и стояла в стандартной позиции.
Ничто не говорило о том, что здесь произошла  какая-то  трагедия.  Корабль
приземлился, и только. Но чтобы приземлиться среди  скал,  нужно  проявить
подлинное мастерство, лежащее на грани искусства.  Лобов  мог  по  пальцам
пересчитать пилотов, которые решились бы на такой фокус. Штанге был  в  их
числе.
   Лобов  сделал  несколько  кругов  над  скалами,  вызывая  "Ладогу"   на
аварийной волне. Намеренно форсируя двигатель,  он  то  снижался  к  самой
земле, то взмывал вверх, все еще надеясь, что из корабля  покажутся  люди.
Неожиданно возникло предположение: где-то неподалеку стоит и униход.  Иван
обследовал каждую скалу, каждую подозрительную выемку, но надежды  его  не
оправдались. Может быть, Клим просто-напросто вывез отсюда  экипаж?  Лобов
набрал высоту и вызвал "Торнадо".
   - Что нового, Алексей?
   - Ничего, все спокойно.
   "Стало быть, Клим так и не появился. Наверное, он еще в пути?"
   - Засекай координаты. Я обнаружил "Ладогу".
   - Есть засечь. А Клим?
   - Не видно ни людей, ни унихода. Возможно, Клим  забрал  всех  и  скоро
будет на "Торнадо". На всякий случай приготовься.
   - Сделаю! Иван, неужели все обошлось? Даже не верится!
   Лобов нахмурил брови. "Рано, ох как рано радоваться! Но зачем  огорчать
Алексея?"
   - Будем надеяться, - вслух сказал он  и  добавил:  -  Иду  на  посадку.
Осмотрю "Ладогу".
   - Иван, - попросил Кронин, - возьми меня на подстраховку!
   - Я буду осторожен, Алеша. А времени  терять  нельзя,  -  мягко  сказал
Лобов.
   - Понимаю, - вздохнул инженер, - желаю удачи!
   - Спасибо.
   Лобов приземлился, лавируя между башнями скал. Он не торопился.
   Стройная колонна "Ладоги" молчаливо вздымалась над ним.  Входная  дверь
корабля была приоткрыта,  и  Лобову  показалось,  что  кто-нибудь  вот-вот
выглянет и спрыгнет на песок. Он даже задержался у  машины  из-за  острого
чувства ожидания. Но ничего не произошло. Порывы ветра покачивали дверь, и
она глухо, трудно скрипела, наверное,  песок  уже  успел  забить  петли  и
шарниры.
   Лобов медленно направился к кораблю. Возле трапа он остановился. Скалы,
песок, тишина. В тени корабля, прямо  под  соплом  двигателя,  пробился  к
свету кустик сероватой травки, похожей на земную полынь. Лобову  почудился
даже этот горьковатый грустный запах полупустынь. Он вытащил  пистолет  и,
придерживаясь левой рукой за  поручень  трапа,  начал  подниматься.  Вдруг
какой-то зверек с кошку величиной метнулся  сверху,  скользнув  по  плечу,
поднялся на перепончатые крылья и, как огромная бабочка, низко  и  неровно
потянул  над  самой  землей.  Птеродактиль!  Лобов  с  сердцем   ругнулся,
осторожно толкнул дверь и заглянул в шлюзовую  камеру.  Там  тускло  горел
дежурный свет и никого не было. На порог намело  горку  песка,  и  на  нем
виднелись следы птеродактиля, который только что удрал отсюда. Что он  тут
делал?
   Лобов подтянулся на руках и вошел в шлюз. В  прозрачных  шкафах,  точно
заснувшие средневековые рыцари, стояли скафандры средней защиты,  которыми
обычно  снабжаются  малые  корабли.  А  вот   глайдера,   как   показывало
контрольное табло, в корабельном ангаре не было. Неужели земляне оказались
настолько легкомысленными и беспечными, что отправились  на  глайдере  без
скафандров? На Штанге это не  похоже.  Может  быть,  что-то  заставило  их
торопиться?
   Дверь из шлюза в жилой отсек была закрыта.  Лобов  в  раздумье  постоял
перед ней, затем, чтобы обеспечить себе свободу маневра, широко  распахнул
наружную дверь, снял с плеча скорчер, примерился и, с силой ударив ногой в
дверь  жилого  отсека,  прижался  к  стене.  Та  со  стуком  распахнулась.
Некоторое время Лобов выжидал, мысленно благодаря судьбу за то, что  жилой
отсек оказался незапертым и не пришлось выжигать запор, а потом  осторожно
заглянул в помещение. И здесь горел дежурный свет. Отсек был пуст,  в  нем
царили грязь и запустение.
