ие.
   Не думая о том, что делает, Гроппер бросился вперед на доски  забора  и
упал. Тявканье Фидо напомнило ему человеческий смех, и  он  одним  прыжком
вскочил на ноги. В нескольких ярдах от него стоял грузовичок. Должно быть,
Бакстер привез что-нибудь из гаража и решил не загонять  машину  во  двор.
Как он сразу не догадался? Гроппер подпрыгнул вверх,  пытаясь  вскочить  в
кузов, но когти лишь царапнули по борту, и он плюхнулся на землю.
   Фрэнка Гроппера можно было упрекать  в  чем  угодно,  но  только  не  в
отсутствии упорства. Он  слегка  присел  на  задних  лапах,  подпрыгнул  и
уцепился лапами за край борта. Еще мгновенье -  и  он  был  в  кузове.  Из
кузова он забрался на крышу кабины. Теперь забор был почти на одном уровне
с ним, всего в двух или трех футах. Внизу он увидел Фидо.  Она  стояла  и,
казалось, ждала его. Гроппер зажмурил глаза и прыгнул. Земля встретила его
толчком, который сбил с ног и заставил два раза перевернуться. Прежде  чем
он вскочил на ноги, Фидо уже куснула его в ухо и отскочила в сторону.
   "Боже мой, я схожу с ума, - вдруг подумал Гроппер,  -  я  действительно
превращаюсь в собаку, в бульдога. Я влюблен, я влюблен в  суку  с  длинной
шелковистой шерстью и узкой длинной мордой. Мне хочется все время  быть  с
нею. Не хватало еще, чтобы я пригласил ее потом в Риверглейд, потом, когда
я снова стану... Стану? Жив ли Беллоу? Жив ли Хант? Найдут ли они меня?"
   Фидо снова толкнула его мордой, принялась быстро  разбрасывать  задними
лапами землю, потом вытащила из ямы кость  и  отскочила  в  сторону.  Его,
финансиста и миллионера, угощают ночью выкопанной из земли  сухой  костью,
как когда-то угощали где-нибудь в "Ритце" изысканными блюдами.
   И,  может  быть,  впервые  за  долгие-долгие   годы   он   почувствовал
благодарность, мягко шевельнувшуюся в нем.
   На улице послышался звук мотора, яркий свет фар создал из ничего стволы
деревьев, заборы, крыши.  Тонко  пискнули  тормоза.  Открылась  дверца,  и
чей-то голос тихо сказал:
   - Как будто здесь. Сидите в машине, вы слишком слабы, я сам поговорю.
   Луч карманного фонаря ощупал калитку,  и  в  то  же  мгновенье  в  доме
послышался звонок. Прошла, должно быть, минута, и человек у калитки  снова
позвонил. На этот раз из дома вышел Бакстер. Пугливо озираясь  вокруг,  он
сделал несколько шагов по дорожке.
   - Эй, какого черта вы там... - крикнул он и увидел прожектор  на  крыше
"шевроле". - Никак полиция? Другого  времени  вы  не  нашли?  Вытащить  из
постели порядочного человека в полночь - это мне кое-что напоминает...
   - Прошу прощения, мистер Бакстер. Вы ведь Бакстер?
   - Ну, Бакстер.
   - Лейтенант полиции Мак-Грири. Может быть, вы откроете калитку?
   - В другой  раз,  лейтенант.  С  полицией,  если  это  возможно,  лучше
разговаривать через забор. Что вам нужно? Или вы  приехали  спросить,  как
идут дела и какая завтра, по моему мнению, будет погода?
   - Еще раз простите, мистер Бакстер, но, право же, я к  вам  по  делу  и
прошу прощения за позднее время.
   Фидо захлебывалась от лая, прыгая вокруг Бакстера.
   - Ну что у вас, лейтенант, а то я замерзаю?
   - Это ваша собака?
   - Да, моя. Укусила кого-нибудь? Нет, это ошибка, мы ее не выпускаем  со
двора.
