оспешили во двор.
     Темнота была ночным кошмаром из лающих, стремительно лечащихся теней.
Только Григо, собаки-поводыря мистера Куртиса, не было вообще. Гварда и ее
шестеро щенков, и Компаньонка и ее семеро щенков, все  очень  наслаждались
начавшимися гонками восьмерками,  поскольку  они  начинались  у  клеток  с
кошками позади дома Тима мимо северной стороны дома для  мальчиков,  через
дорогу, мимо южной стороны дома для девочек, вокруг кошачьих  клеток,  где
содержались домашние животные Элси и Стеллы, обратно мимо северной стороны
мальчишечьего домика и снова вокруг кошачьих  клеток  Тима.  Кошки  своими
голосами проявляли неодобрение к нанесению визита в такое неурочное время.
     Чем больше ребята старались поймать галопирующих полувзрослых щенков,
тем безумнее становилось происшествие. Джей и его тетя не могли  заставить
их услышать команды, которые они кричали собаками. Щенки были необученные,
и  хотя  миссис  Куртис  и  Джей   пытались   сосредоточиться   на   ловле
собак-матерей, Гварда и Компаньонка почувствовали вкус к  происходящему  и
не хотели повиноваться.
     Дядя Элси поспешно вышел с коробкой в своих руках.
     - Кости! - закричал он. - У меня кости. Может быть, если вы,  ребята,
перестанете вопить и бегать вокруг, нам удастся собак загнать.
     - Хорошо, - сказала миссис Куртис.
     - Стойте  тихо,  все  -  чем  больше  мы  гоняем  их,  тем  хуже  они
становятся. Стойте здесь под прожектором. Не  бросайте  кости;  старайтесь
заманить собак обратно в их загоны.
     Это было далеко не так просто, но наконец удалось.
     - Джей, ты должен быть очень осторожен, когда  закрываешь  не  крючок
двери выгульных двориков, - сказала миссис  Куртис,  когда  наконец  дверь
была заперта за щенками.
     - Тетушка, я действительно запер ее, - сказал Джей. -  Я  помню,  что
подергал ее, чтобы убедиться, потому что она  была  открыта  один  раз  на
прошлой неделе, и двое  щенков  Гварда  выбежали.  Тогда  я  не  мог  себе
представить, как я мог быть таким беспечным.
     - Происходят странные вещи, - зевая сказал Тим. - Я был  уверен,  что
всегда запираю своих кошек, но мой большой персидский кот вчера выбрался.
     - Давайте пойдем спать, - устало произнесла миссис Куртис. -  Спасибо
Вам за кости, мистер Уотерс.


     Вечером доктор Уэллес и доктор Фоксвелл иногда слушали  сделанные  по
радио записи разговоров детей, которые происходили в школьном  зале  перед
лекциями.
     - Смотри, это не имеет смысла, - сказал голос Элси.
     - Что не имеет? - спросил Тим.
     - Эта математика. Она говорит, что 4 на 0 равно бесконечности.
     - Это так. - Звучало похоже на Макса.
     - Как это может быть? Четыре на ноль  означает  четыре,  деленное  на
ноль. Если ты делишь на ничто, ты не делишь совсем.  Ответом  должно  быть
четыре.
     Несколько голосов пытались ответить ей, но  врачи  не  могли  понять.
Ясно, что и Элси не могла, поскольку гвалт заглушил ее голос.
     - Эй! По одному. Что ты сказал, Тим?
     - Я сказал, что это правильный ответ. Это - условие.
     - Ты имеешь в виду  то,  что  они  просто  составили  такой  ответ  и
сказали, что это должно быть правильно? Как ты можешь делать подобное?
     - Это правильно. Как говорится, любое число до нулевой степени -  это
единица.
     - Глупости! Как ты можешь использовать в уравнениях подобную чепуху и
получать их правильными?
     - Они выходят правильными. Это, как мы знаем, что они правильные.
     - Ты  считаешь,  что  люди  строят  мост  и  летают  на  самолетах  с
информацией подобной этой? До меня не доходит.
     - У тебя неправильное представление, Элси. - Это снова  был  Макс.  -
Это не четыре деленное на ничто. Нуль не является ничем. Нуль это нуль.
     - Ну, если он не является ничем,  мне  хотелось  бы  узнать,  что  он
значит.
     - Это нуль, вот что он  значит.  Ты  хочешь  прочесть  это  следующим
образом: соотношение четырех к нулю.
