Женни записи в confession book, оба по-французски.

Доказательством психологической проницательности Маркса может служить оценка им будущего министра Майбаха, которого, я полагаю, он видел всего один раз. Майбах был в то время председателем правления государственных железных дорог в Ганновере. Это был серьезный, разносторонне образованный человек, весьма приятный в обращении. Они очень хорошо побеседовали друг с другом. Позднее Маркс сказал о нем: "Это то самое тесто, из которого выпекают министров". Во всяком случае, они не говорили о политике, потому что социалистические идеи были для Май-бахов чем-то настолько ужасным, что они тотчас же порвали с нами всякие отношения, когда услышали, что мой отец посетил социалистический конгресс в Гааге78. Это произошло исключительно потому, что отец хотел встретиться там с Марксом и познакомиться с г-жой Маркс и Лафаргами - жертва с его стороны, учитывая его уже упомянутую антипатию к таким мероприятиям. "Нам очень жаль, -как выразились Майбахи, - но это зашло слишком далеко". Они, видимо, думали, что там собралась шайка преступников и государственных изменников, которые строят планы, как бы опутать мечтателей и с помощью громких фраз направить их на дурной путь.

Женни, конечно, были хорошо известны все произведения ее любимого отца, она писала сама, о чем уже говорилось, статьи под псевдонимом "Дж. Вильяме", как я полагаю, в основном во французские газеты. Когда однажды после семейного обеда Маркс, Женни и мои родители сидели вместе и беседовали, моя мать

173

высказала сожаление, что не знает ни одного труда Маркса, и спросила моего отца, не следует ли ей хотя бы попробовать понять хоть что-нибудь из них. Маркс возразил, что, по его мнению, она обладает природным социальным чутьем. В этот момент из расположенной по соседству столовой раздался грохот, сопровождавшийся криком. Мать поспешила туда и, так как были задвинуты только портьеры, оставшиеся услышали, как она испуганно спросила: "вам больно?" Последовал невнятный со всхлипами ответ, затем опять успокаивающие слова и призыв: "Успокойтесь же. Кажется, что вы сейчас упадете в обморок. Сядьте, я дам вам бокал вина". Потом дверь закрыли. Через некоторое время моя мать вернулась и сказала: "Луиза споткнулась о порог и упала с большим подносом, полным хрусталя, который раскололся на мелкие кусочки. Она могла бы поранить себя! Но, слава богу, она отделалась только переживаниями, что нанесла нам убыток". Женни обняла мою мать и сказала: "И ты не думаешь об этом убытке?" "Нет, почему же, - ответила та, - там были и красивые невосполнимые вещи, но человек мне дороже вещей". "Если бы каждый думал так и в большом и в малом, - сказал Маркс, - то мы достигли бы того, к чему стремимся. Это было действительно убедительное доказательство только что высказанного мной предположения. Наша госпожа графиня может заполнить свое время более веселыми и поэтическими вещами, чем занятия политической экономией".

В течение этого времени к Марксу часто приходили его друзья по партии, среди них г-н Дицген, изящный, спокойный человек, на которого Маркс и Женни возлагали большие надежды. Им особенно нравилась его уравновешенность в соединении с большой работоспособностью и энергией. Они называли его шутливо "das Dietzchen", потому что суффиксы "chen" и "lein" среднего рода.

Когда однажды один из этих посетителей вел себя, как не терпящий возражений самодержец, Маркс сказал после его ухода: "Когда слушаешь такого человека, то приходится удивляться, что монархи при их воспитании и окружении не хуже, чем они есть в действительности".

174

Как-то речь зашла о несчастном, постыдно брошенном Наполеоном III мексиканском императоре Максимилиане 458. "Он должен был быть умнее и тотчас же уйти, подобно Готлибу в Испании, когда увидел, что большая часть народа его не хочет", - заметил Маркс. Он подразумевал принца Амадео Савойского, имя которого шутя переводил на немецкий язык; принц отрекся от испанского трона, когда встретил революционное сопротивление, и будто бы заявил при этом, что людям совершенно незачем восставать - он не собирается навязывать им себя459. По-видимому, Маркс не считал сколько-нибудь значительной фигурой этого рассудительного, благоразумного принца, иначе он не называл бы его "Готлиб".

