торожился.
     - Да, - сказал он. - Оружие и хлеб. Только без дурацких условий. И по
возможности даром. Или в кредит. Истинные патриоты никогда не имеют денег.
А правящая клика купается в роскоши...
     - Голод? - спросил я.
     - Все что угодно. А вы тут  купаетесь  в  роскоши.  -  Он  ненавидяще
посмотрел на меня. - Весь мир купается в роскоши, и только мы голодаем. Но
вы напрасно надеетесь. Революцию не остановить!
     - Да, - сказал я. - А против кого революция?
     - Мы боремся против кровопийц Бадшаха! Против  коррупции  и  разврата
правящей верхушки, за свободу и истинную демократию... Народ  с  нами,  но
народ  надо  кормить.  А  вы  нам  заявляете:  хлеб  дадим  только   после
разоружения.  Да  еще  грозите  вмешательством...  Какая  гнусная   лживая
демагогия!  Какой  обман  революционных  масс!  Разоружиться  перед  лицом
кровопийц -  это  значит  накинуть  петлю  на  шею  настоящих  борцов!  Мы
отвечаем: нет! Вы не обманете народ! Пусть  сложат  оружие  Бадшах  и  его
молодцы! Тогда посмотрим, что надо делать.
     - Да, - сказал я. - Но Бадшах, вероятно, тоже  не  хочет,  чтобы  ему
накинули петлю на шею.
     Он резко отставил бокал с пивом, и рука  его  привычно  потянулась  к
кобуре. Впрочем, он быстро опомнился.
     - Я так и знал, что вы ни черта не понимаете,  -  сказал  он.  -  Вы,
сытые, вы осоловели от сытости, вы слишком кичливы, чтобы  понять  нас.  В
джунглях вы бы не осмелились так разговаривать со мной!
     В джунглях я бы говорил с  тобой  по-другому,  бандит,  подумал  я  и
сказал:
     - Я действительно многого не понимаю. Я, например,  не  понимаю,  что
случится после того, как вы одержите  победу.  Предположим,  вы  победили,
повесили Бадшаха, если он, в свою очередь, не удрал за хлебом и оружием...
     - Он не удерет. Он получит  то,  что  заслужил.  Революционный  народ
раздерет его  в  клочья!  И  вот  тогда  мы  начнем  работать.  Мы  вернем
территории, отторгнутые у нас сытыми соседями, мы выполним всю  программу,
о которой вопит  лживый  Бадшах,  чтобы  обмануть  народ...  Я  им  покажу
забастовки! Они у меня побастуют... Никаких забастовок! Всех под  ружье  и
вперед! И победим. И вот тогда...
     Он закрыл глаза, сладко застонал и повел головой.
     - Тогда вы будете сытыми,  будете  купаться  в  роскоши  и  спать  до
полудня?
     Он усмехнулся.
     - Я это заслужил. Народ это заслужил.  Никто  не  посмеет  попрекнуть
нас. Мы будем есть и пить, сколько пожелаем, мы  будем  жить  в  настоящих
домах, мы скажем народу: теперь вы свободны, развлекайтесь!
     - И ни о чем не думайте, - добавил я. - А вам не кажется, что это все
может выйти вам боком?
     - Бросьте! - сказал он. - Это демагогия. Вы демагог.  И  догматик.  У
нас тоже есть всякие догматики, вроде вас. Человек,  мол,  потеряет  смысл
жизни. Нет, отвечаем мы, человек ничего не потеряет. Человек найдет, а  не
потеряет. Надо чувствовать народ, надо самому быть  из  народа,  народ  не
любит умников! Ради чего же я,  черт  побери,  даю  себя  жрать  древесным
пиявкам и сам жру червей? - Он вдруг довольно  добродушно  ухмыльнулся.  -
Вы, наверное, на меня обиделись немного. Я тут обозвал вас  сытыми  и  еще
как-то... Не надо, не обижайтесь. Изобилие плохо, когда его нет у  тебя  и
оно есть у соседа. А достигнутое изобилие - это отличная  штука!  За  него
стоит подраться. Все за него дрались.  Его  нужно  добывать  с  оружием  в
руках, а не обменивать на свободу и демократию.
     - Значит, все-таки ваша конечная цель - изобилие? Только изобилие?
     - Ясно!.. Конечная  цель  всегда  изобилие.  Учтите  только,  что  мы
разборчивы в средствах...
     - Это я уже учел... А человек?
     - Что человек?
     Впрочем, я понимал, что спорить бесполезно.