   Луч фонарика опустился пониже и застыл на шотландской овчарке. Гроппер,
сидя за кустом, почувствовал, как шерсть у него на шее становится дыбом.
   - Колли?
   - Да, колли. А что все-таки случилось?
   - А бульдога с лапами в белых чулках у вас нет?
   -  Вон  оно  что!  Вспомнили!  Я  же  заявлял  в  полицию.  Можете   не
сомневаться, бульдогов я обхожу теперь, как прокаженных.
   - Да,  да,  мистер  Бакстер,  мы  это  прекрасно  помним.  Я  сам  веду
расследование  и,  поверьте,  не  стал  бы  вас  беспокоить,  если  бы  не
предполагал, что собака может снова забрести к вам, и тогда ваша  жизнь  в
опасности. Это ведь не совсем обычная собака, как вы считаете?
   - Обычная? Если бы наша хиллсайдская полиция обладала хотя бы половиной
ее ума...
   - Вы остроумный человек, мистер Бакстер. Я  извинился  перед  вами,  но
если вы настроены шутить...
   - Ладно, лейтенант, не  заводитесь.  Если  бы  вас  вытащили  ночью  из
постели и стали выспрашивать о собаке,  из-за  которой  у  вас  были  одни
только неприятности, вы бы тоже стали остроумным.
   - Но вы уверены, что собака не у вас? Может  быть,  она  где-нибудь  во
дворе?
   - Во-первых, я только что починил забор. Четыре дня возился. Во-вторых,
как вы думаете, наша-то собака молчала бы?
   - Да,  пожалуй,  вы  правы.  Но  помните,  что  в  ваших  же  интересах
немедленно сообщить нам, как  только  бульдог  окажется  у  вас.  Вы  меня
поняли?
   Лежа за  кустом,  Гроппер  лихорадочно  думал.  Сделать  шаг  вперед  и
оказаться в луче фонарика? Что с ним сделает полиция? Во всяком случае, ни
Беллоу, ни Хант, если они и остались живы после той  ночи,  в  полицию  не
обратятся, слишком много на них висит. Нет, с полицией связываться они  ни
за что не будут, для них это верная  тюрьма.  Нет,  покрепче  прижаться  к
земле,  к  чуть  сыроватой  и   теплой   земле,   запах   которой,   такой
невыразительный для человека, распадался в его сознании на множество ярких
запахов. Надо ждать. Надо дать им время.
   - Так договорились, мистер Бакстер? Я жду вашего звонка.
   Мак-Грири сел в машину. Свет фар снова скользнул  по  улице  и  поблек,
растаял вместе с шумом удалявшегося автомобиля.
   - Бр-р, холодно, - проворчал Бакстер и направился к дому. Не  успел  он
закрыть ва собой дверь, как на улице снова остановилась машина  и  в  доме
снова заверещал звонок. Чертыхаясь, Бакстер спустился с крыльца и крикнул:
   - Ну что вы там забыли, лейтенант? Дадите вы мне лечь спать или нет?
   Человек у калитки тихо рассмеялся:
   - Значит, это у вас  была  полиция?  Ничего  не  поделаешь,  приходится
уступать властям очередь. Откройте калитку или вынесите бульдога.
   - Кто вы и сколько меня будут терзать этой проклятой собакой? Почему вы
не спросите у меня жирафу?
   - Заткнись. И поплотнее. Принеси бульдога.
   - Послушайте, вы что, с ума все сошли? Кто вы?
   - Меньше слов, или твоя старуха завтра же отправится получать страховку
за тебя, понял?
   - Господи, да я бы вам с удовольствием вручил  хоть  дюжину  бульдогов,
если бы они у меня были. Нет у меня бульдога, сэр. Видит небо, что нет.
   - Небо меня не интересует. Я хочу видеть сам.
   Бакстер щелкнул замком и открыл калитку. В свете фонарика Гроппер успел
рассмотреть сонное, невыразительное лицо. Нет, это не человек Джо  Джеффи.
