яли  вопроса,  каким
образом  паспорт  Балакина  оказался  в  кармане  у  Шальнева  на   бульваре
Карбышева. Теперь Басков  имел  основания  подозревать  Чистого.  Во-первых,
Чистый мог легче, чем кто-либо еще, заполучить паспорт Брыся. Во-вторых,  из
пьяных разговоров  ему  нетрудно  было  выудить  подробности  прошлой  жизни
Шальнева и истории его несостоявшейся семьи, имя сына и где он сейчас живет.
Но зачем Чистому понадобилось нападать на Шальнева?
   Предположим, у Шальнева имелись деньги - те самые, о которых шла  речь  в
подслушанном Зыковым разговоре. Даже крупные деньги.  Для  чего  же  Чистому
надо было доставать  левой  рукой  правое  ухо,  разыгрывать  такой  сложный
спектакль, если он мог просто отнять эти  деньги  еще  на  квартире?  Боялся
Брыся? Но если деньги крупные, ему вовсе не обязательно встречаться с Брысем
и докладывать: так, мол, и так, я изъял у твоего друга энную сумму.
   Нет, и тут  плохо  вяжется  -  или  опять-таки  есть  мотив,  неизвестный
Баскову...
   Где-то на самом дне сознания померещилась Баскову комбинация, что все это
мог сотворить  и  сам  Брысь.  Но  для  этого  ему  нужно  обладать  большим
иезуитством, ибо Брысь  обязан  был  рассчитать  за  следователя  невероятно
витиеватый ход мысли. Он должен был рассуждать  так:  я  убиваю  Шальнева  и
оставляю у него в кармане свой паспорт; следователь не имеет причины думать,
что это сделал я, потому что именно я и дал деньги  Шальневу,  со  мной  был
Чистый, и  только  он  знал  обо  всем,  значит,  подозревать  будут  только
Чистого... Но Басков эту версию принять не  мог,  хотя  она  и  не  казалась
совершенно уж абсурдной. Он по-прежнему не верил  в  возможность  того,  что
преступление на бульваре Карбышева совершил Балакин.
   И наконец, как самый малоправдоподобный, но все же допустимый вариант: на
Шальнева напал с целью ограбления Зыков. Зыков  подслушал  разговор  -  раз.
Поменялся паспортами с Брысем - два. Его паспорт был кстати  Брысю,  паспорт
Брыся оказался кстати Зыкову, если он задумывал ограбление с  инсценировкой,
а может быть, и натолкнул его на мысль об  ограблении  Шальнева.  О  сыне  и
взаимоотношениях Шальнева с ним Зыков был отлично осведомлен - три. Но чтобы
включить эту версию в число подлежащих рассмотрению, надо прежде  дождаться,
что скажет старший лейтенант Шустов, который как раз  сейчас  выясняет,  что
делал Зыков 20 июля, в день нападения на Шальнева...
   И еще насчет Зыкова: если он и непричастен  к  преступлению  на  бульваре
Карбышева и если действительно не заглядывал в  шкатулку  год  или  два,  то
паспорт вдруг понадобился  ему  неспроста.  Возникла  какая-то  причина.  Но
какая? А может, он все-таки просто уступил свой  документ  Балакину  по  его
просьбе?
   Басков перебирал в уме  все  эти  рассуждения,  а  Зыков,  видя,  что  он
задумался, сидел тихо, не двигаясь, ожидая, что последует дальше.
   Закурив, Басков отодвинул магнитофон в  сторону,  облокотился  о  стол  и
спросил: - Скажите, Константин Васильевич, новый паспорт
   вы получили?
   Зыков, конечно, какого-нибудь вопроса ждал, но  явно  не  такого.  Однако
ответил не смутившись: - Больно скоро! Там  сказали,  дней  через  десять...
Справки навести требуется.
   - А зачем вы вдруг паспорт искать стали?
   - Да не искал я... Карточки поглядеть захотелось...
   Я ж говорил...
   - А как в милицию написали? Где потеряли?
   - Ну-у, где... На улице потерял...
   - Зачем соврали?
   Зыков сделал страдальческое лицо  и  сказал  обиженно:  -  Пытаете  меня,
товарищ майор, а за что? Если там с Андреичем чего, так я невиновный.
   Басков решил  приоткрыть  перед  Зыковым  краешек  правды  -  это  иногда
развязывает язык.
   - Слушайте, Зыков, дело серьезное. Вашего соседа хотели убить. О паспорте
я не из любопытства спрашиваю. А вы что-то скрываете...