     - Вы никогда здесь не были раньше? - спросил я.
     - А что?
     - Поинтересуйтесь, - сказал я. - Этот город дает отличные  предметные
уроки изобилия.
     Он пожал плечами.
     - Пока мне здесь нравится. - Он  снова  отодвинул  пустую  тарелку  и
придвинул полную. - Закуски какие-то незнакомые... Все вкусно и  дешево...
Этому  можно  позавидовать.  -  Он  проглотил  несколько  ложек  салата  и
проворчал: - Мы знаем, что все великие революционеры дрались за  изобилие.
У нас нет времени самим теоретизировать, но в этом  и  нет  необходимости.
Теорий достаточно и без нас. И потом изобилие нам никак не грозит. Оно нам
еще долго не будет грозить. Есть задачи гораздо более насущные.
     - Повесить Бадшаха, - сказал я.
     - Да, для начала.  А  потом  нам  придется  истребить  догматиков.  Я
чувствую это уже сейчас. Потом осуществление  наших  законных  притязаний.
Потом еще что-нибудь объявится. А уж потом-потом-потом наступит  изобилие.
Я оптимист, но я не верю, что  доживу  до  него.  И  вы  не  беспокойтесь,
справимся  как-нибудь.  Если  с  голодом  справимся,   то  с  изобилием  и
подавно...  Догматики  болтают:  изобилие,  мол,  не цель,  а средство. Мы
отвечаем на это так: всякое средство было когда-то целью. Сегодня изобилие
- цель. И только завтра оно, может быть, станет средством.
     Я встал.
     - Завтра может  оказаться  поздно,  -  сказал  я.  -  И  напрасно  вы
ссылаетесь на великих революционеров. Они бы не приняли ваш лозунг: теперь
вы свободны,  развлекайтесь.  Они  говорили  иначе:  теперь  вы  свободны,
работайте.  Они  ведь  никогда  не  дрались  за  изобилие  для  брюха,  их
интересовало изобилие для души и головы...
     Рука его опять дернулась к кобуре, и опять он спохватился.
     - Марксист! - сказал он с удивлением. - Впрочем, вы  же  приезжий.  У
нас марксистов почти нет, мы их сажаем...
     Я сдержался.
     Проходя мимо витрины, я еще раз взглянул на него. Он сидел  спиной  к
улице и снова ел, растопырив локти.
     Когда я пришел домой, гостиная была уже  пуста.  Простыни  и  подушки
ребята свалили в углу.  На  письменном  столе  лежала  прижатая  телефоном
записка. Детским корявым почерком было написано: "Берегитесь.  Она  что-то
задумала. Возилась в спальне". Я вздохнул и сел в кресло.
     До встречи с Оскаром (если она состоится) оставалось еще около  часа.
Ложиться спать не  имело  смысла,  да  было  и  небезопасно  -  Оскар  мог
пожаловать не один, и пораньше, и не через дверь.  Я  достал  из  чемодана
пистолет, вставил обойму и сунул в боковой карман. Потом я  залез  в  бар,
сварил себе кофе и снова вернулся в кабинет.
     Я вынул слег из своего приемника и  из  приемника  Римайера,  положил
перед собой на стол и снова попытался вспомнить,  где  же  я  видел  точно
такие детали и почему мне кажется, что я видел их даже неоднократно.  И  я
вспомнил.  Я  сходил  в  спальню  и  принес  оттуда  фонор.  Мне  даже  не
понадобилась отвертка. Я снял с фонора футляр,  сунул  указательный  палец
под  раструб  одоратора  и,  зацепив  ногтем,  извлек  вакуумный  тубусоид
ФХ-92-У, четырехразрядный,  статичного  поля,  емкость  два.  Продается  в
магазинах бытовой электроники по пятьдесят центов  за  штуку.  На  местном
жаргоне - слег.
     Так и должно быть, подумал я. Нас сбили с  толку  разговоры  о  новом
наркотике. Нас  постоянно  сбивают  с  толку  разговоры  о  новых  ужасных
изобретениях. Мы уже несколько раз  садились  в  аналогичную  лужу.  Когда
Мхагана и Бурис  обратились  в  ООН  с  жалобой  на  то,  что  сепаратисты
применяют новый вид оружия -  замораживающие  бомбы,  мы  кинулись  искать
подпольные  военные  фабрики  и  даже  арестовали  двух  самых   настоящих
подпольных изобретателей (шестнадцати и  девяноста  шести  лет).  А  потом
выяснилось,  что  эти  изобретатели  совершенно  ни  при  чем,  а  ужасные
замораживающие бомбы были приобретены сепаратистами в Мюнхене  на  оптовом
складе холодильных  установок  и  оказались  бракованными  суперфризерами.
