же не обнаружили.
   -  Пустое  дело,   -   со   вздохом   сказал   Серегин.   -   Позарастали
стежки-дорожки...
   Часы показывали половину второго.
   - Давай потихонечку на улицу Радио, - сказал Басков шоферу Юре.
   Остановившись напротив дома ј 11, они подождали до двух, и никто  за  это
время к дому со стороны улицы не подошел.
   Ровно в два Басков и Серегин поднялись на третий этаж. Бумажки  на  двери
квартиры ј 32 не было.
   Басков позвонил.
   Дверь открыла высокая полная женщина лет сорока, с  очень  свежим  цветом
лица, тронутого загаром. Пепельные волосы острижены коротко. Чуть вздернутый
нос, серые с голубым проблеском глаза. Старенькое, в мелкий красный  горошек
ситцевое платье с коротким рукавом сидело в обтяжку. Она  поправила  упавшую
на лоб прядь, и Басков обратил внимание, что пальцы у нее в ссадинах, а  под
ногтями как будто земля. Маникюра и следов нет.
   - Здравствуйте, - сказал Басков.
   - Добрый день, Ольга Андреевна, - вслед за ним сказал Серегин.
   Таких гостей она явно не ожидала и была удивлена.
   - Здравствуйте, - грудным контральтовым голосом ответила Ольга Андреевна.
- Вы ко мне? - Она немного растерялась, настороженность мелькнула в  глазах,
но тут же на лице появилась робкая улыбка. Отступив и давая им  дорогу,  она
пригласила: -  Прошу,  входите...  Извините,  встречаю  в  таком  виде...  Я
только-только с садового участка.
   В квартире пахло земляникой и укропом.
   Прошли в комнату.
   - Надо бы спросить, кто такие, - сказал Басков как можно  более  мягко  и
протянул Ольге Андреевне раскрытое удостоверение. - Мы из Москвы,  из  МУРа.
Надо поговорить немножко.
   Она не стала смотреть удостоверение, она была испугана.
   - Что случилось? С Игорем что-нибудь?
   - Почему вы думаете, что с Игорем? - спросил Басков. - Вы имеете  в  виду
брата?
   Она в растерянности переводила взгляд то на одного, то на другого.
   - Он должен был приехать еще в субботу, а сегодня среда...
   - Случилось несчастье. Но он жив и  будет  жить...  Сейчас  в  Москве,  в
больнице... Вы не беспокойтесь.
   Ольга Андреевна предложила им  стулья,  стоявшие  у  круглого  обеденного
стола, сама опустилась на тахту.
   - Но это что-то серьезное?
   - Достаточно серьезно.
   Чтобы снять напряжение, в разговор вступил Серегин.
   - А я ведь вас еще вот какой знал. - Серегин показал  рукой  на  метр  от
пола, и голос его звучал при этом так, словно он говорил с  ребенком.  -  Не
помните Серьгу, Игорева дружка?
   Она как-то беспомощно пожала плечами: переход был для нее слишком резок и
неожидан.
   - Я в сорок первом в октябре отсюда уехал, вы тогда в первый класс пошли,
- продолжал Серегин.
   Ольга Андреевна нахмурила лоб, а потом ласково взглянула на него.
   - Это ваша мама мне свою шубку переделала, кротовую? Вы в шестой квартире
жили? На втором этаже?
   - Точно.
   - Ну как же, вспомнила... Только вот лицо ваше...
   - Мудрено. Без малого сорок лет прошло.
   - Мне Игорь про вас много рассказывал... Уже после войны...
   - Я его тоже не забывал. - Серегин словно оправдывался.
   Но это лирическое отступление не отвлекло  Ольгу  Андреевну  от  грозного
смысла слов, произнесенных  Басковым.  Она  обратилась  к  нему  с  молящими
нотками в голосе: - Вы расскажете об Игоре?
   - Что можно. Но, кажется, мы больше услышим от вас. Нельзя ли водички?
