ло  сложно.  В  одной
комнате - Тоня, Игорь и Юра, в другой - мы с Матреной. Значит,  гостю  жить,
вернее, спать можно лишь на кухне. У нас  там,  правда,  нормальная  кровать
стояла, довоенная, никелированная.
   - Идем прогуляемся, - предложил Саша.
   - Ужинать давай, - говорит Игорь, - ты же с дороги.
   - Пойдем, прихватим чего-нибудь.
   Вернулись они нагруженные - коньяк, вино, закуски разные. А тут и Тоня из
Москвы приехала. И началось...
   Отмечали приезд Саши целую неделю. Игорь в редакции отпросился, хотя  ему
новый редактор с  неохотой  отпуск  за  свой  счет  дал.  Я  должна  была  в
пионерлагерь уехать, с горкомом комсомола уже договорилась, да  не  поехала.
Гуляли, веселились, в Москву два раза  на  такси  катались,  в  лес  ходили.
Тогда, между прочим, и сфотографировались. Тоня тоже  участвовала  поначалу,
но потом явилась Нина Матвеевна, увидела водку и коньяк на столе и  устроила
Тоне разгон. Это было по справедливости. У Тони экзамены шли. Мы-то с  Тоней
вообще не пили, так только, чуть пригубишь, чтобы ребят не обижать, но ей не
объяснишь...
   Платил за все, конечно, Саша, денег у него были полны карманы, и носил он
их как-то небрежно, без бумажника.
   Пока пили, он о себе ничего не рассказывал, больше  нас  расспрашивал.  А
потом Игорь на работу пошел, и гулянка поутихла. Только  по  вечерам  они  с
Сашей выпивали немного за ужином или в пивную на рынок захаживали.
   Днем Саша куда-то уходил или уезжал, но однажды остался. Я в то утро  как
раз собралась в горком - узнать, не отпала ли во мне нужда в пионерлагере, и
если нет - собрать чемоданчик и отправиться с первой  попутной  машиной.  Но
Саша предложил пойти  побродить  в  городском  парке  -  ему,  мол,  хочется
вспомнить молодые годы. Я и не подумала отказываться. Не могу объяснить, как
это все сложилось, но за неделю он сделался для меня  главным  человеком,  а
ведь он ничего специально ради этого не предпринимал, вел себя  просто...  Я
была уже  влюблена.  Я  сравнивала  его  со  своими  знакомыми  ребятами,  и
сравнение было не в их пользу.
   Когда мы гуляли в парке, попросила я Сашу рассказать о себе. И поведал он
довольно грустную историю.
   В сороковом году его за мелкую кражу арестовали, судили,  и  попал  он  в
колонию - об этом я и от Игоря слыхала. Потом война, его послали в  штрафную
роту, был ранен. Так сказать, смыл кровью свое преступление, и  судимость  с
него сняли. После госпиталя воевал уже в  обычной  части,  был  разведчиком.
Один раз ходили в тыл к немцам за "языком", и ему не повезло. При отходе его
ранило в голову, потерял сознание, и фашисты взяли  его  в  плен.  Увезли  в
Германию, гоняли из  одного  концлагеря  в  другой.  Несколько  раз  пытался
бежать, но неудачно. А в сорок пятом году,  когда  наши  освободили  его  из
плена, при проверке угораздило попасть на злого человека. Тот не  разобрался
как  следует,  заподозрил  его  в  предательстве,  и  Сашу  осудили.   После
освобождения мотался по всей стране.
   Так он рассказывал, а я  слушала  и  плакала.  Спросить,  откуда  у  него
столько денег, мне и в голову не приходило, но он сам  объяснил,  что  целый
год работал на китобойном флоте, плавал в Антарктике и  вот  приехал  к  нам
прямо из Одессы, целенький, даже по дороге ни рубля не потратил.
   Потом говорит: "Махнем в Москву?" Я с удовольствием. Вышли на шоссе, Саша
"проголосовал",  и  мы  приземлились,  как   он   выражался,   в   ресторане
"Метрополь". Выпили  вина  немного,  пообедали  и  обратно  тоже  на  машине
приехали. И в машине он шепнул, что полюбил меня  и  не  знает,  что  теперь
делать. Он на тринадцать лет старше, но самое  главное  -  я  сестра  Игоря,
Игорь же ему верный друг, а мне - и отец и мать. Надо у Игоря просить, чтобы
разрешил нам пожениться, а у него язык не повернется - стыдно.
   Саша даже не находил нужным у меня спросить, как я на это смотрю, да  оно
и понятно, если я сама ничего другого не придумала, как только сообщить ему,
что Игорь старше своей жены Тони на одиннадцать лет.