     - О! И что  это  значит  -  если  значит?  Ты  считаешь,  что  четыре
бесконечно больше, чем нуль? В том тоже нет смысла.
     - Да есть, - горячо сказал Макс.
     - Нет, нет. Четыре не является  бесконечно  больше,  чем  ничто.  Это
больше только на четыре. Если у меня нет денег, а затем я  достала  четыре
доллара, буду ли я бесконечно богатой?
     - Я сказал соотношение, Элси.
     - Хорошо, пусть соотношение. В сравнении с ничем четыре - это все  же
четыре. Это не бесконечность.
     - Послушайте, вы, - сказал другой голос. - Не тратьте попусту  слова.
Вам никогда не объяснить так, чтобы она могла понять.
     - Если бы в этом был смысл, Фред, они бы смогли, - вставила замечание
Элси.
     - Должен быть какой-то способ объяснить это, - упрямо сказал  Тим.  -
Соотношение...
     - Думаю, я знаю, что означает соотношение, - ядовито сказала Элси.  -
Соотношение означает отношение. Это означает  одно,  деленное  на  другое.
Скажите мне, что такое нуль, деленный на четыре?
     - Нуль, - хором сказали мальчики.
     - Да, это правильно. Ничего - это все же ничего, чтобы ты не делил на
него. Но четыре, не деленное совсем...
     - Послушай, Элси, не можешь ты заткнуться? - раздался девичий  голос.
До начала программы мне осталось написать эту страницу, чтобы закончить.
     В течение нескольких минут лента  записывала  только  обычные  слабые
звуки в комнате, в которой собралось несколько  человек.  Затем  раздались
первые слова университетского лектора по органической химии.
     "Сегодня мы собираемся изучать эфиры, - медленно сказал профессор.  -
Эфир очень легок для понимания. Из ваших курсов по неорганической химии вы
помните, что при взаимодействии основания и  кислоты  образуется  соль.  А
сейчас  при  взаимодействии  органической  кислоты  и  органической   соли
получается эфир. Эфир - это органическая соль.  Я  повторяю,  Эфир  -  это
органическая соль.
     - О, понимаю! - закричала Элси. - Просто как жена Лота!
     Шум, и сквозь него раздался голос Стеллы:
     - Это действительно было ее именем?
     Затем столпотворение.


     На следующее утро Элси вышла к завтраку поздно. Она прямо  подошла  к
Тиму и Максу, которые сидели вместе.
     - Мне жаль, что вчера я была такой глупой, - сказала Элси.  -  Я  все
сейчас поняла. Макс был прав; я читала  неправильно,  иначе  я  бы  поняла
сразу. Это не четыре, деленное на нуль, или соотношение четырех  с  нулем,
это четыре сверх нуля. Тогда, конечно, каждый может  видеть,  что  ответом
является бесконечность, потому что... - она оглянулась, чтобы убедиться  в
том, что ее слушают все, - потому что, если за четырьмя нет ничего,  чтобы
оказывать на него гравитационное притяжение, то  оно,  конечно,  входит  в
свободное падение навсегда, всю дорогу к бесконечности.
     Питер Уэллес сожалел, что не  мог  следить  за  всеми  лицами  сразу.
Некоторые из слушателей услышали тотчас же и ничего не могли  поделать  от
радости. Стелла, которая не была математиком, выглядела  смущенной;  Макс,
который относился к своей математике серьезно, с тревогой смотрел на  Элси
до тех пор, пока не увидел, что она дразнит  его;  а  Фред  фыркнул:  "Она
думает, что остроумна", - и продолжал завтракать.
     Доктор Уэллес  чувствовал  себя  обязанным  прочесть  Элси  небольшую
лекцию позднее, конфиденциально, о стремлении  произвести  эффект.  Но  на
самом деле ему этого не хотелось.
     - Я действительно не понимала в этой старой математике,  -  умоляющим
тоном произнесла Элси. - И  потом,  когда  я  подумала  о  другом  способе
изложения мысли, было так смешно. Кроме того, сейчас никто из нас  никогда
не забудет правильный ответ.
     - Ты должна была сделать усилие, чтобы понять это,  а  не  запоминать
правильный ответ механически, шутя.
     - О, я действительно понимаю это, - ответила Элси. - Я  обдумала  это
потом. Шесть на два - это три, потому  что  требуется  три  двойки,  чтобы
образовать  шесть.  Но  сколько  нулей  в  четырех?  Конечно,  бесконечное
количество.