   - Есть клюквенный морс, сама варила, - сказала Ольга Андреевна.
   - По рецепту Матрены? - спросил Серегин.
   - Вы ее помните? - удивилась она.
   - Да, конечно... Но вы принесите нам водички. Она ушла на кухню.
   - Такая пигалица была, - тихо сказал Серегин. - Славная женщина...
   Ольга Андреевна вернулась с графином воды и стаканами, налила.
   Серегин и Басков не спеша пили, а  Ольга  Андреевна  смотрела  на  них  в
нетерпении. Наконец они поставили стаканы на стол, и она сказала Баскову:  -
Если можно, ради бога, что с Игорем?
   Он рассказал ей о происшествии на бульваре имени генерала  Карбышева,  не
утаив ничего, кроме истории с паспортом. И про телеграмму умолчал.
   Ольга Андреевна встала, взяла из шифоньера  носовой  платок  и  отошла  к
окну, задернутому белым тюлем.
   - За что? - тихо сказала она, стараясь побороть слезы. - Мало он в  жизни
натерпелся?
   Басков и Серегин молчали. Чем они могли ей помочь?
   Эта была та минута, из-за которых оба  они  порою  ругали  и  кляли  свою
должность и профессию. Чего хуже - приносить в дом к хорошим людям  страшные
вести.
   - Ольга Андреевна, прежде всего нам нужен адрес вашего брата.
   Она опять пожала плечами.
   - Он живет в Ленинграде, на Суворовском проспекте.
   - Давно?
   - Ну, если точно, с пятьдесят седьмого.
   - А почему именно там?
   Она немножко не понимала, отчего нужно знать  такие  давние  подробности.
При чем здесь это, если с Игорем случилось что-то  серьезное?  Она  ответила
скучным голосом: - Понимаете, он  в  сорок  втором  призвался  на  флот,  на
Балтийский: всю войну прослужил в Ленинграде, там  у  него  много  друзей...
Туда и поехал...
   - А почему? Здесь было плохо? Ольге Андреевне этот вопрос не  понравился.
Верно, ей было неприятно отвечать на него.
   - Если хотите - да. Ему здесь было плохо.
   Серегин, пока Басков задавал вопросы, смотрел  на  него  с  еле  уловимым
сожалением, и  Басков  наконец  заметил  это  сожаление  -  соединил  его  с
отчужденным тоном Ольги Андреевны и подавил в себе  несколько  эгоистический
подъем, который испытывает сыщик, попавший на верную дорогу. Он  понял,  что
сейчас не  время  вдаваться  в  психологические  тонкости  еще  неясных  ему
взаимоотношений действующих лиц, - прежде надо  определить,  если  допустима
такая  терминология,  точное  их  взаиморасположение  в  пространстве  и  во
времени.
   - Вы меня извините, Ольга Андреевна, -  сказал  Басков,  -  наверно,  мои
вопросы кажутся вам бестактными... бесчеловечными, что ли... Но если  каждый
раз я буду делать реверансы, мы далеко не продвинемся.
   Она,  кажется,   поняла   наконец,   что   это   не   расспросы   досужих
любопытствующих,  а  рабочий  разговор,  почти  допрос,  и  ей  стало  легче
отвечать.
   - И вы меня извините... Неожиданно очень... Вы хотите знать, почему Игорь
отсюда уехал?
   - Вкратце. - Вкратце не расскажешь. В общем, у  него  тут  была  семья...
Развелся... А встречать каждый  день  на  улице  любимого  человека  тяжело,
правда? То есть с которым развелся...
   - Скажите, Ольга Андреевна, не было ли у Игоря Андреевича друга по  имени
Юра?
   Она как-то сочувственно посмотрела на него,  впервые  за  последние  пять
минут подняв низко склоненную голову,  и  перевела  взгляд  на  Серегина:  -
Ленинградских его знакомых я по именам не  помню...  Игорь,  правда,  всегда
много о них рассказывал... Но у него есть сын Юра.
