яркостью  и  размерами  с
двумя застывшими в небе  лунами.  Затем  звездочка  неожиданно  исчезла  и
вынырнула уже у самой поверхности, зависнув странной сверкающей чечевицей.
Ничто  не  говорило  за  то,  что  летающих  чечевиц  надо  опасаться.  Но
мегерианская птица забилась в кусты и оттуда с растущей тревогой наблюдала
за пришельцем. Когда же "чечевица"  замерла,  притворяясь  неживой,  птица
шевельнулась. И тут земля треснула под ней и поползла,  разрывая  укрывший
ее куст. Не в силах больше сдерживать страх, взъерошенная птица  выскочила
из убежища, суматошно захлопала крыльями и ринулась, едва  касаясь  лапами
травинок, навстречу потянувшему из пустыни ветру.



   8

   Птица бежала, суматошно хлопая крыльями, пока не  уткнулась  в  большой
колючий куст. Остановилась и огляделась. Куст не  мог  служить  безопасным
убежищем. Он не был таким густым, как первый, откуда ее выгнали, но другой
растительности поблизости не было.  Вокруг  простиралась  голая,  открытая
всем ветрам пустыня, утыканная редкими кустиками чахлой  желтой  травы  на
бугорках дюн. В пустыне, конечно, не было видно никаких врагов, но и  корм
найти там тоже было нельзя. Не колеблясь более, птица  забралась  в  глубь
единственного куста, облюбовала ветку посочней, потянулась  к  ней.  Ветка
изогнулась, поднялась кверху. Рассерженная птица подпрыгнула, наступила на
непокорную ветку двупалой лапой и с наслаждением принялась за трапезу.