     - А жена Лота?
     Элси захихикала.
     - Это просто выскочило, - сказала она. - Я не думаю,  что  что-нибудь
еще сможет быть подходящим когда-нибудь опять - а Вы?
     - Предположим, что ты подождешь чего-нибудь довольно стоящего, прежде
чем испортишь целую лекцию опять, - сказал Питер, не удержавшись от смеха.


     В течении третьей недели существования школы была предложена газета.
     - Мы не можем иметь газету, - выразил свое мнение Тим.  -  Мы  должны
изображать тупых. Какой толк от газеты, которую мы не можем показать?
     - Мы должны что-то показать, - сказал Макс. - Напечатаем то,  что  мы
можем показать. Мы должны что-то посылать домой.
     - Не очень-то интересно писать глупую газету, - проворчала Элси.
     - Определенным образом,  интересно,  -  задумчиво  произнес  Фред,  и
некоторые ребята повеселели при размышлении над этой мыслью.
     - Мы можем написать то, что людям известно о нас, - согласилась Бет.
     - Кошки Тима и собаки Джея - в конце концов Тим  проводит  совсем  не
плохой эксперимент, чтобы о нем написать, а Джей дрессирует видящих  собак
-  и  несколько  книжных  обзоров  и  несколько   газетных   сообщений   о
путешествиях, которые мы делаем, и все такое прочее.
     - Мы могли бы использовать кое-что из  того,  что  написали  давно  и
никто не будет печатать, - сказал Тим.
     - И некоторые поэмы Стеллы, - злонамеренно сказал Фред. - Это было бы
как раз то, что надо, чтобы привести посторонних в замешательство.
     На выручку быстро пришла Бет:
     - Я нарисую для каждого выпуска юмористические  рисунки.  Все  знают,
что я могу рисовать.
     - Изредка мы могли бы помещать что-нибудь стоящее, - сказала Элси.  -
Это будет литературная газета или обычная?
     После значительного обсуждения большинством было решено,  что  газета
будет содержать, главным образом, новости. Главным редактором будет  Макс,
а ребята должны будут печатать на мимеографе по очереди. На одного ученика
придется максимум одна страница, включая, по  меньшей  мере,  одну  полную
страницу заметок с новостями.
     - Как мы ее назовем? - спросила Элси.
     - Назовем ее "Неновая", - предложил Тим. -  Это  намек  всем  нам  не
помещать в нее действительно что-нибудь новое.
     - У этой школы до сих пор нет названия, так ведь? - спросила  Стелла.
- У нас должно быть название. Тим?
     - Я не смог придумать чего-нибудь стоящего, - признался Тим. -  Может
быть кто-нибудь из вас сможет придумать  какое-нибудь.  Я  думал,  что  мы
могли бы  назвать  ее  школой  А.А.А.  по  имени  Аристотеля,  Альберта  и
Аквинского, но мне оно нравится не очень.
     - Это ужасное название, - искренне сказала Стелла.
     - Да, но оно подходит. Три таких больших мыслителя, вы знаете.
     - О, если оно подходит, - сказал Фред, - конечно пользуйтесь им. Если
туфля подходит, надевай ее. Но я всегда считал, что тройное А так же узко,
как она.
     Все дети покатились со смеху.
     - Фред умен, - сказал Тим Элси, немного неохотно.
     - Ты должен признать, что это было ужасное название, - сказала  Элси.
- Ты бы лучше выбрал одного из них и назвал школу его именем.
     - О, мы можем подумать над настоящим именем, - сказал Макс. - Давайте
ненадолго оставим его в покое. Кто собирается подать что-нибудь  для  этой
газеты? Мы хотим выпустить ее в эту субботу, не так ли?
     Среди материалов, которые не появлялись в "Неновой", были настойчивые
усилия Макса по  дальнейшему  наставлению  Элси  в  математике.  Макс  был
блестящим математиком, и он очень восхищался Элси,  в  которой  он  быстро
заметил другой тип ума. Во время обеда спустя несколько дней  после  того,
как он и Тим потерпели такую значительную неудачу в том,  чтобы  заставить
Элси понять о нуле, Макс, не зная, что Элси уже нашла  объяснение,  поднял
этот вопрос снова.
     - Послушай, Элси. Нуль - это бесконечно малая величина.
     - Нет, не так. Он - ничто.