   Басков, как он сам выражался в подобных случаях,  нажал  на  тормоз:  еще
один неожиданный поворот.
   - Юра в пятьдесят седьмом родился? - спросил  он,  стараясь  не  выдавать
истинных размеров своего интереса.
   - В пятьдесят пятом.
   - И где же он теперь?
   - В Москве, с бабушкой, где  ж  ему  еще  быть.  Это  "с  бабушкой"  было
произнесено так, что даже человек, самый глухой по части людской психологии,
услышал бы отзвук каких-то больных столкновений. Но Басков уже решил, что не
будет пока вникать в тонкости сложных душевных узоров, а  пойдет  по  грубой
канве фактов и событий. Поэтому он спросил: - Адрес Юры вам известен?
   - Нет, я с ними не общаюсь. Игорь, конечно, знает. Вставил слово Серегин:
- Фамилия у него отцова?
   Ольга Андреевна печально улыбнулась.
   - Что вы! Они фамилию Шальневых слышать не могут.
   - Это кто - они? - спросил Басков.
   - Бабушка, его тетя. - А их как фамилия?
   - Мучниковы.
   - Разрешите, я запишу.
   Басков записал в блокнот рядом с ленинградским адресом Шальнева: Мучников
Юрий Игоревич, 1955 года рождения. И, посмотрев на Серегина, как бы ища  его
одобрения, задал новый вопрос, в той же своей манере - как  бы  не  придавая
ему особого значения:
   - Ольга Андреевна, а фамилия Балакин вам ничего не говорит?
   Ольга Андреевна, сидевшая до этого, облокотясь о стол, и чертившая ногтем
на скатерти какие-то невидимые чертежи, выпрямилась и застыла. Она  смотрела
поверх плеча Баскова в задернутое тюлем окно и молчала.
   Серегин, как и Басков, не мог угадать, что означает это молчание и что за
ним последует, поэтому счел необходимым  помочь  Ольге  Андреевне  наводящим
вопросом: - Может, помните - был такой парень, постарше нас с Игорем,  звали
его Брысь? - И тут же сам высказал  сомнение:  -  Да  нет,  вряд  ли,  он  в
сороковом году отсюда уехал, вам всего пять лет было.
   Сидевшая напряженно, словно  в  ожидании  удара,  Ольга  Андреевна  вдруг
закрыла лицо руками и, кажется, готова была разрыдаться.
   Серегин подошел к ней, положил руку на  судорожно  вздрагивающее  круглое
плечо.
   - Что вы, голубушка? Успокойтесь.
   - Простите. - Она встала, ушла в другую комнату.
   Серегин и Басков глядели друг на друга, слушали, как в  соседней  комнате
хозяйка открывает и закрывает ящики то ли стола, то ли шкафа,  и  ничего  не
понимали.
   Ольга Андреевна вернулась с фотографией  в  руке.  Положив  ее  на  стол,
сказала еле слышно: - Если вас  интересует  именно  этот  Балакин...  именно
он...
   Серегин взял карточку.  Это  был  профессионально  выполненный  групповой
портрет  размером  13  X  18,  на  плотной  сатинированной  бумаге,  отлично
напечатанный, так что изображение нисколько  не  выцвело.  Красивая  девушка
держала под руки двух молодых мужчин, один из которых, по  ее  правую  руку,
зажал в углу рта дымящуюся папиросу. Он смотрел несколько исподлобья, из-под
густых бровей, пристально и спокойно. А второй мужчина, очень похожий  лицом
на девушку, улыбался, как и она. Девушка была в легком платье, мужчины  -  в
рубашках с коротким рукавом. Они стояли среди берез.  Пятна  света  и  теней
играли на заднем размытом плане.
   - Это вы с Игорем и Александром Балакиным, - узнал Серегин,  и  в  голосе
его звучало неподдельное волнение. - Когда сделано?
