Карл Грасис.
   "ЗАКАТ ЕВРОПЫ".


    Под  общим  заглавием  "Закат Европы" объединены статьи: Грасиса,
Базарова и С. Боброва о Шпенглере, его критиках и истолкователях. Авторы
иногда существенно  расходятся  в оценке историософии Шпенглера. Однако,
ввиду того, что вокруг Шпенглера поднимается ряд вопросов, требующих по-
дробного освещения, редакция считает полезным и своевременным открыть на
страницах настоящего  номера некоторый "парламент мнений" с целью наибо-
лее полного выявления в следующих номерах позиции современного коммуниз-
ма. Редакция считает также нужным отметить: статья тов. Деборина "Гибель
Европы или торжество империализма" в N 1 - 2 ("Под знаменем марксизма"),
вызвавшая критические замечания со стороны тов. Базарова, с точки зрения
релятивизма, подкапывающегося под объективизм, - является наиболее соот-
ветствующей духу  марксизма. К сожалению,  тов.  Деборин не нашел нужным
связать магическую  философию  Шпенглера  с распадом западно-европейской
буржуазной цивилизации  и интересная статья его поэтому нуждается тоже в
этом пункте в поправках


   I. Вехисты о Шпенглере.

   Что будущность темна, как осенняя ночь, с этим  положением  не  может
примириться ничье сознание, тем более - сознание,  не  удовлетворяющееся
настоящим и устремленное к созданию лучших условий своего существования.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что именно теперь "Закату  Евро-
пы" Освальда Шпенглера посвящается целый сборник чуть  ли  не  корифеями
нашего отечественного религиозного сознания - Бердяевым, Франком и др.
   Для нас не является предметом наших гаданий, - "что день грядущий нам
готовит?". Завтра актуальнее сегодня. Само это сегодня конституируется в
зависимости от прозреваемого завтра. Естественным явлением стало  -  что
ни "мыслящая личность", то пророк. Уже начиная с 1914 года, т.-е. с пер-
вого дня империалистической войны, вся периодическая пресса - ежедневная
и толстые ежемесячники - заполнялись гаданиями насчет того, что принесет
война вообще и что повлекут за собой порожденные войной сотрясения наро-
дохозяйственной и общественной жизни в частности*1. Все военно-революци-
онное время можно, без всяких оговорок, называть мобилизационным  перио-
дом пророчеств и гаданий. Мы являемся свидетелями и активными участника-
ми нечеловеческого напряжения прорубить окно в завтра. Воскрешенные  че-
рез тысячелетия предки - рядом с нами, и кажутся они в цвете сил!
   По большей части, исторические воспоминания и повторения старых  про-
рочеств не имеют и не могут иметь решающего  значения  для  действенного
решения вопросов современности. Несмотря на это, нельзя все же закрывать
глаза на то, что они создают определенные настроения, которые подчас мо-
гут сложиться в "общественное мнение". Новый курс экономической политики
Советской власти такую возможность открывает. Пока что первый квартет  -
Бердяев, Букшпан, Степун и Франк - робко сыграл первую элегию.  За  ним,
нет сомнения, последуют оркестровые упражнения тех, кого столкнула с ис-
торической дороги Октябрьская революция, особенно из той плеяды "естест-
венных вождей", которые создавали наше отечественное "общественное  мне-
ние" в довоенно-революционный период.
   В ожидании осуществления этого нашего пророчества мы  можем  заняться
пока тем, что уже имеется. А имеем мы уже сборник  статей  вышеназванных
авторов под общим заглавием: "Освальд Шпенглер и Закат Европы". Несмотря
на скромность заглавия сборника, авторы все  же  ставят  себе  задачу  -
ввести читателя в мир идей Шпенглера. Книгу Шпенглера "Der Untergang des
Abendlandes" "они находят" в высшей степени  симптоматичной  и  примеча-
тельной, "составившей культурное событие в  Германии".  Так  аттестуется
эта книга в предисловии. В общем такая ее оценка неверна.  Во-первых,  в
момент своего появления она не представляла собой ничего  симптоматичес-
кого и исключительного и таковой она может считаться  даже  в  послевер-
сальской Германии; во-вторых, историческая морфология Шпенглера в массах
имела гораздо меньший успех, чем пангерманская литература  всего  начала
XX-го столетия; в конечном счете, как первое, так и  второе  лишает  нас
возможности говорить о ней, как о "культурном событии в Германии". Оцен-
ка значения "Заката Европы" в предисловии сборника слишком  субъективна,
и мы на ней, поэтому, можем дольше не останавливаться.