   С Зыковым произошла мгновенная перемена: впервые Басков увидел, как  лицо
его побледнело. Он молча встал, открыл шифоньер, достал из пиджака  вчетверо
сложенный листок и положил его перед Басковым, выдохнув: - Вот...
   Это оказалось  извещение  из  почтового  отделения,  написанное  от  руки
чернилами: "Получите денежный перевод".
   - Когда это принесли? - спросил Басков, нисколько не удивившись.
   - В среду.
   - Восемнадцатого?
   - Ну да, прошлую среду.
   - А Шальнев когда телеграмму получил?
   - Я ж говорил - тоже восемнадцатого.
   - Шальнев про перевод знал?
   - А зачем мне докладывать?
   - От кого деньги?
   Зыков прижал обе руки к груди.
   - Ей-богу, товарищ майор, знать не знаю. Никогда ни от кого не получал.
   - А сколько?
   - Так ведь не показали, - скороговоркой  заторопился  Зыков.  -  Прихожу,
удостоверенье служебное предъявляю, а она, вредная, - паспорт надо.
   - Может, должок чей?
   - Взаймы не даю... Оно знаете как... Басков поднялся со стула.
   - Одевайтесь, пойдем на почту. А потом еще в магазин надо. Вы где костюмы
покупали?
   - На Невском, в универмаге.
   ... Начальница почтового отделения, оставив их  в  своем  кабинете,  сама
сходила за бланком с переводом  на  имя  Зыкова.  Это  оказался  телеграфный
перевод на 300 рублей.  Отправитель  -  Александр  Иванович  Балакин.  Внизу
отстуканы четыре слова: "Спасибо за все Саша".
   Басков повертел бланк в пальцах и протянул его начальнице.
   - Вижу, это из Москвы послано. А из какого отделения?
   - Вот, тут все есть - и часы и шифр. А отделение связи - четыреста  сорок
восьмое. Басков записал номер и встал: - Благодарю. Будьте здоровы.
   - А что же дальше? - Начальница приподняла бланк за уголок, словно он был
липкий. Басков улыбнулся.
   - У адресата паспорт потерялся. Выправит новый - получит деньги.
   Басков собрался уходить, но сообразительная начальница сказала:  -  А  вы
разве не хотите посмотреть бланк-подтверждение?
   - А что такое бланк-подтверждение?  -  спросил  Басков  веселым  голосом,
мысленно ругнув себя за то, что не знает вещей, которые  ему  полагалось  бы
знать.
   - Ну как же, - сказала начальница. - Сначала мы  получаем  по  телеграфу,
сколько  кому  перевести,  а  потом  нам  присылают  бланк-подтверждение  по
почте... Ну самим отправителем денег писано...
   Басков в душе поблагодарил почту за такой хороший порядок.
   - Покажите, пожалуйста, этот бланк.
   - Одну минуточку.
   Начальница принесла бланк-подтверждение.  Басков  прочел  тот  же  текст,
который до этого видел в телеграфном исполнении. Но этот был сделан от  руки
и написан чернильными печатными буквами.
   - Я, простите, должен это изъять у вас, - сказал он начальнице.
   - Ну раз надо...
   У Зыкова после посещения почты на  лице  снова  играл  румянец.  Он  даже
пытался  по  пути  к  универмагу  на   Невский   заговаривать   о   капризах
ленинградской погоды, но Басков его не поддержал.
   - Вы лучше скажите, за что вам Саша платит. Зыков сник.
   - Невиновный я, товарищ майор...
   - Ладно. Деньги отнесете в милицию. - И, подумав секунду, спросил:  -  Он
вам сколько подарил?
   - Я уж сказывал: сотню с рублями, - ответил Зыков и полез в карман.
   - Не надо, - остановил Басков. - Поберегите пока. То речистый вы,  Зыков,
то клещами тянуть приходится. Вы костюмы помните, какие покупали?
   Зыков наморщил лоб.
   - Счас  вспомним...  Значит,  так...  Чехословацкие  костюмчики,  по  сто
восемьдесят... Саше коричневый подошел,  в  клеточку  такую  синюю,  еле-еле
видно... А Мите этому - мышастый.
   - А в каких они приехали?
   - Да уж я говорил. Которые в шкафу у соседа висят.
   Они сели в троллейбус.
   В отделе мужской одежды  универмага  Баскова  интересовали  чехословацкие
костюмы - коричневые в синеватую клетку и темно-серые, мышиного цвета. Серых
уже не осталось - распродали, а два коричневых висели -  в  точности  такие,
подтвердил Зыков, какой он купил для Балакина.