Когда он называл кого-нибудь одним только именем, то в этом чувствовалась легкая ирония. Например, Кинкеля он называл не иначе как "Готфрид". Маркс был очень невысокого мнения о нем и считал, что только пребывание Кинкеля в плену после авантюристского участия в баденском восстании, прервавшего его ничем не примечательную учительскую деятельность, затем его романтическое освобождение верным, мужественным Карлом Шурцем послужили рельефным фоном для его довольно милого, но отнюдь не выдающегося поэтического таланта и что за это он должен лишь благодарить судьбу 460.

Время от времени, но. правда, редко, Маркс называл таким же образом Либкнехта, которого он очень высоко ценил. Его способности реформатора он считал унаследованными, поскольку тот вел свое происхождение непосредственно от Лютера. Но он не всегда разделял его мнения; в таких случаях вместо легкого порицания он говорил, улыбаясь: "Да, да, Вильгельм".

О Бруно и Эдгаре Бауэрах он говорил, что они учредили общество взаимного восхищения. Таким образом, свое неодобрение он при разговоре никогда не выражал в резкой или оскорбительной форме; правда, в споре он, словно в турнире, сбивал противников с коня, но никогда не повергал их в прах.

Он относился весьма скептически к разговорам о том, что рабочие им восхищаются. "У этих людей есть только одно понятное желание - выбраться из нищеты, а как осуществить это, понимают лишь немногие".

175

Однажды он выступал в Рейнской области. После этого к нему подошел рабочий и сказал: "Вы прекрасно говорили, господин доктор". - "Рад, что вам понравилось". - "А у вас не найдется несколько лишних монет?" Как-то к Марксу пришла депутация с просьбой поскорее решить социальный вопрос, а то они живут в большой нужде.

Бонапарт умел в общем и целом правильно оценивать восхищение масс. Одному из членов свиты, обратившему его внимание на то, как народ теснится вокруг него, он возразил: "Если бы совершалась моя казнь, они теснились бы еще больше". После большого собрания, на котором Маркс рассказывал о Товариществе Рабочих, произошло одно забавное происшествие. Его известный призыв, провозглашенный им из Лондона, куда он эмигрировал из-за начавшейся после революции 1848 г. реакции, гласил: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" После доклада, который был принят с большим воодушевлением, один рабочий попросил объяснить ему, является ли товарищество восьмилист-ников тайным союзом. Из-за рейнского произношения Маркса он вместо "рабочие" [Arbeiter] понял "вось-милистники" [Achtblatter]. По этой же причине произошло похожее недоразумение, когда получилось, что создана партия тимократов, в то время как он говорил о демократах.

Первый маленький эпизод натолкнул мою мать на прелестную идею: вышить для Маркса небольшой бумажник. Внутри него находилась записная книжка, на шелковом переплете которой она вышила ствол дуба, обвитый восемью листами плюща. Дуб символизировал, конечно, Маркса, а вечнозеленые листья - восьмилистник. Рядом был памятник с надписью: единство. Маркс был очень рад этому подарку.

В противоположность своему в большинстве случаев снисходительному суждению о людях он очень отрицательно отзывался о Бакунине. По поводу девиза Бакунина "Все должно быть разрушено" Маркс говорил, что совершенно бессмысленно разрушать ценности, уничтожать свои и чужие дома, убегать, неизвестно куда и не зная, каким образом можно снова что-нибудь построить.

Хотя Маркс признавал одаренность Лассаля, но

176

тот был ему крайне несимпатичен. Даже в красноречии Лассаля Маркс находил что-то смешное из-за его шепелявости. Он рассказывал, как тот однажды пылко декламировал шепелявя из "Антигоны" Софокла:

Суровый нрав сурового отца
Я визу в доцери: ей зло не страсно.