   Отправив Санкина и Саади на Мегеру, капитан гиперлета  дал  волю  своим
эмоциям. Он ударил кулаком по спинке кресла. Ему было  вдвойне  неприятно:
во-первых, он всегда считал, что умеет контролировать собственные  эмоции,
а во-вторых, жалел, что сгоряча наболтал лишнего.
   Масграйв представил, сколько невероятных подробностей  будет  добавлено
от себя репортером "Пальмиры-информ", и тихо застонал.  Будь  он  проклят,
день, когда началась эта, казалось бы, забытая история.
   Капитан хорошо помнил этот день.  Был  он  тогда  на  восемнадцать  лет
моложе, не имел ни бороды, ни научной степени и до  назначения  пилотом  в
Тринадцатую гиперкосмическую летал  только  третьим  помощником  командира
гиперлета. Его назначили пилотом-механиком  и  вторым  помощником  Бурцена
потому, что в схемах киберов и контурах приборов он ориентировался  лучше,
чем первоклассный нейрохирург в нервах пациента. Масграйв и в  полете,  во
время долгих, ничем, в общем-то, не  занятых  суток,  все  свободные  часы
отдавал кибернетике. Он любил  науку,  был  предан  гиперпространственному
флоту, космосу, своему кораблю. Развлечения признавал только тогда,  когда
они помогали работе. Уже давно он  сделал  для  себя  вывод,  что  основой
космической навигации является дисциплина на корабле.
   Недобрые предчувствия появились у Масграйва  на  следующий  день  после
старта Тринадцатой гиперкосмической. На следующий, а не в первый - потому,
что корабли дальнего сообщения взлетают поздно  вечером.  Так  рекомендуют
психологи: вечером люди, которые почти не знают  друг  друга,  знакомятся,
ужинают  и  расходятся  по  каютам,  а  утром  чувствуют   себя   спаянным
коллективом.
   Как положено, утром все сели за завтрак. Минувшей ночью корабль вышел в
гиперпространство. Для всех, кроме Масграйва и Бурцена, это было  впервые,
и главной темой разговора, естественно, стал красный туман за окном. Анита
призналась, что не может понять,  где  находится.  Да,  она  была  хороша,
Анита! Молодой геолог-итальянец не сводил с нее  глаз,  демонстрируя  свое
безразличие к таким пустякам, как гиперкосмос. Саади, запинаясь и вставляя
арабские слова, принялся  пересказывать  молодежи  популярную  брошюрку  о
гиперкосмосе. При этом одной рукой он рисовал что-то на салфетке, а другой
приглаживал шевелюру - жест  совершенно  излишний:  его  прическа,  как  и
костюм, была безукоризненна. Бурцен молчал,  уставившись  в  тарелку,  что
было не менее красноречиво, нежели бы он глядел на Аниту, как Тоцци. Такой
крен мужского внимания, наверное, почувствовала Елена, жена командира.  Во
всяком случае, она с преувеличенным усердием принялась ухаживать за мужем,
предлагая ему то одно, то другое блюдо.
   - ...В так называемом  нуль-пространстве  за  ничтожное  время  удается
преодолевать немыслимые расстояния, -  глубокомысленно  изрекал  Саади.  -
Гиперкосмос субъективно  существует  только  за  световым  порогом,  когда
понятие скорости теряет смысл, а космос - содержание...
   Все улыбнулись. И Анита тоже. Она это делала  часто.  Словно  солнечные
зайчики разлетались по кают-компании,  и  каждому  мужчине  казалось,  что
Анита улыбается именно ему.
   Час спустя  команда  собралась  в  бассейне.  Купаться  не  торопились,
расселись в шезлонги под кварцевым  "солнцем",  дружелюбно  перебрасываясь
фразами, присматриваясь друг к другу.
   Все надели купальные костюмы.  Один  Саади  вышел  в  шелковом  халате,
перетянутом поясом с кистями. Масграйв подумал было, что Саади  стесняется
своей полноты, но позже, когда тот скинул халат, убедился, что контактолог
сложен как  тяжелоатлет,  -  грузно,  массивно,  не  без  рыхлости,  но  с
впечатляющей мощью. Альберто  Тоцци,  напротив,  был  по-юношески  строен,
гибок и не столь широк в плечах, сколь узок  в  талии.  Он  подтащил  свой
шезлонг к Аните и теперь сидел рядом, будто невзначай касаясь  ее  плечом.
Елена Бурцен устроилась в стороне от  всех,  но  при  этом  внимательно  и
незаметно поглядывала то на мужа, то на Аниту. Феликс,  казалось,  дремал,
ни на кого не обращая  внимания.  Точно  почувствовав  подходящий  момент,
Бурцен поднялся.  И  все  тоже  встали,  словно  ждали  его  команды.  Эта
готовность следовать за старшим, которую вовремя уловил Бурцен, обрадовала
Масграйва. "Грамотно строит дисциплину, - одобрительно  подумал  он.  -  С
таким руководителем полет будет проходить без нервотрепки".
   В  бассейне,  позабыв  про  субординацию,  все  принялись   дурачиться,
плескаться. Анита, не  обращая  внимания  на  сопровождавшего  ее  повсюду
Тоцци, подплыла к командиру.
   - Кажется, вы выросли на берегу океана? - заметил Бурцен.
   Вместо ответа Анита глубоко  вдохнула,  выдохнула,  еще  несколько  раз
вдохнула и выдохнула, сдвинула плечи, как бы выжимая из легких  воздух,  и
вдруг погрузилась в воду. Несколько мгновений - и  Анита  замерла  на  дне
бассейна. Сквозь зеленоватую воду  трудно  было  разглядеть  выражение  ее
лица, но поза - раскинутые руки,  вытянутые  ноги  -  свидетельствовала  о
полной расслабленности ее тела.
   - Задержка дыхания, - сказал Саади.
   - На выдохе, - добавил Тоцци, озабоченно всматриваясь в воду.
   Бурцен поглядел на хронометр и ничего не  сказал.  Масграйв  на  всякий
случай тоже засек время: долго она так пролежит? Наверное, долго, иначе не
бралась бы.
   - Сколько? - не выдержал первым Альберто.
   - Две двадцать, - ответил Бурцен.
   - Да успокойтесь вы, - возмутилась бортовой врач, - обычная  аутогенная
тренировка. Пролежит еще минуту и вынырнет.
   - Она не шевелится, - сказал Тоцци, и все снова тревожно посмотрели  на
дно бассейна.
   - Три тридцать пять, - ни к кому не обращаясь, произнес Бурцен.
   - Ерунда, - не удержалась его жена, - Анита знакома с техникой ныряния.
Я видела, как она готовилась. Если "замкнешься" по  всем  правилам,  можно
пролежать минут семь. Это так элементарно!
   Не дослушав жену, Бурцен нырнул в воду, подхватив  Аниту  и  с  помощью
Альберто вынес ее на бортик.
   - Вы меня  слышите?  -  Бурцен  приподнял  девушку,  обняв  ее  круглые
загорелые плечи, и, словно обожженная прикосновением, Анита открыла глаза.
   - ...Сколько? - проговорила она чуть хрипловатым голосом.
   - Три минуты сорок.
   - Почему так мало? - искренне огорчилась  она  и  тут  поняла,  что  ее
специально вытащили из воды. Это вы меня спасали? - спросила она Бурцена.
   -  Мы  все  очень  напугались,  -  ответил  тот   смущенно,   продолжая
поддерживать ее за плечи.
   - Право, не стоило. - Анита встала, поправили волосы. - Я умею  нырять.
Могу пробыть под водой семь с половиной минут. Я ведь  выросла  на  берегу
океана. Но все равно спасибо - меня еще никогда не спасали...
   Она  благодарно  улыбнулась,  и  тут  произошло  то,  чего,  по  мнению
Масграйва, не должно было случиться. Взгляды Аниты и Бурцена  встретились.
Длилось это какое-то мгновение. Масграйв не сомневался, что лишь он  один,
да и то потому, что находился совсем близко, мог видеть  сразу  оба  лица,
заметил эту встречу взглядов.
   С той минуты и возникло у Терри Мисграйва предчувствие беды. В этом  он
не обманулся. Обманулся в другом - все, что заметил он, заметила  и  Елена
Бурцен...