     - Это шутка. Если  ты  поставишь  четыре  на  нуль,  нуль  становится
какой-то бесконечно малой величиной в сравнении.
     - В этом нет никакого смысла! - вскричала Элси.
     - Есть, - сказал Макс, между  тем  как  все  с  надеждой  слушали.  -
Человек представляет собой бесконечно малую величину; в сравнении с  Богом
человек - ничто.
     - Нет, не так", - кричала Элси. - Бог не сделал ничто! Он оставил это
Арабам!
     - Ты добился своего, Макс, - крикнул Тим в восторге, а  д-р  Фоксвелл
был вынужден постучать по  столу  и  потребовать  тишины,  между  тем  как
незадачливой Бет, которая пила свое молоко, пока Элси  говорила,  пришлось
высушивать себя, как она могла, несколькими предложенными  салфетками,  но
выйти из комнаты она отказалась из-за боязни что-нибудь пропустить.
     Горячий шепот Элси потонул в горячем разговоре на другом конце стола,
где Фред и новый мальчик, Джайлз Брэдли,  обсуждали  абсолютный  нуль,  не
приходя к чему-либо. Вскоре оказалось, что Фред говорил  о  математическом
абсолютном нуле, в то  время  как  Джайлз,  естественно,  считал,  что  он
говорит  о  температуре.  Стелла  и  Бет  ухватились  за  слово  и  начали
обсуждение абсолютного в философии, в котором скоро приняли участие Тим  и
Джей, которым противостоял Фред, стоявший  на  том,  что  абсолютного  нет
совсем.
     Д-р Фоксвелл стучал напрасно, по мере того, как дискуссии становились
все сильнее, а затем он зашагал в коридор и подал звонок к обеду.
     - Тихо, пожалуйста, - просил он. - Разговор во время еды должен  быть
недискуссионным. Следующий, кто  скажет  еще  что-нибудь  помимо  "Передай
соль, пожалуйста", покинет помещение.
     Дети поняли и успокоились.
     - Предположим, что каждый из вас подготовит и представит мне эссе  по
какому-нибудь аспекту абсолютного или о каком-нибудь правильном применении
этого слова, - сказал Питер Уэллес. - Мы соберем доклады, а затем  обсудим
вопрос.  Таким  образом,  дискуссия  будет  проходить  в  полном  порядке.
Позаботьтесь правильно определить все свои выражения.
     Заботящиеся о детях взрослые уделяли один вечер в неделю для встречи,
которая иногда откладывалась,  когда  д-р  Уэллес  уезжал  из  города  для
разговора с одним из вундеркиндов. После возвращения из такой  поездки  он
всегда звал на  встречу  и  ему  сообщали,  что  случилось  во  время  его
отсутствия.
     - Интересно, есть ли какие-либо выводы  об  этих  детях,  которые  мы
можем пока сделать, - предположила миссис Куртис на одной из таких встреч.
- Мы провели с ним шесть недель. Похожи ли они как-то?
     - Я бы сказал, что нет, за исключением их очень высокого  интеллекта,
- сказал д-р Фоксвелл. - Те, которые у нас  есть,  ни  в  коем  случае  не
принадлежат к одному психологическому типу, а те, которых мы ждем, к  тому
времени, когда у нас  будут  все  они,  вероятно  будут  представлять  все
существующие типы.
     - Некоторые из них обладают односторонним развитием, - высказался м-р
Геррольд. - Всем им требуется гораздо больше лабораторных  работ.  Это  их
самый большой недостаток. Некоторые из них имеют хорошую научную эрудицию,
а другие потратили слишком много времени на литературу, языки,  историю  и
тому подобное.
     М-р Куртис сказал:
     - Все научные знания не имеют никакого значения в  сравнении  с  тем,
что человеческие существа сделали со  своими  научными  знаниями,  молодой
человек. История содержит все знания, так как она показывает нам, что люди
сделали со своими знаниями. Человеческая природа в действии, вот главное.
     - Прошу прощения, сэр, -  сказал  молодой  человек  упрямо,  -  Я  не
согласен с Вами. Это научный период. То, что было  сделано  в  прошлом,  в
очень разных условиях, мало нас касается сегодня.
     - Человеческая природа не меняется, - сказал м-р Куртис.  -  Если  бы
ученые во время второй Мировой войны имели самые  элементарные  знания  по
истории, они бы разобрались лучше, чем сбрасывать на человечество бомбу.