   Но если "Закат Европы" не симптоматичен для Германии, родины его  ав-
тора, а также для Европы в целом, то это отнюдь  не  значит,  что  книга
Шпенглера не может стать событием для сознания наших отечественных иска-
телей "скрытых тайн". Мы имеем основание предполагать,  что  это  именно
так. Один из авторов сборника, Бердяев, свою статью и заканчивает в  та-
ком духе: "...такие книги, как книга Шпенглера, не  могут  не  волновать
нас. Такие книги нам ближе, чем европейским людям. Это  -  нашего  стиля
книга" (подчеркн. мною. Гр.). Соглашаясь с этим, мы все-таки должны  ог-
раничить область приложения "нашего стиля". Сделать это нетрудно, ибо  -
двое из авторов сборника нам давно и хорошо известны. Это  -  Бердяев  и
Франк, участники сборника первых - "Вех" (1909 г.), призывавшие  русскую
интеллигенцию после поражения первой революции  к  подвигу  религиозного
"смирения", к "послушанию", "внутреннему сосредоточению",  "эгоцентризму
сознания". Двенадцать лет тому назад они прокляли  революцию,  успокоив-
шись на проповеди "смирения" и "послушания", и нырнули во внутрь себя  с
целью обресть "незыблемые ценности". И, действительно, они -  Бердяев  и
Франк - их обрели и "незыблемо" сохранили до сегодня. И Бердяев и  Франк
- не нашли ни одного нового слова для тех событий, которые совершились и
совершаются перед их глазами. Как тот, так и другой повторяют то же  са-
мое, что было ими сказано в 1909 году, как бы желая  снова  ошибиться  и
оказаться лжепророками! Николай Бердяев вещает: "Прочности нельзя искать
в физическом миропорядке... Мир погибнет от неотвратимого и  непреодоли-
мого стремления к физическому равенству. И не есть ли стремление  к  ра-
венству в мире социальном та же энтропия, та же гибель социального  кос-
моса и культуры в равномерном распределении тепловой энергии,  необрати-
мой в энергию, творящую культуру...  Утеря  незыблемости  физической  не
есть безвозвратная утеря. В духовном мире нужно искать  незыблемости.  В
глубине нужно искать точки опоры... Открывается  бесконечный  внутренний
мир. И с ним должны быть связаны наши надежды" (Passim). Теперь мы инаем
понимать, что означают "нашего стиля" и "наши надежды". Но у Франка  еще
больше пророческого пафоса. "Эта книга, напоминающая современному  чело-
вечеству об истинных духовно-исторических силах культуры, идет навстречу
его пробуждающейся жажде подлинного культурного творчества, его стремле-
нию к духовному возрождению... Человечество - вдалеке от шума историчес-
ких событий - накопляет силы и духовные навыки для великого дела,  нача-
того Данте и Николаем Кузанским..." (Passim. Подчеркн. автором. Гр.).  И
теперь нам непонятно, почему - "вдалеке от шума исторических событий"  -
Бердяевы и Франки, бывшие "веховцы", остановили свой  взор,  немощный  и
блуждающий в бренном мире, на... Шпенглере, чтобы сказать просто и ясно:
назад к "Вехам" к старым "вехам" 1909 года! Ибо никаких  других  положи-
тельных выводов в сборнике нет! Непонятное и недоуменное попытаемся уяс-
нить дальнейшим анализом. Но мы уже имеем определенный ответ на  вопрос,
который поставили выше: - устами авторов сборника  глаголет  старая  ве-
ховская интеллигенция, уставшая и обуянная  ликвидационным  настроением,
повторяет она старые мысли и пропагандирует старую  идеологию  смирения,
покаяния и обретения "внутренних ценностей".