Правда,  действие  этих  суперфризеров  действительно  было   ужасным.   В
сочетании с  молекулярными  детонаторами  (широко  применяются  подводными
археологами на Амазонке для отпугивания пирайи  и  кайманов)  суперфризеры
были способны дать мгновенное  понижение  температуры  до  ста  пятидесяти
градусов холода в радиусе двадцати метров. Потом мы  долго  убеждали  друг
друга не забывать и всегда иметь  в  виду,  что  в  наше  время  буквально
ежемесячно появляется масса технических новинок самого мирного  назначения
и с самыми неожиданными побочными свойствами, и свойства эти часто  бывают
таковы,  что  нарушения  закона  о  запрещении   производства   оружия   и
боеприпасов  становятся  просто   бессмысленными.   Мы   сделались   очень
осторожными  с   новыми   видами   вооружения,   применяемыми   различными
экстремистами, и спустя всего год  попались  на  другом,  когда  принялись
искать изобретателей таинственной аппаратуры, с помощью которой браконьеры
выманивали птеродактилей далеко за пределы заповедника в Уганде,  и  нашли
остроумную  самоделку  из  детской  игрушки   "Встань-сядь"   и   довольно
распространенного медицинского прибора. А вот теперь  мы  поймали  слег  -
сочетание стандартного приемника,  стандартного  тубусоида  и  стандартных
химикалий с очень стандартной горячей водопроводной водой.
     Короче говоря, тайные фабрики искать не придется, подумал я. Придется
искать ловких и беспринципных спекулянтов, которые очень тонко  чувствуют,
что живут в Стране Дураков.  Как  трихины  в  свиной  ляжке...  Пять-шесть
предприимчивых корыстолюбцев.  Невинный  коттедж  где-нибудь  на  окраине.
Пойти в  универсальный  магазин,  купить  за  пятьдесят  центов  вакуумный
тубусоид, содрать с него целлофановую  упаковку  и  переложить  в  изящную
коробку со стекловатой. И продать ("только по знакомству и  только  вам!")
За пятьдесят марок. Правда, имел место еще изобретатель. И даже  не  один.
Наверняка не один...  Но  они  вряд  ли  выжили:  это  вам  не  манок  для
птеродактилей... И вообще разве дело в спекулянтах?.. Ну продадут они  еще
сорок слегов, ну сто. Даже в Городе Дураков должны же сообразить, наконец,
что к чему. И когда это случится, слег начнет распространяться, как пожар.
И позаботятся об этом прежде всего моралисты из "Радости Жизни".  А  потом
выступит доктор Опир и заявит, что, по  данным  науки,  слег  способствует
ясности мышления  и  незаменим  в  борьбе  против  алкоголизма  и  плохого
настроения.  И вообще  идеал будущего  -  это  огромное  корыто с  горячей
водой...  И слово  "слег"  перестанут писать  на заборах...  Вот кого надо
брать  за  глотку,   если  вообще  кого-нибудь  брать,  подумал  я.  Не  в
спекулянтах же беда. Беда, что существует эта Страна Дураков, этот поганый
неострой. Он взял под свою опеку дрожку  и ждет не дождется момента, когда
можно будет узаконить слег...
     В дверь постучали. В кабинет вошел Оскар, и он был  действительно  не
один. С ним был сам Мария, плотный, седой, как всегда, в темных очках и  с
толстой  тростью,  смахивающий  на  ветерана,  потерявшего  зрение.  Оскар
самодовольно улыбался.
     - Здравствуйте, Иван, - сказал Мария. - Познакомьтесь, это ваш дублер
Оскар Пеблбридж. Из Юго-Западного отделения.
     Мы пожали друг другу руки. Что мне всегда не нравилось в нашем совете
безопасности, так это множество замшелых  традиций,  а  из  всех  традиций
больше всего меня бесила идиотская система перекрестной конспирации, из-за
которой мы постоянно перехватываем друг у друга агентуру, бьем друг  другу
физиономии и сплошь и рядом стреляем друг в друга, и  довольно  метко.  Не
работа, а игра в сыщики-разбойники, ну их всех в болото...
     - Я вас собирался сегодня брать, - сообщил Оскар. - В жизни не  видел
более подозрительного субъекта.