Это, наверное, из тех, что напали на его дом. Нет, нет, только не  попасть
им в руки. Если они знают, а они наверняка знают, ему несдобровать. Они-то
заставят его кое-что вспомнить.
   Человек вошел в калитку и тихо свистнул. Потом сказал:
   - Послушай, заткни лучше уши и не слушай, что я буду говорить. А если и
услышишь - забудь! Понял?
   Бакстер медленно поднял к голове трясущиеся руки и заткнул уши. Человек
тихо прошептал:
   - Мистер Гроппер! Мистер Гроппер, вам лучше выйти, мы вам все  сделаем,
что нужно. Чертов пес! Ищи его по Соединенным Штатам Америки! Как будто  у
босса нет других забот, как гонять нас за четвероногим финансистом. Мистер
Гроппер!
   Человек еще раз оглянулся и небрежно толкнул Бакстера пистолетом.
   - Веди в дом, - сказал он, - может быть, ты его прячешь там где-нибудь.
   Они оба скрылись в доме, а Гроппер, лизнув Фидо, шагнул к  калитке.  Он
не хотел уходить. Лапы его словно прилипали к земле, и  оторвать  их  было
невыносимо трудно. Он еще раз оглянулся на колли. Собака смотрела на него,
и ему почудилось, будто она едва слышно жалобно взвизгнула...
   "Кадиллак" стоял с потушенными фарами, но мотор мягко урчал на холостых
оборотах. В голову ему вдруг пришла шальная мысль. Чем еще  раз  рисковать
жизнью, совершая экскурсию по городу, может  быть...  Он  представил  себе
выражение лица человека, когда тот выйдет от Бакстера, и  нажал  лапой  на
кнопку дверной ручки. Дверца "кадиллака" слегка приоткрылась, он  просунул
в щель морду и вскочил на сиденье. Закрыть дверцу было гораздо труднее, но
после двух или трех попыток ему удалось притянуть ее к себе лапой.
   В темноте он ощупал задними лапами педали. Ага, широкая - тормоз, узкая
- акселератор. Педали сцепления на дорогом "кадиллаке" не было. Тем лучше.
Сможет ли он повернуть руль? Ага, вполне.
   Он нажал на педаль, и длинный лимузин мягко тронулся с места. Он  ездил
на машинах  уже  больше  пятидесяти  лет.  Он  сидел  за  рулем  угловатой
коробочки, "форда Т", которой Генри  Форд  положил  начало  массированному
наступлению на американского пешехода и гражданина, и на кожаных  подушках
"роллс-ройса", бензинового аристократа с английским  воспитанием.  Он  уже
давно воспринимал машины просто как вещь,  как  нечто  переносящее  его  с
места на место. Но сейчас, вцепившись лапами в руль, он ликовал.  Он  всем
своим маленьким собачьим телом ощущал великое таинство власти человека над
машиной...
   Человека? Он - собака, и ему приходится почти стоять, чтобы морда  хотя
бы чуть-чуть была выше щитка приборов и чтобы видеть дорогу перед собой.
   Он вел машину к центру города, туда, где он  мог  надеяться  на  одного
человека, только одного, психологию которого он  понимал  и  кто  смог  бы
понять его. Он не боялся, что его  заметят.  Было  уже  темно,  да  и  кто
поверил бы своим глазам, увидев его за рулем машины?
   И как бы в ответ на свои  мысли,  он  увидел  полицейского.  "Кадиллак"
Гроппера стоял на пересечении Мейн-стрит и Фридом-авеню,  ожидая  зеленого
сигнала светофора.
   Заметит его полицейский или нет? Он не испытывал страха. С момента, как
сел за руль, он чувствовал какой-то подъем, отчаянную решимость.
   Полицейский  медленно  повернул  голову  и  посмотрел   на   "кадиллак"
закуривая. В течение нескольких  секунд  картина,  увиденная  им,  как  бы
проявлялась в сознании. Затем  он  потер  глаза,  нажал  себе  пальцем  на
подбородок и перекрестился, делая все это быстро и приближаясь к машине.