Поведение Лассаля по отношению к Елене Дённигес было при всех условиях нелепым; спровоцированная дуэль из-за особы, которую он явно презирал, была полнейшей бессмыслицей. Во всей этой истории он хотел, по мнению Маркса, разыграть аристократа, но при этом доказал, что избрал совершенно негодный способ дурного подражания аристократам. Если бы он серьезно относился к своей миссии, он не поставил бы на карту жизнь ради такого фарса.

При непомерном тщеславии Лассаля трудно было сказать, как он вел бы себя, если бы прожил дольше. Очень характерна для него мечта вступить в Берлин во главе рабочих батальонов рядом с рыжеволосой Еленой.

О Марксе, этом истинном апостоле человеколюбия, можно было бы сказать, что он обладал тем чудесным даром, о котором повествует отрывок из Нового завета, где сказано, что свет святого духа наделил апостолов всеобъемлющей любовью, способной говорить с каждым на понятном ему языке.

Мать моего отца жила у нас, и все, кто общался с моими родителями, заходили, естественно, и к ней. Энгельс тоже посетил ее, когда как-то был проездом в Ганновере. Но он не умел поддерживать легкую беседу с пожилой дамой и не понравился ей. А вот от Маркса она была в восторге, да и Женни ей очень нравилась. Когда Маркс приезжал первый раз, она была в отъезде. Таким образом, они познакомились только теперь, он охотно болтал с ней и даже специально каждый день навещал ее в ее комнатах. Он и Женни часто приносили ей цветы, которые она очень любила. Совершенно неожиданно, не болея, моя бабушка умерла во сне. И та маленькая девочка, о которой уже шла речь, бывшая любимицей Маркса и получившая от него данное первоначально моей матери имя Совушка, сидела тогда боязливо и испуганно в углу комнаты, приготовлен-

177

ной для траурной церемонии. Не имея ни малейшего представления о смерти, это маленькое существо приняло близко к сердцу траурное настроение в доме. Маркс взял девочку на руки, отнес ее в свою комнату, дал ей одеколон, который малышка очень любила, и прочитал ей сказку из испанской книги, по свойственной ему манере сразу же переводя ее. Она полностью отвлеклась и была в таком восторге, что через несколько дней подробно пересказала ее своим родителям; это была лучшая из сказок, которую она когда-нибудь слышала. Родителям она очень понравилась, и девочка не раз повторяла ее в кругу друзей. Родители тоже охотно цитировали ее, и я хочу воспроизвести ее со своеобразной символикой, так, как я ее слышала.











МАТЕРИНСКАЯ ДУША И СКРИПКА

Жил некогда в Толедо маленький мальчик, жил он вместе со своей матерью, которая любила его больше всего на свете. Отец его умер давно, и обоих связывало столь глубокое чувство любви, какое даже между матерью и сыном редко встречается. Еще совсем маленьким мальчик обнаружил необыкновенное пристрастие к музыке, ко всякому проявлению благозвучия. Он еще и говорить-то не умел, но уже тянулся ручонками к поющей птахе или, радостно улыбаясь, прислушивался к колокольному звону. Едва научившись говорить и ходить, он стал проситься послушать в соборе органную музыку, пение хора, звуки которых доносились из ближайшей церкви. Везде и всегда, когда он слышал музыку, он чувствовал себя счастливым, но всякий неверно взятый тон, всякий диссонирующий звук раздражал его. Вскоре маленькие пальчики могли уже воспроизводить на клавикордах любую услышанную мелодию, но это йе приносило ему удовлетворения.

Звук таял после того, как ударишь по клавишам, а ведь он должен усиливаться, нарастать, как голос человека. Тогда мать подарила ему скрипку - и теперь его желание было исполнено. То усиливаясь, то замирая, струились нежные звуки, заполняя все вокруг.

178

После непродолжительного обучения все лучшие учителя признали, что им нечего больше дать своему воспитаннику. Казалось, он с рождения в совершенстве владел исполнительской техникой, что позволяло ему не только великолепно играть все произведения величайших мастеров, но и замечательным образом выражать в музыке свои мысли и ощущения. В школе он тоже схватывал все на лету, товарищи любили его, он же держался в стороне от их буйных забав. Мальчик больше любил тихонько сидеть подле любимой матери, внимать ее нежному голосу, шуму волн Тахо, звуку ветра: все становилось для него гармонией, которую он с помощью своей скрипки превращал в арии, фуги, даже симфонии.