     Я молча вынул из кармана пистолет,  разрядил  его  и  бросил  в  ящик
стола. Оскар следил за мной с одобрением. Я сказал, обращаясь к Марии:
     - Я догадываюсь, что следствие бы просто провалилось,  не  начавшись,
если бы я знал об Оскаре. Однако должен сообщить, что вчера я его чуть  не
искалечил.
     - Я вас так и понял, - сказал Оскар самодовольно.
     Мария кряхтя уселся в кресло.
     - Никак не могу припомнить случая, - сказал  он,  -  чтобы  Иван  был
доволен всем. А  между  тем  конспирация  -  это  основа  нашей  работы...
Возьмите стулья, оба, и садитесь... Вы, Оскар, не имели  права  дать  себя
покалечить, а вы, Иван, не имели  права  дать  себя  арестовать.  Вот  как
надлежит смотреть на эти вещи... А это что тут у вас? - сказал он,  снимая
темные очки над слегами. - Между делом занялись радиотехникой?  Похвально,
похвально...
     Я понял, что они ничего не знают. Оскар листал записную книжку, где у
него все было зашифровано личным кодом, и, по-видимому,  готовился  делать
сообщение, а Мария водил мясистым носом над слегами, держа очки в поднятой
руке. В этом зрелище было нечто символическое.
     - Итак, агент Жилин заполняет свой досуг радиотехникой, -  проговорил
Мария, надевая очки и откидываясь в моем кресле. - У него много досуга, он
перешел на четырехчасовой рабочий день... А как обстоит  дело  со  смыслом
жизни, агент Жилин? Вы, кажется,  его  нашли?  Надеюсь,  вас  не  придется
увозить, как агента Римайера?
     - Не придется, - сказал я.  -  Я  не  успел  втянуться.  Римайер  вам
что-нибудь рассказывал?
     - Нет, что вы! - сказал Мария с  огромным  сарказмом.  -  Зачем?  Ему
приказали выследить наркотик, он его выследил,  воспользовался  и  теперь,
видимо, полагает, что  исполнил  свой  долг...  Он  сам  стал  наркоманом,
понимаете? - сказал Мария. - Он молчит! Он накачался этим зельем до ушей и
говорить с ним бесполезно! Он бредит, что убил вас,  и  все  время  просит
радиоприемник...  -  Мария  запнулся  и  посмотрел  на  радиоприемники.  -
Странно, - сказал он. Он посмотрел на меня. - Впрочем,  я  люблю  порядок.
Оскар прибыл сюда первым, у него  есть  кое-какие  соображения  -  как  по
поводу снадобья, так и по поводу операции. Начнем с него.
     Я взглянул на Оскара.
     - По поводу какой операции?
     - Черт знает что... - сказал Мария.
     - Захват центра, - сказал Оскар. - Вы еще не напали на центр?
     Ловля начинается, подумал я и сказал:
     - Нет, не напал. На центр я не напал. Но...
     - По порядку, по порядку, - строго сказал Мария и похлопал ладонью по
столу. - Начинайте, Оскар, а вы, Иван,  слушайте  внимательно  и  готовьте
свои соображения. Если вы еще способны соображать.
     Оскар начал. По-видимому, он  был  хороший  работник.  Он  действовал
быстро, энергично и целеустремленно.  Правда,  Римайер  обвел  его  вокруг
пальца также, как и меня. Но Оскару тем не менее удалось многое. Он понял,
что искомое "снадобье" называют слегом. Он очень быстро понял связь  слега
с "Девоном". Он понял, что ни рыбари, ни перши, ни грустецы не имеют к нам
никакого отношения. Он превосходно понял, что в  этом  городе  практически
невозможно сохранить какую бы то ни было тайну. Ему удалось даже втереться
в доверие к интелям, и он твердо установил, что в городе существуют  всего
две действительно тайные  организации:  меценаты  и  интели.  И  поскольку
меценаты исключались, оставались только интели...
     - Это не противоречило  создавшемуся  у  меня  убеждению,  -  говорил
Оскар, - что единственные люди  в  городе,  способные  вести  научные  или
квази-научные изыскания и имеющие доступ к лабораториям,  это  студенты  и
преподаватели университета. Правда, заводы города тоже имеют  лаборатории.
Таких лабораторий всего четыре, и я обследовал  их  все.  Эти  лаборатории
сугубо специализированы и загружены текущей работой до предела.  Поскольку
заводы работают круглосуточно, не было никаких оснований предполагать, что
заводские лаборатории могут стать центрами производства слега.  А  вот  из
семи лабораторий университета две явно окружены атмосферой тайны. Что  там
делается,  выяснить  мне  не  удалось,  однако  я  взял  на  заметку  трех
студентов, которые, как мне кажется, должны знать это наверняка...