   - Эй, - крикнул он, - какого черта!
   Гроппер помахал ему лапой и нажал на акселератор. "Кадиллак"  скользнул
вперед, в ночную темноту Фридом-авеню.


   - Ну что  вы  думаете,  Хант?  Где  мы  будем  его  искать?  -  спросил
Мак-Грири, оборачиваясь к Ханту. - И уверены ли вы вообще, что эта  собака
жива и находится в Хиллсайде? Полгорода объехали. Хотя я вам и верю, но...
Ладно, двинулись в полицейское управление, поговорю со своими ребятами...
   Они молча добрались до пересечения Мейн-стрит и Фридом-авеню.  Внезапно
Хант сказал:
   - У вас у всех, полицейских, такие забавные манеры или  вы  для  центра
города выбираете лучших?
   Полицейский в центре перекрестка то подпрыгивал на  месте,  то  вздевал
руки вверх и смеялся коротким дробным смешком.
   - Эй, Морфет, ты  что,  спятил?  -  крикнул  Мак-Грири,  выскакивая  из
машины.
   Полицейский вздрогнул, словно через него пропустили ток.
   - Господи, вы-то хоть по крайней мере человек, а  не  собака.  А  то  я
думал уже, что схожу с ума.
   - Какая собака? Что собака?
   - Можете меня уволить, сэр, но я только что видел в "кадиллаке" собаку.
   - Ну и что?
   - За рулем, сэр! Вы понимаете - за рулем! Сидит за  рулем  и  управляет
машиной!
   - Какой породы? - крикнул Хант, вылезая из "шевроле".
   - Породы? Гм... Ну конечно,  бульдог!  Да,  сэр.  Теперь  я  вспоминаю,
конечно, бульдог. Он помахал мне лапой.
   Хант посмотрел на лейтенанта, и тот кивнул головой, кивнул  медленно  и
торжественно, словно подписывая государственный договор о дружбе.
   - Послушайте, Морфет, - сказал  Хант  полицейскому,  -  так  ведь  вас,
кажется, звать, а вы не обратили внимание на номерной знак?
   - Нет, сэр, но это был черный "кадиллак". Это точно. Машина поехала вон
туда, по Фридом-авеню.
   - Спасибо, Морфет, и забудьте обо всем этом, если не хотите, чтобы  над
вами смеялся весь Хиллсайд. Это была всего-навсего дрессированная  собака,
а вы подняли панику.
   - Спасибо, сэр.


   Они нашли  машину  в  самом  конце  Фридом-авеню.  "Кадиллак"  стоял  у
тротуара. Ключа в замке зажигания не было. Хант открыл дверцу и  несколько
раз шумно вдохнул воздух.
   - Можно и не искать на сиденье волосков, лейтенант.  Здесь  только  что
сидела собака, я чувствую запах.
   - Похоже, что вы правы, Хант. Обождите, сейчас я свяжусь  по  радио  из
нашей машины с полицией, пусть они выяснят, кому принадлежит "кадиллак".
   Хант огляделся. Улица была пуста. Черной громадой  распластался  Первый
Хиллсайдский городской банк.
   Он тихо свистнул  и  прислушался.  Никто  не  отозвался,  только  сзади
послышались шаги Мак-Грири. Он подошел к Ханту и прошептал:
   - Вы знаете, чей это "кадиллак"? Он принадлежит некоему  Найфу,  правой
руке Джека Спарка.
   Когда лейтенант произнес имя Спарка, в голосе его  было  почтения  куда
больше, чем если бы он произнес имя губернатора штата или даже президента.
   - Спарка? - переспросил Хант.
   - Да, Спарка, самого Спарка. Но нет, Гроппер не у  них,  иначе  они  не
дали бы ему раскатывать по Хиллсайду. Он просто угнал машину.
   - Вполне может быть, что Гроппер все-таки прятался  где-то  около  дома
Бакстера и воспользовался машиной, когда ее владелец тоже пожаловал туда.