   Однако события последних лет внесли в сознание веховцев  кое-что  но-
вое, конечно, не качественно, но, можно сказать, количественно. В данный
момент было бы недостаточно для произнесения приговора  одного  изучения
психики русской интеллигенции. События приняли мировой  характер;  перед
глазами масштабы не национальные, а интернациональные.  В  таком  случае
нельзя, очевидно, остаться на старом базисе своих  суждений.  Его  нужно
расширить теоретически, а выводы должны быть относимы к  большей  прост-
ранственной плоскости. И тут, с этого момента, начинается знакомство на-
ших модернизованных славянофилов с германцем Освальдом Шпенглером. Перед
авторами встала поистине соблазнительная мысль: - доказать,  что  гибнет
Европа, та Европа, которую стремятся обновить новые социальные слои, при
чем гибнет она "по-славянофильски"; или показать, что  в  недрах  Запада
возымели силу "славянофильские" идеи и настроения, по крайней мере, сос-
тавили "культурное явление в Германии". Пафос Франка, например,  выража-
ется в такой находке: "Конечно, самое уловление момента умирания  запад-
ной культуры в явлениях "цивилизации"  XIX  века  должно  быть  признано
бесспорным. Эта идея Шпенглера, неслыханная по новизне*2  и  смелости  в
западной мысли, нас, русских, не поражает своей новизной: человек запад-
ной культуры впервые осознал то, что давно уже ощущали, видели и говори-
ли великие русские мыслители-славянофилы.  От  этих  страниц  Шпенглера,
проникнутых страстною любовью к истинной духовной культуре Европы, кото-
рая вся в прошлом, и ненавистью к ее омертвению и разложению в  лице  ее
современной мещанской "цивилизации", веет давно знакомыми,  родными  нам
мыслями Киреевского, Достоевского, Константина Леонтьева". То  же  самое
нашел и Бердяев. "Следует еще отметить, что точка зрения Шпенглера  нео-
жиданно напоминает точку зрения Н. Данилевского, развитую  в  его  книге
"Россия и Европа". Культурно-исторические типы Данилевского очень  похо-
дят на души культур Шпенглера, с той разницей, что Данилевский лишен ог-
ромного интуитивного дара Шпенглера. Вл. Соловьев критиковал Н. Дан го с
христианской точки зрения"... (На последнем предложении мы цитату  обор-
вали намеренно; почему, будет вскоре видно.) После такого открытия  сла-
вянофильских идей на Западе, наши модернизированные попы  могут  дерзать
водрузить свое знамя 1909 года на пепелищах Европы. Вводная статья  Сте-
пуна так и заканчивается: "Наука, эта непогрешимая созидательница  евро-
пейской жизни, оказалась в годы  войны  страшной  разрушительницей.  Она
глубоко ошиблась во всех своих предсказаниях. Все ее экономические и по-
литические расчеты были неожиданно опрокинуты жизнью. Под Верденом, быть
может, она отстояла себя, как сильнейший мотор современной жизни,  но  и
решительно скомпрометировала себя, как ее сознательный шоффер. И вот  на
ее место ученым и практиком Шпенглером выдвигается  дух  искусства,  дух
гадания и пророчества, быть может, в качестве предзнаменования какого-то
нового углубления религиозной мистической жизни Европы. Как знать? Когда
душу начинают преследовать мысли о смерти, не значит ли это всегда,  что
в ней пробуждается, в ней обновляется религиозная жизнь?
   Оставим сейчас на-время в стороне  утверждение,  что  наука  "глубоко
ошиблась во всех своих предсказаниях", и разберем одну мелочь, но весьма
характерную. Тот же Степун, которому принадлежит только-что  приведенная
цитата, пишет и совершенно правильно: "Нет сомнений, что если исследова-
ние "Заката Европы" поручить комиссии ученых специалистов, то она предс-
тавит длинный список фактических неверностей", и тут же освященное фило-
софической традицией оправдание: "тем хуже для фактов". Если точно такую
же операцию произвести над сборником наших  отечественных  авторов,  ре-
зультаты были бы еще более печальны для фактов - по мнению авторов, а по
нашему мнению - для репутации самих авторов. Характерная мелочь  такова.
Николай Бердяев утверждает, что Вл. Соловьев критиковал Н.  Данилевского
с христианской точки зрения". Правда ли  это?  Ни  на  иоту.  В  доказа-
тельство мы вынуждены привести довольно-таки скучную справку.