Радость и боль, благоговение и сострадание, ненависть и злоба, гром и молния, красота, рождение и гибель - все становилось в нем музыкой.

Но хотя всех поражала и трогала его игра, сам он никогда не бывал собой доволен. "Ни разу, - говорил он, - я не смог еще передать на скрипке то, что чувствую". Мать покупала ему самые дорогие инструменты, которые только существовали. Никакая жертва не была для нее слишком велика. Если где-то на свете появлялась возможность раздобыть прекрасный старинный инструмент, она тут же приобретала его. Едва успев закончить школу, мальчик сразу же решил пойти в ученики к скрипичному мастеру, чтобы попытаться самому создать свой идеал. Но и этого выдающегося мастера ему вскоре удалось превзойти.

Скрипки, изготовленные им, обладали таким чистым звучанием, какого ему самому никогда не приходилось слышать. За них давали баснословную цену. Однако сам юный мастер не испытывал удовлетворения.

Однажды, уставший и отчаявшийся, он уснул во время работы. Во сне ему явился дьявол. Он принял облик почтенного старца, одетого в платье не то священника, не то мага, так что юноша не догадался, кто с ним говорит.

- Я знаю, чего тебе недостает, - сказал он тихим, проникновенным голосом. - Ты хочешь, чтобы у скрипки была душа. Но ты не можешь этого достичь, ведь любая душа - исключительно от бога, а он наделяет ею лишь людей. Однако если тебе удастся заточить в скрипку чистую, благородную человеческую душу в тот самый миг, когда она расстается с телом (ибо только

179

такая душа созвучна вечной гармонии - грешная же душа исторгает лишь диссонанс), - вот тогда ты найдешь то, что до сих пор искал тщетно.

- Но как смогу я удержать невидимую, бесплотную душу? - возразил юноша, дрожа от страха.

- Ты должен подхватить последний вздох, вырвавшийся из человеческой груди, прежде чем окончательно закрыть скрипку, и тогда душа навсегда останется в инструменте, пока он не будет раздавлен или не сгорит в огне. Скрипка станет ее домом: в нем отныне она будет жить, как жила прежде в человеческом теле, которое не может покинуть, прежде чем тело не подвергнется разрушению, которое мы, люди, зовем смертью.

Старец исчез, а юноша проснулся. Вошла мать, и, полная любви и заботы, склонилась над сыном, шепча:

- Ты переутомился, мой дорогой, оттого что требуешь от себя невозможного. Тебе приснилось что-то ужасное, ты выглядел смертельно бледным, и только теперь краски вновь появляются на твоем лице. Благодари господа за тот удивительный талант, которым он одарил тебя на радость нам и всем людям и который ты превратил в свою муку.

- О моя самая любимая, верная душа! Ты понимаешь меня, как никто другой на земле! - простонал он в ответ. - Я же мог бы довольствоваться тем, что есть. Но неведомая сила влечет меня, заставляя вырвать у неба тайну совершенства, мой идеал. Но я истязаю не только себя, я причиняю боль тебе!

И тут с абсолютной ясностью он опять услышал голос, которому внимал во сне и который шептал ему: "Вот та кроткая, благородная душа - душа твоей матери".

Словно молния пронзила юношу, тенью возник образ старца позади матери.

- Боже, помоги мне! - воскликнул он, тень исчезла и голос умолк.

С тех пор дьявольские слова стали преследовать его. Он пытался избавиться от них, развлекаясь в веселой компании, отдаваясь природе и искусству, сочиняя музыку, снова начиная мастерить скрипку, о которой мечтал тоскуя. Все было напрасно.

180

- Души, да, души не хватает моей скрипке! Бездушной остается она до сих пор. О, случись чудо: найди я душу - все, что люди считают счастьем, отдал бы взамен!

