров, поэтому весна здесь только начиналась.
К полудню мы дошли до засыпанной снегом избушки, рядом с которой дымился
обложенный плоскими камнями бассейн - горячий источник. Ниже по склону в
зарослях тальника журчала шустрая речка. Я стал растапливать печку, чтобы к
моменту, когда мы закончим принимать ванну, вскипятить чайку, а Коля, взяв
чайник, пошел за водой. Когда он спустился к ручью, в кустах поднялась
мрачная фигура только что вышедшего из берлоги медведя. Тощий облезлый
зверь выглядел жутковато, но Николя, к счастью, совсем плохо видел без
очков. Он поставил на снег чайник и вежливо сказал:
- Извините, мы заняли ваша избушка...
Медведь наклонил голову и поднял одно ухо.
- Ничего, что мы занимали ваша избушка? - еще вежливей спросил Коля.
Тут медведь рявкнул и бросился бежать. Николя одел очки, вскрикнул "О,
медведь!" и побежал в другую сторону. Я так смеялся, что бедный парень,
кажется, здорово на меня обиделся.
Но купание в окруженном сугробами горячем бассейне среди залитых солнцем
гор и чудесных "танцующих" лесов кому угодно вернуло бы хорошее настроение.
Мы весело стрескали обед, не ведая, какие приключения ждут нас впереди.
Вечером мы взобрались на "Плато стихийных бедствий". До Мутновки оставалось
километров двадцать, и мы уже примирились с тем, что придется идти часть
ночи. Но тут внизу появилась ползущая по дороге точка, и вскоре мы
голоснули грузовик.
Лучше бы мы пошли пешком. В кабине сидели четверо пьяных мужиков, и
пришлось ехать в кузове в компании прыгающих бочек. У нас еще была свежа в
памяти недавняя авария, а машина выписывала по сугробам такие зигзаги, что
только глубина колеи не позволяла ей опрокинуться. Если бы это случилось,
достать нас из-под провалившегося в глубокий снег грузовика все равно бы не
успели. Бедный Коля, для которого эта поездка вообще была суровым
испытанием, просто позеленел, да и мне было здорово не по себе. Стало
темнеть, и нам казалось, что мы едем по какой-то другой планете - таким
холодным и диким выглядел под звездным небом пейзаж из утонувших в снегу
вулканов. К тому же резко похолодало. Наконец из-за поворота показались
огни и белые струи пара. Мы приехали.
За те пять лет, что я не был в Мутновке, строительство не продвинулось ни
на шаг. Все те же обогреваемые горячей водой из-под земли балки, ревущие
столбы пара над разведочными скважинами. Вот только входить в домики
приходилось через третий этаж - столько навалило за зиму снега. Туристов
еще не было, и встретили нас более дружески.
Утром мы пошли к кратеру Мутновки. Поначалу идти было просто здорово - снег
покрывал такой прочный наст, что по нему можно было шагать, как по
асфальту, и даже скользить на подошвах ботинок, будто на лыжах. Но
незадолго до перевала на другой склон вулкана поднимающееся солнце стало
растапливать наст, и вскоре мы начали увязать в снегу. Тут бедный Николя
совсем сник. Его трудно винить - внезапный перелет из относительно
цивилизованной и уже зеленеющей Москвы в дикую горную лесотундру,
заваленную снегом, кого угодно привел бы в шоковое состояние. Естественно,
он успел натереть ноги и слегка простудиться, а шестичасовой подъем на
перевал окончательно его доконал. С большим трудом мне удалось дотащить его
до начала узкого каньона, ведущего к кратеру. Оставалось пройти всего
метров двести, хотя и по очень глубокому снегу. Но тут, как нарочно, с
одной из стен сорвалась маленькая лавинка и шлепнулась на дно в облаке
снеговой пыли. Николя посмотрел на узкую дымящуюся теснину, казавшуюся
воротами в ад, и решительно сказал:
- Березина! Дальше я не пойду.