   На столе, на полу и в креслах валялись грязные брикеты,  остатки  пищи,
одежда и предметы туалета. Одно из трех кресел,  наглухо  прикрепленных  к
полу, было выдрано буквально с корнем и лежало на боку. Две  полки-постели
убраны в стенные  ниши,  а  одна  -  откинута  и  не  застелена.  Небрежно
брошенное одеяло одним концом свисало на пол, подушка  смята  и  испачкана
кровью. Все говорило о том, что  на  корабле  побывали  чужие,  совершенно
незнакомые с  земной  культурой  существа,  о  том,  что  здесь  произошла
жестокая  рукопашная  схватка.  Странно,  но  ни  стены,  ни  мебель,   ни
оборудование не носили никаких следов применения лучевого оружия.  А  ведь
экипаж должен, обязан был применить его для защиты! Да, что-то трагическое
и загадочное произошло здесь.
   Лобов с трудом оторвал взгляд от подушки, запятнанной кровью, и перевел
его на дверь, ведущую в ходовую рубку -  единственное  место  на  корабле,
которое  еще  не  осмотрел.  Он  не   рассчитывал   увидеть   там   ничего
утешительного, а поэтому медлил. Даже подумал: не отложить ли осмотр рубки
на  потом,  связавшись  прежде  с  "Торнадо"?  Но  тут   же   понял,   что
просто-напросто играет в прятки с самим собой, и, сделав некоторое усилие,
отворил дверь в ходовую рубку.
   Пульт управления был разбит и разломан.  Возле  него  на  полу  валялся
скорчер, и состояние его приклада не оставляло сомнений насчет  того,  что
тот был использован, как простая дубина.  Мезойцы,  которым,  по-видимому,
удалось захватить корабль на новом месте стоянки, хорошенько  позаботились
о том, чтобы он не смог  больше  подняться  в  воздух.  Разрушены  были  и
станция дальней связи, и пульт управления оружием, и вообще все, что могло
быть прямо или косвенно использовано для защиты. Хозяйничала  тут  грубая,
но опытная рука, хорошо  знавшая  расположение  жизненно  важных  центров.
Странно только, что существо,  разобравшееся  в  конструкции  корабля,  не
догадалось о назначении скорчера и том, как пустить  его  в  дело.  Скорее
всего  прикладом  скорчера  поработал  некто  большой  и  сильный,   слепо
выполнявший   заблаговременно   данные   ему   директивы.   Может    быть,
дрессированный ящер, один из тех, что  так  ловко  орудуют  на  стройке  в
атомном городе. Гардозавр или тем более игуанодон вполне бы  справились  с
такой работой. Но кто  стоит  за  их  спиной?  Впрочем,  если  справедлива
гипотеза Алексея,  то  никто,  просто-напросто  сработала  защитная  схема
автономного биопроизводства.
   Лобов шагнул вперед, нагнулся, чтобы подобрать искалеченный скорчер, да
так и замер. Он увидел то, что ему не было видно с порога рубки: справа от
главного пульта в кресле оператора дальней связи сидел человек. Голова его
бессильно завалилась набок, видны были только шея да щека, густо  заросшая
черной щетиной. Лобов  выпрямился,  ногой  отбросил  скорчер  и  осторожно
приблизился к креслу оператора. На полу валялись  обрезки  крепкого  фала,
которым человек был привязан к креслу. Лицо его было залито кровью, но все
же Лобов узнал его - это был биолог  "Ладоги"  Дан  Родин.  Со  стесненным
сердцем Лобов взял биолога за плечи, собираясь извлечь его  из  кресла,  и
вздрогнул от неожиданности: губы Родина шевельнулись, и  он  издал  не  то
громкий вздох, не то слабый стон. Биолог был жив!
   Лобов расстелил в жилом  отсеке  чистую  постель  и  перетащил  на  нее
биолога, освободив его от верхней одежды. Ни ран, ни опасных  повреждений,
только самые ординарные  ссадины,  синяки  и  шишки.  И  вообще  Родин  не
выглядел ни истощенным, ни больным, и, если бы не  густая  щетина  на  его
щеках, можно  было  бы  подумать,  что  он  просто  крепко  заснул.  Лобов
попробовал  привести  его  в  чувство,  но  элементарные  меры   оказались
недейственными, а применять активные тонизаторы Иван побоялся - кто знает,
как  они  подействуют  на  человека  в  таком  непонятном  состоянии!   Он
ограничился тем, что ввел в вену биолога универсальную  питательную  смесь
из набора аминокислот и глюкозы.  Через  несколько  секунд  Родин  глубоко
вздохнул, но этим дело и ограничилось - в сознание он  так  и  не  пришел.