   Выйдя из универмага, Басков позвонил в  отделение  милиции,  но  старшего
лейтенанта Шустова не оказалось на месте. Басков попросил передать  Шустову,
чтобы он его дождался, и сообразил, что давно пора  перекусить  -  было  без
двадцати минут пять.
   - Значит, так, - сказал он ожидавшему в сторонке Зыкову. -  Вы  свободны.
Спасибо за содействие. Но одна просьба: будут вести от этого Саши или Мити и
вообще если что - звоните старшему лейтенанту Шустову. И деньги ему сдадите.
   Басков вырвал из блокнота половинку  листка,  переписал  в  него  телефон
Шустова и отдал Зыкову со словами: - А теперь всего хорошего.
   - До свиданья, товарищ майор, будет сделано. Басков повернулся и  зашагал
прочь. Пообедав в кафе, он отправился в отделение милиции.  Шустов  уже  был
там.
   - Ну что? - спросил Басков.
   - Двадцатого июля он работал с шестнадцати до двадцати четырех.
   Так, значит, Зыков отпадает.
   - Хорошо. Сумею я на "Стреле" сегодня уехать?
   - Устроим.
   - Тогда  еще  одна  просьба,  Шустов.  Нужно  держать  связь  с  почтовым
отделением. Если будет что для Шальнева - забирай. Зыкову пусть  доставляют,
но ты поинтересуйся у него - от кого. Он скажет. И  не  удивляйся  -  деньги
принесет, четыре сотни. Прими, оформи.
   - Понял.
   Было десять часов утра, когда Басков пришел к себе на  Петровку,  Скучный
Марат сразу повеселел, встретив его в коридоре.
   - Как съездили, Алексей Николаевич?
   - Кое-что есть. У Шальнева как дела?
   - Еще без сознания, но вроде лучше. Басков открыл кабинет.
   - Заходи.
   Марат сел к окну. Басков достал из сейфа папки.
   - Вот что, Марат. Возьмешь фото Брыся  и  Чистого,  подберешь  портретики
посторонние и поедешь... - Басков заглянул в свой блокнот,  -  ...поедешь  в
четыреста сорок восьмое отделение связи... Позвони, где это находится.
   Марат позвонил.
   - Улица Глаголева, дом восемь, Алексей Николаевич.
   - Глаголева, Глаголева... Это же по проспекту Жукова?
   - Точно. И от ресторана "Серебряный бор" рядом.
   - Интересно. А родной дом Чистого у нас где?
   - На другом конце, на Таганке.
   - А сынок Шальнева на проспекте Жукова живет. - Это Басков сказал как  бы
самому себе, потому что о семейных  обстоятельствах  пострадавшего  Шальнева
Марат еще ничего не знал. - В общем, дело вот какое. Восемнадцатого июля  из
этого отделения был отправлен телеграфный денежный перевод на триста  рублей
в Ленинград Зыкову Константину Васильевичу. Отправитель - Балакин.  Предъяви
фото девушке, которая этот перевод принимала.  У  тебя  рука  легкая,  вдруг
признают...
   Марат порывисто вскочил.
   - Нет, ты совершенно безнадежный, - сказал Басков. - Сядь, еще не  все...
Возьми это. - Он вынул из папки обрывок телеграммы, найденный  в  кармане  у
Шальнева. - Спроси, пусть посмотрят - должен  быть  оригинал.  Послана  тоже
восемнадцатого и по тому же адресу, только на имя Шальнева...
   - Все, Алексей Николаевич?
   - Да... И звони мне сразу, как там... Редко когда нетерпеливый по природе
Басков ждал звонка с таким нетерпением, потому что он был уверен:  сообщение
с почты или подтвердит версию, возникшую у него после  Ленинграда,  или  еще
больше все запутает.
   Узлом  был  денежный  перевод.  Когда  Зыков  у  троллейбусной  остановки
подтвердил, что Брысь подарил ему сто рублей, Басков будто бы вмиг  прозрел.
Так бывает, если разглядываешь загадочную картинку, на которой  в  сплетении
древесных ветвей надо найти охотника:  крутишь  туда-сюда  минут  десять,  и
вдруг глаз схватывает нужные контуры, и ты удивляешься, что потратил столько
времени на розыски, потому что охотник  со  своим  ружьем  просто  кричит  с
дерева, кроме него, ничего уже и не видишь.
   Действительно, что же получается?
   Брысь хотел отблагодарить Зыкова за услуги  -  дал  сотню.  И  вдруг  ему
вздумалось  послать  еще  триста  рублей.  Можно   это   хоть   мало-мальски
убедительно объяснить? Вряд ли.
   Будем считать, что деньги послал не Брысь. И телеграмму тоже. Тогда кто?
   Ответ напрашивается.