   Саша, разумеется, понял мое сообщение как согласие, и правильно понял.
   В тот же день Саша говорил с Игорем. После Игорь мне сказал, что  сначала
удивился, никак не мог себе представить меня женой  своего  друга,  которого
знал столько лет. Но Саша привел ему как аргумент его  собственную  женитьбу
на Тоне, и вопрос был решен.
   По правилам, надо бы идти в загс и подать заявление, но оказалось, у Саши
паспорт  остался  в  Одессе,  в  пароходстве,  а  на   руках   было   только
удостоверение. По правде, я и удостоверения не видела, но ни на миг  у  меня
не возникало никаких подозрений. В  конце  концов  не  в  регистрации  дело.
Свидетельство о браке важная, конечно,  вещь,  только  мы  тогда  рассуждали
немножко не так, как сейчас. Важно,  что  люди  любят  друг  друга  и  живут
дружно, а бумажку оформить никогда не поздно...
   Но не все так думают. Тоня по простоте душевной рассказала своей  матери,
Нине Матвеевне, о нашей скоропалительной женитьбе, и та  возмутилась.  Мы  с
Игорем смеялись, когда Тоня передавала нам в лицах  разговор  с  матерью,  а
ничего смешного  не  было.  Нина  Матвеевна  спросила,  где  же  новобрачные
собираются жить. Жить мы собирались в моей, комнате, а  Матрене  приходилось
перебраться на кухню. Тогда Нина Матвеевна еще больше возмутилась и сказала,
что не допустит, чтобы ее дочь и внук обитали в такой  квартире  и  в  такой
ненормальной атмосфере - она имела в виду, что Саша с Игорем часто выпивают,
а дальше, мол, будет еще хуже.  И  вообще  наша  семейка,  Шальневы,  вполне
оправдывает свою фамилию, и еще неизвестно, кто  такой  этот  Саша  Балакин.
Лично у нее, Нины Матвеевны, он вызывает резко отрицательное отношение. Саша
слушал все это с мрачным видом, только глаза блестели.
   Свадьбу мы играли три дня и были втроем, не считая Матрены. Тоню вместе с
Юрой теща  забрала  к  себе  домой.  И,  честно  говоря,  невеселая  свадьба
получилась. Пил один Игорь. Поцелует меня, потом Сашу, а потом  начнет  тещу
ругать и плакать над своей неудалой судьбой. Пьяные слезы, чего говорить, но
я его понимала.
   Ну планы обсуждали, конечно.  Саша  собирался  устроиться  на  работу  во
Владимире, в море ему надоело. Я спросила, почему именно там, а не здесь. Он
говорит, у него  никакой  подходящей  специальности  нет,  чтобы  на  заводе
работать, а во Владимире живет приятель, который его может  устроить,  пусть
на самую маленькую зарплату, - денег у него лет на пять хватит, а там  видно
будет...
   За эти три дня из дому выходили только Игорь и Матрена -  он  в  магазин,
она на базар.
   На четвертый день Игорь с утра отправился на работу, а мы с Сашей  решили
погулять в парке.
   И вот,  едва  от  дома  отошли,  догоняют  нас  двое,  молодые  парни,  в
обыкновенных костюмах. Один мне говорит:  "Извините",  а  второй  показывает
Саше свое удостоверение и требует предъявить документы. Саша  прищурился  на
него, потом голову опустил и говорит мне: "Прости,  Оля,  мне  надо  с  ними
пройти. Иди домой", - и сует мне в руку комок бумажек,  деньги.  Но  тот,  с
удостоверением, остановил его. Говорит:  "А  вот  этого  не  надо.  Положите
обратно в карман".
   Тут подъехала милицейская машина, и Сашу увезли.
   Истерики со мной, конечно,  не  было,  но,  как  я  в  редакции  у  Игоря
очутилась, не помню. Кажется, он  не  очень  удивился,  когда  услышал,  что
произошло. Велел идти домой и сказал: постарается узнать, в чем дело. Может,
это простое недоразумение. У него в городской милиции много знакомых было.
   Пришла домой, поглядела на наш свадебный стол, и такая тоска меня  взяла,
хоть вой. А тут явился один из тех, что Сашу задержали, забрал его  чемодан,
спросил, не было ли у него еще каких  вещей,  извинился  и  пожелал  доброго
здоровья.