Внезапно его мать заболела, у нее началась сильная лихорадка. И тогда любящий сын забыл обо всем на свете; не жалея сил, день и ночь ухаживал он за больной. Но мать, чувствуя приближение смерти и желая утешить отчаявшегося сына, попросила показать ей последнюю скрипку. Та была уже почти готова, не хватало лишь грифа. Матери захотелось послушать, как звучит инструмент: может, сыну, наконец, удалось достичь того, к чему он стремился.

Исполняя ее желание, юноша приблизился к матери, чтобы подле нее закончить свой инструмент, но было поздно. Умирающая уже не могла слушать, взор ее затуманился.

- Я не увижу больше твою скрипку и не услышу ее звучание, - прошептала она, - но любовь не исчезает с приходом смерти, душа моя навсегда соединится с тобой.

Юноша вскочил, едва ли сознавая, что творит, поднял инструмент, который все еще держал в руке. Когда он склонился над матерью, скрипка коснулась ее губ и приняла ее последний вздох. Словно в бреду поднял сын упавшие на пол орудия своего труда и, завершив работу над скрипкой, без сил рухнул рядом с умершей. Долго пролежал он без сознания, охваченный дикими бредовыми видениями. Друзья оплакивали его, никто не верил, что он останется жить, все думали, что он, ухаживая за матерью, заразился неизлечимой болезнью и спасти его уже нельзя. Однако юноша пришел в себя, и даже быстрее, чем предполагали врачи, только теперь он стал другим. Глаза его сверкали беспокойным, болезненным блеском, жажда творчества покинула его, он больше не музицировал, не делал скрипок, а свой последний инструмент спрятал подальше. Отныне он не сетовал больше, что ему не удается достичь желаемого, того, что он требовал от себя как от художника. Потом он опять стал брать в руки скрипку, но смычок так и не касался ее струн. Стали поговаривать, что смерть матери повредила его рассудок, уничтожила талант.

181

- Возьми себя в руки! Не губи свою молодость бесплодной тоской. Постарайся найти утешение в искусстве, дари его вновь людям и тем самым верни себе радость бытия. Того, что произошло, не изменишь!

- Да, ты прав! - страстно воскликнул юноша. - Не изменишь того, что произошло!

Он схватил скрипку и заиграл. Неподражаемые звуки полились со струн, потрясая и игравшего и слушавшего; никто, никогда и нигде не слышал ничего подобного, невозможно было даже представить такую проникновенную силу, доброту, такое величие, затрагивающее самые глубины человеческого духа. Плененная душа рыдала, жаловалась, одновременно утешая сына. Она и в самом деле могла, забыв о себе, ликовать вместе с ним, радуясь, что наконец-то он обрел то, к чему так горячо стремилось его сердце, что она могла дать ему это, хоть и ценой утраты собственного блаженства.

Изо дня в день пела теперь скрипка. Да и по ночам можно было слышать ее удивительные, неслыханные звуки. Все стремились послушать их. Никто не шумел больше вблизи его жилища. Не слышно было цоканья копыт по мостовой. Толпы людей окружали террасу дома, прося его выйти или раскрыть окно. Стар и млад, богач и бедняк - все толпились вокруг него, умоляя сыграть им, словно верующие, с благоговейным трепетом взирающие на сотворение чуда, внимающие таинственному откровению.

Как бы сливались две души, столь различные и столь единые: невинная душа - пленница, самоотверженная, страдающая и терзающаяся в муках, и осознающая свою грешность, но все же освобожденная душа художника, который увидел, что превзошел свою самую смелую мечту. В мучительном блаженстве, но и в глубоком раскаянии, юноша чувствовал, что не в силах разбить скрипку и освободить столь любимую им душу. Пылающий страстью, он предавался наслаждению. Он мог бы пасть ниц и возблагодарить всевышнего, если бы не понимал прекрасно, что своим удивительным счастьем обязан не всевышнему, а преступлению.

Дьявол торжествовал. Он отделил чистую душу от источника ее существования, душа же художника,

182

стремившаяся лишь к возвышенному, благородному, опутана теперь грехом, который навсегда скроет от нее источник чистого света.

Никогда не покидали сына угрызения совести, и в то же время его охватывало м