   - Вы прирожденный детектив, мистер Хант. Но связываться  со  Спарком...
Господи, теперь мне понятно, кто был ночью  у  Джеффи  и  зачем  они  туда
пожаловали! Они тоже ищут Гроппера! Да, сэр, клянусь любовью к закону!
   Лейтенант Мак-Грири задумался.  Он  внезапно  ощутил  прилив  отчаянной
храбрости. Долго ли  вообще  будет  терпеть  страна  засилье  американской
мафии? Хватит! Должны же найтись люди,  которые  смело  станут  на  защиту
законности и порядка. И это будет он, Мак-Грири.
   - Обождите, Хант, - сказал он. - Я должен снова связаться с участком, а
потом поищем собаку...



17. АДРЕС В ТЕЛЕФОННОЙ КНИЖКЕ

   Гроппер спал, сжавшись в комок, и вздрагивал во сне. Ему было холодно и
снились сны. Ему снилось, как он привозит в  Риверглейд  Фидо  и  небрежно
говорит старому Джейкобу:
   - Это Фидо, моя жена.
   - Да, сэр, но...
   - Уверяю, она лучше многих дам, которые бывали здесь в Риверглейде.
   - Да, сэр, но что скажут люди?
   - Они скажут,  что  у  Гроппера  редкостная  жена,  с  веселым  игривым
характером, со стройной фигурой, с шелковистой шерстью.
   - С шерстью, сэр?
   - Ну какая разница, Джейкоб? Пускай будет с шелковистыми волосами, если
неприлично сказать о жене, что у  нее  прекрасная  шерсть.  Пришли-ка  мне
теперь Мередита. Мы должны разослать приглашения на свадьбу.
   - Да,  сэр,  но  ведь  полагается  пригласить  родственников  и  друзей
новобрачной...
   - Ах, Джейкоб, Джейкоб, вечно ты суешь нос не в свои  дела.  Что  здесь
особенного? Пригласим на свадьбу десяток-другой  собак.  По  крайней  мере
веселей будет. Что же касается беседы, то,  уверяю,  она  мало  чем  будет
отличаться от обычной светской болтовни.
   - Но другие гости?
   - Они будут в восторге. Фрэнк Гроппер может жениться на  канарейке,  на
ящерице, на щуке, и, уверяю, все  будут  относиться  к  ней  с  величайшим
почтением. В этом весь смысл цивилизации.  Деньги  заменяют  ум,  красоту,
благородство. Почему же они не могут заменять недостающую прямую походку?
   - Иисус Христос, спаситель наш!
   - Что такое, в чем дело, Джейкоб?
   - Вы... вы...
   - Что я, собака? А ты что, сразу не заметил?
   - Вы... вы... бульдог... Боже правый и милосердный!
   - Ну хватит, Джейкоб, это начинает мне надоедать.
   Он бросается на старика и сжимает челюсти у него на горле. Человеческие
кости хрустят совсем по-особенному.  Гроппер  просыпается,  вздрогнув.  Ах
да... Странный сон. Уже начинает светать. Очень  холодно.  Если  бы  можно
только было вытянуться у себя в Риверглейде на кровати, укрыться  потеплее
и спать, спать, спать. Джейкоб... Ах да,  Джейкоба  уже  нет,  и  Мередита
тоже. Тогда у него  еще  не  было  собачьих  челюстей,  зато  у  него  был
"роллс-ройс".
   Только бы никто его не заметил  здесь,  во  дворе  банка,  под  чьей-то
оставленной на ночь машиной. Он закрыл глаза и  снова  задремал,  отчаянно
стараясь сжаться, уменьшиться в объеме,  превратиться  в  точку,  лишь  бы
тепло его тела не уходило...


   Гроппер оглянулся: как  будто  ничего  подозрительного.  Теперь  только
выждать, пока у входа в банк будет несколько человек. Ага, вот сейчас.