   Ветер, потянувшись к пустыне,  прошелся  теплой  ладонью  по  вихрастым
кустарникам, дружелюбно колыхнул  травинки,  пригладил  песочные  куличики
дюн. Потом он  несколько  раз  прогулялся  туда-обратно,  с  каждым  разом
становясь все резче и жестче, зацепился за самый высокий холм и освирепел.
Подхватил пригоршню песка, раскрутил, швырнул на куст, где укрылась птица.
Куст сразу же поглотила дюна. Ветер не утихомирился, а  принялся  взметать
песок с новой силой.



   9

   Континент закрутился  в  песчаной  буре.  От  холма  к  холму  метались
яростные смерчи, и там, где они приносились, исчезал  и  песке  кустарник,
свеженасыпанные  дюны   взмывали   в   воздух   белесой   пылью,   обнажая
искореженные,  спекшиеся  стволы  деревьев.  Спустя  некоторое  время   на
стволах, внешне совсем безжизненных, набухали узлы, оттуда  проклевывались
свежие побеги. Но ветер иногда  возвращался,  словно  вспомнив  о  чем-то,
подхватывал ожившее дерево и нес его через весь  континент,  пока  оно  не
цеплялось за какое-то другое растение или ветру самому  не  надоедала  его
игрушка. Самые упорные вихри пробивались через  многорядную  кустарниковую
изгородь к пересохшему озеру, но, растратив все силы на прорыв, умирали, и
лишь жалкие щепотки песка попадали на окаменелое дно.