   - Летом пятьдесят седьмого, - вяло, безразлично ответила Ольга Андреевна.
   - Кто так хорошо снял?
   - Щелкала Тоня, Игоря жена... Игорь навел, аппарат ей дал, а сам встал  с
нами...
   Серегин передал карточку Баскову, Ольга Андреевна  продолжала  стоять,  и
Серегин сказал: - Да вы садитесь, а то как-то  неудобно.  Она  села.  Басков
бережно подвинул к ней карточку, спросил: - Ольга Андреевна,  а  вы  знаете,
чем занимается Балакин?
   Опять его вопрос явно пришелся ей не по душе, но, как ни странно, на  сей
раз это помогло Ольге Андреевне, она сделалась спокойной. Погладив  карточку
пальцами, сказала беспечно: - Вот в этот момент ничего я не  знала,  и  было
замечательно. А потом меня просветили...
   - И давно вы в последний раз видели Балакина? И опять  она  взглянула  на
Баскова с сочувствием.
   - Все тогда же, в пятьдесят седьмом. - И  добавила,  словно  поддразнивая
этих людей, нежданно явившихся со своими бесчисленными вопросами и ворошащих
далекое прошлое: - А у меня от него дочь. Институт кончает.
   - Вы с ним не расписаны?
   - Не успели.
   - Почему?
   - Помешали. Пришлось ему уехать.
   - Кто помешал?
   Она уже готова была вновь поддаться раздражению, но сдержалась - все  это
читалось на ее лице, как по книге.
   - Господи, я ведь говорила: коротко не  расскажешь,  а  расскажешь  -  вы
ничего не разберете.
   И снова Басков не  соблазнился  возможностью  пойти  по  этой  безусловно
существенной для дела нитке - связи Ольги Шальневой с Балакиным.  Если  даже
предположить, что она говорит неправду  насчет  того,  когда  видела  его  в
последний раз, - в данный момент ему важен сам факт связи,  остальное  можно
оставить на потом.
   - Брат часто у вас бывал? - спросил Басков. - Раз в год обязательно.
   - Он кем работает?
   -  Вообще-то  у  него  инвалидность.  Инвалид  войны  второй  группы.   В
шестидесятом году оформил и корректором работал, нештатно, на дом брал.
   - Не женился больше?
   - Ну что вы! До сих пор Тоню любит.
   - Но в остальном жизнь у него в порядке? Ольга  Андреевна  замялась;  еще
один неловкий вопрос. Но, помолчав, ответила: - Пить стал нехорошо.
   - Что значит нехорошо?
   - Ну, понимаете, последние годы, даже когда у  нас  гостил,  каждый  день
допьяна.
   - Не скандалист?
   - Ну что вы! Наоборот - все ему друзья, все прекрасные люди.
   - Последний вопрос, Ольга Андреевна, - сказал Басков. - Брат ваш  никогда
о Балакине не вспоминал?
   - Ну, конечно, говорили, он же все-таки отец моему ребенку. Вы  имеете  в
виду: не встречался ли Игорь с Сашей?
   - Пожалуй, так будет точнее.
   - Нет, это исключено. Игорь бы не утаил. - Она задумалась на  секунду.  -
Но, знаете, был непонятный случай с письмом, у меня такое ощущение  возникло
- не без Саши тут... Мы тогда еще на Красной жили, он адрес-то знал.
   - А что за письмо?
   - По-моему, оно должно было сохраниться. Попробую поискать.
   Она снова покинула их.
   - Вот оно как бывает: он для нее по-прежнему  Саша,  -  задумчиво  сказал
Серегин. - Повезло Брысю.
   - Интересно, знает он, что у него дочь есть?
   - А вы, Алеша, спросите, не стесняйтесь. Она уж успокоилась,
   Басков перевел разговор на дело: - Анатолий Иванович, она  столько  ниток
дала, надо все это быстро раскрутить.