Следовало немедленно отвезти  его  на  "Торнадо"  и  перепоручить  заботам
Алексея. Лобов еще раз осмотрелся и направился к выходу, чтобы подготовить
глайдер для транспортировки больного. Заперев дверь жилого  отсека,  Лобов
прошел шлюзовую камеру, выглянул наружу и оцепенел: на месте  глайдера  он
увидел бесформенную груду дымящихся обломков.



9

   Растерянность Лобова длилась не больше  секунды.  Он  прыгнул  вниз  и,
распластавшись на песке,  принялся  осматриваться  и  соображать,  что  же
все-таки  случилось.  Мимоходом  отметил,  что  его  рефлекторный   прыжок
совершенно правилен: в выходной двери и в самом шлюзе он  был  бы  слишком
удобной мишенью. Запереться же в неисправном корабле - значит обречь  себя
на пассивную оборону, а это совсем не  в  характере  командира  "Торнадо".
Глайдер был разрушен так,  будто  по  нему  прошел  тяжелый  каток.  Итак,
мезойцы или их слепые исполнители вели с землянами самую настоящую  войну.
В известной мере Лобов был  даже  рад  этому,  открытую  драку  он  всегда
предпочитал томительному ожиданию нападения из-за угла.
   Но он остался без транспорта, лицом к лицу с коварным и сильным врагом.
Скорее всего мезойцы прячутся где-нибудь за скалами, ожидая, что ошалевший
от неожиданности землянин бросится к машине и станет  их  легкой  добычей.
Лобов  усмехнулся,  переводя  скорчер  на  полную  мощность  и   поудобнее
укладывая его перед собой. Началась игра в кошки-мышки,  а  в  такой  игре
самое главное - выдержка и терпение.
   Слабо   загудел   зуммер,   замигала   синяя   индикаторная   лампочка,
предупреждая,  что  гравитостанция  "Торнадо"  под  током  и  что   сейчас
последует сообщение. Послышался голос Кронина:
   - Иван, берегись унихода!
   Голос инженера был искажен и начисто лишен эмоций,  как  это  и  всегда
бывает при гравитопередаче.  После  заметной  паузы,  длившейся  несколько
секунд, голос повторил:
   - Берегись унихода!
   Индикаторная лампочка погасла. Все, конец передачи. "Берегись унихода!"
Это могло означать лишь одно -  боевая  машина  попала  в  чужие  руки,  а
Алексею каким-то образом удалось узнать об этом. Но почему он  сказал  так
мало?  Добрых  пять  секунд  гравитостанция  работала  вхолостую,  пожирая
энергию, а Кронин молчал. Может быть, это провокация со стороны  мезойцев?
Попытка сбить с толку в самый критический момент, заставить землян воевать
друг с другом? Поди узнай голос при гравитопередаче!
   Тягуче тянулись секунды ожидания, больше похожие на часы, а  ничего  не
происходило. В районе "Ладоги" царили тишина и покой. Можно было подумать,
что глайдер сам развалился  на  куски,  а  гравитопосылка  с  "Торнадо"  -
наваждение. Слабый внешний звук заставил Лобова насторожиться,  он  поднял
голову и прислушался  -  из  глубины  пустыни,  быстро  нарастая,  катился
грозный гул. Лобов вжался в песок,  не  спуская  глаз  с  плоских  холмов,
ограничивающих линию горизонта. Мгновение - и из-за них  вынырнул  униход,
шедший на высоте нескольких метров от земли. Торнадовский униход, на борту
которого должен  находиться  Клим!  Если  бы  не  странное  предупреждение
Алексея, Лобов вскочил бы на ноги и заплясал  от  радости.  Но  теперь  он
этого не сделал. Он лежал, вжавшись в песок,  лихорадочно  соображая,  как
поступить. Если предупреждение  действительно  исходит  от  Алексея,  если
униход в чужих руках, то все ясно. А если в машине все-таки Клим?  Ведь  в
этом районе он подвергается явной опасности,  как  можно  не  предупредить
его? Да и вообще, что значат слова: "берегись унихода"?
   И Лобов решился. Он не мог не использовать даже призрачный шанс,  чтобы
уберечь друга. Включив  станцию  и  по-прежнему  не  поднимая  головы,  он
скомандовал:
   - Клим! Здесь опасно! Горку, горку!