   Еле дождалась я Игоря. А он сел на кровать и молчит. Спрашиваю,  что  ему
удалось узнать, а он: "Тоня не приходила?" Я за свое. Тогда он говорит, а  в
глаза мне не смотрит: "Понимаешь, он мне рассказывал  -  год  назад  его  из
колонии освободили. Он не имеет права ближе чем за сто километров от  Москвы
жить. Вот и забрали". Я не сообразила возразить,  что  Саша  у  нас  еще  не
прописывался, говорю другое: "Что же они, за сто  километров  его  повезли?"
Игорь объясняет, что за нарушение правил полагается наказание.  "А  как  они
узнали, что он у нас остановился?" - спрашиваю. И тут  он  проговорился:  "Я
думал, следили за ним. Ошибся.
   Теща моя ненаглядная в милицию сообщила". Тогда уж до меня дошло, что  не
так все невинно, как Игорь мне представить старается. Наш город -  семьдесят
километров от Москвы. Что ж, Саша не  имеет  права  на  тридцать  километров
ближе к столице подъехать, обязательно  должен  находиться  за  сто?  Ерунда
какая-то. И почему Игорь думал, что за Сашей могли  следить?  Непонятно.  Но
Игорь ничего больше сказать мне не хотел. "Сам ничего  не  знаю.  Но  ты  не
расстраивайся, все будет хорошо".
   Да уж, так хорошо - хуже не придумаешь. Но это  еще  были  цветочки.  Мои
слезы - сладкая водичка по сравнению с тем, что  Игорю  пришлось  перенести.
Правда, он и сам во многом виноват -  не  надо  было  так  себя  распускать,
поддаваться.
   Ну ночь я почти совсем не спала, слышала, как он метался, как бутылкой  о
стакан звякал - свадебные остатки допивал, а там много оставалось.
   Уснула часов в семь, но скоро  проснулась  -  разбудил  меня  голос  Нины
Матвеевны. Не к месту, но вспомнила, как Игорь про нее один  раз  сказал:  с
ней надо при раскрытых окнах разговаривать или стекла крест-накрест бумажной
лентой заклеивать, как в войну заклеивали, чтобы не  полопались  от  ударной
волны.
   - Ха-ха-ха! - слышу за стеной знакомый голос. - Посмотри  на  свою  рожу,
красавец! Опух весь от пьянства.
   Игорь молчит. А она продолжает: - Вот что, друг. С Тоней вам не  жить,  и
сына тебе воспитывать я не позволю. Так  что  давай  по-мирному,  без  шума.
Развод устроим быстро, это я  на  себя  беру.  А  мы  в  Москву  переезжаем.
Давай-ка вещички соберем.
   Я надела халат, иду к ним.
   - В чем дело, Нина Матвеевна? Что здесь происходит?
   Она в пустой чемодан платья Тонины кидала, разгибается  и  говорит:  -  А
тебе надо меня благодарить  -  от,  уголовника  спасла,  от  рецидивиста.  -
Смотрю, Игорь сидит на стуле, голову руками обхватил и качается из стороны в
сторону. Так мне его жалко стало! - По какому праву вы  нами  командуете?  -
говорю ей.
   - Молчи, тебя не спрашивают! - орет она на  меня.  -  Притон  завели?  Не
выйдет!
   Закрыла чемодан, и ушла, и  дверью  так  хлопнула,  что  со  стола  вилка
упала...
   Дальше все произошло в точности, как постановила Нина Матвеевна.  У  меня
тогда не укладывалось в голове, что дружную в общем-то семью, мужа  и  жену,
которые друг друга любят, может кто-то разлучить, разбить, хотя бы  и  такая
особа, как Нина Матвеевна. Но, видно, чего-то я не понимала, да и сейчас  не
понимаю.
   Положим, ко всему еще добавилось, что Игорю новый редактор вынес  строгий
выговор с предупреждением, запретил делать снимки. Но это же чепуха, при чем
здесь семья? Да только я и не подозревала, что Тоня смотрела на все  глазами
матери, а собственного мнения уже не имела.
   Мы с Игорем ничего раньше не слыхали, а между прочим,  Тоня-то  прекрасно
была осведомлена, что мать ее на повышение идет и должна переехать в Москву.
   Ну а дальше все совсем печально.
   От воспаления легких умерла в октябре пятьдесят седьмого года Матрена.
   Игорь стал пить очень часто, и в редакции ему предложили подать заявление
- по собственному желанию. Он уволился.
   Я ждала ребенка. По расчетам, роды должны быть где-то в конце  февраля  -
начале марта. А Игорь вдруг собрался в Ленинград. Жить и работать там.
   Я плакала, но он успокоил: устроится, обживется, а как мне настанет  срок
рожать - обязательно приедет. Так оно и было.

   - Дочку вашу как зовут? - спросил Серегин после долгой паузы.