   Человек, пославший телеграмму и деньги, должен быть знаком  с  Балакиным,
Шальневьш и  Зыковым,  знать  ленинградский  адрес.  Он  также  должен  быть
осведомлен о семейной драме Шальнева и о том,  что  его  сын  Юрий  живет  в
Москве.
   Таким человеком мог быть Чистый.
   Если же вернуться  к  преступлению  на  бульваре  Карбышева,  принять  во
внимание все выяснившиеся обстоятельства и  спросить:  кто  мог  положить  в
карман Шальневу паспорт Балакина? - вполне естественный ответ: Чистый.
   Раз так, все концы сходятся. Правда, эта  версия  оставляет  темными  два
вопроса: ради чего Чистый хотел убрать Шальнева и зачем столь сложно готовил
преступление? Но тут ответить мог только сам Чистый...
   Марат позвонил в половине двенадцатого.
   - Порядок, Алексей Николаевич. - Выкладывай.
   - Перевод послан в десять тридцать. Но не Балакин деньги посылал. Я  фото
предъявил, девушка категорически заявила: не видела таких.
   - Значит, Чистый? Марат замялся.
   - Видите ли, какое  дело...  Насчет  Чистого  у  нее  уверевности  нет...
Сначала я в числе трех его показывал - не узнала, а одного показал  -  вроде
знакомое лицо.
   - А что с телеграммой?
   - Отсюда, из четыреста сорок восьмого, в Ленинград восемнадцатого июля не
посылали.
   - Слушай, Марат, спроси там: есть почта на проспекте  Жукова,  поближе  к
началу?
   - Минутку.
   Баскову вспомнились все его выкладки на этот счет, и  ему  пришла  мысль:
человек, посылавший телеграмму  от  имени  Юры,  чтобы  вызвать  Шальнева  в
Москву, для вящей убедительности должен был послать ее из  отделения  связи,
ближе всего расположенного к дому, где живет Юрий Мучников.  Надо  полагать,
Шальнев, знавший адрес сына, знал и почтовый индекс этого адреса. А  получив
такую неожиданную и такую желанную для себя телеграмму,  он,  наверное,  сто
раз разглядывал, не веря глазам, каждую букву, каждую цифру...
   - Алло, Алексей Николаевич, - послышался в трубке голос Марата.
   - Да.
   - Есть. Триста восьмое отделение, проспект Жукова, три.
   Значит, дом, где живет Юрий Мучников, всего метрах в ста от почты.
   - Поезжай туда. Проверь все, как сделал с переводом. Я жду.
   Через час Марат снова объявился.
   - Я из триста восьмого, Алексей Николаевич. Такая же история.  Отправлено
в одиннадцать двадцать. Балакин - наотрез нет, Чистый - может быть.
   - Оригинала нет? - Есть. Но печатными буквами.
   - Изыми...
   По рукописному  тексту,  исполненному  печатными  буквами,  очень  трудно
установить, кому принадлежит  почерк,  зато  по  двум  таким  текстам  можно
определить, писал ли их один и тот же человек.
   Марат привез  оригинал  телеграммы.  Басков  положил  рядом  оба  бланка,
поглядел на Марата и сказал: - Мы с тобой не графологи... Но похоже?
   - Похоже, Алексей Николаевич.
   Басков сунул бланки в конверт.
   - Отдай графологам...

   Баскову очень не нравилось в людях то, что он называл  шаманством.  Самую
обыкновенную свою работу, за  которую  ему  выдают  зарплату,  шаманствующий
человек обставляет такими сложными мнимыми трудностями, что со  стороны  это
смахивает на магию и волшебство. Чаще всего так  делается  с  целью  пустить
пыль в глаза менее опытному коллеге или завоевать симпатии женщины. Но,  как
правило, это только вредит делу, а иногда и самому шаману.
   Простой здравый смысл  заставлял  Баскова  принять  то,  что  само  собой
напрашивалось, хотя  дознавательская  практика  ясно  говорит:  очевидное  -
отнюдь не самое вероятное.
   Он пошел к начальству, доложил  добытые  данные  и  сказал,  что  считает
наиболее правдоподобной и перспективной версию, согласно которой на Шальнева
покушался  Чистый.  Начальник  МУРа  спросил,  какие  специальные  розыскные
мероприятия в  отношении  Чистого  он  может  предложить.  У  Баскова  таких
предложений не было. Он мог добавить лишь кое-что из  примет,  полезных  для
розыска: преступники одеты в чехословацкие  костюмы  такого-то  и  такого-то
цвета.