   Униход режима полета  не  изменил.  С  ревом  и  свистом  пронесся  над
обломками глайдера. Дрогнула земля, густой  удар  потряс  воздух,  обломки
глайдера рассыпались в прах. "Униход -  из  гравитопушки",  -  механически
констатировал Лобов, провожая взглядом удаляющуюся машину. Секунда - и она
нырнула за красноватые холмы и исчезла. Лобов перевел взгляд  на  аморфную
кучу останков глайдера и лишь теперь похолодел. Униход в чужих руках,  это
ясно. Зачем бы Климу бить из гравитопушки? Если бы не Алексей, гравитоудар
достался бы не глайдеру, а ему, Лобову. Тогда конец,  от  гравитоудара  не
спасает даже скафандр.
   Тишина и покой на стоянке "Ладоги" предстали теперь в новом  свете.  Он
наивно думал, что враги прячутся где-то за скалами,  и  еще  более  наивно
гадал, что у них за оружие,  от  которого  глайдеры  разваливаются,  точно
картонные домики. Все гораздо проще. Мезойцы  атакуют  не  с  земли,  а  с
воздуха  и  пользуются  не  своей  техникой,  а  тем,  что  было  создано,
выстрадано на земле. И все-таки они просчитались и дали ему шанс,  который
он во что бы то ни стало обязан использовать. Надо вернуться на "Ладогу" и
попытаться хотя бы  начерно  привести  ее  в  порядок.  На  корабле,  даже
неисправном, можно потягаться с униходом.
   Характерный шум заставил Лобова снова распластаться на  песке:  за  его
спиной, погасив  скорость,  униход  с  парашютированием  шел  на  посадку.
Проследив за всеми его маневрами, за тем, как мягко опустилась  машина  на
песок, Лобов понял, что ею управляет опытный водитель.  Униходом  завладел
ловкий, умелый противник, за  какие-нибудь  полтора-два  часа  научившийся
управлять сложной машиной.
   Около минуты униход неподвижно стоял на песке, а Лобов  держал  его  на
прицеле, мысленно одобряя предусмотрительность  водителя.  Но  вот  дверца
распахнулась, и Лобов от удивления чуть не  выронил  из  рук  скорчер.  На
песок спустился не ящер, не загадочное инопланетное существо,  а  человек.
Высокий человек без  скафандра  и  даже  без  респиратора,  в  комбинезоне
обычного покроя, со скорчером в руках. Несмотря на то что лицо  его  густо
заросло щетиной, Лобов сразу узнал своего бывшего напарника по  космосу  -
это был Юст, Юстинас Штанге, командир "Ладоги"!
   Лобов подавил желание запросто  окликнуть  старого  товарища.  Командир
"Ладоги" только что расстрелял глайдер. Он  расстрелял  его  хладнокровно,
наверняка, дважды повторив атаку, хотя не знал, есть  в  машине  люди  или
нет. В этом была какая-то нехорошая тайна, а Лобов не  мог  рисковать.  И,
вместо того чтобы запросто окликнуть Юста, он заставил себя держать его на
прицеле.
   Штанге привычным движением зажал скорчер под мышкой и, даже не  прикрыв
дверцу унихода, зашагал к "Ладоге". Лобов с некоторым  удивлением  отметил
про себя это упущение и, помедлив, снял  свой  скорчер  с  предохранителя,
положил палец на спусковой крючок. Нет, он не был растерян и сбит с толку,
он просто не знал, как правильно поступить. Кажущаяся  беспечность  Штанге
его не обманывала. Когда  скорчер  под  мышкой,  опытный  космонавт  может
прицельно выстрелить в доли  секунды.  Лобов  интуитивно  чувствовал,  что
Штанге настороже и готов к немедленным действиям. Самое разумное, что  мог
сейчас сделать Лобов, это упредить  командира  "Ладоги".  Например,  можно
точным выстрелом выбить скорчер из его рук. Но стоит  ошибиться  буквально
на полсантиметра, как Штанге будет мертв - ведь он даже без самого легкого
скафандра! А Лобов не мог взвалить на свои плечи такой тяжелый  груз.  Да,
Штанге разрушил глайдер, но мотивы его поступка неизвестны. Может быть, он
действовал во имя высшего блага,  может,  он  был  введен  в  заблуждение,
может, прежде чем напасть, он мучился и колебался точно так  же,  как  это
делает сейчас Лобов. Ведь ничего не известно! Почему Родин связан?  Почему
"Ладога" брошена? Как униход попал в руки Штанге? И где Клим?