   - Люба.
   - В институте, вы сказали, учится?
   - Да, в текстильном, на четвертом курсе. Сейчас у них трудовой семестр, в
Калининской области со стройотрядом работает.
   - Она об отце не знает?
   - Мы с Игорем решили - лучше сказать, что  он  китобоем  был,  утонул  на
промыслах.
   - Не баловала вас жизнь. - Ольга Андреевна расправила плечи и улыбнулась.
   - Ну что вы, Анатолий Иванович! Грех жаловаться.
   - Счастливый характер... Ну а Игорь общался с сыном-то?
   - Я же говорю: они даже от фамилии его отказались. И денег не брали, и  к
Юре запретили ездить... Из далека иногда видел... Приедет из  Ленинграда  ко
мне в отпуск или так, потом в Москву чуть  не  каждый  день.  Ждет  у  дома,
караулит за углом... Когда увидит, а когда не повезет...
   - Да-а, дела... Она проводила его и шофера Юру до машины.
   На прощанье Серегин сказал: - Я скорей  всего  уеду  на  днях  к  себе  в
Сибирь, но теперь уж нам так надолго терять друг друга из виду не надо бы.
   - Мне тоже так кажется, Анатолий  Иванович.  Он  сел  в  машину  рядом  с
шофером, опустил стекло.
   - Басков вам скажет, когда можно будет увидеть Игоря.
   - Спасибо.

   Глава 6
   ПОЕЗДКА В ЛЕНИНГРАД

   Чтобы время не пропадало зря, Басков по дороге от  дома  Ольги  Андреевны
Шальневой до железнодорожного вокзала заехал в горотдел милиции  и  позвонил
Марату Шилову - велел узнать адрес Юрия Игоревича, Антонины Ивановны и  Нины
Матвеевны Мучниковых, а  если  есть  телефон  -  то  и  номер  телефона.  Он
почему-то  твердо  был  уверен,  что  они  живут  вместе,  хотя  для   такой
уверенности не было никаких оснований, кроме  тона  Ольги  Андреевны  в  тот
момент, когда она говорила о Мучниковых. Вторым пунктом  Басков  продиктовал
Марату связаться с Ленинградом и уточнить адрес Игоря  Андреевича  Шальнева,
который,  по  предварительным  данным,  прописан  в  доме   на   Суворовском
проспекте.
   Так что, приехав на Петровку в пять часов пополудни,  Басков  освободился
от невольного  чувства  подчиненности  перед  старшим,  которое  хотя  и  не
очень-то  тяготило  его,  но  все-таки  мешало  и  слегка  раздражало,   как
раздражает человека надетый не по погоде лишний свитер или плащ.
   Басков сел за стол, закурил и сочинил в уме первую  свою  деловую  фразу,
чтобы, как он выражался, не начинать разговор со здоровья.
   Набрав  номер,  он  после  третьего   гудка   услышал   бодрый,   густой,
среднестатистически приветливый женский голос: - Вас слушают!
   Басков знал  по  опыту,  что  такой  безлично-приветливый  голос  тут  же
меняется в ту или иную сторону - в жесткую или  мягкую,  -  как  только  его
обладателю становится известно, кто на другом конце провода.
   - Здравствуйте, - сказал Басков. - Это Нина Матвеевна?
   - Да. С кем я говорю?
   - Это майор милиции Басков. Беспокою вас по вопросу,  касающемуся  вашего
бывшего зятя, Игоря  Андреевича  Шальнева.  Но  вы  не  волнуйтесь,  никаких
неприятностей для вас лично тут нет.
   Рычаг переключения голосовых связок сработал автоматически.
   - Я и не волнуюсь. Он что, не алименты ли от сына получать захотел?  -  с
надменной жесткостью спросила Нина Матвеевна.
   - Ну что вы! - сказал Басков и с  удивлением  отметил,  что  в  точности,
вплоть до  интонации,  повторил  любимое  восклицание  Ольги  Андреевны.  И,
кашлянув, тоже изменил тон: - Но дело действительно касается его  сына.  Мне
нужно задать ему один вопрос, всего один.
   На этот раз рычаг как будто скрипнул и перевелся в другую сторону.
   - При чем здесь Юра? Он отца в глаза не видел, он за него не ответчик.
   - Понимаю. Но мне надо увидеть вашего внука. Он в Москве?
   - Да, в Москве,
   - Вечером я могу застать его дома?
   - Вы обязательно должны его видеть? А по телефону разве нельзя?
   - Можно, конечно, но лучше... - Басков оборвал себя, подумал и сказал:  -
Впрочем, вы правы... Будьте любезны, дайте мне его рабочий телефон.