   Поскольку ведется всесоюзный розыск Брыся и Чистого и поскольку они,  так
сказать, в одной связке,  оставалось  ждать  результатов.  Для  оперативного
работника нет ничего хуже такого пассивного состояния,  но  тут  приходилось
мириться...
   Минуло почти две недели, а на след Брыся и Чистого  напасть  все  еще  не
удавалось. По-видимому, они отсиживались в укромном месте.
   Девятого  августа  ожидание  наконец  кончилось.  Баскову  из  Ленинграда
позвонил старший лейтенант Шустов.
   - Есть письмо, Алексей Николаевич, - будничным  голосом  сообщил  он,  не
подозревая, как празднично звучит это для Баскова.
   - Кому? От кого?
   - Шальневу. Подписано: "Саша".
   - Откуда?
   - В письме обратного адреса нет.
   Праздник моментально померк.
   - А штемпель? - почти крикнул Басков. -  Почтовый  штемпель  на  конверте
есть?
   - Есть, Алексей Николаевич. Послано из Харькова.
   - Ну ты большой драматург, Шустов, - облегченно вздохнул Басков.  -  Вези
письмо  в  городское  управление  пусть  по  телетайпу  передадут  сюда.   А
оригинальчик вышли. - Басков подумал секунду и добавил: - И заодно вот  что:
купи конверт, попроси начальницу почты, где мы были, тиснуть штемпель... Ну,
скажем, одиннадцатого августа. И тоже вышли.
   Через два часа Басков прочел короткое письмо, переданное по телетайпу:
   "Игорь! Почти месяц  прошел,  пора  что-то  получить  от  тебя.  Как  все
устроил? Срочно напиши. Город - сам знаешь. До востребования, Зыкову  К.  В.
Не удивляйся, после объясню. Буду здесь до 25 августа. Привет.  Саша".  И  в
приписке - номер почтового отделения.
   Так, значит, паспорт Зыкова все-таки оказался у Брыся, но каким  путем  -
выкрали его или Зыков отдал сам?  И  значит,  Брысь  заранее  наметил,  куда
отправится из Ленинграда, раз сообщил Шальневу город еще у него в гостях.  И
если уж он такой завзятый конспиратор, что не называет этот  город  в  своем
письме, то вполне возможно, что  харьковский  штемпель  на  конверте  ничего
Баскову не даст  -  Брысь  мог  попросить  кого-нибудь  бросить  проездом  в
Харькове  письмо  в  почтовый  ящик.  Но  харьковский   вариант   необходимо
отработать.
   В пятницу, 10 августа, из Ленинграда пришел  пакет.  Рукописный  оригинал
письма мало что говорил Баскову, но мог пригодиться графологам,  потому  что
хоть и редко, но иногда все же удается идентифицировать скоропись с текстом,
выполненным печатными буквами.
   Конверт со штемпелем ленинградской почты  Басков  повертел  в  пальцах  н
подумал, что, пожалуй, с этим конвертом он  немного  пошаманил:  если  Брысь
действительно явится в почтовое  отделение  в  Харькове,  у  него  не  будет
времени ни разглядывать штемпель на конверте, ни почерк, а уж читать  письмо
- тем более.
   Басков положил в конверт чистый листок бумаги, заклеил, написал  адрес  и
тут же подумал, что все это вообще ни к чему, лишнее. Придет Брысь на  почту
- хорошо, а получит он там что-нибудь или не получит - не имеет значения.
   В  Харьков  Басков  взял  с  собою  инспекторов  Сергея  Фокина  и  Ивана
Короткова. Ему с  ними  не  раз  доводилось  ходить  на  задержание  опасных
преступников, в них он не сомневался. Марат умолял включить в группу и  его,
но Басков знал, что у  него  больна  мать,  по  ночам  ему  приходится  быть
сиделкой, и потому отказал...
   Засада у такого объекта, как почта, да еще днем, да еще на людной  улице,
- дело щекотливое. Брысь мог быть вооружен, поэтому Басков хотел  взять  его
так, чтобы свести к нулю риск для посторонних.
   Фокин сидел внутри почты за столом - будто писал.  Короткое  прогуливался
по противоположному тротуару. Басков сидел  перед  окном  в  доме  напротив.
Метрах в  пятидесяти  на  улице  стояла  "Волга"  с  двумя  инспекторами  из
городского угрозыска,
   У всех  были  фотопортреты  Брыся,  так  что  его  появление  обязательно
кто-нибудь заметит еще до того, как Брысь войдет в помещение  почты.  Каждый
постоянно видел хотя бы одного из товарищей, а об условных знаках было четко
договорено.
   Миновало три пустых дня.
   Брысь пришел в четверг, 16 авг