Я уже знал, что часто употребляемое Колей слово "Березина" соответствует
нашему "хуже некуда" или, более точно, "полный п...ц". Имя белорусской
реки, на которой были безжалостно перебиты 30000 больных тифом солдат из
отступавшей армии Наполеона, прочно засело в исторической памяти
французского народа. Забавно, что лично у меня оно ассоциировалось прежде
всего с Березинским заповедником. В конце концов я оставил его отдыхать и
любоваться видами, а сам быстренько сбегал до выхода в кратер. Он и
летом-то выглядит совершенно фантастически, а зимой и вовсе не поддается
описанию, хотя зайти дальше не удалось: времени не было, да и в горячий
источник можно провалиться сквозь снеговую крышу.
Обратный путь прошел легче - почти все время вниз. Чтобы Коле не было
обидно, я повел его через фумарольное поле - выставку разноцветных грязевых
ванн, свистящих сольфатар и булькающих луж. В итоге он снова воспрял духом,
но заявил, что весь следующий день намерен провести в койке.
Это оказалось очень кстати. Из очередной вылазки вернулся мой старый
знакомый, технолог Никита, большой любитель природы, знаток Камчатки вообще
и района Мутновки в частности. Он предложил мне такой маршрутик, что я
оставил Николя восстанавливать силы в койке и горячей речке, а сам еще до
полуночи укатил с Никитой на юг. Пластиковые лыжи позволяли буквально
лететь по насту, так что рассвет застал нас очень далеко от Мутновки.
Отсюда до самых Курил нет ни одного постоянного населенного пункта, кроме
трех поселков и биостанции в долине Озерной да заставы на мысе Лопатка.
Мы шли по бескрайнему гористому плато, за которым на западе и юге виднелись
залитые лунным светом вулканы. К востоку долины ручьев обрывались в
бездонные ущелья, по каждому из которых можно спуститься к вершине фьорда.
Наконец перед нами открылась небольшая округлая котловина с березовой
рощей, в центре которой дымилось горячее озеро. Из озера вытекала речка,
через глубокий овраг уходившая в один из каньонов. Метрах в двухстах ниже
по течению стояла маленькая избушка - приют егерей, которые раз в год летом
обходят территорию заказника. Раздевшись в избушке, мы пошли вверх по руслу
реки. Узкий овраг, окруженный вертикальными снеговыми стенами, был весь
заполнен паром, и мороз сюда не проникал. Наконец мы плюхнулись в озеро и
блаженно разлеглись на мягком дне.
И через полчаса начался спектакль. В котловину собирались на ток каменные
глухари. Когда совсем рассвело, вокруг нас ходили по снегу не менее сорока
угольно-черных в белых пятнах птиц с алыми бровями. Серые глухарки
расселись на березах, делая вид, что не интересуются происходящим. Самцы
вышагивали взад-вперед, опустив крылья, распустив веером хвост, запрокинув
голову и громко щелкая.
За год до этого Никита приводил на озеро своего приятеля. Когда они
вернулись к избушке, то увидели рядом медведя. Естественно, у них не было
ни оружия, ни даже одежды. Ребята не растерялись: один сел другому на
спину, и в таком "более высоком" виде они побежали на зверя. Увидев жуткое
восьмилапое чудище, орущее в два голоса, мишка тут же испарился.
Вообще камчатский бурый медведь считается наименее опасным подвидом, но
бывает всякое. В 1990 году вышедший из берлоги медведь, вломившись в
теплицу на окраине поселка Большерецк, убил и слегка обглодал работавшего
там человека. Когда медведя застрелили, оказалось, что он не был ни ранен,
ни особо истощен зимовкой. Все же такие случаи крайне редки. Вот
кунаширский медведь человека ест тоже редко, но нападает почему-то довольно
часто.
Мы в тот день медведей не видели, хотя следов было полно. Обратно в
Мутновку по размякшему снегу добежали к ночи, по пути встретив только лису.
Камчатская лисица-огневка такая яркая, что кажется стелющимся по снегу
языком красного пламени.
Пришли мы вовремя: был банный день. Николя, напарившись в бане и наевшись
блинов, мирно спал. Утром он снова был в прекрасном настроении. Погода
по-прежнему стояла солнечная, и казалось, ничего вокруг не изменилось, вот
только выходить надо было уже со второго этажа - так сильно осел снег за
пару дней. Обратно мы еха