   Голос Нины Матвеевны, не теряя своего привычного напора,  сделался  почти
нежным: - Прошу вас, не звоните на работу. Он там недавно... Его  еще  плохо
знают...   Он   очень   нервный...   Должность   ответственная...   Это   же
внешнеторговая организация.
   - Ну хорошо, - согласился Басков. - Когда он придет домой?
   - Он на машине... у нас "Жигули"... - Нина Матвеевна заговорила быстрее и
с прежней уверенностью: - Так что я позвоню, скажу, чтобы не задерживался.
   Басков обратил внимание на то, что она произнесла  "задерживался"  вместо
"задерживался", и в душе подивился, сколь крепко  может  сидеть  в  человеке
какой-нибудь нелепый порок произношения, приобретенный черт  знает  когда  и
где, но в один момент снимающий с человека  даже  самым  тщательным  образом
наведенный многими годами городской лоск. И ничего тут  зазорного  нет.  Это
как метка на лапе у окольцованной птицы - по выбитым  там  буквам  и  цифрам
можно узнать, откуда прилетела...
   - Значит, когда я могу застать? - спросил он.
   - Я-то должна на фабрику ехать... Просят выступить перед работницами  как
ветерана Великой Отечественной. - Рычаг переключился на "возвышенно". - Я на
пенсии... Персональный пенсионер... Но от жизни народа не отрываюсь, дорогой
товарищ...
   - Басков, - скучным голосом подсказал он.
   - Да, товарищ Басков... Так мне, может, лучше отменить?
   - Нет-нет, - испугался Басков. - У меня к вашему внуку всего один вопрос.
Самый простой... И ответить на него может только он сам... Не  беспокойтесь,
все будет в порядке.
   - Надеюсь... Так я сейчас с ним свяжусь.
   - Благодарю. Я приеду в  восемь.  Будьте  здоровы.  -  И  Басков  повесил
трубку, не дожидаясь ответного пожелания.
   Он попробовал покритиковать себя за крайне  необъективное,  неприязненное
отношение к этой Нине Матвеевне, которую он совершенно не знал и никогда  не
видел. Но эта его попытка, подобно самокритике людей, выступающих  на  общих
собраниях, была явно формальной и притворной. "А за что,  собственно,  я  ее
должен любить?" - спросил себя Басков и бросил это пустое притворство.
   В восемь вечера он был на проспекте  Жукова.  Дверь  ему  открыл  высокий
молодой человек в сизо-голубом вельветовом  костюме  и  малиновой  рубахе  с
расстегнутым воротом.  Поглядев  в  его  серые  холодноватые  глаза,  Басков
подумал, что уже видел этого красавчика, и начал было гадать где, но тут  же
вспомнил фотокарточку, которую показывала Ольга Андреевна, -  Юрий  Мучников
глазами был очень похож на Игоря Андреевича Шальнева.
   Из-за правого плеча  Юрия  на  Баскова  с  прищуром  смотрела  завитая  и
напудренная пожилая дама, одетая в черный костюм и белую кофту  с  кружевным
воротником. На бортах ее жакета  блестели  медали  и  значки.  Значит,  Нина
Матвеевна все-таки отменила встречу с фабричными работницами.  Из-за  левого
плеча Юрия выглядывала другая женщина  -  копия  Нины  Матвеевны  лицом,  но
моложе лет на двадцать. Басков догадался, что это мать Юрия.
   Поздоровавшись, Басков сказал: - Я на одну минуту.
   - Нам можно присутствовать? - как бы  только  для  того,  чтобы  соблюсти
необходимые приличия и не ущемить права  пришедшего,  поинтересовалась  Нина
Матвеевна.
   - Пожалуйста, - немедленно согласился Басков. - Никаких секретов нет.
   - Прошу вас. - Наметанным глазом окинув  и  оценив  одеяние  гостя,  Юрий
Мучников плавным жестом показал на дверь комнаты, завешенную портьерой.
   Басков хоть и не смотрел на него в этот момент, но маршрут его взгляда  и
выражение глаз угадал безошибочно - по тому, как было  сделано  приглашение,
ясно, что костюм Баскова не произвел впечатления.
   - Не надо, - отказался Басков. - Я тороплюсь. Скажите, Юрий Игоревич,  вы
не посылали в последнее время телеграмму в Ленинград?
   - Совершенно четко отвечаю: не посылал, - стараясь быть приятным,  но  не
умаляя собственного достоинства, отвечал Юрий. - Ни в Ленинград, ни в другой
город Советского Союза, а также за рубеж я в последнее время не посылал.
   - Кому телеграм