     - Вы можете так говорить? Вспомните, что породило этих  вундеркиндов!
- сказал м-р Геррольд.
     - Случай их породил или чудо, - сказал историк. - Ничто другое, кроме
зла, вышедшего из бомбы. Россия применила бы ее против всего мира, если бы
Сталин не  умер,  когда  ее  сделали.  Мы  не  можем  всегда  зависеть  от
Провидения, чтобы спасти нас от самих себя. Это случалось и прежде - в  те
дни, когда всей цивилизации угрожали татарские орды - когда смерть  одного
человека спасала мир от разрушения. Однако, это все бесполезный довод. Д-р
Уэллес отвечает за школу, м-р Геррольд, и  мы  должны  полагаться  на  его
мнение.
     - Он мог сказать, что мы не должны ничему учить, кроме как психологии
и психиатрии, - сказал д-р Фоксвелл. - Я мог думать, что  медицина  важнее
всего. Но как врач, я бы посоветовал сбалансированную диету.  В  том,  что
говорит м-р Геррольд, что-то  есть;  от  самых  больших  недостатков  надо
избавляться, а дети слабы в лабораторной технике и в прикладной науке.  По
своему усмотрению они могли изучать гуманитарные науки.
     - Конечно они должны знать некоторую часть истории, - вежливо  сказал
молодой м-р Геррольд.
     - Конечно они должны знать  некоторую  часть  науки,  -  с  такой  же
учтивостью сказал слепой историк.
     - Фактически, кажется нет большой опасности в излишней специализации,
- сказал д-р Уэллес. - Все дети имеют широкий круг интересов, а те, кто не
сведущ в определенной области, или не очень в ней заинтересован,  получает
этот интерес от других или некоторым образом ему  делается  вызов  большим
знанием других. В качестве их учителей я думаю, что мы должны поощрять эту
тенденцию как можно больше. Мы должны сделать из них уравновешенных людей.
Мы не можем управлять конечными судьбами их, но все их интересы и  функции
должны быть развиты.
     - Как хорошо они работают вместе? - спросил м-р Куртис.
     - Им нравится быть вместе, - сказала мисс Пейдж, - но они  обижаются,
когда их организовывают.
     - Они работают вместе без разглагольствования  и  ура-патриотизма,  -
согласился д-р Фоксвелл. - Но чтобы бы произошло, если  бы  мы  попытались
заставить их сотрудничать согласно обычным школьным стандартам?
     - Сотрудничать, - повторила мисс Пейдж насмешливо -  презрительно,  -
"означает делай то, что я тебе говорю надо делать, и делай это быстро".  Я
бы не отважилась привести эту строчку им. Даже обычные  дети  не  выносили
ее.
     - Ты всегда вела честную игру, Пейджи, - сказал Питер Уэллес.
     - Я не понимаю, - сказал м-р Куртис.  -  Должны  дети  придерживаться
правил?
     - Конечно должны. Мы имели в виду такой тип школы, которая настаивает
на том, что все дети должны оставить свои собственные интересы и  занятия,
чтобы принять участие в том, что школа решила; этот  тип  настаивает,  что
все ученики должны посещать игры с мячом или что  каждый  должен  быть  на
всех танцах.
     Линия поведения мисс Пейдж всегда состояла в том, что  правилам  надо
подчиняться, в  остальном  дети  были  свободны;  никакого  краснобайства,
слезливости или жонглирования  о  развлечениях  ребенка  в  его  свободное
время.
     - Что нет "школьного духа"? - усмехнулся м-р Геррольд.
     Мисс Пейдж улыбнулась ему.
     - Я была девочкой, которая продала два рассказа настоящим журналам во
время лета перед старшим классом в средней школе,  -  сказала  она.  -  Во
время моего старшего класса я все свои рассказы  и  большую  часть  своего
свободного  времени  отдала  школьной   газете.   Я   также   делала   все
рекламирования, которые никто  больше  не  хотел  делать  для  ежегодника.
Однако я окончила школу с высокими отметками, я не с самими высокими, и  я
поняла почему. По-видимому, я была необщительной и  не  обладала  школьным
духом.  Я  не  посещала  никакие  игры  с  мячом  и  не   была   на   балу
старшеклассников.
     - Почему так? - спросил м-р Геррольд.
     - Мне больше нравилось играть  в  мяч,  чем  наблюдать  за  игрой,  -
сказала мисс Пейдж. - Что касается бала, то н