   Кроме христианства, в непримиримом противоречии с воззрениями "России
и Европы" находится, как мы видели, и историческое явление  двух  других
универсальных, точнее, международных или сверхнародных религий - буддиз-
ма и мусульманства, а также и еврейской религии,  которая,  несмотря  на
свой национальный характер, передала, однако, свои  существенные  начала
чужим мирам христианства и ислама. Но все это противоречие между теорией
нашего писателя и исторической действительностью в  области  религии  не
было бы еще окончательным приговором для теории в глазах  очень  многих.
На религию, вообще, нередко смотрят как на явление отжившее или отживаю-
щее, которому будет все меньше и меньше места в дальнейших судьбах наро-
дов. А при таком взгляде теория, несостоятельная в объяснении  религиоз-
ного универсализма, могла бы, однако,  годиться  для  определения  наших
настоящих и будущих судеб. Пусть в старину - так можно рассуждать - люди
более объединялись религией, нежели разделялись народностью; теперь вера
повсюду теряет свою силу и никогда уже более не вернет  своего  прежнего
значения; следовательно, племенные и национальные деления  могут  теперь
стать окончательно решающим началом человеческих отношений. Но, на  беду
подобного рода воззрений, универсализм человеческого духа  проявлялся  и
проявляется не в одной только религиозной области,  а  еще  очевиднее  и
прямее в другой важной и неустрашимой сфере исторического развития  -  в
науке" (подчеркн. везде Соловьевым Гр.). А далее Вл. Соловьев устанавли-
вает, что "вспомогательный трактат" Данилевского об историческом  разви-
тии науки, во-первых, доказывает прямо обратное тому, что предполагалось
им доказать, а, во-вторых, опрокидывает мимоходом и главную теорию "Рос-
сии и Европы". "Так писал Владимир Соловьев в свое время, в 1888 году, в
"Вестнике Европы" (См. Собр. Соч., изд. "Просвещения", т.  V).  Из  этой
справки ясно видно, что Владимир Соловьев критиковал Н. Данилевского  не
только с христианской точки  зрения:  на  основании  научно-исторических
данных вообще он камня на камне не оставил от "строй ания" "России и Ев-
ропы". Даже более того: Вл. Соловьев доказал, что весь  этот  "катехизис
или кодекс славянофильства"*3 является жалким плагиатом  книг  Рюккерта,
мелкого немецкого ученого, - "Lehrbuch der Weltgeschichte in organischer
Darstellung". И мы ничем не погрешим против истины, если скажем,  что  в
книге Данилевского нет ничего чем бы могла гордиться "русская" мысль или
славянофильское "религиозное сознание". Вместе с этим, мы могли бы,  да-
лее, сказать, рушатся и все построения и прозрения  Шпенглера,  ибо  они
уже более чем тридцать лет тому назад не выдержали ни  христианской,  ни
"языческой", т.-е. общенаучной, критики. И так как  мы  не  намереваемся
дать обзора взглядов немецкого "ученого" и "практика",  а  ставим  своей
целью раскрыть "позицию" нашей старой веховской ветви интеллигенции,  то
могли бы без ущерба пройти мимо Шпенглера. В таком случае,  картина  все
же осталась бы не вполне ясной. Поучительнее будет, поэтому, взглянуть и
на общий лик объекта симпатий г.г. Бердяевых и Франков.
   Схему взглядов Освальда Шпенглера можно нарисовать очень просто. Сте-
пун их схематизировал в следующем виде: 1) "нет никакого единого челове-
чества", 2) "нет единой истории", 3) "нет развития, нет и  прогресса"  и
4) "есть только скорбная аналогия круговращения от жизни  к  смерти,  от
культуры к цивилизации" (см. стр. 13).
   1. Нельзя говорить о человечестве. Простое собрание, скоп  физических
лиц не есть человечество. У так называемого человечества нет  внутренней
спайки, нет единой души. Души имеются  только  у  отдельных,  конкретных
культур, которые в корне отличаются друг от друга*4, между ними  нет  ни
взаимодействия,  ни  преемственной  связи.  Отдельные  "души",  "стиля",
"культурных эпох", а не единое человечество.
   2. Каждая из этих  "душ"  имеет  свою  судьбу.  В  судьбах  отдельных
культур не найти закономерности и причинности...*5 Значит,  говорить  об
истории - пустая трата слов.