   На полпути к  "Ладоге"  Штанге  вдруг  остановился,  как-то  растерянно
посмотрел вокруг, жестом предельно усталого  человека  провел  ладонью  по
лицу и с удивлением  глянул  на  свои  пальцы  -  они  были  разможжены  и
окровавлены. Штанге стряхнул с пальцев кровь  и  решительно  направился  к
развалинам глайдера. Подойдя вплотную к тому,  что  несколько  минут  тому
назад было  машиной.  Штанге  принялся  прикладом  скорчера  шарить  среди
обломков. Вот он, удобный момент! Лобов уже подобрался  для  рывка,  когда
раздался  несильный  взрыв.  Наверное,  это  сработала  одна  из  случайно
уцелевших  банок  аккумулятора.  Взрыв  был  слабым,  но   Штанге   рывком
распрямился, судорожно глотнул раза два воздух, выронил скорчер и осел  на
песок. Лобов мотнул головой, стряхивая пот,  заливавший  глаза,  с  трудом
перевел дыхание. Он не мог, не должен был, не имел права бежать на помощь!
Скорее всего в униходе сидит на подстраховке третий член экипажа "Ладоги",
планетолог Нил Гор. Иначе Штанге захлопнул бы за собой дверцу машины.
   Тянулись  долгие,  томительные  секунды  ожидания.   Штанге   оставался
неподвижным, а униход стоял сиротливым и покинутым. Что ж, надо  рискнуть.
Без риска нет искусства, без искусства нет  настоящего  космонавта.  Надо!
Лобов кинулся к униходу. Во время бега он молил судьбу лишь об одном  -  о
промахе, если в него начнут стрелять. Только о промахе!  Но  выстрелов  не
было. Последние шаги - и Лобов  ввалился  в  униход,  захлопнув  за  собой
дверцу. Несколько секунд Лобов отдыхал,  откинувшись  на  спинку  сиденья,
потом выпрямился и положил руки на пульт управления.
   Обежав глазами контрольные приборы и убедившись, что машина в  порядке,
он запустил двигатель и подвел униход вплотную к Штанге. Командир "Ладоги"
лежал на спине. Из маленькой, безобидной, на первый взгляд, ранки на левой
стороне груди сочилась тонкая струйка крови, широко открытые  серые  глаза
спокойно смотрели в чужое небо. Лобов выскочил из унихода.
   - Эх, Юст, Юст... - только и  сказал  он,  опускаясь  на  колени  перед
Штанге.
   Кто мог подумать, что железный, уверенный  в  себе  Юст  Штанге  найдет
такой нелепый конец? Что заставило его,  человека  безупречной  честности,
напасть на своих товарищей? И снова тень нехорошей тайны коснулась  Лобова
липкой рукой.
   Каждая секунда была сейчас величайшей драгоценностью, и все же Лобов не
мог просто так бросить тело товарища. Подсунув руки, он с  усилием  поднял
погибшего  Штанге,  отнес  к  "Ладоге"  и  уложил  в  один   из   наружных
контейнеров. Пусть командир остается на своем  корабле.  Отдавая  товарищу
последний долг, Лобов несколько мгновений  простоял  неподвижно,  а  потом
бегом вернулся к униходу.
   Заняв водительское место, Лобов секунду поколебался, мысленно  попросил
прощения у Родина - ничего не поделаешь, предстоящий бросок был  под  силу
не то, что больному, но и не каждому здоровому человеку - и отвел униход в
сторону, чтобы ни корабль, ни скалы не мешали старту.
   -  Прощай,  Штанге,  -  пробормотал  он,  оглядывая  стройную   колонну
"Ладоги", освещенную кирпичным светом чужого солнца.



10

   Тягучая перегрузка ртутной тяжестью залила тело. Униход рванулся ввысь,
ракетой прошивая плотные слои атмосферы.  Набрав  скорость  для  полета  к
"Торнадо" по баллистической траектории, Лобов выключил  двигатель.  Земля,
украшенная редкими зелеными узорами галерейных лесов и небольшими  пятнами
облаков, убегала вниз. Все прозрачнее становилось небо, все  ярче  и  чище
светило солнце. Лобов включил связную станцию.
   - Как дела, Алексей?
   Кронин не отвечал. Небо совсем  потемнело,  на  нем  робко  засветились
самые яркие дневные звезды. Далеко убежавший горизонт  опоясала  нежнейшая
голубая каемка. Уникод проходил самую  вершину  своей  крутой  траектории.
Лобов повторил вопрос:
   - Алексей, как меня слышишь?
   И тут же нетерпеливо и тревожно:
   - Униход вызывает "Торнадо", "Торнадо", отвечай! "Торнадо"!
   Лицо Лобова покрылось испариной. С колотившимся от волнения сердцем  он
нащупал и нажал кнопку аварийного вызова.
   - "Торнадо" слушает, - бе