     Я слушал его очень внимательно, поражаясь, как много он успел  здесь,
но мне было уже ясно, в чем его главная ошибка. Я понимал, что он  шел  по
ложному следу, и вместе с тем во мне  зрело  смутное  ощущение  еще  более
значительной ошибки, главной ошибки, ошибки в изначальной схеме совета.
     - ...И я пришел к представлению, - говорил Оскар, -  о  существовании
полугангстерской организации вертикального  типа  с  четкими  разделениями
функций отдельных групп. Производственная группа занимается  изготовлением
и совершенствованием слега... Должен вам сказать, что слег, чем бы  он  ни
был, совершенствуется: мне удалось установить, что в самом начале  "Девон"
не применялся... Далее, коммерческая  группа  занимается  распространением
слега, а боевая группа терроризирует  население  и  пресекает  возникающие
разговоры о слеге. Запуганность обывателей...
     И тут я все понял.
     - Одну минуту, - сказал я. - Оскар, вы  гарантируете,  что  в  городе
всего две тайные организации?
     - Да, - сказал Оскар. - Только меценаты и интели.
     - Продолжайте, Оскар, - сказал Мария недовольно. - Иван,  я  попросил
бы не перебивать.
     - Виноват, - сказал я.
     Оскар продолжал говорить, но я его больше не слушал. В мозгу  у  меня
словно  вспыхнуло  что-то.  Традиционная  изначальная  схема  всех   наших
мероприятий  с  ее  непременной  аксиомой  о  существовании  разветвленной
организации злоумышленников разлетелась в пыль, и я только удивлялся,  как
я раньше не усмотрел всей ее глупой сложности для этой простой страны.  Не
было тайных мастерских, охраняемых угрюмыми  личностями  с  кастетами,  не
было осторожных, лишенных принципов деловых людей, не было коммивояжеров с
двойными воротничками, набитыми контрабандой, и зря Оскар  вычерчивал  эту
красивую схему из кружков и квадратиков, соединенных  путаницей  линий,  с
надписями  "центр",  "штаб"  и  многочисленными  вопросительными  знаками.
Нечего было разрушать и сжигать, некого было брать и высылать на Баффинову
землю. Были современная промышленность бытовых  приборов,  государственные
магазины, где слеги продавались по пятьдесят центов, и были  -  вначале  -
один-два не лишенных изобретательности человека, изнывающих от безделья  и
жаждущих новых впечатлений, и была средних размеров страна,  где  изобилие
было когда-то целью, да так и не стало  средством.  И  этого  было  вполне
достаточно.
     Кто-то по ошибке вставил в приемник слег вместо гетеродина и залег  в
ванну понежиться, послушать хорошую музыку или узнать последние новости, -
и началось. Поползли слухи,  в  мусоропроводы  сыпались  останки  фоноров,
потом до кого-то дошло, что слеги можно добывать не из фоноров,  а  просто
покупать в магазинах, и кто-то догадался применить ароматические  соли,  и
кто-то пустил в ход "Девон", и люди начали умирать в  ваннах  от  нервного
истощения, и статистический отдел Совета Безопасности  подал  в  Президиум
совершенно секретный  доклад,  и  сразу  обнаружилось,  что  все  умертвия
произошли с туристами, побывавшими в этой стране,  и  что  в  этой  стране
таких умертвий больше, чем в любом другом месте Планеты. И как  это  часто
бывает, на хорошо проверенных фактах построили  неверную  теорию,  и  нас,
строго законспирированных, одного за другим послали сюда раскрывать тайную
шайку торговцев новым, неизвестным наркотиком, и мы прибыли сюда, и делали
тут глупости, и как это всегда бывает, никакой труд  не  пропал  даром,  и
если искать виноватого, то виноваты все, от мэра до Римайера, а  раз  все,
то значит - никто, и теперь надо...
     - Иван, - раздраженно сказал Мария. - Вы заснули?
     Они оба смотрели на меня. Оскар протягивал мне блокнот со  схемой.  Я
взял блокнот и бросил его на стол.
     - Послушайте, - сказал я. - Оскар, конечно, молодчина,  но  мы  опять
сели в лужу... Оскар, вы так много увидели, и вы ничего не поняли. Если  в
этой стране и есть люди,  ненавидящие  слег,  то  это  интели.  Интели  не
гангстеры,  это  отчаявшиеся  люди,  патриоты...  У  них  одна  задача   -