   - Целый клубок, - согласился Серегин.  -  Какие  же  мысли?  Что  намерен
предпринять?
   Полковник впервые употребил обращение на "ты".
   - Надо разыскать Юру, а потом срочно в Ленинград.
   - А мне хочется с ней поговорить. Просто так,  поболтать  о  прошлом.  Я,
пожалуй, останусь до вечера.
   -  Это  и  на  пользу  будет.  Она  о  Балакине,  наверное,  много  может
рассказать.
   - Насчет пользы посмотрим. Но как нам дальше координироваться?
   - Нет проблемы, Анатолий Иванович. Мы, знаете, как сделаем? Я машину  вам
оставлю, Юра меня только до вокзала довезет,  а  там  на  электричке  час  с
небольшим. А в Москву приедете - решим.
   - Ну что ж, годится. Ольга Андреевна вернулась.
   - Вот нашла. - Она держала в  руке  конверт  и  словно  колебалась,  кому
первому его протянуть. И, как и фотографию, отдала письмо Серегину.  Баскова
это нисколько не обидело: как-никак у этих двух людей  было  гораздо  больше
общего, чем у него с Ольгой Андреевной, да и не попал он с  первых  минут  в
нужный тон.
   Прочитав письмо, Серегин передал его Баскову. Оно было коротким.
   "Здравствуйте, уважаемый  Игорь  Андреевич!  Пишет  Вам  неизвестный  Вам
человек. Адрес мне дал один человек,  который  Вас  хорошо  знал,  а  сейчас
неизвестно где, и посоветовал обратиться к Вам.  А  просьба  очень  большая,
если нетрудно. Я очень люблю журнал "Вокруг  света",  но  здесь  у  нас  его
достать невозможно, не говоря о  подписке.  Большая  просьба:  если  можете,
подпишите меня на этот журнал на  1971  год.  Деньги  я  вышлю.  Буду  очень
благодарен. Мой адрес... Корольков Владимир Николаевич".
   Судя по адресу, письмо писано в колонии.
   - И что же вы ответили? - спросил Басков.
   - Видите, какое дело... Игорь тогда уже  в  Ленинграде  жил.  Я  написала
этому Королькову, дала адрес Игоря.
   - А к нему Корольков обращался?
   - Нет. Но подписку Игорь устроил.
   - Можно, я возьму это письмо?
   - Пожалуйста.
   Басков положил письмо в блокнот.
   - Ну, извините, Ольга Андреевна, за беспокойство, мне пора.
   - Ничего, ничего, вы же по делу. Но об Игоре так ничего и не  рассказали.
Или нельзя? Серегин кашлянул в кулак и сказал: - Ольга Андреевна, я с вашего
разрешения еще посижу. И об Игоре поговорим. Она обрадовалась.
   - Очень вам буду благодарна.
   Серегин едва  заметно  улыбнулся:  это  было  почти  дословно  из  письма
неведомого почитателя журнала "Вокруг света" по фамилии Корольков.

   Глава 5
   КАК РАЗРУШАЮТСЯ СЕМЬИ

   Когда Басков ушел, Ольга Андреевна предложила Серегину отведать клубники,
которую привезла  со  своего  садового  участка.  Но  прежде  надо  было  ее
почистить, и они перешли в кухню.
   Анатолий Иванович помогал хозяйке, они разговаривали,  пытаясь  вспомнить
моменты  особо  замечательные,  но  это  плохо  получалось,  потому  что  из
довоенного Ольга Андреевна мало что могла восстановить в памяти, да и вообще
вряд ли много найдется общих предметов для воспоминаний  о  детстве  у  двух
людей, если один старше другого на одиннадцать лет.
   - Как же вы войну-то прожили? - спросил Серегин.
   Она помолчала, улыбнулась рассеянно.