   Пока кибер перетаскивал  из  модуля  наши  вещи,  я  с  Набилем  обошел
форстанцию. Много времени это не заняло: не  считая  подсобных  помещений,
бункер представлял собой центральный зал, который считался таковым лишь по
названию. На  деле  это  был  всего-навсего  "пятачок"  культурно-бытового
назначения семь  на  семь  метров.  К  "залу"  примыкал  крохотный  водный
павильончик   с   запасом   воды   и   регенератором.    Вокруг    десяток
комнаток-клетушек с отдельными выходами в зал.  В  комнатах  было  серо  и
безлико: койка, шкаф, стол с переговорным устройством, два стула. Словно и
не жили здесь никогда люди, не смеялись, не спорили...
   Вскоре Набиль вышел на поверхность, а я навестил  нижний  уровень,  где
располагались склад и лаборатории,  а  затем  поднялся  в  обсерваторию  в
верхней, купольной части  форстанции,  но  и  там  ничего  интересного  не
обнаружил. Мы принялись перетаскивать багаж, не надеясь разобраться с  ним
до вечера. Однако с помощью кибера все оказалось пристроенным  значительно
раньше. Я сказал "вечера", имея в виду корабельное  время.  На  Мегере  не
существовало темного, "ночного" времени суток, и потому на  форстанции  мы
установили тот отсчет времени, который был нам удобен. Для  меня  и  Сзади
стало привычным бортовое время гиперлета, который мы покинули.
   Управившись со скарбом, мы наскоро перекусили, и каждый  занялся  своим
делом:  Набиль  -  сборкой  полевого  психоиндикатора,  я  -  проверкой  и
регулировкой костюмов, призванных уберечь нас от всевозможных опасностей.
   У нас была последняя модель -  защитный  костюм  с  автономным  силовым
генератором. Надежная штука  -  блокирует  тебя  от  всего  живого,  кроме
человека. Чтобы можно было оказать помощь в случае  чего.  Отладил  ширину
защитного поля до десяти  сантиметров  -  так,  по  крайней  мере,  будешь
задевать  не  каждую  ветку,  а  через  одну.  Потом   приладил   фильтры,
подсоединил пси-экраны против гиперизлучений, отрегулировал длину  стволов
бластеров, чтобы они не оказались  короче  толщины  защитного  поля.  Если
сгоряча шарахнешь в  собственную  защиту  изнутри,  считай,  что  кремация
состоялась. Затем комплектовал НЗ. Проверил кэб - гусеничную  платформу  с
большим откидным фонарем. Когда я освободился, Набиль уже ушел отдыхать.
   Я запросил кибера, не передавал ли мне что-нибудь напарник.  Оказалось,
передавал. Я выслушал пространное, минут  на  семь,  витиеватое  послание,
которое сводилось к тому, чтобы я, если не сумею позавтракать с ним в семь
тридцать, к восьми был в кэбе. Кибер воспроизвел  сообщение  дословно,  со
всеми интонациями Абу-Фейсала и, что самое удивительное, голосом, как  две
капли воды похожим на голос профессора.
   - У тебя несколько звуковых программ? - удивился я.
   -  Мой  диапазон,  -  не  без  гордости  сообщил  кибер,  -   позволяет
модулировать любые звуки, доступные человеческому слуху.
   - А ну-ка! - заинтересовался я.
   И тут кибер выдал маленькое попурри, в котором были и гул  космического
корабля на старте, и  звон  разбитой  чашки,  и  обрывок  арии  Розины  из
"Севильского цирюльника",  и  целая  гамма  всяческих  мужских  и  женских
голосов. Потом, словно певец, который хорошо откашлялся и размял голосовые
связки, основным своим баритоном кибер предложил:
   - Какое музыкальное произведение послушаем?
   Я встал из-за стола:
   - Обязательно, обязательно послушаем, но в другой раз.  А  сейчас  пора
спать. Впрочем, давай что-нибудь последнее. Из бурценовских записей...
   Как только голова моя коснулась подушки,  хрустящей  и  свежей,  как  и
простыни, я заснул.
   Мне редко  снятся  сны.  Обычно  я  сплю  непробудным,  так  называемым
богатырским  сном,  который  полностью,   повернув   какой-то   внутренний
выключатель, изымает меня из  бытия  на  шесть-семь  часов.  Только  перед
пробуждением иногда я вижу смутные,  расплывчатые  картины,  да  и  те  не
запоминаю. Но в ту ночь, несмотря на усталость,  спалось  плохо.  Снились,
словно наказывая за ночи без сновидений, кошмары. Целыми сериями.
   - Оставь ее, или я не знаю что сделаю! - приглушенным  женским  голосом
закричал вдруг кибер.
   Увидев, что я открыл глаза, кибер замолчал. Взглянул на часы: спал  три
часа. А кибер все это время вещал.
   - Что за дурацкие шутки?
   - Это не шутки, - виновато ответил робот.
   - А что? Колыбельная для киберов?
   - Нет, не колыбельная. Одна из последних бурценовских записей,  как  вы
просили. Но если вам не понравилось, я поставлю другую...
   - Стоп, стоп! Чей это был голос?
   - Елены Бурцен.
   - Так... А когда сделана запись?
   Мне незамедлительно ответили. Вышла чепуха. Я напрягся и сообразил, что
кибер перевел дату в условную  систему,  которую  мы  с  Саади  ввели  для
форстанции. Пересчитал на абсолютное время. Получалось, запись сделана  на
третий  день,  а   точнее,   на   третью   ночь   пребывания   Тринадцатой
гиперкосмической  на  Мегере.  По-видимому,  действительно   говорили   ее
участники. Но как кибер записал интимный разговор? И зачем?
   - Где ты это услышал? - спросил я.
   - Здесь.
   - В этой комнате? А кто в ней жил?
   Новость прозвучала для меня неожиданно. Я не суеверен, но, если б знал,
что погибший ученый жил в этой комнате, вряд ли бы  из  десяти  комнат  на
форстанции выбрал именно эту.
   - Какого дьявола ты записал чужой личный разговор? - возмутился я.
   -  Я  не  записывал.  Я  запомнил.  Я  вообще  все  запоминаю.  У  меня
практически неограниченная память. Ее объем...
   -  Ладно,  помолчи.  Дай  подумать.  Так.  Я  попросил  тебя  проиграть
бурценовские записи? Повтори.
   Вдруг кибер заговорил моим голосом:
   - "...А сейчас пора спать.  Впрочем,  давай  что-нибудь  последнее.  Из
бурценовских записей..."
   Значит, кибер понял меня буквально.  Сработала  какая-то  ассоциативная
цепь в его электронном мозгу, включившая из  десятков  и  сотен  возможных
эпизодов запись голоса самого Бурцена и его разговора с женой.  Последнего
разговора. Наутро Бурцен и Анита ушли на маршрут и не возвратились.
   Чувствуя себя так, будто врываюсь ночью в чужую спальню, я велел киберу
прокрутить ту запись еще раз.
   Сначала зазвучала легкая эстрадная мелодия, очень  популярная  двадцать
лет назад и знакомая мне  по  воспоминаниям  детства.  Захныкала  ситтара.
Потом раздался легкий шум шагов.
   - Феликс! - позвал женский голос.
   - Да! Кто там? - сонно отозвался Бурцен. - А, это ты, Лена.
   - А ты думал кто?
   - Ну что ты, в самом деле...
   - Феликс, мне кажется, ты неравнодушен к Аните.
   - Перестань говорить чепуху.
   - Феликс, оставь ее.
   - Слушай, давай прекратим этот разговор. Завтра рано вставать.
   - Хорошо, я уйду. Но прошу: оставь ее. Оставь ее, или  я  не  знаю  что
сделаю! - Раздался женский плач. Прошуршали шаги, и  опять  осталась  одна
музыка.