   Он молниеносно прошмыгнул мимо швейцара, в несколько  прыжков  очутился
на втором этаже, толкнул носом дверь кабинета Мастертона и плотно  прикрыл
ее за собой.
   - Ну кто там еще? - ворчливо  спросил  менеджер  Первого  Хиллсайдского
городского банка. Он не любил, когда его беспокоили по пустякам. Мастертон
поднял глаза и увидел бульдога, смотревшего прямо на него. Бульдог  кивнул
ему головой и прижал лапу к своей пасти - жест, приглашающий  к  молчанию.
Потом Гроппер подошел к двери и показал лапой на замок.
   - Клянусь совестью консерватора, - прошептал менеджер. Это было любимое
выражение  бывшего  знаменитого  сенатора  от  Аризоны,  его  кумира.   Он
защелкнул замок и уставился на собаку.
   - Никак это тот самый пес, на котором я, как последний  дурак,  потерял
четыре тысячи долларов на одной только рекламе? Как ты сюда попал? Откуда?
Куда ты делся?
   Гроппер  кивнул.  Четыре  тысячи  долларов!  Если   бы,   только   этот
провинциальный идиот знал, что значат четыре  тысячи  долларов  для  него,
Гроппера! Сумма, которую он зарабатывал за несколько минут. Он вскочил  на
стул, зажал двумя  лапами  карандаш  и  нацарапал  на  листке  бумаги:  "Я
Гроппер".
   Лесли Мастертон рассмеялся. Он  рассмеялся  не  потому,  что  ему  было
весело. Это был нервный смех. Он смеялся потому, что  готов  был  поверить
двум словам, криво написанным  на  листке  бумаги  с  затейливым  вензелем
Первого Хиллсайдского городского банка.
   - Что Гроппер, какой Гроппер? Это твоя кличка? Какой дурак вздумал  так
окрестить пса? Назвать бульдога именем этой лисы, скапутившейся  несколько
дней тому назад, - надо же придумать!
   Гроппер посмотрел на менеджера. Он не  лаял  и  не  ворчал,  он  только
посмотрел на него. Но  это  был  взор,  которым  ужо  много  лет  смотрели
миллионы. Гроппер не репетировал этот взгляд перед зеркалом и не входил  в
роль. Он просто знал, что когда он смотрит на человека, человек  видит  не
его. В зависимости от фантазии и обстоятельств  человек  видит  аккуратные
пачки долларов, длинные чековые книжки в черных пластиковых  переплетиках,
знающих себе цену женщин, норковые шубы, яхты, особняк на Лонг-Айленд  или
Беверли-Хиллз. И сейчас, хотя он был маленьким голодным бульдогом, который
провел ночь на холодном  асфальте  под  чьей-то  машиной,  он  смотрел  на
Мастертона своим сорокамиллионным взглядом. И  Лесли  Мастертон,  менеджер
Первого Хиллсайдского городского банка, смутился. Он не  знал,  почему  он
смутился, но он чувствовал, что не следовало так  говорить  в  присутствии
этой собаки.
   Гроппер снова  зажал  в  лапах  карандаш.  Боже  мой,  как  легко  было
диктовать свои письма секретарю! Он вздохнул и принялся писать. Писать  на
этот раз пришлось долго, и, когда он вывел кое-как несколько строчек, лапы
его дрожали от усталости.
   "Это не кличка, - прочел Лесли Мастертон. - Я Фрэнк Джилберт Гроппер".
   Менеджер почувствовал, что сознание его отказывается работать. Поверить
- значит по всем канонам здравого смысла  сойти  с  ума,  потому  что  это
абсурд, чушь и галлюцинация. Не поверить - значит признать, что этот пес -
порождение его больной фантазии, первый  страшный  симптом  надвигающегося
безумия.
   Но ведь галлюцинация не может быть коллективной. Только что этот  самый
бульдог выступал с Бакстером в роли самой умной  собаки.  Ну  хорошо,  ему
померещилось, но Бакстер, но публика?
   Он замычал, словно от нестерпимой боли, и закрыл глаза.  Сейчас  он  их