   3. Раз нет истории, нет и прогресса, как длящегося в  пространстве  и
во времени потока событий. Свое сочинение Шпенглер называет  морфологией
"истории".
   4. Повсюду мы видим только круговорот от жизни к смерти, от  культуры
к цивилизации. И если и можно говорить о развитии, то только в том смыс-
ле, в каком это понятие применимо к любому растению, и в рамках "от жиз-
ни к смерти".
   Для "доказательства" этих "положений" потрачено много энергии.  Неко-
торые штрихи морфологии Шпенглера весьма удачны и метки. Но так как  нас
не интересует ни конкретное содержание отдельных "душ", ни,  тем  более,
их частности, то на этом мы расстанемся с Шпенглером: нас, как уже заяв-
лено, интересует больше то, что по поводу его пишут наши соотечественни-
ки - "своя рубашка ближе к телу".
   Для основного ("метафизического") "положения" Шпенглера Степун  уста-
навливает следующий генезис: "Его убеждение, что души  культур  свершают
каждая свой одинокий круг, кружат каждая над своей собственной  смертью,
не связанные друг с другом сквозным историческим процессом,  не  объеди-
ненные в единое человечество. Эту мысль еще в начале XVIII столетия выс-
казывал и прочно обосновывал Вико*6, ее варьировал немецкий историк Рюк-
керт*7, передавший ее Данилевскому, который в книге  "Россия  и  Европа"
теоретически очень близко подходит к Шпенглеру (30). Мы, со своей сторо-
ны, можем "теорию" Шпенглера сделать еще более  родовитой.  Примитив  ее
можно найти в любой, более или менее развитой,  мифологии.  Определенную
яркость она приобрела в религии Зороастра и т. д. Продолжить эту экскур-
сию в седую старину было бы крайне интересно, но и сказанного  достаточ-
но, чтобы обнаружить связь между "философией" Шпенглера и тем общим  ук-
лоном к примитиву, который сказывается во всей западной культуре  начала
XX века. Особенно ярко это проявилось в области искусства. Нас такое яв-
ление отнюдь не поражает и еще менее смущает. Богатые, правящие и коман-
дующие классы исчерпали свою творческую энергию и находят для  прикрытия
своего оголяющегося тела фиговые листья в  "добром",  "здоровом"  старом
времени. Буржуазно-капиталистическая Европа, давно утратившая  свои  об-
щественные идеалы, шла по линии наименьшего сопротивления, осознав  свое
бессилие творить новые ценности и новые формы жизни. Шпенглер  с  изуми-
тельным спокойствием плывет в этом общем русле, ясно сознавая, куда  оно
направляется. Он сам заявляет: "Мы (читайте: богатые классы Европы. Гр.)
будем умирать сознательно, сопровождая каждую стадию  своего  разложения
острым взором опытного врача".
   В связи с этим мы опять касаемся гордости наших современных  славяно-
филов. Бердяев и Франк, как мы уже видели,  пальму  первенства  подарили
славянофилам. Их неприятно одергивает третий их коллега - Степун: -  эти
взгляды "передал" составителю  "кодекса  славянофильства"  Данилевскому,
немецкий историк Рюккерт. Вл. Соловьев доказал, что Данилевский совершил
просто-на-просто литературную кражу (см. его ст. "Немецкий  подлинник  и
русский список", 1890 г.). После этого гордиться нечем!
   Николай Бердяев особенно "протежирует" Константина Леонтьева: полюбил
его и хочет вознести выше... Шпенглера. "Всякая культура неизбежно пере-
ходит в цивилизацию. Цивилизация есть судьба, рок культуры.  Цивилизация
же кончается смертью, она есть уже начало смерти,  истощение  творческих
сил культуры. Это - центральная мысль книги Шпенглера.  После  некоторых
пояснений этой мысли, Бердяев пишет: "Проблема Шпенглера совершенно ясно
была поставлена К. Леонтьевым" (65). Так ли это? Нет, далеко не так. Эта
передержка похожа на ту, которую Бердяев уже свершил над весьма ясно из-
ложенными мыслями Вл. Соловьева.
   Константин Леонтьев в "Дополнении к двум статьям о панславизме" писал
в 1884 году: "Я верил и тогда (т.-е. когда писал эти две статьи, в  1873
году. Гр.), верю и теперь, что Россия, имеющая стать