   - Все. Спасибо за концерт. Ступай в зал. - Я  отослал  кибера  и  снова
лег. От подслушанного  разговора  остался  неприятный  осадок.  Не  только
потому, что без приглашения вторгся в чужой семейный конфликт.  По  голосу
жены Бурцена я понял, что она действительно готова на все...
   Сказав "а", принято говорить  "б".  Допустим,  что  Елена  Бурцен  была
доведена  до  крайности.  Я  стал  думать,  имела  ли  она  возможность...
способствовать гибели мужа и Аниты. Ответ долго искать  не  пришлось:  как
медик Елена Бурцен могла и... организовать их  смерть.  Да,  я  постарался
насколько можно смягчить это слово: бортовой врач имел и мотив и средства,
чтобы совершить убийство!
   Не могу поверить!  Неужели  та  строгая  усталая  женщина  с  суховатым
голосом, какой я увидел ее на экране  гиперсвязи,  два  десятилетия  назад
была способна убить из  ревности?  Но  она  была  способна  и  плакать  от
ревности, и угрожать. Что, глядя на нее сегодня, даже предположить трудно.
Так все-таки убийство? Событие для человеческой цивилизации  чрезвычайное,
почти немыслимое и все же время  от  времени  случающееся.  Вот  ведь  как
бывает! Я взялся за это расследование, чтобы  рассеять  подозрения,  а  не
укреплять их. Эх, если бы можно было сейчас  встретиться  с  самой  Еленой
Бурцен!
   Впрочем, почему бы и нет? Если не  встретиться,  то  поговорить  с  ней
вполне реально.  Благо  меня  снабдили  четырьмя  флашерами,  не  преминув
добавить, что это резерв "Пальмиры-информ".
   Я записал вопрос к Бурцен - всего два слова. Вставил кристалл во флашер
и велел киберу запустить  его.  Через  несколько  минут  флашер  выйдет  в
космос, перейдет в гиперпространство, истратив на переход почти  всю  свою
массу. Затем даст последнюю вспышку - и в виде волн придет на  околоземный
ретранслятор. Еще через час Елена Бурцен получит гиперграмму. В ней  будут
указаны по абсолютному времени дата, час, минута,  секунда  ответа  и  мое
сообщение. В этот момент второй мой флашер, поставленный на прием,  нырнет
в гиперкосмос.


   Лишь жалкие щепотки песка падали на окаменелое дно, но постепенно кучки
вырастали в кучи, и, если  песчаная  буря  длилась  бы  несколько  дольше,
котлован засыпало бы совсем. Но небесный секстет  над  Мегерой  уже  играл
новую музыку. Растаяла в розовой дымке  самая  большая  луна,  вместо  нее
цветным ноздреватым ломтем нависла половинка четвертого, меньшего спутника
планеты. Ветер, будто по мановению дирижерской палочки, ослаб, а вскоре  и
вовсе утих. Распрямились примятые кустарники, в ложбинах,  расчищенных  от
наносов,  проклюнулась  жидкая  остролистная  травка.  А  на  дне   сухого
котлована,  в  самом  его  центре,  затемнело   и   принялось   потихоньку
расплываться темное влажное пятно.



   10

   Влажное пятно росло,  сыреющий  песок  проседал,  осыпался,  образуя  в
середине  котлована  маленький  кратер.  И   вот   уже   лужица,   робкая,
неуверенная,   но   вобравшая   в    свое    маленькое    зеркальце    все
розово-красно-оранжевое   небо,    задрожала    в    этом    микрократере,
под