   - Сама не знаю... С  топливом  плохо  было,  мы  с  Матреной  на  станции
угольную крошку  собирали,  в  лес  за  хворостом  ходили...  Голодно  жили,
конечно...  Матрена  стирать  по  домам  пробовала,  иногда  пяток  картошек
принесет, пшена стакан, но больше все сами стирали, а Матрене работу так  уж
давали, из жалости... Меня соседи иной раз пообедать  пригласят...  Игорь-то
ничем помочь не мог. Он сначала курсантом на  флоте  был,  в  Ленинграде,  в
отряде подводного плавания. Потом их в пехоту перевели, он  сержантом  стал,
иной раз пришлет пятьдесят или тридцать рублей, и  то  не  из  жалованья,  а
как-то там разживется. Он писал, они ведь  все  на  займ  подписывались,  на
десятимесячный оклад, а облигации - в Фонд обороны. Все  так  делали,  и  он
ведь не мог сказать, что у него дома сестра и нянька совсем без денег живут.
Он же настоящий комсомолец был, правда? Серегин вздохнул.
   - Он замечательный был парень. А в комсомол мы вступали в сорок первом.
   - Знаете, когда Игоря второй раз ранило,  он  в  Ленинграде  в  госпитале
лежал, на Гороховой улице, это в сорок  четвертом  году  было,  блокаду  уже
сняли... Так он нам посылочки присылал, экономил  из  своего  пайка...  Хлеб
сушеный, не сухари казенные, а сам сушил. Табак на  продажу,  сахар  и  даже
витамин цэ - маленькие такие пузыречки, а в них черносмородиновый экстракт -
это ему против цинги давали...
   Они услышали,  как  возле  дома  на  улице  затормозила  машина.  Серегин
выглянул в раскрытое настежь окно.
   - Юра вернулся, шофер наш.
   - Надо бы его в дом позвать, жарко на улице.
   - И то верно.
   Серегин пошел за Юрой,  а  Ольга  Андреевна  принялась  мыть  в  дуршлаге
очищенную клубнику, которой было почти целое ведро.
   Когда Серегин привел Юру, Ольга Андреевна  поставила  перед  ним  тарелку
крупных красных ягод.
   - Не стесняйся, - посоветовал  Серегин.  Он  вернулся  следом  за  Ольгой
Андреевной на кухню, и она спросила: - Анатолий Иванович,  а  вы  можете  об
Игоре подробности рассказать?
   Серегин испытывал  некоторую  неловкость:  что,  собственно,  мог  он  ей
поведать, если сам не знал ничего, кроме виденного собственными глазами? Она
поняла, что он в затруднительном положении, сказала: -  Вы  хоть  объясните,
как его состояние. Не опасно это?
   - Мой молодой товарищ все, собственно, вам  рассказал.  Что  добавить?  Я
Игоря видел. Сейчас ему очень плохо, но он этого не чувствует. Полная потеря
сознания.
   - Его ударили?
   - В затылок и в лицо. - Изуродовали?
   - Есть немного. - А повидать нельзя?
   - В принципе можно. Но я бы вам не советовал пока, Ольга Андреевна. Вот в
себя придет, заговорит... А так что же - только расстраиваться.
   У нее опять слезы навернулись на глаза, но она превозмогла себя.
   Серегин посмотрел на нее несколько  искоса  и,  словно  нащупывая  почву,
сказал с мягкой усмешкой, стараясь не выдать собственного отношения к  тому,
о чем шла речь: - Мой младший товарищ... как  бы  это  выразиться...  весьма
озадачился.
   - Чем же?
   - Знал Саша Балакин, что у него дочь растет, или не знал?
   Если Серегин и лукавил с Ольгой Андреевной,  то  совсем  слегка  и  не  в
своекорыстных целях. Хотя поднятый им вопрос имел существенное значение  для
дознания, но он его задал больше для того, чтобы сделать плавный  переход  к
другим вопросам, которые интересовали его просто по-человеч